82070.fb2
Плачь, рабыня.
И затем похититель развязывает ноги девушки и заканчивает ритуал, утверждая свое господство над ней. Когда девушка поднимается с ковра, она уже понимает, что стала рабыней.
Постепенно этот дикий ритуал потерял свой смысл и женщины Тарны обрели гораздо больше прав. Своей мягкостью и женственностью они показали мужчинам, что тоже заслуживают уважения. И постепенно этот обычай стал отмирать, так как кому хочется унижать человека, который дарит тебе любовь и наслаждение.
Таким образом, положение женщины становилось все менее зависимым. С одной стороны они должны были подчиняться, а с другой - сумели завоевать уважение. Такое шаткое состояние не могло продолжаться долго и постепенно, благодаря своему влиянию на мужчин, женщины Тарны улучшили и упрочили свое положение в обществе. Этому способствовало и то, что они воспитывали в детях чувство уважения к женщинам, да и социальное устройство, в частности закон о преимущественном наследовании, тоже способствовали возвышению женщин.
Постепенно они приобрели главенствующее положение, оттесняя мужчин на второй план. И вот, как это не парадоксально, но в Тарне, изолированной от других городов, установился практически матриархат, узы которого были гораздо крепче рабских цепей, так как они были невидимы и существовали в виде законов, обычаев и традиций, умело насаждаемых женщинами.
И эта ситуация сохранялась в течении многих поколений. Нельзя было сказать, что положение было намного хуже, чем в других городах, где правили мужчины. Там хватало своих недостатков. А в Тарне мужчины привыкли считать себя низшими существами, почти животными. В них было полностью раздавлено чувство гордости и собственного достоинства. Но самое странное было в том, что женщины не были довольны существующим положением. Хотя они презирали мужчин и наслаждались своим господством, они потеряли уважение к себе. Презирать своих мужчин - все равно что презирать самих себя.
Я часто размышлял о том, может ли мужчина зваться мужчиной, если он не может подчинить женщину, а также может ли женщина называться женщиной, если она не может подчиниться мужчине. Я думал, как долго законы природы могут нарушаться в Тарне. Если, конечно, таковые существуют. Я чувствовал, что мужчины Тарны жаждут сорвать маски с женщин и подозревал, что женщины втайне хотят того же. Я знал, что если в городе произойдет переворот, то женщины еще долго будут объектом унижений, возможно даже несколько поколений. Но если переворот произойдет, то он будет радикальным. Возможно даже вернуться времена желтых шнуров и алого ковра.
За стенкой палатки я услышал голос Тарго.
К моему удивлению, Лара встала на колени и покорно опустила голову.
Тарго протиснулся в палатку, держа в руках какой-то узел. Я ободряюще кивнул девушке.
- Ну, господин, она быстро усвоила твои уроки, - он улыбнулся. - Я вычеркнул ее из своих списков - она твоя. - Он вложил узел мне в руки. Это был сложенный камиск вместе с ошейником. - Это тебе подарок от меня, сказал Тарго, - за него не нужно платить.
Я улыбнулся скупости торговца. Он не дал полного набора одежды рабыни, да и камиск не был новым.
Затем торговец вынул из кармана два желтых шнура, около 18 дюймов длиной в каждом.
- По голубому шлему я понял, что ты из Тарны.
- Нет, я не из Тарны.
- О, значит я ошибся, - сказал Тарго и швырнул шнуры на ковер перед Ларой.
- У меня нет сейчас лишних кнутов, - сказал он, печально пожав плечами, - но твой пояс заменит его без труда.
- Разумеется, - сказал я, отдавая ему обратно камиск и ошейник.
Тарго был озадачен.
- Принеси ей одежду свободной женщины, - сказал я.
Рот торговца широко раскрылся.
- Ты уверен в этом? - спросил он, посмотрев на тахту.
Я рассмеялся, развернул маленького помощника вокруг и, взяв за ворот, понес к выходу из палатки.
Когда я его вытолкнул, он тут же повернулся ко мне, звеня серьгами, и поглядел на меня, как на лишившегося рассудка.
- Может, господин ошибается? - спросил он.
- Возможно, - признал я.
- Неужели ты думаешь, что в караване работорговца есть одежда свободной женщины?
Я рассмеялся. Тарго тоже улыбнулся и, не говоря больше ни слова, исчез.
Я подумал, сколько же свободных женщин обменяли свою одежду на камиск в этом караване.
Вскоре вернулся Тарго с узлом одежды. Он, отдуваясь, бросил его на ковер.
- Возьми, господин, - сказал он и пошел прочь, качая головой.
Я улыбнулся и посмотрел на Лару.
Девушка поднялась на ноги и, к моему полному удивлению, подошла к пологу на входе в палатку и крепко завязала его.
Затем, не дыша, подошла ко мне.
Она была прекрасна в свете ламп на ярком фоне палатки.
Она подняла желтые шнуры и держа их в руках опустилась передо мной на колени.
- Но я ведь хочу освободить тебя, - сказал я жалобно.
Она протягивала мне эти шнуры, умоляюще глядя своими блестящими глазами.
- Я не из Тарны, - сказал я.
- Но я из Тарны.
Я смотрел на нее, стоящую на коленях на алом ковре.
- Я хочу освободить тебя.
- Я еще не свободна.
Я молчал.
- Пожалуйста, - молила она, - сделай это, господин. - И Лара, которая была когда-то гордой татрикс, согласно древнему обычаю своего города, стала моей рабыней - и одновременно свободной женщиной.
23. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТАРНУ
Выйдя из лагеря Тарго, мы с Ларой вскарабкались на вершину холма. Перед нами в нескольких пасангах виднелись павильоны ярмарки Эн-Кара, а за ними зловеще возвышались Сардарские Горы. Между ярмаркой и горами возвышалась изгородь из черных заостренных кольев. Она отделяла горы от долин.
В горы шли только люди уставшие от жизни или хотевшие узнать тайну бессмертия. Все они проходили через огромные деревянные ворота в дальнем конце ярмарки, за которыми начинались Сардарские Горы.
Мы стояли на холме и я слышал резкий печальный стон трубы, возвещавшей, что ворота открыты. Этот металлический звук достигал даже вершины холма, на которой мы стояли.