Кельман издал нечленораздельное кудахтанье.
— Сегодня ночью проснулся, жажда мучит. Встать сам не могу, а Милочку будить жалко — и так за день со мной намаялась. Лежу, только зубами от бессилия скрежещу. И тут словно как воспоминание приходит, — кузнец неуверенно потер руки, — о том, как ладони над больным местом держать, и силу Ки излучать.
— И что?
— И исцелился. Ты знаешь, я же теперь столько болезней одолеть могу. И сыпь зеленую лечить, и чесотку, — его голос чуть понизился. — А моя первая жена, Криста, от лихорадки умерла. Почему же я тогда всего этого не вспомнил? Не помог, не спас?
— Это вода, — сказал Кельман.
— Вода?
— Да. Зачарованная.
Перш озадаченно нахмурился.
— Я стал слышать мысли животных, — пояснил Кельман. — Утром. Будто чужие голоса в голове звучат. Сперва мешало очень, а теперь привык.
— О чем же думают животные?
— Да о жратве, по большей части. Куры еще о цыплятах беспокоятся. А вот у людей пока ничего разобрать не могу, только шум какой-то невнятный, — он помялся. — Ты мне не веришь?
— Верю. Неладно что-то с нами, — кузнец достал из нагрудного кармана бережно сложенный листок. — Гляди. Мила нарисовала.
Кельман обомлел. На небольшом куске бумаги плескалось море. Пенные гребешки бежали по его поверхности, падали на пологий песчаный берег, разбрасывая мириады капелек. Над водой, в темном чистом небе кружили две чайки.
— Солью пахнет, — сказал он, не отрывая взгляда от картины.
— И спокойствием, — кивнул Перш. — Завораживает.
— Да. Как в окно смотришь.
Казалось, что от рисунка веет холодным ветром, ароматами молодой зелени и пряным духом водорослей.
— Но что же нам теперь делать? — первым очнулся кузнец.
— Надо бы к источнику наведаться, — предложил Кельман. — С Сирилом побеседовать. Тем более что у меня дома вода закончилась.
Перш сжался.
— Ох, не нравится мне это все…
— Мы будем спокойны и вежливы. Он нас не тронет.
Сирил сидел на ступенях и рассматривал вершину Дор-Сура, расчерченную алыми лентами лавы. Чуть поодаль — на другой стороне площадки — толпились ребятишки, восторженно гомоня и толкая друг друга в бока.
— Вот я была в Карасте на ярмарке, там у стражников такие же мечи были! — верещала румяная пухлая девчушка.
— Врешь ты все! У стражников не мечи, а луки!
— Луки — у тех, что на стенах стоят! А у остальных — мечи!
— Ну-ка, разойдитесь! — прикрикнул на детей Кельман. — Нечего тут под ногами путаться.
Те дружно захихикали и прыснули врассыпную. Сирил вздохнул и перевел взгляд на новоприбывших.
— Итак? — спросил он.
— Да за водой, вот пришли, — сказал Кельман, робко протягивая ведра.
— Понравилась водица?
— Поразительно чудотворная, — подал голос Перш. Он старался держаться на почтительном расстоянии.
— Именно, любезный, именно.
— Вкус необычайный, — добавил Кельман, приятно улыбаясь.
Сирил пошевелил носом.
— Нет, в самом деле?
— Отменный!
— И способности прорезаются доселе неведомые.
— Вы меня несказанно радуете. Что ж, давайте ведра. Пять серебряных за одно.
Кельман решил, что он ослышался.
— Господин Сирил, вы, должно быть, ошиблись. Вчера вы просили полгрошика.
— Я — просил?
Кузнец пихнул приятеля в бок локтем.
— Вы требовали, — поправился Кельман.
— Хотите сказать, что вчера цена была ниже?
— Да, достойный господин.
— Как неловко получилось. Но все дорожает…
Возле источника собирались другие жители поселка. Перш мельком заметил вытянувшееся лицо Амса, теребящую передник Бику, напряженную Милу.
— Пять серебряных — это очень много, — тихо сказала она.