Торн сдержал улыбку и сцепил короткие пальцы.
— Так вы согласны? Их можно вызывать?
Тирцель покачал головой.
— Давайте голосовать. Я придерживаюсь древних законов. И каждый обязан сказать, почему он голосует так, а не иначе.
Баррет повернул голову в сторону Тирцеля и некоторое время, по-видимому, изучал ход его мысли; затем он чуть заметно кивнул.
— Как хотите, Тирцель. Голосуем. Ларан ап Пардис, что вы скажете?
— Я согласен. Мне понравилась мысль ограничить поединок. Но как врача меня больше всего интересует вопрос об исцелении.
— Торн Хаген?
— Я сам это предложил и объяснил причины, побудившие меня это сделать. Конечно, согласен.
— Леди Кири?
Рыжеволосая девушка кивнула.
— Если их найдут, проверка не помешает. Я одобряю эту меру.
— Стефан Корам, что скажите вы?
— Я согласен. Настанет время, и их все равно придется проверить. Не вижу никакой опасности в поединке без смертельного исхода.
— Хорошо. А епископ Арилан?
— Нет, — Арилан сидел прямо перед ним, сложив пальцы и поглаживая аметист перстня, — я считаю эту затею не только неуместной, но и опасной. Если вы заставите Моргана и Мак-Лайна против воли применить свои силы в целях самозащиты, вы отправите их прямиком в лапы архиепископов. В нынешнем положении, пожалуй, Моргану и Дункану не стоит пользоваться своим могуществом ни при каких обстоятельствах: все равно об этом узнают архиепископы. Келсону отчаянно необходима их помощь, чтобы сохранить королевство и задержать Венцита по ту сторону гор. Я нахожусь в центре этих событий, и мне известны все обстоятельства дела, а вам — нет. Не принуждайте меня действовать вопреки моим убеждениям.
Корам улыбнулся и долго вглядывался в сидящего напротив него молодого человека.
— Никто не просит вас лично вызывать их, Арилан, хотя вы, наверное, увидите их раньше всех нас. Но, вероятно, ничто не заставит вас выдать их местоположение.
— Я считал вас более милосердным, Корам.
— Милосердным, говорите… Я могу войти в их положение: Дерини-полукровки вынуждены вести себя как чистокровные, что противоречит обеим сторонам их естества. Но я не придумываю законы, я им подчиняюсь.
Арилан отвел взгляд и посмотрел на свой перстень, затем покачал головой.
— Мое мнение не изменилось. Я их вызывать не буду.
— И не сообщите им о возможном вызове? — настаивал Корам.
— Нет, не сообщу, — прошептал Арилан.
Корам кивнул Баррету, посылая ему мысленный сигнал, и тот ответил ему наклоном головы.
— Леди Вивьен?
— Я согласна с Корамом. Нужно попытаться проверить этих молодых людей. — Она вскинула красивую серебристую голову, обозревая сидящих за столом. — Однако я надеюсь, все понимают, что нами движет не злоба, но просто любопытство. Среди нас еще не было таких многообещающих полукровок, что бы я о них ни говорила раньше. Мне прежде всего очень хотелось бы увидеть, на что они способны.
— Мудрая позиция, — одобрил Баррет. — А вы. Тирцель де Кларон?
— Вы же знаете, что я против. Зачем повторять?
— Ну, а сам я должен одобрить предложение, — Баррет перебрал в уме всех присутствующих. — Думаю, нет нужды подсчитывать голоса. — Он медленно поднялся с места.
— Лорды и леди, решение принято. Отныне и впредь, пока сам Совет не вернется к данному вопросу и не переменит решения, признается, что Дерини-полукровки Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн могут быть вызваны на поединок с соблюдением всех правил, исключая смертельный исход. Это не запрещает использования смертоносных чар при самозащите, в случае, если каждая из вышеназванных персон докажет, что она обладает достаточным могуществом и попытается применить свои силы для убийства противника. Если же кто-нибудь из членов Совета или же любой Дерини, подчиняющийся Совету, осмелится нарушить это решение, он подлежит осуждению. Да будет так!
— Да будет так! — в один голос повторили все собравшиеся.
Несколько часов спустя Денис Арилан уже мерил шагами ковер своей комнаты в епископском дворце Дхассы. Он так и не сомкнул глаз этой ночью.
Ранним вечером того же дня еще двое обсуждали судьбу перебежчиков-Дерини. Она беспокоила двух почтенных прелатов, по доброй воле покинувших Гвиннедскую Курию, ту самую, о которой с такой иронией упоминал уже сегодня Венцит. Именно на этих священниках лежала ответственность за раскол, разделивший на два лагеря гвиннедское духовенство.
О Томасе Кардиеле, в часовне которого происходил этот разговор, никто никогда не мог и помыслить, как о бунтовщике. Уже пять лет занимал он почетную епископскую кафедру в Дхассе и никак не мог предположить, что на сорок первом году жизни окажется в центре подобных событий. Ко времени принятия епископского сана он, совсем молодой еще священнослужитель, был известен своим ровным, спокойным нравом и безупречной верностью церкви, которой служил. Эти качества полностью соответствовали той нейтральной роли, которую обычно играл епископ Дхасский в церковных спорах.
Да и его товарищ, Денис Арилан, не предполагал, во что выльется этот разлад в Курии, происшедший два месяца назад. Тридцативосьмилетний — самый молодой в Гвиннеде — епископ делал весьма успешную карьеру с тех пор, как поступил в семинарию. Теперь же он думал о том, что, если события коренным образом не изменятся к лучшему, ни ему, ни Кардиелю не будет покоя. И действительно, разрешение сложившейся ситуации стало для них вопросом жизни и смерти.
Согласно законам Гвиннедской Курии, грех Кардиеля и Арилана был велик — ведь это они еще с четырьмя епископами открыто пошли наперекор Курии на заседании Синода, провозгласив, что отлучение всего Корвинского герцогства — незаконно.
Но архиепископ Лорис настоял на своем, несмотря ни на что, и Корвин отлучен. И вот теперь в Гвиннеде две Курии: одна — в Дхассе, из шестерых епископов, которые изгнали из города Лориса и Карригана, а другая, из одиннадцати епископов, — в Короте, захваченной мятежниками столице Моргана. Эти одиннадцать объединились с бунтовщиком Варином де Греем и объявили себя единственно законной церковной властью Гвиннеда. Словом, если примирение еще и возможно, то добиться этого весьма нелегко.
Кардиель возбужденно ходил взад и вперед вдоль ограды алтаря этой маленькой часовни, в который раз перечитывая один и тот же лист пергамента. Он озадаченно покачал головой, пробежав глазами текст, и растерянно вздохнул. Арилан, казалось, был спокоен. Он сидел на передней скамье, посматривая на собеседника, и его возбуждение выдавало только то, что он непрерывно барабанил кончиками пальцев по спинке скамьи. Кардиель снова покачал головой и озадаченно потер подбородок; темный аметист у него на пальце сверкнул в тусклом свете свечей.
— Это же не укладывается в голове, Денис, — проговорил он. — Как это корвинцы решились напасть на самого принца Нигеля? Неужели то пятно, что лежит на Келсоне, бросает тень и на его дядю? Ведь Нигель-то не Дерини.
Арилан перестал барабанить пальцами по скамье и безнадежно махнул рукой. Его тоже поразило известие о схватке в Дженнанской долине два дня назад, но его изощренный ум уже охватил всю ситуацию в целом, и теперь он думал о том, что же предпринять, чтобы выйти из создавшегося положения. Он снял шелковую фиолетовую камилавку, покрутил ее в пальцах, положил подле себя на скамью и взъерошил волосы. Скрестив руки на груди, он прикрыл тяжелый серебряный нагрудный крест, на котором играли лиловые блики.
— Возможно, наша ошибка в том, что мы все еще держим войска здесь, в Дхассе, — наконец произнес Арилан. — Может быть, нужно было прийти на помощь Келсону еще несколько месяцев назад, когда все это только начиналось. А может, имело смысл поехать в Корот, чтобы утихомирить слегка зарвавшихся архиепископов. Ведь пока мы не поладим с ними, мира в Корвине не будет. — Он бросил взгляд на свой крест и продолжил тихим голосом: — Хорошо же мы, епископы — пастыри Гвиннеда, наставляли наших людей. Они повиновались, как овцы, когда объявили анафему, несмотря на то, что анафема незаконна и что самим им от этого только вред, а те, кому провозгласили отлучение, — осуждены без вины.
— Так вы считаете, что Морган и Мак-Лайн невиновны?
Арилан покачал головой, уставясь на носок бархатной туфли, выглядывающей из-под сутаны.
— Нет. Вообще, они несомненно виновны, что и говорить. Часовня Святого Торина сожжена, погибли люди, а Морган и Дункан, как ни крути — Дерини.
— А если у них не было выбора, если обстоятельства вынудили их? Возможно, следовало бы выслушать их объяснения, — пробормотал Кардиель.
— Возможно, возможно. Вы правы, если Морган и Дункан действовали в целях самозащиты, выбираясь, например, из предательской западни, то с них снимется вина за происшедшее в гробнице Святого Торина. Даже убийство может быть оправдано, если они оборонялись. Но, — Арилан вздохнул, — Дерини-то они были и остаются.
— Увы, это верно.
Кардиель перестал шагать и в задумчивости присел на мраморную ограду алтаря перед Ариланом. Лампада, висевшая на высоте нескольких футов у него над головой, бросала красноватые отблески на его седые волосы, окрашивала в пурпур бархатную камилавку. Кардиель долго смотрел на лист пергамента, который держал в руке, прежде чем сложил и спрятал его за поясом. Вытянув руки вдоль перил ограды, на которую опирался спиной, он запрокинул голову и некоторое время разглядывал сводчатый потолок, затем снова обратил взгляд на Арилана.