Говорится в повести, что, расставшись с Заряночкой у хижины в роще, капеллан побрел домой в замок весьма удрученный, настолько любил он девушку, и тосковал по ней, превосходно при этом зная, что тоске его утоления нет. Более того, едва оказался Леонард снова в стенах замка, несчастного охватил страх при мысли о том, что может случиться с беглянкой, и пожалел, что послушался Заряночку и помог ей покинуть замок. Напрасно повторял себе священник все доводы в пользу того, что малой опасности подвергается девушка, или вовсе никакой, - ровно так же, как объяснял все это Заряночке, сам свято веря каждому слову; только теперь казалось Леонарду, что любому из доводов возможно возразить. И вот тяжело вздохнул священник, и вошел в часовню, где находился алтарь Святого Леонарда; и преклонил он перед алтарем колена, и помолился святому, чтобы тот спас и его самого, и Заряночку, от опасности и оков, как встарь вызволил народ свой из рабства. Но хотя долго молился сэр Леонард, и не жалел слов, не принесла молитва облегчения его душе, или почти не принесла; засим, снова поднявшись на ноги, он пожелал от всего сердца, чтобы кто-нибудь порешил бы его и избавил от бремени жизни, ежели с этим перлом среди женщин приключится беда.
Тем временем замок пробудился, и капеллан вышел из часовни, обдумывая все происшедшее, и порешил, что отправится прямиком к сэру Эймерису, и во всем сознается, дабы немедленно выслали вооруженных людей на поиски Заряночки. И сказал Леонард самому себе:"Что за дело, если сэр Эймерис убьет меня или бросит в темницу, ежели Заряночка погибнет?"
Засим направился Леонард к самой высокой башне, что обращена была в сторону суши и прозывалась Открытое Око, надеясь застать там сэра Эймериса; однако же, поднявшись на вершину, капеллан не обнаружил ни начальника стражи, ни вооруженного воина. Леонард постоял там немного, вглядываясь в даль сквозь бойницы, словно, вопреки всему, надеялся увидеть, как Заряночка возвращается под кров замка; но ничего не различил зоркий взгляд священника, кроме овец, и волов, и окрестных поселян, что работали в поле. Засим повернулся Леонард, и по навесному мосту перешел ко второй по высоте башне, что глядела на озеро и называлась Надеждой Сердец; и по пути принялся священник обдумывать слова речи, что предстояло ему держать перед кастеляном.
Так выбрался он, изможденный и несчастный, на свинцовую крышу башни, весьма широкую и просторную; и там обнаружил дюжину вооруженных людей и кастеляна среди них; сбившись в кучу, они во все глаза глядели на озерную гладь. На подошедшего капеллана собравшиеся не обратили ни малейшего внимания, хотя, переступая порог, несчастный споткнулся и с грохотом рухнул на свинцовый настил. Тотчас же понял Леонард, что происходит что-то необычное; однако в голове его царила только одна-единственная мысль, а именно, как бы спасти Заряночку.
Засим Леонард подошел сзади к кастеляну, перегнувшемуся через парапет, и потянул его за полу платья, и, когда оглянулся сэр Эймерис, молвил:"Лорд, надо бы мне сказать тебе два слова". Но развернулся престарелый рыцарь всего лишь вполоборота, и оборвал священника раздраженно:"Тьфу на тебя! - погоди до другого раза! - разве не видишь, что не до тебя мне; и не оторвать мне взгляда от того, что различаем мы на озере?" "Да что же там такое?" - вопросил священник. "Вон плывет ладья, отозвался сэр Эймерис, не оборачиваясь к собеседнику, - и думается нам, что на борту ее - наши господа".
При этих словах показалось священнику, что под ногами у него разверзлась адская бездна; и целую минуту не мог он вымолвить ни слова, а затем воззвал:"Заклинаю, сэр Эймерис, выслушай меня". Но престарелый рыцарь досадливо оттолкнул капеллана рукою, и в это самое мгновение один из стражников воскликнул:"Я слышу голос рога!" Тут закричал сэр Эймерис:"Куда задевался Гром? Да труби же, труби, как не трубил за всю свою жизнь!" И раскатился медный гул, и сэр Эймерис кивнул трубачу, и тот загудел в рог что было сил, и еще раз, и еще, так что священник с таким же успехом мог бы и онеметь, все равно никто бы его не расслышал; и все это время минуты казались Леонарду часами, так что несчастный едва не потерял рассудка.
Наконец рыцарь поднял руку, давая понять, что Грому пора умолкнуть, и Леонард снова попытался заговорить, но кастелян повернулся к нему и рявкнул:"Цыц, сэр Леонард; или не видишь, что теперь усиленно напрягаем мы слух, в надежде услышать ответ? Будь то ученый человек или мирянин, всем сказано: ни слова, или горько о том пожалеете!"
Тут раскатился над водою звонкий голос рога, и еще раз, и еще; и все хранили молчание, кроме капеллана, что воскликнул:"Да послушай же, рыцарь, ведь речь идет о Заряночке!" Но сэр Эймерис схватил Леонарда за плечо и свирепо прошептал:"Тебя сведут вниз, святой отец, ежели не уймешься".
Нахмурившись, Леонард отступил назад, и вышел за двери, и медленно спустился по лестнице, и укрылся за дверью первой же залы, рассчитывая подстеречь сэра Эймериса, когда сойдет тот вниз; в ожидании же священник клял кастеляна на чем свет стоит, называя тупоумным глупцом, а себя ругал еще сильнее, говоря, что поделом ему это, ибо безумец и сластолюбивый предатель ничего иного и не заслуживает.
Но не задержался Леонард в своем убежище и двадцати минут, как вдруг раздался сверху дружный крик:"Приехали! Приехали!" А в следующее мгновение все с грохотом промчались вниз по лестнице мимо него, едва не сшибая впереди идущих; и священник проследовал за ними. Тут в доме поднялись шум и суета, и все обитатели замка, и мужчины, и женщины, толпою поспешили к береговым вратам; и сэр Леонард тоже отправился вместе с ними волей-неволей; и болело у него сердце при воспоминании о том, как впервые появилась в замке Заряночка.
Когда же добрались люди до береговых врат, и в самом деле обнаружилась там Посыльная Ладья, что уже готова была пристать; и на корме стояли плечом к плечу три закованных в доспехи рыцаря, а перед ними сидели три прелестные дамы, одна - облаченная в золото, другая - в зеленом, и третья - в черном; и ло! - Поход и впрямь завершился, и Паладины возвратились под родной кров.
И вот нос ладьи ткнулся в камень лестницы, и люди наперебой потянулись к челну, дабы путники смогли сойти на землю, но сэр Бодуэн воскликнул громовым голосом:"Да никто не смеет прикасаться к этой ладье, ни сейчас, ни впредь, ибо в том заключена опасность". С этими
словами он взял Аврею за руку, и помог ей выбраться из челна, и повел вверх по ступеням, она же ликовала и дивилась; а вслед за ними вышли сэр Хью и его любезная, а последними - Артур и Атра. Атра же единственная из трех дам казалась удрученной; взгляд ее блуждал по толпе, словно бы высматривала она что-то, и однако же боялась увидеть то, что искала.
Когда же все странники оказались на пристани, и люд обступил их тесным кольцом, сэр Бодуэн обратился к кастеляну и молвил:"Сэр Эйме
рис, вижу я здесь и тебя, и многих других, и зрелище сие доставляет мне немалую радость; но скажи-ка на милость, где госпожа Заряночка, подруга наша, благодаря которой все мы возвратились сюда с удачей?" И Золоченый Рыцарь огляделся по сторонам, и в лице его отразилось беспокойство; Артур побледнел как полотно, однако не вымолвил ни слова; Атра же высвободила руку из его руки.
Тут заговорил кастелян и молвил:"Ничего дурного не случилось с госпожой Заряночкой; однако последнее время ей малость недужилось; и похоже на то, что не ведает она о случившемся, и пребывает в своих покоях, ибо утро еще только занимается".
Не успел договорить сэр Эймерис, как пробился сквозь толпу человек: вне себя, смертельно-бледный; и воззвал капеллан (ибо кто же это и был, как не он?):"Сей глупец не давал мне слова вымолвить; засим подходящего момента выбирать мне не приходится. Лорды, дурные вести несу я; дурной прием ожидает вас. Госпожа Заряночка в опасности; ее нет в замке; я не ведаю, где она. Должно вам выслать вооруженных людей на поиски девушки".
Тут над толпою воцарилось скорбное молчание; Артур же ринулся к священнику с обнаженным мечом, восклицая:"Сдается мне, что ты нас предал; говори! - или я убью тебя на этом самом месте". "Ежели я и впрямь предатель, - отвечал сэр Леонард, - я без промедления поведаю тебе, что должно вам сделать, дабы предательство мое исправить, ежели еще не поздно; потому не убивай меня, пока не выслушаешь; а после поступай, как знаешь".
Но Бодуэн отстранил Артура, и молвил:"Подожди немного, достойный брат, иначе слова твои смешаются, и ничего-то толком мы не поймем. Сэр Эймерис, отведи наших ненаглядных возлюбленных в самые роскошные покои, и прими их с почетом, и обращайся с ними со всей учтивостью. А вы, милые, уж не ставьте нам в вину, что отправимся мы на поиски вашей подруги. Ты, святой отец, отойди-ка с нами чуть в сторону, и расскажи обо всем, лишних слов не тратя, и ничего не бойся; ибо разве мы негодяи распоследние, вроде Красного Рыцаря и его приспешников?
Тут зарыдала Виридис, и расцеловала своего возлюбленного перед всем честным народом, и велела ему отправляться в путь не мешкая, и, не щадя себя, отыскать ее подругу, а иначе пусть к ней и не возвращается. Слова ее едва ли не до слез растрогали Аврею, и протянула она Бодуэну руку, и молвила:"Ежели есть на свете человек, способный помочь нам, так это ты. Ступай же". Атра не заплакала, и сказала Артуру одно только:"Ступай; так должно".
Засим дам отвели в роскошные покои, а три рыцаря отправились вместе со священником в верхние покои замка, и выставили у дверей стражу, дабы беседы их никто не подслушал.
Не более пяти минут потребовалось священнику, чтобы пересказать Паладинам все, что надобно им было узнать; засим оставили они священника в покое, хотя, по правде говоря, не нашлось бы среди них ни одного, кто не свернул бы злосчастному капеллану шею с превеликой охотой. А сошлись все трое на одном: ничего не оставалось делать, как, не теряя времени, поспешить скорее к Черной Долине Серых Овнов, и проехать по следу Заряночки, ежели удастся оный след отыскать; засим приказали Паладины тотчас же седлать коней, и, пока исполнялось их повеление, рыцари подкрепились малость и распрощались со своими возлюбленными. И вот они все трое снарядились в дорогу, и взяли с собою всего-то навсего одного оруженосца и одного воина; оба этих человека были превосходными следопытами и лес знали, как свои пять пальцев. Однако прежде чем покинуть замок, по совету Артура Паладины наказали сэру Эймерису вооружить десятка два людей, и скакать прямиком к Красной Крепости, и обложить дорогу промеж нею и Замком Обета; ибо единодушно порешили они, что ежели с Заряночкой и случилось что недоброе, так уж Красный Рыцарь непременно в том замешан.
Засим выехали Паладины в путь, и добрались до долины часа четыре спустя после того, как Заряночка повстречалась с незнакомым рыцарем; и двинулись по следу девушки, хотя непростым делом это оказалось, ибо земля в ущелье была каменистой и твердой; тем не менее, и про спутника Заряночки узнали они по разным приметам, ибо тут и там попадались им отпечатки ног, явно оставленные мужем высокого роста. Весьма огорчило это друзей, ибо теперь не приходилось сомневаться, что с Заряночкой приключилась нечто недоброе. Однако же продолжали разбирать след, двигаясь по нему с превеликим трудом, пока не добрались до круга судьбы в верхней части долины, где Заряночка и незнакомец расположились подкрепиться. И столько времени и усилий ушло на прочтение следа, что к тому времени уже порядком стемнело; и не осталось у рыцарей иного выхода, кроме как заночевать в долине. Засим некоторое время сидели они рядком, беседуя промеж себя, и помянутые оруженосец и воин изрядно робели при мысли о том, что спальней послужит им место столь жуткое. Дабы убить время, лорды повелели своим спутникам рассказать все, что известно им об ущелье; и оба объявили, что прежде не приводилось им углубляться в долину далее, чем на несколько шагов, и признались, что отважились на подобное приключение, только исполняя волю господ своих и свято веря в удачу Похода. Тут разговор свелся к тому, что же все-таки произошло с Заряночкой; и велика ли вероятность отыскать ее; и, как свойственно людям в подобном положении, друзья принялись толковать так и эдак, и обсуждать дело снова и снова, до тех пор, пока не устали и запас слов себя не исчерпал.
Засим следопыты легли спать, и ничего дурного с ними не случилось, пока не проснулись они с наступлением дня; однако же никто из них не смог бы сказать, который теперь час, ибо долину до краев заполнил густой белый туман, что, клубясь, сполз с гор; так что собственной руки невозможно было разглядеть, и пришлось следопытам волей-неволей задержаться в долине. И вот воин завел рассказ о людях, коим доводилось заплутать в этом каменном лабиринте; и все склонялись к мнению, что виной всему - либо колдовство злобных призраков, либо чародейство Красного Рыцаря. Короче говоря, все порешили, что именно Красный Рыцарь призвал в ущелье туман, - все, кроме одного только воина, каковой по-прежнему утверждал, будто распоряжаются в ущелье горные духи, а вовсе не прислужники владельца Красной Крепости.
Как бы то ни было, что случилось, то случилось; и продержался туман часов шесть, а затем вдруг рассеялся, словно отдернули занавес, и ло! глазам Паладинов открылось синее небо, и солнце, и горы, ярко-лазурные, словно на картине; и по солнцу поняли следопыты, что полдень только что миновал.
Но пока рыцари тому радовались, снова принявшись разбирать след Заряночки и ее спутника, на небо набежали облака, и от клыкастых гор налетела буря с дождем и ветром, и громом, и молниями, буря столь яростная, что следопыты с трудом различали лица друг друга. Когда же, спустя часа полтора, погода прояснилась и ураган унес тучи на юго-восток, ручей вышел из берегов и теперь катил бурные, мутные воды вниз по долине, так что перейти его возможно было не везде, а уж что до того, чтобы прочесть след тех двоих, об этом не шло и речи, ибо проливной дождь все смыл.
Засим весь день провели рыцари в ущелье; погода то прояснялась, то опять сгущался туман; и с наступлением ночи расположились друзья на отдых, весьма обескураженные. Когда же снова настал день, следопыты обсудили промеж себя, как лучше поступить, и помянутый воин заговорил и молвил:"Лорды, сдается мне, я знаю Черную Долину куда лучше вас; не будем уточнять, откуда. И так обстоит дело, что ежели задержимся мы здесь до наступления ночи, неведомо, какая беда может приключиться с нами; как бы то ни было, этим ничего мы не добьемся. Или, ежели повернем мы назад, и двинемся на юг, и прочь от долины, мы и впрямь окажемся в безопасности, однако же в безопасности находились бы мы, и не покидая замка, о лорды, и добились бы тем самым не большего. Но теперь скажу я вам, лорды, что, коли согласитесь, провожу я вас к перевалу, что начинается в верхней части долины по правую руку, и огибает склон горы, и выводит в окрестности Красной Крепости. И кажется мне, что именно туда должно нам ехать, ежели хотим мы узнать хоть что-нибудь о госпоже; ибо там можем мы затаиться в засаде, и обложить пути, что ведут к Крепости, каковыми пленницу, верно, и провезли, ведь не по воздуху же доставили ее в Красную Крепость? Что ответите, лорды? По чести говоря, весьма опасна эта затея; однако, сдается мне, опасна не более, чем необходимость провести в Черной Долине еще одну ночь".
Отвечал Артур:"Что нам до опасности, ежели в нашей власти сделать хоть что-то; засим выступим же в путь немедленно". Все согласились с Черным Оруженосцем; и вот воины сели на коней, и двинулись вверх по долине; а день стоял погожий и ясный.
Воин привел своих спутников к перевалу, о коем незнакомец в черном поминал Заряночке; перевал этот вел во владения Красного Рыцаря. Не задержавшись, Паладины двинулись прямиком по нему, а к тому времени от полудня миновало около трех часов. Дорога оказалась крута и камениста; всадники продвигались вперед с превеликим трудом, и не проехали и нескольких миль, как над ними сомкнулась ночь, луна же еще не поднялась над горизонтом. Еще часа два они, спотыкаясь, пробирались вперед; лошади выбились из сил, и сами следопыты весьма притомились; тогда, подкрепившись тем, что с собою нашлось, рыцари расположились на покой, выбрав место, где росло немного травы, дабы кони могли попастись; ибо на протяжении всего пути встречались только угрюмые валуны да огромные скалы, по обе стороны огражденные каменистыми осыпями, а еще выше громоздились отвесные утесы.
Рыцари поднялись на заре, и, нимало не мешкая, снова сели на коней, и ехали до тех пор, пока не добрались до седловины перевала, и, спустя какое-то время, оказались на покатом склоне огромной горы (очень может статься, горы Плинлиммон, что в Уэльсе); поросший травою склон был вовсе не каменист, однако деревьев там вовсе не росло. Тут воин повел спутников чуть наискось от помянутой горы, пока дорога не пошла под уклон; и вот глазам следопытов открылась холмистая местность внизу, густо поросшая лесом; а спустя какое-то время, еще до того, как наступил полдень, друзья оказались под сенью помянутых чащ, а росли там по большей части большие деревья, тут дуб, а там бук, и передвигаться можно было с легкостью.
И вот, спустя три часа после полудня, всадники добрались до лесной прогалины; прямо перед ними, на расстоянии не более фурлонга, расстилалась протяженная и узкая равнина, по которой текла река; по другую сторону поднимался высокий и густой лес, так что помянутая равнина напоминала широкую зеленую дорогу, что ведет себе куда-то от одного места до другого.
У самого края равнины проводник, известный нам воин, велел натянуть поводья и молвил:"Лорды, вот мы и оказались в окрестностях Красной Крепости; здесь - сосредоточие опасности и обитель страха, перед коими устоять дано только отважным сердцам, вроде ваших; однако сдается мне, так удачно выбрали мы место, что кто бы ни проехал от Черной Долины Серых Овнов к Красной Крепости, вы его не упустите. Вон там, за равниной, к северу, лежит дорога к помянутой Крепости, и любой, кто двинется от выхода из долины, непременно проследует тем же путем, что и мы, и проедет не более чем в нескольких ярдах от нас. С другой стороны, ежели кто направится в Крепость от устья Черной Долины, всенепременно окажется он на этой зеленой дороге, прямо перед вашими глазами. Наконец, ежели мы сделаем то, ради чего приехали, а именно, спасем госпожу от Красного Рыцаря, тогда, совершив задуманное, мы поскачем по зеленой дороге на юг, и, проехав около лиги, свернем на восток, и Замок Обета окажется прямо впереди нас, и вскорости встретимся мы с сэром Эймерисом и нашими людьми, что стерегут подъезды к владениям Красного Рыцаря со стороны нашего дома. Засим совет мой таков: вам следует затаиться здесь в засаде и подождать, не случится ли чего; ежели так никто и не явится сюда до тех пор, пока не останется два часа до заката, тогда можно двинуться дальше и продолжить поиски".
Все с предложением согласились, и спешились, и легли на землю, не переговариваясь иначе как шопотом. И не прошло и часа, как оруженосец, что обладал на редкость тонким слухом, поднял руку, давая знак сохранять полную тишину, и все навострили уши. Очень скоро молвил оруженосец:"Слышите?" Отвечал Артур:"Сдается мне, что слышу я негромкий перезвон, словно побрякивают колокольчики отары". Отвечал оруженосец:"То к югу на равнине меч ударяет о меч, и сдается мне, что клинков всего два; ехать ли нам туда?"
Отвечал Бодуэн:"Я не советую; ибо ежели мы их слышим, так и они нас услышат; не лучше ли пешими неслышно подобраться чуть поближе, так, чтобы все время между нами и открытой равниной оставалась полоса леса, наше надежное прикрытие? Вперед же; и пусть у каждого оружие будет наготове".
Так они и поступили, и выстроились в цепочку, держась друг от друга на расстоянии в шесть шагов, и тихо двинулись вперед; Бодуэн первым, Хью вторым, затем Артур; а замыкали ряд оруженосец и воин.
Так шли они на протяжении четверти часа, и вот оруженосец поравнялся с Артуром, и тихо обратился к нему, и молвил:"Перезвон мечей давно уже стих, и только что до слуха моего донесся крик, а голос был женским. А теперь снова готов я поклясться, что слышу цокот копыт".
Артур кивнул в ответ; рыцари прошли еще немного вперед, и вот молвил Черный Оруженосец:"Ло, ло! настало время дать работу глазам! Вон кто-то едет". Рыцари тут же остановились. В этом месте лес клином выдавался вперед, загораживая от взоров большую часть равнины; и вот из-за скопления деревьев появились двое, да так близко, что можно было разглядеть их во всех подробностях. Вооруженный рыцарь сложения воистину великанского, с ног до головы облаченный в красное, ехал верхом на гнедом коне, а позади него пешком брела женщина в состоянии весьма плачевном; кожаный ремень стягивал ее запястья и другим концом привязан был к подхвостнику сбруи, так что между пленницей и конем оставалось расстояние ровно такое, чтобы могла она передвигать ноги; а на шее у несчастной висела свежеотсеченная человеческая голова.
Вот какое зрелище предстало глазам рыцарей, и в мановение ока выбежали они из леса, потрясая оружием, ибо при первом же взгляде опознали они и всадника, и женщину; и были то Красный Рыцарь и Заряночка.
Так стремительно и неожиданно атаковали Паладины Обета, что Красный Рыцарь не успел ни дать шпоры коню, ни извлечь из ножен меч; однако же, когда первый из рыцарей поравнялся с ним, а именно статный Бодуэн, в руках у всадника в алом оказался тяжелый стальной топор; и обрушил Красный Рыцарь на Бодуэна такой яростный и могучий удар между шеей и плечом, что лезвие все сокрушило на своем пути, и Золоченый Рыцарь упал на землю бездыханным. Но тут подоспели к Красному Рыцарю Хью, оруженосец и воин; ибо Артур поспешил к Заряночке и рассек ее путы. Воин ударил врага по правой руке палицей, и тот выронил топор; меч оруженосца пришелся всаднику наотмашь по голове, так, что голова качнулась назад, и острие меча Хью вонзилось недругу прямо в горло, и Красный Рыцарь рухнул на землю и тут же, на месте, скончался.
Тут все обступили Бодуэна, и с первого взгляда ясно было, что Золоченый Рыцарь мертв. Растолкав прочих, подбежала к нему Заряночка, и бросилась перед ним на колени, и, увидев, в сколь плачевном состоянии ее друг, зарыдала и запричитала над телом так горько, что казалось, будто вовеки ей не утешиться. Хью склонился над девушкой, не утирая слез, что капали на погибшего; тут и оруженосец, и воин не сдержали стенаний, ибо всеобщей любовью пользовался Бодуэн Золоченый Рыцарь.
Но вот заговорил Артур; глаза его были сухи, хотя лицо искажено горем; и молвил он:"Друзья, и ты, госпожа, сокрушаться мы будем позже, но сейчас пора нам уезжать отсюда как можно скорее. Однако же спрошу я, не знает ли кто, чью голову убитый тиран повесил на шею госпожи? Да покарают его за это дьяволы!"
Отвечал воин:"Да, господа, о том мне ведомо: то голова сэра Томаса Эстклиффа, предводителя и главаря банды Красного Рыцаря; при жизни был он одним из самых доблестных рыцарей, о чем вы, господа, безусловно знаете; и слыхал я, будто заметно уступал он в жестокости вот этому тирану, что лежит здесь на радость воронам".
Тем временем Заряночка поднялась на ноги, и теперь стояла напротив Артура, бледная и измученная, забрызганная кровью, что натекла с шеи мертвого рыцаря; однако же ни тени стыда не отражалось в лице девушки, когда заговорила она, не трогаясь с места:"О, мои друзья, оставшиеся в живых, кои, заодно с погибшими моими друзьями, только что спасли меня, - а от какого позора и смерти, я и не ведаю; история сих скорбных событий черезчур длинна, чтобы пересказывать ее здесь, ибо опасность близка, и сама я едва жива от страха и горя; но вкратце вот что случилось: этот человек, чью голову видите вы перед вами, заманил меня в ловушку, когда по глупости забрела я в Черную Долину, а после спас меня, и вез меня к вашему замку, друзья мои; но вот этот второй, господин его, тиран Красной Крепости, настиг его, и напал, и зарубил его как предателя, и обрядил меня подобным образом. И горе мне! - мое безрассудство погубило вашего друга и моего. Потому не стою я вашей дружбы; следует вам прогнать меня с глаз долой, или, еще лучше, убить на месте".
Так говорила Заряночка, не сводя умоляющих глаз с Артура, и в душе ее царило такое смятение и горе, что девушка, пожалуй, умерла бы на месте, кабы не лесное ее воспитание и кабы не жизнь в Обители у Леса, что научила бедняжку выносить любые тяготы.
Но Хью заговорил с Заряночкой ласково, и молвил:"Ободрись, дева; ибо рука Судьбы направляла тебя, не иначе; а ведь никто не поступит дурно, ежели только не задумал недоброго в сердце своем; а мы знаем, сколь правдива ты и чиста душою; и помогла ты нам немало, и вернула нам наших возлюбленных, а вместе с ними и счастье".
Но тут девушка снова разрыдалась, восклицая:"О нет, нет! - ничего, кроме горя и боли не принесла я своим друзьям; а уж себе горя и боли принесла еще больше".
И поглядела она жалобно на Артура, и выражение лица его показалось девушке суровым и неумолимым; и задрожала Заряночка, и заломила руки от тоски. Черный Оруженосец же заговорил и молвил:"Об этом потолкуем мы подробнее, когда окажемся в безопасности в пределах наших стен; тогда и увидим, в чем поступила она дурно, а в чем - нет. Но теперь одно только остается нам, а именно - не мешкая ни минуты, двинуться в путь к Замку Обета, и привязать тело нашего собрата и друга на круп коня, дабы и он поехал с нами; а госпожа сядет на лошадь проклятого разбойника". Засим все повернулись и направились было к лошадям, но тут Заряночка споткнулась о голову убитого рыцаря, и отпрянула от нее, и указала вниз пальцем, не в силах вымолвить ни слова; и проговорил Хью:"Друзья мои, госпожа права; должно нам предать земле хотя бы вот это. Ступайте и приведите сюда наших коней, поскольку нам и впрямь пора в дорогу, а я тем временем сделаю здесь все, что нужно".
Засим все отправились за лошадьми, а Хью и Заряночка выкопали яму при помощи мечей, и положили туда голову, что принадлежала некогда предводителю банды Красного Рыцаря. И, по чести говоря, поплакала бы над ним Заряночка, ежели бы осталась в ее распоряжении хоть слезинка.
Затем принялись они за дело, и привязали тело покойного Бодуэна к крупу могучего гнедого коня Красного Рыцаря, дабы не тратить времени; когда же с этим было покончено, а прочие еще не вернулись с лошадьми, Хью взял Заряночку за руку, и повел бедняжку к ручью, и смыл с груди ее запекшуюся кровь; и ополоснула она лицо и руки, и позволила отвести себя назад: и теперь девушка нашла в себе силы прислушаться к словам утешения, к ней обращенным. И показался Заряночке Хью настолько сострадательным и добрым, что, наконец, набралась она храбрости и спросила его, как поживает Виридис. Отвечал Зеленый Рыцарь:"Все дамы находятся в полной безопасности под кровом замка; с Виридис все в порядке, и любит она тебя всей душою. И с Авреей все в порядке; однако что за горе ее ожидает! Что до Атры, не так весела она, как остальные две, но отчего - я не ведаю".
Тем временем возвратились и остальные, ведя в поводу лошадей, и Артур кивнул в знак согласия, увидев, как поступили с телом Бодуэна; засим все сели в седла; вот так случилось, что конь Золоченого Рыцаря достался Заряночке. И вот отряд двинулся в путь, и переправился через реку, и углубился в лес; и воин, как и прежде, служил проводником, в то время как оруженосец вел в поводу коня, обремененного скорбною ношей - телом покойного Рыцаря Обета.
Всадники ехали удрученные, и по дороге почти не переговаривались промеж себя; не прошло и трех часов, как стали они понемногу узнавать окрестности, и поняли, что недалеко уже то место, где можно рассчитывать на встречу с сэром Эймерисом и его отрядом. Так оно и случилось: у небольшой рощицы рыцари завидели группу людей с конями в поводу и тут же опознали в них свою свиту; а те тотчас же вскочили в седла и поскакали вперед, навстречу лордам, потрясая копьями. Очень скоро радость поджидающих обратилась в скорбь, и невозможно описать горе сэра Эймериса, ибо не ведало оно предела. И огляделась Заряночка, и увидела, как стенают и сокрушаются воины, и еще тяжелее сделалось у бедняжки на сердце; и перевела она взгляд на Артура Черного Оруженосца: тот восседал на коне неподвижно, с каменным, угрюмым лицом, и взирал на скорбящих едва ли не с презрением. Но сэр Эймерис подошел к Заряночке, и опустился перед девушкой на колени, и поцеловал ей руку, и молвил:"Ежели и воскресло бы мое сердце для радости, как спустя какое-то время произойдет непременно, так возрадовалось бы оно при виде тебя, госпожа, что возвратилась к нам живой и здоровой; вот, по крайней мере, благо, способное примирить нас с утратой".
Заряночка поблагодарила кастеляна, глядя искоса на Артура; он же молвил:"Ежели это - благо, так есть и другое, ибо труп Красного Рыцаря остался на зеленой равнине, на ужин волку и ворону. Месть свершилась, и, надо полагать, это еще не конец. Но теперь, ежели погоревали вы столько, сколь, по-вашему, подобает воинам, не станем мы здесь задерживаться; ибо за крепостными стенами окажемся мы в большей безопасности, - теперь, когда предводитель наш и полководец погиб, а ради чего - мне неведомо".
Никто не возражал; засим отряд тронулся в путь, и стражник, оруженосец и сэр Хью рассказали сэру Эймерису и прочим обо всем, что с ними приключилось; но Артур молчал, и держался от Заряночки поодаль, в то время как сэр Эймерис и Хью ехали по обе стороны от девушки и изо всех сил старались утешить бедняжку.
Всадники скакали все вперед и вперед, не остановившись даже с наступлением ночи, и возвратились домой в Замок Обета еще до того, как солнце поднялось над горизонтом; горестные вести принесли они, въезжая на рассвете в ворота помянутого замка; и очень скоро весь дом пробудился, и повсюду зазвучали рыдания и сетования.
Что до Заряночки, жизни в ней почитай что и не осталось, когда спешилась она в воротах; руки и ноги бедняжки одеревенели от усталости, мысли смешались, уступив место отрешенному оцепенению; и даже помыслить не могла она о наступлении нового дня и о горе Авреи. Девушка тихонько поднялась в свои покои, и показалось ей, что покинула она спальню давным-давно, хотя с тех пор прошло всего-то несколько дней; бедняжка рухнула на кровать и тотчас же заснула, хотела она того или нет, и так позабыла о своей великой скорби и малой надежде.
Когда пробудилась девушка, ночь давно миновала и стоял белый день; и мгновение лежала Заряночка, недоумевая, что за бремя давит ей на душу; но тут воспоминания нахлынули на нее с ужасающей отчетливостью, и пожалела она, что не в силах снова обо всем позабыть. Тут показалось девушке, будто в комнате кто-то есть, и огляделась бедняжка, и ло! - увидела прекрасную и нежную даму, с ног до головы облаченную в зеленое: то Виридис пришла навестить подругу. Заметив, что Заряночка пошевелилась, гостья подошла к ней, и поцеловала девушку нежно и ласково, и зарыдала над нею, так что и Заряночка не сдержала слез. Но вот, уняв рыдания, девушка обратилась к Виридис и вопросила:"Скажи мне, плачешь ли ты по утраченному другу, коего другом отныне не назовешь, или по другу вновь обретенному?" Отвечала Виридис:"Воистину пролила я о Бодуэне немало слез, воздавая ему должное, ибы был он отважен, и верен, и добр". Отвечала Заряночка:"Все так; но не то имела я в виду, задавая вопрос свой; скажи вот что: рыдаешь ли ты потому, что сердце твое должно от меня отречься, или потому, что снова мы встретились?" Отозвалась Виридис:"Кто бы ни погиб и кто бы не выжил (ежели только речь идет не о ненаглядном моем Хью), я бы ликовала безудержно, снова увидев тебя, друг мой". И опять расцеловала она девушку, и видно было, что ничуть не сердится Виридис, и и в самом деле счастлива. А Заряночка, успокоившись душою, снова разрыдалась, теперь уже от радости.
Со временем вопросила девушка:"А как судят меня остальные? Ибо ты только одна из многих, хотя и дорога мне превыше всех прочих, кроме... Намерены ли они покарать меня за проступок и безрассудство, погубившие достойнейшего в мире рыцаря? Любому наказанию порадуюсь я, если только братство не лишит меня своей дружбы".
Рассмеялась Виридис. "И вправду велики твои преступления! - молвила она, - ибо благодаря тебе и твоей отваге все мы снова обрели друг друга, и Поход завершился, и Обет исполнился". "Нет, скажи, что про меня говорят всяк и каждый из них", - взмолилась Заряночка.
Закрасневшись, молвила Виридис:"Хью, мой избранник, говорит о тебе только доброе; хотя никто из мужей не сокрушается так о гибели своего собрата. Аврея не ставит тебе в вину смерть возлюбленного; и вот что говорит она:"Когда иссякнут во мне фонтаны слез, я поднимусь к ней и утешу ее, а она - меня". Атра говорит... впрочем, говорит она мало, однако же говорит она вот что:"Так суждено. Верно, и я бы поступила не лучше, но куда хуже".
Тут огнем вспыхнули щеки Заряночки, а затем побледнели, как полотно, и молвила девушка дрожащим голосом:"А Черный Оруженосец, Артур, что говорит он?" Отвечала Виридис:"Ничего он о тебе не говорит, кроме того только, что желает услышать в подробностях о том, что приключилось с тобою в Черной Долине". "Нежная подруга, - воскликнула Заряночка, - заклинаю тебя твоей добротой и сострадательным сердцем, спустись к нему тотчас же, и приведи его сюда, и тогда расскажу я ему все, как было; и при тебе".
Отозвалась Виридис:"Видишь ли, когда мужчина любит женщину, он желает владеть ею безраздельно, и жесток и зол делается, усомнившись в любимой. И скажу я тебе, что этот человек ревнует, опасаясь, не была ли ты чрезмерно добра к погибшему рыцарю, голову коего тиран привесил тебе на шею. Более того, опасаюсь я, что ничем тут уже не поможешь, и суждено тебе разрушить счастье одной из нас, а именно, Атры; однако пусть произойдет это скорее позже, нежели раньше. И коли сэр Артур поднимется сюда, к тебе, и выслушает твою историю в присутствии меня одной, сдается мне, что бедняжке Атре это причинит боль, и немалую. Не лучше ли всем нам собраться вскорости в верхних покоях; там ты и рассказала бы свою повесть всем нам; а после и мы завели бы речь о нашем освобождении и возвращении. И ежели поступим мы так, то не создастся впечатления, будто братство наше распалось".
Молвила Заряночка:"Тяжко мне рассказывать свою повесть перед Атрой и перед ним. Нельзя ли сделать так, чтобы ты выслушала ее здесь и сейчас, а впоследствии передала бы прочим?" "Нет, нет, - отвечала Виридис, менестрель из меня никудышный, так что от твоего лица говорить мне негоже. Да и вовеки не удастся мне пересказать историю так, чтобы прочие поверили каждому слову, как если бы видели все своими глазами. Кроме того, когда обо всем будет поведано, тогда станем мы все еще ближе друг к другу, и теснее связаны. Умоляю и заклинаю тебя, милая подруга, сделай это для меня, согласись держать речь перед всем нашим братством. И ежели тяжко для тебя это, считай это карой, каковая причитается тебе от меня за то, что попала в такую беду".
Улыбнулась Заряночка печально, и ответствовала:"Да будет так; и да измыслят мне прочие наказание столь же легкое, как измыслила ты, о сестрица. Однако же куда охотнее предпочла бы я, чтобы тело мое и кожа моя заплатили бы виру. Ну что ж, поскольку должна я поступить по твоему слову, так чем скорее, тем лучше".
"Не пройдет и получаса, - отвечала Виридис, как приведу я все наше братство, - тех, кто остался, - в верхние покои, дабы все тебя выслушали. Засим приходи к нам туда, как только оденешься. И послушай-ка! - довольно с тебя смирения и кротости; не унижайся ты перед нами, устрашась нашего горя. Ибо в то время как говоришь ты, будто мы тебя накажем, будет среди нас один, кого сама ты в силах казнить и мучить, сколько душе угодно; воистину, подруга, горько мне, что это так; но раз уж дела не поправишь, одно остается мне: пожелать тебе счастья, да и ему тоже".
С этими словами повернулась Виридис и вышла из комнаты, а Заряночка, предоставленная самой себе, ощутила в душе тайную радость, совладать с которой не могла, невзирая на горе своих друзей, каково бы оно ни было.
Как Виридис сказала, так и сделала, и привела всех в верхние покои; не хватало одного только Бодуэна. Все расселись полукругом, не произнося ни слова; и вот, наконец, распахнулась дверь и вошла Заряночка, одетая в простое черное платье безо всяких украшений; низко поклонилась она собравшимся, и встала перед ними, опустив голову, словно перед строгими судьями, ибо таковыми, по чести говоря, она друзей и почитала. Хью повелел было девушке сесть промеж паладинов, но отозвалась Заряночка:"Нет, сидеть промеж вас я не стану, пока не выслушаете вы мою историю, и не скажете мне, что я по-прежнему друг вам". Никто ничего не ответил; Атра глядела прямо перед собою, избегая встречаться с девушкой взором; Артур уставился в землю, но Хью и Виридис смотрели на Заряночку приветливо, и на глаза Виридис набежали слезы.
Тогда заговорила Заряночка и молвила:"Преступницей стою я здесь, перед вами; но вот что скажу я вам, дабы не думали вы обо мне хуже, чем есть на самом деле: когда уехали вы, о Паладины, и долгим показалось время разлуки, а вы все не возвращались, тоска легла мне на сердце тяжким бременем, и надежда угасла, и страх нарастал, и душа моя столь истерзала тело, что уже подумала я, будто заболею. И знала я, что не порадуетесь вы, вернувшись домой и застав меня недужной; засим очень мне хотелось сделать хоть что-нибудь, дабы исцелиться. Тогда угодно было судьбе, чтобы услышала я в подробностях повесть о Черной Долине Серых Овнов, и о том, как порою сбываются там заветные желания; и подумалось мне, как хорошо бы оно было бросить вызов приключению и добиться желаемого. Об этом, без сомнения, поведал вам капеллан, сэр Леонард, но вот еще что должна я к тому прибавить: сам священник к проступку моему не причастен; все делалось моей волей и по моему наказу, и не мог он меня ослушаться. Потому заклинаю я вас всей душой: не держите на него зла, но все ему простите. Скажите мне, о скажите, исполните ли вы эту мою просьбу?"
Отвечал Хью:"Мы его прощаем, а сможет ли он простить себе - его дело". Но Артур промолчал, и Заряночка поглядела на него встревоженно, и лицо бедняжки исказилось, и проглотила она комок в горле. Но вот девушка снова повела речь, и принялась рассказывать друзьям обо всем, что случилось с нею, когда отправилась она в Черную Долину, как изложено выше. Ничего не утаила Заряночка из того, что говорилось и что делалось; свободно говорила она, не выказывая ни стыда, ни страха, и столь ясно и мило, что никто не усомнился в словах девушки; и Артур поднял голову, и то и дело глаза его встречались с глазами рассказчицы, и более не читалось в них непреклонной суровости, хотя тотчас же отводил он взгляд.
И вот дошла Заряночка до того места, когда они двое, незнакомый рыцарь и она, покинули долину у обрыва и двинулись через дикий лес в направлении Замка Обета, и сказала девушка:
"Когда свернули мы в лес, оставив за спиною помянутую долину, до полудня оставалось еще часа четыре; и ехали мы до тех пор, пока не наступил полдень, и отдохнули у ручья, и подкрепились, ибо не видели мы причины загонять коней; но спутник мой, незнакомый рыцарь, казался угрюмым и удрученным, и, можно даже сказать, мрачным. Я старалась ободрить его, и говорила с ним приветливо, как с тем, кто прежде был врагом, а стал другом; но чужак в черном отвечал мне:"Госпожа, ни к чему это не приведет; жаль мне, что собеседник из меня никудышный; право же, старался я развеселиться; но вдобавок к тому, о чем известно и тебе, и мне, и что меня угнетает и мучит, ныне легла мне на сердце тяжесть, и не в силах я от нее избавиться, и ничего подобного я не испытывал прежде. Засим с твоего позволения сядем-ка мы немедленно на коней, дабы поскорее оказаться в Замке Обета и в темнице сэра Эймериса".
Засим поднялась я на ноги, и сказала ему, улыбаясь:"Ободрись, друг! не темница тебя ждет в Замке Обета, но радушный прием друзей". Незнакомец в черном промолчал в ответ, и веселее не сделался; так оседлали мы коней и скакали еще часа три, пока не выехали из густой чащи на открытую протяженную прогалину, что, словно широкая дорога зеленого дерна, пролегла через чащу; не иначе как рука человека расчистила помянутую зеленую просеку. Туда добрались мы, следуя по течению речки, что вместе с нами вырвалась на равнину из леса, а затем, свернув в сторону, убегала на север, рассекая прогалину надвое.
Оказавшись там, промеж чащи и ручья, мы натянули поводья; лесной уголок этот показался мне красивым на удивление, и не без удовольствия глядела я по сторонам, радуясь всем сердцем. Тут молвил рыцарь:"Леди, не ощущаешь ли ты непомерной усталости?" "Нет, - отвечала я, - ничуть не бывало". "Странно, - проговорил мой спутник, - ибо я настолько утомлен, что должен, чего бы то ни стоило, сойти с коня и прилечь на траву, иначе рухну с седла". Тут незнакомец спешился и постоял подле меня немного, словно желая помочь мне спрыгнуть с седла, но возразила я:"Рыцарь, заклинаю тебя, даже если притомился ты, постарайся продержаться еще немного, дабы не настигла нас здесь опасность". "Опасность? - отозвался он, - Да, так оно и было бы, кабы Красный Рыцарь проведал о том, где мы находимся; да только откуда ему знать?" Последние слова незнакомец проговорил с трудом, словно в полусне, а затем молвил:"Прошу простить меня, госпожа, но голова моя так и клонится; позволь мне немного поспать, а затем я встану и отвезу тебя прямиком к цели и итогу твоего путешествия". С этими словами рыцарь в черном улегся на траву и тут же заснул как убитый, а я уселась подле, в великом страхе. Сначала, сказать по чести, я заподозрила предательство, ибо как могла я полностью доверять этому человеку после всего случившегося? но когда убедилась я, что сон незнакомца непритворен, сомнения такого рода я прогнала, и не знала, что и подумать.
Так прошел час; то и дело принималась я расталкивать спящего, но все было напрасно; и не знала я, что делать, кроме как дожидаться пробуждения незнакомца; ибо не ведала я дороги к замку; более того, хотя спутник мой и был рыцарем, и притом при оружии, боялась я покинуть его одного и без охраны; засим я осталась.
Но вот случилось нечто новое. Показалось мне, будто слышу я бряцание меча и доспехов; а зеленая дорога поворачивала так, что мыс леса в сотне ярдов к северу скрывал прогалину от моего взора, и можно было к нам подъехать на расстояние достаточно близкое, оставаясь невидимым, ежели двигаться по другую сторону реки. Засим я проворно вскочила на ноги, и натянула лук, и взяла в руки стрелу, и едва проделала это, как из-за помянутого мыса появился всадник. Он был во всеоружии, в алом сюрко, и восседал верхом на огромном и лоснящемся гнедом коне. Не спуская с незнакомца глаз, я старалась растолкать спящего ногой, и кричала ему:"Просыпайся!", - но рыцарь в черном едва пошевелился и пробормотал что-то бессмысленное.
Заметив нас, чужак натянул на мгновение поводья, а затем направился было в мою сторону, но я вложила стрелу в тетиву, и нацелилась в него, и крикнула ему остановиться. Тут услышала я, как рыцарь в алом хрипло расхохотался во все горло и закричал:"Нет, это ты постой, пригожая охотница, а я уж не побоюсь твоих стрел, лишь бы до тебя добраться. Но с чего бы вон тот лежебока, что разлегся у твоих ног, не поднимется и не бросит мне вызова, раз уж он твой полюбовник? Или он мертв?" Голос незнакомца звучал резко и гулко, и я ужасно его испугалась; и страх, равно как и мужество, заставили меня спустить тетиву, не мешкая долее; и, несомненно, страх тому виною, что стрела пролетела в дюйме или около того от правого плеча всадника. Снова услышала я его хриплый смех, и увидела, как наклонился он вперед и дал шпоры коню; я понимала, что другую стрелу достать не успею, засим подобрала я юбки и бросилась бежать сломя голову; но, несмотря на то, что весьма проворна я, меня это не спасло, ибо платье затрудняло движения, и, кроме того, сбитая с толку, не знала я, куда направиться, ибо ведала, что в воде конь меня нагонит.
Засим всадник поравнялся со мною в мгновение ока, и протянул руку, и ухватил меня за волосы, и притянул к себе, одновременно останавливая коня. Тут он снова расхохотался и молвил:"Воистину, раскрасневшаяся да растрепанная, беглянка не так пригожа; ну да это дело поправимое; но, клянусь Алым Петром! - что у девчонки за ножки!" Затем он отпустил меня, и спешился, и, толкая меня перед собою, двинулся к моему спутнику, по-прежнему погруженному в непробудный сон. Оказавшись подле спящего, Красный Рыцарь склонился надо мною, и уставился мне в лицо; и разглядела я, сколь он огромен, и еще заметила огненно-рыжую прядь, что выбилась из-под шлема. Зеленые глаза незнакомца свирепо глядели из-под кустистых рыжих бровей; всем видом своим наводил он ужас.
И вот заговорил Красный Рыцарь гневно и грубо, словно я в чем-то перед ним провинилась:"Эй ты, отвечай, кто ты сама такая и кто это?" Я промолчала, ибо от страха слова застыли у меня на устах. Супостат топнул ногою и закричал:"Ха! - ты что, онемела? Говори! а не то хуже будет!" Ответствовала я, дрожа всем телом:"Зовут меня Заряночка; я никому не принадлежу; родни у меня нет; что до этого человека, имени его я не знаю". Вопросил Красный Рыцарь:"Ты живешь в Замке Обета? Уж не наложница ли ты тамошних скромников-паладинов?" Несмотря на владеющий мною ужас, в сердце моем вскипел гнев, и отозвалась я:"Я живу в Замке Обета". Рявкнул Красный Рыцарь:"А этот человек (тут он повернулся и пнул спящего в бок), где ты с ним сошлась?" Снова промолчала я, и зарычал он:"Отказываешься отвечать, да? Смотри мне, а не то заговоришь под принуждением, я уж о том позабочусь. Теперь скажи мне вот что: уж не повстречались ли вы в Черной Долине Серых Овнов?" Снова не знала я, что ответить, дабы не причинить ненароком зла тому, кто раскаялся во зле, мне причиненном. Но Красный Рыцарь расхохотался и молвил:"Это я тебе припомню: первое - что ты-таки выстрелила в меня из лука, второе - что-таки попыталась бежать от меня, и третье - что не спешишь отвечать на мои вопросы. Но от того мне ни жарко, ни холодно; ибо, во-первых, стрела твоя пролетела мимо; во-вторых, ноги тебя не спасли (хотя пока бежала ты, глядеть на них было одно удовольствие); и, в третьих, все, что ты могла бы сообщить мне, я знаю и без тебя. Теперь сообщу я тебе, что сегодня - пятница, а вы двое впервые повстречались в Черной Долине во вторник; теперь задам я тебе последний вопрос, а ответишь ты или нет, это уж как тебе угодно, ибо вскорости я разбужу этого проворного и непоседливого рыцаря, и полагаю, что уж он-то мне скажет правду об этом деле, даже если об остальном умолчит. Скажи-ка, ты, распутница Паладинов-скитальцев, где и сколько раз начиная с вторника довелось тебе лежать в объятиях этого достойного рыцаря?" "Нигде и никогда", - ответствовала я. "Думается мне, что ты лжешь, - проговорил Красный Рыцарь, как бы то ни было, посмотрим, что поведает нам вот этот доблестный воин. Ха! - ты полагаешь, что разбудить его окажется непростым делом, не так ли? Ну что же, поглядим. Тот, кто наслал сон, сумеет и разогнать его".
Тут подошел он к Черному Рыцарю, и склонился к самой голове спящего, и произнес над ним несколько слов, однако так тихо, что ничего не удалось мне разобрать; и в то же самое мгновение спутник мой вскочил на ноги, да так внезапно, что едва не столкнулся с Красным Рыцарем. Незнакомец в черном постоял немного, пошатываясь и моргая, однако же каким-то образом умудрился извлечь из ножен меч; и Красный Рыцарь не остановил его руку, но, едва тот отчасти пришел в себя, заговорил снова:"Привет тебе, сэр Томас, Верный Томас! Мягко твое ложе, а уж наложница-то как хороша!"
Черный Рыцарь отпрянул от противника; он уже окончательно стряхнул с себя сон, и стоял настороже, не произнося ни слова. Тут молвил Красный Рыцарь:"Сэр Томас, я задал этой прекрасной даме вопрос, но память бедняжку подводит, и никак не может она ответить; может быть, ты справишься лучше. Расскажи-ка мне, где и сколько раз разделял ты с нею ложе начиная с прошлого вторника и вплоть до сегодняшнего дня?" "Нигде и ни разу", воскликнул сэр Томас, хмуря брови и поигрывая мечом. "Ха, - молвил Красный Рыцарь, - слышу эхо ее слов. Ло, это вы сговорились промеж себя. Но, по крайней мере, исполнив мое поручение (хотя, сдается мне, не особо-то поспешая), и добыв мне эту женщину, ты, без сомнения, везешь ее теперь в Красную Крепость - как бы ты там не поразвлекся с нею по дороге?" "Нет, отвечал мой друг, - я увожу ее подальше от Красной Крепости". "Горе тебе, молвил второй, - что повстречался ты со мною, и при том наполовину безоружен". И рыцарь в алом занес было меч; но тут же снова опустил клинок острием вниз.
Тут Красный Рыцарь заговорил снова, и в голосе его уже не слышалось насмешки:"Одно слово, Томас, прежде чем покончим мы с этим делом: до сих пор ты служил мне верой и правдой, да и я тебя не обижал. Вот что скажу я: добыл ты эту женщину, и не сомневаюсь, что поначалу собирался доставить ее мне, никоим образом на нее не посягая; но затем красота девчонки вскружила тебе голову, ибо, по чести говоря, знаю я, что ты падок до женщин; и вознамерился ты оставить ее себе, чему я нимало не дивлюсь. Только, одержимый любовью, не подумал ты, что оставить ее себе ты не сможешь, покуда я жив, разве что предашь меня, перейдя на сторону моих и твоих недругов. Потому что таков уж я, что ежели чего пожелаю, так ни за что не отступлюсь. Засим, когда я усомнился в тебе, ибо черезчур ты замешкался, я навел на тебя сон и поймал тебя с поличным. И что ты можешь тут поделать? Не сомневайся, что ежели дело дойдет до мечей, я сполна заплачу тебе за попытку отнять у меня наложницу, заплачу тем, что не отниму у тебя ничего другого, кроме жизни. Однако же готов я простить тебе все, ежели ты тихо-мирно отправишься со мною и с этой искательницей приключений назад в Красную Крепость, и не станешь возражать, коли тебе я ее не отдам, а оставлю себе, пока не надоест; а впоследствии, коли пожелаешь, забирай ее, и делай с ней, что хочешь. А теперь смотри: и счастливая эта возможность, и сама жизнь, - это мой тебе дар; ибо в противном случае не видать тебе ни девицы, ни жизни".
"О да, да, - отвечал мой друг, - я знаю, чего ты добиваешься; я был не последним из твоих дьяволов, и долгое время служил тебе на совесть, и неохота тебе меня терять; но отныне не желаю я быть дьяволом, по крайней мере, на этой земле; лучше умереть, а там уж как сложится. Господь милосердный, позаботься об этой даме и спаси ее, раз уж более не в моей это власти. Прощай, милая дева!"
Едва слетели с уст Черного Рыцаря эти слова, как меч его взвился в воздух, и обрушил Томас на противника удар столь яростный и точный, что едва не выбил клинок из руки великана, и, не успел тот прийти в себя, как следующий удар пришелся прямо по шлему Красного Рыцаря, и разбойник рухнул на колени; и сердце во мне встрепенулось, ибо решила я, что, может статься, защитник мой одержит верх. В то же мгновение вспомнила я о ноже за поясом, и выхватила его, и подбежала к Красному Рыцарю, и одной рукою сорвала капюшон его кольчуги, а другою вонзила нож ему в плечо: однако столь могуч был мой недруг, что даже не почувствовал боли, но наотмашь размахнулся мечом и ударил противника по ноге, броней не прикрытой, и нанес ему такую рану, что тот с грохотом рухнул на землю. Тогда поднялся Красный Рыцарь, и отшвырнул меня левой рукою, и перешагнул через моему спутника, и воткнул меч ему в горло. Затем повернулся он ко мне и проговорил хриплым голосом, напоминающим резкий звук рога:"Стой и не двигайся; коли сделаешь хоть шаг, зарублю тебя на месте". И отошел он в сторону, и уселся на берегу чуть поодаль от мертвого, и вытер меч о траву, и положил его рядом, и посидел так некоторое время, размышляя про себя. Затем Красный Рыцарь подозвал меня к себе, и приказал повернуться к нему лицом, скрестив на груди руки. И молвил он мне:"Ты - моя рабыня и моя собственность, ибо так постановил я немало дней тому назад; и теперь ты в моих руках, и могу я поступить с тобою так, как мне вздумается. Но вместо того, чтобы быть со мною покорной и кроткой, ты взбунтовалась против меня, выстрелила в меня из лука, попыталась бежать, отказалась отвечать на мои вопросы, и ударила ножом. Короче говоря, ты стала врагом мне. Скажу более: это по твоей вине потерял я доброго слугу и верного сотоварища, какового любил я; это ты его убила. Так вот размышляю я: что теперь с тобой делать. Отозвалась я:"Ежели заслужила я смерть, так кончай скорее и убей меня тут же на месте, только, заклинаю тебя, заклинаю твоей матерью, не увози меня в свой дом!"
Отвечал Красный Рыцарь:"Замолчи; я думаю не о том, чего ты заслуживаешь или не заслуживаешь, но о том, что доставит удовольствие мне. Теперь послушай, что скажу: ты стала моим врагом, и я одержал над тобою верх; ты - беглая рабыня, и я поймал тебя. Раз уж ты враг мне, я свободно могу измыслить для тебя смерть самую жестокую; раз уж ты рабыня, я в полном праве подвергнуть тебя самому мучительному и суровому наказанию, - это уж как мне заблагорассудится. Убивать тебя мне не угодно; лучше я увезу тебя в Красную Крепость, а там поглядим, что с тобою можно сделать; ибо, сдается мне, ты годишься на большее, нежели рабский удел; а ежели нет, так значит, рабыней и останешься. Засим что до причитающегося тебе наказания, я и это тебе прощаю, в силу помянутой надежды. Однако же как-то должен я тебя опозорить, дабы отплатить за любовь, что связывала тебя с убитым рыцарем. Сейчас мы над этим поразмыслим; но изволь запомнить: что бы я не надумал, молить меня о пощаде напрасно, хоть речи твои столь же сладки и нежны, как и тело".
Тут призадумался Красный Рыцарь, а я стояла на месте, не смея пошевелиться, и так тяжело сделалось у меня на сердце, что и жизнь была не в радость. Однако же не стала я ни сокрушаться, ни плакать, думая про себя: кто знает, не случится ли чего мне во благо по дороге от этого места до Красной Крепости; сохраню-ка жизнь хотя бы для этого.
Наконец Красный Рыцарь поднялся на ноги, и взял в руку меч, и приблизился к телу убитого рыцаря, и отсек бедняге голову. Затем подошел он к двум лошадям, тем, что принадлежали сэру Томасу и мне, и снял с них сбрую: подпруги и кожаные ремни, сколько ему понадобилось; а затем обрядил меня так, как вы видели, и затянул на мне подпругу вокруг пояса, и крепко прикрутил меня к поводу, дабы тащить за собою. А затем сделал он то, другое, о чем тошно мне рассказывать, а именно: взял он голову убитого, и обвязал ее ремнем, и привесил мне на шею; а проделав это, молвил:"Это сокровище ты сама отнесешь к моему дому; и там, надо думать, мы предадим голову земле, ибо этот человек был моим верным другом. Ло, никакого иного зла не причиню я тебе до тех пор, пока не испытаю, на что ты годна. Это тебе - позор, а не пытка; ибо поеду я шагом, а зеленая дорога и мягкая, и ровная; засим не бойся, что я тебя опрокину и потащу волоком. А завтра позор твой забудется, и поглядим мы, что с тобою делать".
Ло, друзья мои, то были его последние слова: на этом Красного Рыцаря настигла смерть, а рассказ мой подошел к концу; ибо совсем недалеко удалились мы от того места, как из лесу появились вы; а затем погиб один друг, а другие, может быть, усомнились; и приключилось все горе и страдания, от коих никогда мне не избавиться, ежели вы не простите мне все то, что сделала я не так, и не поможете мне в будущем". И Заряночка развела руками, и понурила голову, и из глаз ее на пол хлынули слезы.
При виде скорби Заряночки разрыдалась и Виридис, а Аврея заплакала собственному горю, растревоженному горем подруги. Атра не проронила ни слезинки; ибо скорбь настолько глубокая, что читалась в лице ее, не находит выражения в слезах.
Тут заговорил Артур и молвил:"Здесь видна рука Судьбы; жестокий удар нанесла она нам; однако же нечего нам поставить в вину сестрице нашей Заряночке, и поступила она в отношении нас отнюдь не легкомысленно; хотя, может статься, заблуждалась, усомнившись в том, что удача Похода приведет нас назад в должное время; и всему, что сказала Заряночка, верим мы, словно странице из Священного Писания". Все согласились с Артуром, и велели девушке подойти и присоединиться к Братству; но сперва мало что осознавала она, будучи вне себя от радости: такое смятение произвели в ней ласковые слова Артура; засим Заряночка чуть помедлила, и устыдилась, что не в состоянии прислушаться к остальным друзьям своим. Тут подошла Виридис, и взяла Заряночку за руку, и подвела ее к сэру Хью, и Заряночка опустилась перед ним на колени и поднесла к губам его руку; но Зеленый Рыцарь обхватил обеими руками лицо девушки, и поцеловал ее в губы по-доброму, с видом веселым и дружелюбным. Затем Заряночка опустилась на колени перед Авреей, не смея поднять на нее глаза; но Аврея расцеловала подругу, и велела ей приободриться, хотя слова дамы в золоте прозвучали холодно. Затем Заряночка подошла к Артуру, и опустилась перед ним на колени, и взяла его за руку, и поцеловала эту руку, и поблагодарила от души за приветные его слова, все это время не сводя глаз с его лица; и видела девушка, что Черный Оруженосец бледен и встревожен, и все отдала бы она, чтобы остаться с Артуром наедине, и спросить, почему.
Что до Атры, едва Заряночка приблизилась к ней, дама в черном поднялась на ноги, и обхватила руками шею подруги, и зарыдала и заплакала у нее на груди, а затем поспешно вышла за дверь, и спустилась в зал, и принялась расхаживать там взад и вперед, до тех пор, пока обуревающая ее страсть не поутихла немного; тогда снова смогла Атра показаться друзьям, спокойная и приветливая. Когда же снова возвратилась она в верхние покои, Артур держал речь, и сказал он вот что:
"Вам, о дамы, говорю я, что мы, обитатели замка, знаем лучше лучшего: избежав Красной Крепости, избежала дорогая наша подруга участи столь страшной, что негоже нам роптать на утрату собрата; ибо жизнь воина, каковая неизменно под угрозою смерти, - вира не слишком тяжелая за спасение подруги, притом столь милой и нежной, от долгой и мучительной смерти. Ибо должно вам узнать, что помянутая Крепость давно уже почитается сокровищницей горестей и вместилищем скорби; ибо тамошний тиран не ведал жалости, равно как и его люди. В другой раз, когда воспрянете вы духом, я, может статься, порасскажу вам подробнее и в красках о тех, кто исполнял его волю; как, скажем, о его доверенном отряде вооруженных наемников, прозванных Мельниками; и о его собрате-чародее, знатоке ядов, по прозвищу Аптекарь; и о трех старухах, прозванных Фуриями, и о трех юных женщинах, прозванных Грациями; и о гончих его, что питаются человеческим мясом; и тому подобные байки, ужасные, словно ставшие реальностью ночные кошмары. Но теперь и сейчас скажу я, что как только свершим мы погребальный обряд над телом дорогого нашего собрата, должно бы нам продолжить битву, начатую им так доблестно. Я имею в виду, что теперь, когда Поиски наших дам завершились и Обет исполнен, следует нам, тем, что остались от братства, объявить войну Красной Крепости и ее гнусным обитателям. Как только останки Бодуэна предадут земле, мы соберем воинство и отправимся туда во всеоружии, дабы в сражении этом выжить или умереть, и очистить землю от зла, как поступали мужи древних дней, уничтожая драконов, и великанов, и порождения ада, и сынов Каина".
Щеки Артура разгорелись, пока говорил он; Черный Оруженосец обвел глазами зал, и остановил взор на Заряночке, и заметил, что и ее лицо пылает, и сияют глаза; что до Виридис, настолько упала бедняжка духом, что побледнела как полотно, и губы ее задрожали.
Тут заговорила Аврея и молвила:"Благодарю тебя за речь, Черный Оруженосец; я знаю, что избранник мой порадуется в раю, узнав о ней; и о том скажу я Бодуэну завтра, пока станут отпевать его".
Отозвалась Атра:"Речь хороша; уповаем мы на то, что деяния окажутся еще лучше. Ибо пробудилось ныне зло, что зло уничтожит, как часто случается, когда доблестным причиняют обиду, и у чистых сердцем похищают радость; тогда рука свершает деяния доблести, и в сердце снисходит мир, и страдание обретает утешение".
Все глядели на Атру, дивясь, ибо говорила она, вскинув голову, с горящими глазами, подобно пророчицам далекой древности. И устрашилась Заряночка даму в черном, хотя и любила ее.
Последним заговорил Хью, и молвил:"Воистину хорошо придумано, собрат мой; и дивлюсь я, что не мне первому пришло это в голову; что бы ни ожидало нас, жизнь или смерть, я пойду за тобою. А исход приключения не так уж и безнадежен, ибо ежели мы потеряли предводителя, так они потеряли дьявола-главаря, и дьявола рангом поменьше. Более того, добрые жители Гринфорда непременно присоединятся к нам, и это придаст нам сил, ибо мужей в городе довольно, и все они славные воины; есть у них мастера-ремесленники, что построят для нас машины, и помогут мудрым советом; да и деньгами город богат, так что может и людей нанять, и прикупить все необходимое. Потому, думается мне, не след нам медлить: нужно тотчас же выслать посланцев собирать воинство".
"Тотчас же, - подтвердил Черный Рыцарь, - так пойдемте-ка отыщем сэра Эймериса". Засим оба рыцаря поднялись и ушли по своим делам, оставив женщин в одиночестве, и долго не возвращались.
Пока мужи отсутствовали, Виридис сидела печальная, молчаливая и удрученная, хотя и не плакала; ибо не успела она нарадоваться, как уже и похитили у нее радость; и Аврея казалась ничуть не веселее, чем следовало ожидать. Атра же неслышно подошла к Заряночке, и молвила вполголоса:"Нужно мне поговорить с тобою; так не спустишься ли со мною в зал?" Заряночка несколько оробела, однако позволила Атре взять себя за руку, и вместе сошли они вниз, и Атра подвела девушку к окну со ставнями; там уселись они рядом, бок о бок, и долгое время ни одна не произносила ни слова. Наконец, заговорила Атра, дрожа и заливаясь краской:"Заряночка, знаешь ли ты, что за мысль и что за надежда владели моим сердцем, когда говорила я только что слова гордые и безрассудные?" Заряночка промолчала, и тоже задрожала всем телом. "Вот какие, - призналась Атра, - не ведая страха, отправится он на эту битву, и, может статься, погибнет; так было бы лучше, ибо тогда жизнь начнется заново, а что делать с этим жалким подобием жизни?" Отвечала Заряночка, вспыхнув:"Ежели умрет он, так умрет достойно; ежели выживет, так и жить будет достойно". "Да, верно, - откликнулась Атра, - воистину ты счастливая женщина!" "Ты меня ненавидишь?" - вопросила Заряночка. Отозвалась Атра:"Горды слова твои; но нет, не испытываю я к тебе ненависти. Даже теперь, держа хвастливую речь, я думала:"Когда погибнет он как подобает доблестному рыцарю, тогда, как только жизнь начнется заново, мы с Заряночкой опять станем подругами и сестрами, и часто станем беседовать промеж себя, и вспоминать его, и о том, как он был добр, и как любил нас. Горе мне! - так представлялось мне, пока сидел он здесь рядом со мною, и видела я его, и думала о том, сколь он добр; тогда мнилось мне, будто смогу я отказаться от него; но теперь, когда его нет, и я его не вижу, ясно мне, что стала я для него чужой, и ничто нас не связывает, и призываю я назад слова свои и мысли, и говорю:"О хоть бы он выжил!" И впрямь счастливая ты женщина, ибо погибнет ли он, или вернется живым, твой удел - радоваться!"
Молвила Заряночка:"Вот теперь ты меня ненавидишь, и мы - враги, так?" Атра не ответила, и помолчала немного, а затем промолвила:"Горько это и больно, и не знаю я, где искать помощи. Несколько раз видела я на стене церкви миноритов в Гринфорде чудную картину, что изображает обитель Блаженных Душ: гуляют избранные по лугам Рая, все облачены в сходные одежды, - и мужи, и жены; головы их увенчаны цветами, а ноги босы, ибо ступают они по мягкой траве и цветам; рука об руку идут они: гнев остался в прошлом, и все желания обратились в светлую любовь-доброту, и боль прощения позабыта. А под картиной написано:
О, кабы могла я, кабы могла на это надеяться! О, кабы пришли эти дни и утихло бы горе! - вот говорю я, и надежда пробуждается; но вот слово сказано, и остается желание, надежды лишенное". И Атра склонила голову и горько зарыдала; и припомнила Заряночка, как добра была к ней в прошлом дама в черном, и тоже заплакала, от жалости к ней.
Спустя какое-то время Атра подняла голову и сказала так:"Заряночка, я не испытываю к тебе ненависти; и врагам такие вещи не говорят. Более того, попрошу я тебя об одной услуге. Ежели наступит такое время, когда сможешь ты что-то для меня сделать, ты сама это поймешь, надо думать, так что мне говорить не придется. В тот день и час я велю тебе вспомнить о том, как некогда стояли мы вместе у подножия лестницы в Башне Рыданий на Острове Непрошенного Изобилия, ты - обнаженная, перепуганная и дрожащая; вспомни и о том, что я совершила для тебя в ту пору, дабы помочь тебе, и спасти тебя, и утешить. А, обратившись мыслями к прошлому, сделай для меня, что сможешь. Пообещаешь ли?" "Да, о да, - отвечала Заряночка, - и тем более охотно, что часто вспоминаю я об этом, снова и снова. Потому заклинаю тебя: позволь оказать тебе услугу, коли в моих это будет силах, когда бы не представился случай; пусть даже себе причиню я тем самым боль и горе; ибо ты именно это имеешь в виду, я знаю".
"Так не забудь, - холодно проговорила Атра, - надо думать, тебе же во благо обернется это впоследствии: ибо ты - счастливая женщина".
Говоря это, Атра поднялась на ноги и молвила:"Тише! вот возвращаются лорды с военного совета; ло, вот он идет, и сердце мое снова ожесточается против тебя, и почти заставляет меня пожелать, чтобы ты снова стояла передо мною обнаженная и беспомощная. Ло, несчастье мое!- он заметит по лицу моему, что охотно причинила бы я тебе зло. А ведь ничего подобного я не сделаю; ибо чем поможет мне это? - и ты - подруга мне, и верная посланница Поисков!"
Плохо расслышала Заряночка последние слова собеседницы, ибо в зал вошли Хью и Артур; и хотя попыталась девушка смирить свои мысли, и подумать о подруге и ее несчастье, однако же не могла она не ликовать втайне, теперь, когда узнала наверняка, что столь искренне любит ее избранник. И подумалось Заряночке, что воистину права Атра, называя ее счастливой женщиной.
Засим все они вместе поднялись в верхние покои, и присоединились к Аврее и Виридис; и Хью сообщил дамам, как распорядились мужи касательно посланцев, кои должны были призвать в Замок Обета окрестных рыцарей и танов, и олдерменов Гринфорда, дабы начать сбор воинства, каковому предстояло выступить противу Красной Крепости.
Когда о делах войны все было сказано, и на время наступило молчание, взяла слово Заряночка, и заговорила кротко и ласково, и молвила:"Дорогие подруги, а что произошло с вами на острове с того момента, как я вас покинула, и что приключилось с вами, верные рыцари, со времен отъезда? О том весьма хотелось бы мне услышать ради самой истории, равно как и потому, что, коли поведаете вы мне о пережитом, сочту я это знаком вашего прощения моему проступку; засим обратилась бы я к вам с подобною просьбою, ежели, конечно, не очень вы устали".
Все охотно изъявили свое согласие, и заговорил Хью, и сказал так:"С вашего соизволения, собратья, я расскажу в нескольких словах о том, что случилось с нами по пути к Острову Непрошенного Изобилия, а затем Виридис продолжит повесть с того момента, как Заряночка покинула помянутый остров в ведьминской ладье". Никто противу того не возразил, и продолжил Хью:"Краток рассказ мой о путешествии: на следующее утро после нашего отъезда мы добрались до Острова, Где Царит Ничто, и, будучи тобою упреждены, о Заряночка, пробыли там совсем недолго, для того только, чтобы отдохнуть от сидения в лодке, и ни на шаг не отходили от песчаного плеса, и спустя три часа решили, что пора и в дорогу.
И вот снова спустили мы ладью на воду, и к полуночи добрались до Острова Королей; и с восходом солнца поднялись в крепость, и долго разглядывали мертвецов, стараясь ничего не упустить; и покинули остров еще до полудня, и с наступлением темноты добрались до Острова Королев. На следующее утро постановили мы, что надо бы нам пойти посмотреть на призраков помянутых благородных дам, на случай, ежели, с тех пор, как ты там побывала, произошло нечто новое, имеющее отношение к Походу. Однако в замке все осталось по прежнему, и уплыли мы восвояси, пока день только начинался.
До Острова Юных и Старых мы добрались к закату того же дня, и мальчуган с девочкой спустились к берегу поглядеть на нас и подивиться, и мы некоторое время занимали их веселой игрою, а после дети отвели нас к хижине старика, каковой принял нас весьма учтиво, и дал поесть-попить. Надо сказать, что, когда дело уже близилось к утру, хозяин дома выставил нам крепкого напитка, и, похоже, счел за обиду, что мы не слишком-то злоупотребили сим угощением, сам же старик, по чести говоря, к чаше прикладывался неоднократно, пока не заснул. Но прежде чем упился он до беспамятства, мы засыпали его вопросами про остров и его обычаи, но ничего-то старец не знал, и ничего не смог порассказать нам. И о тебе спросили мы, сестрица, но тебя он давно позабыл.
На следующий день старец спустился с нами к ладье, и долго заклинал нас взять его с собою; ибо здесь, говорил он, нет ни правителя, ни прекрасных дам; и ежели останусь я на острове, скоро истечет отпущенный мне срок, а очень бы хотелось мне изведать радость, и долгих лет жизни тоже хотелось бы. Мы же не посмели взять старца на борт, опасаясь, что духу Посыльной Ладьи это не понравится; засим мы вежливо отказали обитателю острова, поблагодарили за гостеприимство, и оделили дарами, а именно, золотым кольцом на палец и золотою же пряжкой. Засим побрел старец прочь, как нам показалось, слегка удрученный, но еще до того, как произнесли мы заклинание Посыльной Ладьи, мы услышали, как весело распевает он высоким надтреснутым голосом, удаляясь от берега.
В тот последний день случилось нечто новое; ибо едва помянутый остров превратился в черную точку за нашей спиною, как увидели мы: с северо-востока плывет к нам навстречу челн; стремительно надвигался он, и за кормою пенились бирюзовые буруны. Немало подивились мы тому; и подивились еще более, заметив, что паруса челна выкрашены в золотую, зеленую и черную полоску; а затем овладели нами и страх, и радость, когда, как только подошло судно поближе, узрели мы на борту трех женщин, одетых в золото, в зеленое и в черное. И вот, наконец, челн приблизился настолько, что мы смогли разглядеть лица дам, и убедились, что перед нами и впрямь наши любезные; и каждая протягивала к нам руки, и взывала о помощи, и каждая выкликала нас по именам; а мы-то, без весел, без паруса, находились во власти нашей зловещей ладьи. Тогда Бодуэн и я вознамерились было спрыгнуть за борт и доплыть до наших возлюбленных любой ценой, но сэр Артур удержал нас, и повелел вспомнить о том, что приближаемся мы к ведьминским угодьям; так стало быть, следует предположить, что повсюду расставлены для нас силки и ловушки, дабы воспрепятствовать нам добраться до цели путешествия. Засим остались мы в ладье, хотя мгновения горше не выпадало нам на долю; и нарядный челн снова унесся вслед ветру, и ветерок и буруны исчезли вместе с ним, и озеро застыло под знойным солнцем, гладкое, как стекло, и поплыли мы далее, с тяжелым сердцем.
Но вот, когда солнце уже клонилось к закату, на северо-востоке снова показался стремительно приближающийся парус; и на сей раз то оказалась не ладья и не барка, но огромный корабль с высокими мачтами, оснащенный превосходными орудийными башнями и закованный в броню; на бастионах и марсах поблескивали шлемы, и сверкали копья, и вскорости ветер донес до нас голос рога. Мы оба взяли в руки мечи и надели шлемы, но Артур не тронулся с места, говоря:"Не особо-то мудра ведьма, раз посылает нам два видения на дню, столь схожие друг с другом". "Ха, - сказал Бодуэн, - тем не менее, будем настороже; они намерены стрелять". И, уж разумеется, увидели мы ряды лучников на всех марсах и даже вдоль борта, и по сигналу рога в воздух взвились стрелы, но куда делись, не ведаю, ибо ни одна не долетела до нас; и рассмеялся Артур, говоря:"Отличный выстрел, право; клянусь Святой Девой, кабы в нашем краю не водилось лучших лучников, мне бы и броня ни к чему". Но мы двое были совершенно сбиты с толку, и не знали, что и думать.
Огромный корабль промчался мимо нас вослед ветру, как давешняя барка, но не отошел и на полмили, как увидели мы, что заполоскались паруса, и натянулись реи, и воскликнул Артур:"Клянусь святым Николаем, игра начинается сызнова! - они разворачиваются!"
Так оно и оказалось, и вскорости корабль снова нагнал нас, и поравнялся с нами, так что мы отчетливо различали на встречном судне каждую снасть и каждый рангоут; и народ его, рыцари, воины, лучники и мореходы, все столпились на наветренном борту, поглазеть на нас и посмеяться; и оглушительный дьявольский хохот загремел над толпою, пока проплывал корабль мимо нас, - столь близко, что с одного борта на другой легко можно было бы перебросить корку хлеба; и очень скоро стало ясно, что наскочить на нас они не намерены.
Тут молвил Артур:"Сейчас, собратья мои, комедия начнется сызнова, но вы оставайтесь на местах, ибо сдается мне, что это зрелище не менее безвредно, чем давешнее, хотя обставлено куда роскошнее".
Едва договорил он, как среди собравшихся на шкафуте поднялась суматоха, и ло, обнаружилось, что в кругу свирепых и могучих мореходов стоят три женщины, смертельно-бледные, с распущенными волосами, со связанными за спиною руками; одна была одета в золото, другая - в зеленое, и третья - в черном; и лица их в точности повторяли лица Авреи, и Виридис, и Атры.
Тогда над кораблем раздался грозный и свирепый рев, и издевательский смех, от которого души наши преисполнились неизбывного стыда; и злобные эти твари в обличии мореходов подступили к дамам, и швырнули их за борт в бездонную пучину, - сперва Аврею, затем Виридис, и затем Атру. Мы же стояли, потрясая бесполезными мечами, и готовы были уже прыгнуть в воду, но Артур поднялся на ноги, и ухватил каждого из нас за руку, и удержал нас, говоря:"Нет уж, ежели вы желаете погибнуть, так возьмите и меня с собою, и пусть Обет канет на дно озера, пусть ненаглядные наши возлюбленные страдают в рабстве, пусть Заряночка утратит всех своих друзей разом, и пусть вспоминают нас впоследствии как влюбленных глупцов, кои сами не ведают, что творят".
Засим снова уселись мы на свои места; над килем гнусного судна загремел пронзительный и резкий хохот, а затем корабль развернулся по ветру, и поплыл своим путем; все так же сверкало оружие, и развевались знамена и флаги, и трубили рога; а солнце над водной гладью тем временем опускалось за горизонт.
Тут молвил Артур:"Ободритесь, братья! - разве не видите, что самовлюбленная наша ведьма скудоумна и слепа, раз устраивает нам подобное представление, и второй раз на дню являет нам образы наших милых, что несколько часов назад якобы пронеслись мимо в ладье с полосатыми парусами? Где же, в таком случае, корабельщики с ними повстречались? Нет, господа, не позволим мы любовной тоске лишить нас разума".
И поняли мы, какими глупцами оказались, поддавшись коварному наваждению; однако на душе у нас сделалось до крайности тревожно; и время тянулось невыносимо-медленно; ясно было, что не знать нам покоя, пока не доберемся мы до Острова Непрошенного Изобилия и не отыщем там наших возлюбленных.
И вот наступила ночь, и мы уснули, но похоже, что нечасто погружались в сон все трое одновременно; и, наконец, почувствовали мы, что близок рассвет, - хотя луна зашла, и тьма царила непроглядная. В ту пору мы все трое бодрствовали; и вдруг услышали мы за кормой плеск рассекаемой воды, словно бы шел за нами корабль, и смутно в темноте различили парус: то нагоняла нас ладья. И совсем рядом зазвенел горестный крик:"О, здесь ли вы, Паладины Обета? О, помогите мне, друзья! - спасите меня, освободите, ибо похитили меня, чтобы передать в руки былой моей госпожи. Помогите, Бодуэн, Хью, Артур! Помогите, помогите!"
Тут все мы узнали голос Заряночки, и Артур вскочил на ноги, и в мгновение ока оказался бы за бортом, кабы мы двое его не удержали, он же боролся и проклинал нас от души, скрывать нечего; а тем временем жалобный стон твой, сестрица, угас в отдалении, и небо на востоке посветлело, и наступил рассвет.
Тогда молвил Бодуэн:"Артур, собрат мой, разве не видишь, что и это такое же представление, как и первые два; это ты-то, что выказал такое благоразумие прежде? Все это - обман, лукавое наваждение, дабы Поход окончился ничем; потому воспомни о своем мужестве и своей великой мудрости!"
Так мы увещевали его, и упрекали, пока Артур не успокоился и не пришел в себя, однако же так и остался печален, удручен и молчалив. А Посыльная Ладья спешила все вперед сквозь рассветное зарево, и когда мгла окончательно рассеялась, увидели мы прямо по борту Остров Непрошенного Изобилия, и едва пристали мы к берегу, как взошло солнце. Куда как порадовались мы возможности выбраться из ладьи и снова ощутить под ногами твердую землю. Мы извлекли из ладьи все наши пожитки, и спрятали под корнями старого боярышника небольшой сверток, с одеждами вашими, о благородные дамы, что ссудили вы Заряночке; затем облеклись мы в доспехи, и огляделись, стараясь понять, в какой части острова находимся; и увидели мы пред собою фруктовые и цветочные сады, а над благоуханными кущами возвышался огромный и дивный дворец, ровно так, как ты и говорила, о Заряночка.
Засим, нимало не мешкая, двинулись мы вверх по холму черед сады и кущи, и пройдя их почти насквозь, оказались перед многоступенчатой лестницей, о которой ты поминала, и у подножия увидели высокую, статную женщину в алых одеждах; там стояла она, словно бы поджидая нас. Приблизившись, разглядели мы, что с виду незнакомка полна сил и весьма недурно сложена, и притом белокожа, золотоволоса и синеглаза; можно было бы назвать ее красавицей, по фигуре судя, кабы не тяжелые черты лица и не жестокое его выражение, кабы не тонкие губы и обвислые щеки; глупость читалась в этом лице, и притом гордыня и злоба.
И вот приблизились мы к ней, и незнакомка приветствовала нас, говоря:"Добро пожаловать в наш дом, о славные воины; велю вам поесть-попить и отдохнуть здесь".
Мы низко поклонились ей, и пожелали здравствовать; и молвил Бодуэн:"Госпожа, твое повеление мы исполним; однако же, прежде чем преломить с тобою хлеб, следует помянуть о поручении, что привело нас сюда; ибо может статься, что, узнав о нем, не окажешь ты нам приема столь радушного". "Что такое?" - вопросила незнакомка. Пояснил Бодуэн:"Имя этому человеку - Зеленый Рыцарь, а вот это - Черный Оруженосец, а я - Золоченый Рыцарь; а теперь мы спросим тебя: не называется ли сей остров Островом Непрошенного Изобилия?" "Именно так назвала я его, - отвечала дама, полагаю, никто другой не дерзнет назвать остров иначе". "Очень хорошо, откликнулся Бодуэн, - дошел до нас слух, что попали сюда три дорогих наших подруги, три девы, а именно Виридис, дама Зеленого Рыцаря, и Атра, избранница Черного Оруженосца, и Аврея, моя ненаглядная радость; засим приехали мы увезти их с собою домой, ибо черезчур долго оставались они вдали от родного края и от своих возлюбленных. Засим, ежели ты с ними в дружбе, - может статься, ты отпустишь их полюбовно, ради укрепления мира и согласия; но ежели они твои пленницы, мы охотно заплатим тебе выкуп, не согласно их достоинству, ибо никакие сокровища, собранные воедино, не сравнятся с ними, но согласно твоему желанию, госпожа".
Рассмеялась гордячка презрительно и молвила:"Красно говоришь ты, сэр Рыцарь; кабы находились эти девы под моей опекой, я бы отдала вам их даром, и еще почитала бы, что осталась в выигрыше. Но здесь их нет. Правда это, что состояли тут при мне три рабыни, кои звались именно так, как ты помянул; однако недавно, несколько дней назад, они провинились передо мною, и я их наказала; а после они мне опротивели, и пожелала я от них избавиться, ибо здесь слуг мне не надобно: сама я себе хозяйка, и ни в ком не нуждаюсь. Засим отослала я рабынь через озеро к моей сестре, что живет в недурном доме под названием Обитель у Леса; вот сестрице моей слуги потребны, ибо тамошняя земля ничего не даст без усилий пахаря, и пастуха, и охотника; здесь же все появляется само собою, непрошенно-негаданно. Вот с сестрицей и договаривайтесь; не знаю, может и удастся вам откупить у нее девиц, коих вы столь высоко ставите; хотя, надо думать, придется вам найти для нее других слуг, девицам на смену. Ибо, по правде говоря, некогда сбежала от нее рабыня и оставила сестрицу в положении едва ли не бедственном; и говорят, будто набралась девчонка бесстыдства явиться сюда. Однако про то мне не ведомо; ежели и так, то помянутая беглая рабыня проскользнула у меня промеж пальцев, иначе бы заставила я ее раскаяться в собственной дерзости. Теперь, сдается мне, сэры Рыцари, довольно поговорили мы о деле столь пустячном и вздорном; и снова заклинаю я вас вступить под смиренный кров моего дома, и разделить со мною трапезу, ибо вам здесь рады, несмотря на поручение ваше, достаточно глупое, говоря по чести".
Тут сэр Бодуэн уже готов был ответить гневно, но Артур потянул собрата за полу платья, и тот согласился исполнить волю госпожи, хотя и не очень-то любезно; но на то она не обратила внимания; она взяла сэра Бодуэна за руку и повела его вверх по великолепному крыльцу; так вступили мы в зал с колоннами, краше коего свет не видывал. Там на возвышении накрыт был стол, заставленный изысканными яствами и напитками, и госпожа пригласила нас отобедать, и мы расселись по местам.
За трапезою госпожа дома казалась веселой и радушной; сидящий на противоположном конце стола Бодуэн супил брови, я хранил настороженное молчание, но Артур держался с дамой столь же приветливо и обходительно, как и она с ним; и тому не особо я дивился, ибо знал, что Черный Оруженосец весьма смышлен и мудр.
Когда же покончили мы с трапезой, госпожа поднялась с места и объявила:"Теперь, сэры Рыцари, я даю вам позволение удалиться; считайте этот дом своим, бродите себе по всем комнатам и залам, наслаждайтесь чудесами его и красотой; когда же дворец вам прискучит, к вашим услугам и сады, и цветочные кущи, и весь остров от края до края, - ходите где вздумается. А в зале этом, когда бы не возвратились вы, всегда поджидают вас еда и питье; но ежели пожелаете вы снова со мною увидеться нынче, возвращайтесь туда, где впервые вы встретились со мною сегодня, а именно к подножию огромной лестницы".
Тут госпожа положила руку на плечо Артура и молвила:"Твой могучий друг свободен обыскать все закоулки в этом доме, и каждый куст на острове; коли отыщет он помянутых девиц, одну ли или всех трех, так я ему их подарю".
С этими словами повернулась она, и вышла из зала через боковую дверь. И несмотря на то, что женщина эта была гадкой, и бессердечной, и жестокой, теперь могло показаться, или это нам только примерещилось, будто бы заметно похорошела она с тех пор, как мы встретились с нею впервые; и что до меня, я размышлял, чем это все закончится, и страх перед владычицей острова вошел в мою душу.
И вот заговорил Бодуэн:"Собратья, не выйти ли нам хотя бы в сад, ибо дом этот - сосредоточие зла, и в воздухе словно бы ощущается привкус и запах крови и слез, и злобные призраки, что ненавидят сынов адамовых, затаились в каждом углу. И ло! - как не думать о нашей верной подруге, той, что была с нами так добра, и простодушна, и любезна? - так и стоит у меня перед глазами образ милой девушки, что застыла, трепеща и обнаженная, перед этой глупой и злобной раскрашенной куклой". Вот как сказал он, Заряночка.
Но я прошептал Артуру, понизив голос:"Когда мы убьем ее?" Отвечал он:"Не раньше, чем получим от нее все, что нам нужно; то есть подруг наших, живыми и невредимыми. Но пойдем же".
Так мы и поступили, и спустились в сад, и сняли шлемы, и прилегли под огромной яблоней, вокруг которой простиралась открытая местность, так что никому не удалось бы подобраться к нам незаметно; и принялись мы толковать да советоваться; и спросил я Артура, что думает он касательно байки, будто бы возлюбленные наши увезены в Обитель у Леса, и не следует ли поискать их там; но Черный Оруженосец рассмеялся и ответствовал:"Никогда не сказала бы она нам об этом, будь это правдой: вне всякого сомнения, подруги наши находятся на этом самом острове, но, сдается мне, не в доме, иначе ведьма не предоставила бы нам полной свободы обыскивать дворец". "Да, - возразил я, - но что, коли заперты они в ведьминской темнице?" Отвечал он:"Не так уж трудно определить, что есть темница, во дворце столь изысканном; а, отыскав ее, мы вскоре измыслили бы способ взломать двери и проникнуть внутрь, ибо нас трое, и сил у нас довольно. Нет, полагаю я, что ненаглядные наши возлюбленные спрятаны где-то на острове за пределами дома, и, может статься, мы их там отыщем; и однако же, сдается мне, не раньше, чем ответим мы коварством на коварство и одолеем колдунью. Но довольно сидеть; пойдем же обыскивать островок, подобно пустельге, что облетает затопленный водою луг. И еще предлагаю я оставить наши доспехи здесь, дабы не утомляли они нас, ибо не придется нам защищаться от могучих ударов".
Там же, на дереве, повесили мы шлемы, и щиты, и кольчуги, и все наши доспехи, и отправились прочесывать остров; оказалось это делом весьма нелегким, однако же так и не присели мы отдохнуть, пока не пробил час поспешить на встречу с госпожой; и за все это время не отыскали мы ни следа дорогих и ненаглядных. Большую часть острова занимали луга, что радовал глаз не меньше, чем сад; тут и там поднимались рощицы благоуханных деревьев, и струились серебряные ручьи, но пашен не было и в помине; и встречались нам на пути дикие обитатели леса, как, скажем, олень, и косуля, и лань, а также и зверье поменьше; все - для человека безвредные; но домашнего скота мы не приметили.
Засим возвратились мы к великолепной лестнице; и там, у самого подножия, стояла ведьма, и оказала она нам радушный прием. Роскошные алые ткани, расшитые и отделанные дорогими каменьями, одевали стан госпожи; руки ее были обнажены, ноги обуты в сандалии, а золотые волосы увенчаны гирляндой; и впрямь заметно похорошела она: недурно сложенная, с холеной, белоснежною кожей, с густыми и пышными локонами; однако, несмотря ни на что, лицо колдуньи осталось столь же отталкивающим, и мне показалась она прегадкой.
Вечерний пир ничем не отличался от утренней трапезы; Бодуэн был мрачен, Артур весел и приветлив; и ничего не случилось такого, о чем бы следовало рассказать, кроме того разве, что блюда, и яства, и бутыли, и чаши, и все такое прочее, возникали на столе сами собою, словно бы приносили их невидимые слуги; и тому не особо мы дивились, памятуя, что находимся в обители чудес. Ведьма же поглядела на нас с улыбкой, и молвила:"Рыцари, изумляетесь вы, наблюдая, как прислуживают нам за столом; но вспомните, что мы сказали вам этим утром: Мы - сами себе хозяйка, и ни в ком не нуждаемся, и так устроили мы жизнь свою здесь, чтобы нашим друзьям ни в чем не пришлось испытывать недостатка на Острове Изобилия. Потому не опасайтесь, что слуги наши, ныне невидимые, окажутся безобразны, даже если бы и открылись они вашим взорам".
Все подмечали мы на этом пиру; когда же трапеза подошла к концу, в зале зазвучала музыка, словно заиграли невидимые музыканты, однако немного их было, от силы трое или четверо. Тут снова заговорила леди и молвила:"Рыцари, вы можете счесть, будто мало у нас менестрелей; но уж такова наша воля, что не любим мы музыки черезчур громкой, и по большей части только троим позволяется одновременно играть и петь для нас".
Затем госпожа отвела нас в роскошные покои, и уснули мы там, в роскоши и довольстве; и поднялись поутру, и обнаружили, что леди по-прежнему весьма расположена к нам; однако же приметил я, что обращается она с Артуром так, словно впервые его увидела, и весьма пришелся он ей по душе.
Снова отправились мы в путь, и обыскивали остров с неменьшим усердием, чем в первый раз, и опять ничего не нашли; и этот день во всем оказался похож на предыдущий.
На следующее утро (то есть на третий день нашего приезда) ведьма словно бы еще лучше запомнила Артура, и еще больше им заинтересовалась, так что даже протянула ему руку для поцелуя, и пришлось Черному Оруженосцу поднести помянутую руку к губам, несмотря на то, что терпеть он ведьму не мог.
И снова устроились мы под яблоней, и спустя какое-то время заговорил Бодуэн и молвил:"Вчера и позавчера обыскивали мы остров и ничего не нашли; давайте сегодня обыщем дом, и ежели опять ничего не обнаружим, по крайней мере, это нас больше отвлекать не будет". Мы согласились, и немедленно вернулись во дворец, и побывали во всех залах, краше которых свет не видывал; все вокруг радовало глаз, и дивились мы, гадая, что со всем этим станется, когда с ведьмой мы совладаем и колдовству ее придет конец.
Дошли мы и до Башни Рыданий, и поднялись по лестнице, и нашли дверь темницы открытой, и все там было ровно так, как ты описала нам, Заряночка; только открыли мы огромный сундук, от чего сама ты воздержалась, и обнаружили, что и впрямь полон он отвратительной утвари, как, например, цепи и кандалы, и плети, и розги, и гнусные орудия пыток; и прокляли мы все это, и отошли; но молвил Артур:"Ло, что за глупая женщина! С какою охотою она указывает нам, что делать, и дает понять, что дам наших в сей обители зла нет, ибо ведьма все предоставила в наше распоряжение, ничего не скрывая". Однако же мы обошли дом снаружи, и тщательно посчитали окна, дабы проверить, не пропустили ли мы какой-нибудь комнаты, и убедились, что все в порядке; а затем снова вошли мы в дом и обыскали нижние помещения, проверяя, нет ли под землею подвалов; но ничего не нашли, кроме как на удивление красивой крипты, что почти не уступала в роскоши верхним комнатам. Засим наступил вечер, и подошло время пира, и день окончился; ведьма же за руку повела Артура к столу, а затем и к покоям, для нас отведенным.
На четвертый и пятый день все повторилось сначала; и, ложась спать, я чувствовал, что в голове у меня мутится, а на сердце давит невыносимая тяжесть.
Вечером следующего дня (то есть шестого), когда отправились мы в покои, а ведьма с Артуром шли рука об руку, мерзкая задержала своего спутника, и заговорила с ним пылко, понизив голос; и, поднявшись ко мне впоследствии, Черный Оруженосец признался:"Нынче ночью мне удалось уклониться, однако долго так продолжаться не может". "Уклониться от чего?" - вопросил я. Отвечал он:"От того, чтобы разделять с нею ложе; ибо теперь все идет к тому, что либо должны мы убить ее немедленно, так ничего и не узнав о наших возлюбленных, либо придется мне исполнять ее волю".
Так прошло еще четыре дня, и настало двенадцатое утро нашего пребывания на острове, и отправились мы обыскивать луга и рощи острова, и за целый день ничего толком не нашли; но когда день стал клониться к закату, и на восточное небо набежали тяжелые, плотные тучи цвета меди, вышли мы к зеленой долинке, омываемой прозрачным ручьем, и, заглянув вниз, увидели, что на дне ее, среди деревьев, что-то поблескивает; засим поспешили мы прямиком туда, к блику, и ло! - посреди долины, где бежал поток, узрели престранное сооружение. Ибо возвышался там павильон, возведенный из дерева и досок, ярко расписанный и позолоченный; и, вделанная в него, наружу выступала огромная клетка: тонкие золоченые решетки образовывали стены и потолок, а расстояние между прутьями было как раз такое, чтобы взрослый, будь то мужчина или женщина, не сумел бы протиснуться на волю.
Сей же миг с громким криком устремились мы со всех ног туда, ибо ясно увидели, что в помянутой клетке находятся три женщины, видом схожие с нашими любезными; и очень скоро мы уже стояли у помянутой решетки, протягивая к пленницам руки и заклиная подойти поближе и рассказать свою историю, дабы узнали мы, как их спасти. Но дамы застыли на месте, прижавшись друг к другу, в центре помянутой клети, и не вымолвили ни слова, и не приблизились к нам; засим подумали мы, что бедняжки околдованы, и радость наша поутихла.
Тогда обошли мы вокруг клетки и павильона, дабы отыскать дверь; но ничего не нашли; засим попытались мы совладать с прутьями решетки: что было сил, мы раскачивали их, и трясли, однако ни к чему это не привело.
Более того, пока мы занимались этим делом, солнце зашло, и в долине заклубился густой черный туман, и сомкнулся вокруг нас, так, что не могли мы разглядеть даже лиц друг друга; и, пока стояли мы там, прутья решетки словно бы растворились у нас в руках. Тут полил дождь, и загремел гром, и в кромешной тьме засверкала молния, и в ее ослепительных вспышках различали мы траву и листья, но не следа ни решетки, ни дома, ни женщин. Так ждали мы в непроглядной ночной мгле, растерянные, сбитые с толку грозою; но вот, наконец, дождь прекратился, тучи развеялись, и снова воцарилась ясная звездная ночь. Однако золоченая клетка и те, что находились в ней, сгинули, словно их и не было; и грустно повернулись мы, и побрели к дому ведьмы.
По пути молвил Артур:"Братья, сдается мне: все это - продолжение той же самой комедии, что игралась для нас на озере, пока добирались мы сюда; но для чего ведьма это делает - для того ли, чтобы помучить нас и высмеять, либо желая, чтобы мы поверили, будто подруги наши и в самом деле здесь, этого я не ведаю. Впрочем, похоже, что завтра я сумею вам рассказать, в чем дело".
И вот подошли мы к лестнице крыльца; там, под звездами, стояла ведьма, поджидая гостей. Заметив нас, она ухватила Артура за руку, и притянула к себе, и принялась ласкать его, и обнаружила, что и он, и мы насквозь промокли под дождем, чего, собственно, и следовало ожидать; тогда велела нам госпожа подняться в свои покои и переодеться в приготовленные для нас наряды. И отправились мы к себе, и нашли, что подаренные нам одежды на диво богаты и изысканны; но когда сошли мы в зал, где поджидала нас ведьма, увидели мы, что одежды Артура куда богаче и изысканнее наших. Ведьма же подбежала к нему, и повисла у него на шее, и принялась обнимать да целовать его на глазах у всех прочих, и он ни словом не возразил. Так прошла трапеза.
Когда же пришло время отправляться на покой, ведьма снова взяла Артура за руку, и что-то сказала ему вполголоса, и увела его с собою; и Черный Оруженосец пошел с нею, делая вид, что весьма тем доволен; а мы двое испугались, что, насладившись гостем, колдунья его уничтожит. Потому почти до самого утра бодрствовали мы, не выпуская из рук мечей.
Когда же оделись ды поутру, Артур возвратился к нам, тоже одетый; был он удручен и пристыжен, однако жив-здоров, отрицать не приходится; и молвил он:"Не будем говорить об этом деле, пока не выйдем на свежий воздух, ибо здесь во дворце все внушает мне страх".
Когда же вышли мы из дворца и снова устроились под яблоней, заговорил Артур:"Теперь, о лорды, легло на меня несмываемое пятно позора, ибо я стал полюбовником этой злобной твари; но, заклинаю вас, не насмехайтесь надо мною; тем паче что то же самое может приключиться и с каждым из вас, а то и с обоими; ибо ясно вижу я, что негодяйке вскорости прискучу, и возжелает она одного из вас. Но оставим это. Кое-что удалось мне от нее узнать, однако немного; во-первых, напрочь позабыла она свою первую байку, а именно, будто бы отослала она дам к своей сестрице-чародейке. Ибо я поведал ей о золоченой клетке, и о том, как исчезла помянутая клетка во время грозы, и ответствовала ведьма:"Хотя и почитаю я порядочной глупостью ваше настойчивое желание отыскать этих рабынь, однако же охотно помогла бы я вам по возможности, ибо теперь стали вы мне дорогими друзьями. Хотя, не стану скрывать, думается мне, что, когда повстречаетесь вы с ними, убедитесь вы, что девчонки весьма к вам переменились. Ибо, как я уже говорила, они от меня сбежали, после того, как покарала я их за измену, и укрылись где-то на острове, ибо не нашли ладьи, чтобы уплыть восвояси. Я же не дала себе труда их преследовать, ибо я - королева и госпожа над всем, что здесь есть, и сама себе хозяйка, и ни в ком не нуждаюсь; разве что любовь принудит меня, ненаглядный мой повелитель. Так советую я вам попытаться снова отыскать золоченую клетку, не отступаясь, потому что думается мне: рабыни эти каким-то образом переняли отчасти сокровенную мудрость, и заколдовали помянутую клеть, дабы защититься от меня. Однако же, хоть от вас они и прячутся, от меня им не укрыться; ибо у меня похитили они секреты колдовства, и я - их госпожа".
Вот какую новую ложь измыслила ведьма, и совет мой таков, что не стоит к ней прислушиваться. Ибо думается мне, что и клетка, и пленницы это одно из ведьминских наваждений, и несчастные наши подруги находятся где-то здесь, в ее власти".
Это и нам показалось весьма правдоподобным; однако теперь, не зная, чем заняться и как убить время, ибо остров мы к тому времени уже обыскали вдоль и поперек, решили мы, что стоит еще раз сходить в долину золоченой клетки, хотя не ожидали мы опять обнаружить там отвратительный загон. Но случилось вот что: лощину отыскали мы с легкостью; и стояла там клетка, ровно так же, как давеча, однако пустая; и ничего не различали мы за прутьями, кроме травы, и цветов, и прозрачного ручья.
Недолго задержались мы в том месте, и в должное время возвратились во дворец; и, дабы сократить рассказ, я скажу, что после того на протяжении не одной недели всякий день ходили мы в долину золоченой клетки, но спустя первые три дня больше ее не видели.
И по мере того, как текли недели и дни, все сильнее овладевали нами тоска и скорбь, и, надо полагать, даже ведьма заметила, что общество наше уже не столь занимательно, как прежде.
И вот настал день, когда Артур велел нам взять на заметку, что ведьме он прискучил, и повелел мне не терять бдительности, и пояснил:"Колдунья начинает поглядывать на тебя, собрат". При этом слове в сердце моем вскипел гнев; ничего не ответил я, но про себя порешил, что положу этому делу конец, коли смогу.
В ту же ночь случилось то, о чем упреждал Артур: ибо после вечерней трапезы ведьма отвела меня в сторону, пока играла музыка, и принялась поглаживать руку мою и плечо, и молвила:"Все дивлюсь я на вас, Паладины; вбили вы себе в голову, будто непременно нужно вам отыскать этих злосчастных рабынь, а ведь никогда вам их не найти, ибо вы им не нужны; ежели и завидите вы их издалека, они убегут от вас, как давеча; и в том трудно их обвинить, ибо наверняка полагают они, что ежели попадутся вам, так очень скоро окажутся в моих руках. Я же могу словить их в любой день, когда мне заблагорассудится; а тогда стану я судить беглянок, полное право имея покарать их, согласно закону, для меня установленному; и тогда судьбе их не позавидуешь. Засим Мы даем вам троим следующий совет, и совет этот дружеский: будьте счастливы на Нашем Острове, Мы же станем делать все, что в Нашей власти, для удовольствия вашего и радости; и ежели пожелаете вы, чтобы Мы стали еще прекраснее, чем ныне, так и этого можно добиться; так награжу я вас за ваше послушание и покорность. А ежели потребуются вам рабыни для забавы, так и рабынь раздобыть нетрудно; ибо власть Наша распространяется и над озером, хотя нет у Нас ни ладьи, ни судна для плавания по воде. А теперь, пригожий юноша, Мы скажем вам последнее слово: вы, Паладины, живете в Нашем доме уже долго, и все это время упорно пытаетесь Нам перечить. Так для вашего же собственного блага настоятельно советуем Мы вам перестать".
В моих глазах ведьма представлялась теперь еще более надменной и глупой, нежели поперву, невзирая на золотые волосы, и белоснежную кожу, и стройные ноги; и сказал я себе, что настало время уничтожить зло этого дома, пусть и ценою жизни, - или все мы погибли; и усмотрел я в нагромождениях ее лжи зерно правды; и счел я, точно так же, как и Артур, что подруги наши где-то на острове, и в ее власти.
Ничего более не приключилось в ту ночь; но на следующий день мы снова отправились в путь и шли все вперед и вперед до тех пор, пока не оказались в самой южной части острова, и неподалеку от воды набрели мы на густой лес, коего прежде не видели. Засим мы вступили под сень чащи, и, пробираясь сквозь заросли и примечая дикое лесное зверье, что шныряло туда и сюда, издалека углядели мы среди дерев человеческую фигуру. Мы осторожно двинулись туда, дабы не заметил нас чужак и не скрылся; а когда подобрались мы поближе, то увидели, что перед нами женщина, одетая охотником, и ноги ее обнажены до колен. За спиною у незнакомки висел колчан, рука сжимала лук, а за плечами развевался черный плащ. Верно, обитательница лесов услышала наше приближение по шуршанию сухих листьев, ибо повернулась она к нам, и ло! то была Атра.
Завидев нас, охотница пронзительно закричала, и со всех ног помчалась прочь от нас, а мы вдогонку. Так и не настигли мы ее, хотя из виду не теряли; но вот лес кончился, и перед нами оказалась отвесная стена скалистого холма, и вход в пещеру, и кто же стоял у входа, как не Аврея и Виридис (как показалось нам), одетые ровно так же, как Атра, только наряды их были золотого и зеленого цвета. Согнутые луки и стрелы в руках выглядели угрожающе; и едва появились мы из чащи и вышли на открытую поляну перед пещерой, как Виридис вложила стрелу в тетиву, и прицелилась в нас, и выстрелила, и стрела пролетела над моей головой; тут женщины расхохотались издевательски, и убежали в пещеру. Мы поспешно бросились туда же, но едва подбежали, путь нам преградила отвесная скала, и ни следа ни пещеры, ни углубления.
Весьма мы тому устрашились, и устрашились бы еще более, кабы не подумали, что и это - обман и комедия, разыгранная ведьмой, дабы поверили мы ее лживым речам. Тем не менее, на следующий день мы отправились на поиски леса и пещеры в скале, но так и не нашли ни того, ни другого.
И вот настала ночь следующего дня, и в то время как поднимались мы в наши покои, ведьма взяла меня за руку, и отвела меня в сторону, и сказала мне немало нежных слов, подсказанных ее гнусной похотью, из которых не повторю я ни одного. А в заключение всего этого пожелала она залучить меня в свои покои и на свое ложе. И поскольку твердо знал я, что делать, и на поясе у меня висел боевой меч, я не стал возражать колдунье, но притворился, что рад. Когда же поднялись мы в ее спальню, богато разубранную и благоухающую розами и лилиями, словно на дворе июнь стоял в разгаре, госпожа повелела мне возлечь на роскошное ложе из золота и слоновой кости, она же присоединится ко мне вскорости. Засим я разделся и прилег, но извлек из ножен меч, и поместил древний клинок промеж собою и ее половиной кровати.
И вот возвращается она обнаженная, и только собралась лечь, как углядела меч и сказала:"Это еще что такое, о Паладин?" Отвечал я:"Это лезвие - залог воздержания промеж нас, ибо наложены на меня чары, и нельзя мне иметь дела ни с одной женщиной, кроме моей ненаглядной возлюбленной, ибо любую другую настигнет смерть; засим опасайся, заклинаю тебя стальным лезвием битвы". Ведьма отпрянула назад, словно злобная ошпаренная кошка; и ни следа красоты не осталось в ней; и закричала она:"Ты лжешь; ты ненавидишь меня; лучше остерегись, а не то горе и тебе, и твоей милой". И повернулась она, и выбежала из комнаты; я же поднялся, и поспешно оделся, и взял в руку меч. Но, прежде чем уйти, я огляделся, и увидел шкафчик, вделанный в стену в проходе между кроватью; и дверца его была полуоткрыта; и помянутый шкафчик сработан был на диво, и весь переливался золотом, и жемчугом, и драгоценными каменьями; и сказал я себе:"Здесь сокрыто сокровище; а война объявлена". Засим открыл я шкафчик; а внутренняя его отделка ни в чем не уступала наружней; и ничего внутри не оказалось, кроме крохотного хрустального флакона, окованного золотом и инкрустированного драгоценными камнями. Засим взял я помянутый флакон, и поспешил в свою спальню, и там разглядел добычу внимательнее, и вынул пробку; внутри плескалась жидкость, прозрачная, словно вода, но с пряным запахом, свежим, и благоуханным, от коего на душе становилось веселее. Засим подумал я, что это, верно, большое сокровище; и многое от него зависит, кабы только удалось узнать мне, что с ним делать. Затем я запрятал помянутый флакон под подушку, и положил меч рядом, и уснул, весьма собою довольный.
На следующий день, когда сошелся я с друзьями, они спросили меня, как обстоят дела, и сказал я им, что все хорошо, и что надо бы обсудить происшедшее под нашим древом совета. Засим спустились мы в зал, где встретила нас госпожа ведьма; и ожидал я, что в полной мере явит она мне гнев свой и злобу; только все случилось наоборот; ибо она казалась веселой и приветливой, и осыпала меня любезностями, без которых, по чести говоря, я вполне мог бы и обойтись. Но вот что приметил я: взгляд колдуньи блуждал, и речь порою прерывалась, и все время она словно бы что-то искала и высматривала; и ласкающие ее руки тоже искали, не нащупают ли чего под моей одеждой. Только все это было ни к чему, ибо у самых дверей зала я вручил флакон Бодуэну, и наказал хранить его до тех пор, пока не окажемся мы под нашей яблоней совета. Засим волчица то краснела, то бледнела, и кипела от злости, и беспокойно теребила свои украшения, и когда настало время отпустить нас, она помедлила, и не раз оглянулась назад; и никак не желала уходить, не заполучив того, что ей нужно, а именно - помянутого флакона.
Но едва переступили мы порог дома, я повелел друзьям пойти со мною в другое место, а отнюдь не к привычной яблоне совета, и они поняли, что я имел в виду, и я отвел их на поросшую травою поляну за пределами сада, где на много ярдов вокруг расстилалось открытое пространство, и ничего там не росло, кроме липы, под которой мы и уселись. Тогда я рассказал собратьям обо всем, что приключилось прошлой ночью, а также и о флаконе, и объяснил, как, по моему мнению, следует нам вести себя нынче вечером на пиру, и оба со мною согласились. А что мы задумали, вы услышите позже, когда дойду я до исполнения замысла; но повелел я Бодуэну оставить флакон при себе до вечера.
Затем заговорили мы о других делах; и очень скоро представился нам повод порадоваться, что остереглись мы вести свои речи под яблоней (ибо не сомневался я, что там ведьма станет за нами шпионить). Ибо не успели мы обсудить все досконально, как заприметили злобное создание у садового плетня; там стояла она, не сводя с нас глаз.
Тут поднялись мы, и направились к ней, словно ничего не случилось; и ведьма пригласила нас погулять по саду вместе с нею; и мы согласились, и последовали за госпожой, и побродили среди цветов, а затем прилегли отдохнуть на благоуханной траве. Воистину, и для нее, и для нас время тянулось невыносимо. И померещилось нам, будто красота холеного и пышного тела госпожи со вчерашнего дня заметно увяла и поблекла; колдунья казалась бледной и измученной; взгляд ее блуждал, и в глазах читался страх.
И вот предложила она нам пройти по саду чуть дальше, и в полдень подкрепиться немного; и поднялись мы, и привела она нас туда, где лозы увили изгороди и шатром сомкнулись над головою, подобно зеленым аркадам; там стоял накрытый стол, заставленный изысканными яствами и напитками. И пригласила нас ведьма садиться. Воистину обед тот не пробудил в нас ни малейшего аппетита; и сказал я себе:"Яд! яд!"; и ровно то же подумали и собратья мои, как признались они мне впоследствии. И увидел я, как Бодуэн извлек из ножен меч, и понял я, что задумал Золоченый Рыцарь нанести удар тут же, не медля, как только заметит что-либо подозрительное. Я же сидел подле ведьмы; и положил я руку на кинжал, висящий у пояса. От глаз колдуньи не укрылось и это, и побледнела она как смерть, и задрожала; и что бы ни ели мы и ни пили за тем столом под шелестящими виноградными листьями, все подносила она нам своей рукою; и тогда убедились мы, что госпожа острова и впрямь задумала было погубить нас на этом самом месте, да только устрашилась свирепого взгляда Бодуэна и моей угрожающей руки.
Вскоре стало очевидно, что колдунья не в силах более высидеть с нами за одним столом. Она поднялась, и улыбнулась нам призрачной улыбкою трупа, и позволила удалиться, и поспешила обратно в дом. И весьма порадовались мы, избавившись от ее общества. Однако как сами мы опасались удаляться от дворца, на случай, ежели произойдет что-то новое, так и ведьма не могла вовсе оставить нас в покое; но трижды в тот вечер, в каком-нибудь уголке сада, либо рощи, либо на лугу сталкивались мы с нею, встречая пепельно-бледное ее лицо, и полный ненависти и гордыни пристальный взгляд; и всякий раз ведьма принуждала себя улыбнуться, и поворачивала прочь с каким-нибудь пустым словом.
Наконец солнце стало клониться к закату, и пришли мы к лестнице, и застали там колдунью: как обычно, она поджидала нас. Но когда приблизились мы, никому не подала госпожа руки, но двинулась вверх по ступеням, и мы пошли за нею, не говоря ни слова.
И вот оказались мы в зале, где накрыт был воистину королевский стол, и повсюду горели восковые свечи, и над всем этим нависал великолепный каменный свод. Мы подошли к возвышению, и уселись, ведьма на трон свой из золота и слоновой кости в конце стола, я - по правую ее руку, лицом к залу, а спутники мои - напротив меня, спиною к выходу.
Изысканные яства и напитки, выставленные перед нами, ни в чем не уступали прежним, однако мы к ним не притронулись и пальцем, но сидели, не сводя глаз друг с друга, минуты две, может статься, а ведьма переводила взгляд с одного на другого, и дрожала так, что руки ее тряслись, словно в припадке паралича.
И вот, наконец, я поднялся, и поднес руку к груди (ибо Бодуэн вручил мне флакон, прежде чем подошли мы к лестнице); и заговорил громко; странно и гулко прозвучал голос мой в роскошном зале. "Госпожа, - сказал я, что-то черезчур бледна ты ныне, словно бы удручена или недужна. Выпей же за мое здоровье вот из этого драгоценного флакона, и снова поправишься ты и повеселеешь".
С этими словами поднял я флакон над головою. Тут ведьма ужасно изменилась в лице; закричав беркутом, она вскочила на ноги и потянулась к сокровищу, дабы отнять его. Но я левой рукою толкнул ее назад к трону; тут подоспели Бодуэн и Артур, и схватили колдунью за плечи, и крепко-накрепко прикрутили к трону веревками, что запасли заранее. Ведьма же, едва отдышавшись, завизжала в голос:"Ах, все теперь погибло, и гордый мой дворец, и я вместе с ним! Развяжите меня, предатели! - развяжите, глупцы! и дайте мне один глоток воды могущества; тогда я расскажу вам все, и вольны вы будете уйти восвояси вместе со своими рабынями, ежели пожелаете. А! отказываетесь развязать меня, отказываетесь, да? Ну что же, тогда, по крайней мере, и вы, глупцы, погибнете под развалинами, и они тоже, изменницы, исхлестанные плетью, истерзанные пытками дурочки, что не сумели от меня спастись. О, освободи меня, освободи! - ты, в чьих объятиях я провела столько ночей, освободи и дай отпить славной воды могущества!"
Так взывала она; а, надо сказать, что тело колдуньи уже утратило всю свою былую красоту: кожа ног и рук обвисла и пожелтела; теперь ведьма, ровно так же, как и лицо ее, выглядела воплощением вздорной и жестокой гордыни; и слова ее утратили смысл и превратились в звериные завывания. Но что до меня, понял я, что глоток воды этой нам не повредит, раз уж ведьма так упрашивала вернуть ей флакон; засим извлек я пробку, и отпил, и тут же словно бы пламя пробежало у меня по жилам, и почувствовал я, что силы мои утроились, и взор мой сделался на удивление ясен; и поднял я глаза, и оглядел залу, и ло! там стояла Аврея, прикованная за лодыжку к третьей от возвышения колонне; а напротив нее - Виридис; а у следующей, четвертой колонны Атра. Тогда закричал я громким голосом, что громом раскатился по ведьминскому залу:"Ло, что я вижу!" И обежал я стол вокруг, и подтолкнул и потащил за собою Бодуэна и Артура, взывая:"Идите сюда, идите! Они нашлись, они здесь!" И поспешил я к своей возлюбленной, и увидел, что одета она в одну лишь белую сорочку, снизу доверху забрызганную кровью, и лицо ее осунулось и побледнело; и слезы хлынули из глаз бедняжки при виде меня, но ни слова не слетело с ее уст, хотя поцелуи их были сладостны.
Тогда обернулся я к своим спутникам, а те стояли, словно громом пораженные, не понимая, что происходит; и подошел я к ним, и дал отпить из флакона; и глаза их открылись, и силой сравнялись они с великанами; и каждый устремился к своей возлюбленной. Бодуэн же, прежде чем поцеловать Аврею хотя бы раз, ухватился за цепь, что приковала бедняжку к колонне, и выдернул ее голыми руками. Судя по всему, поступил он на редкость мудро, ибо в завываниях ведьмы снова послышались слова:"А, забавляйся себе с цепями, забавляйся подольше! ибо уже слышится гул, и дрожит замок, и вот-вот рассыплется в прах! Ах, мерзавки на свободе! Горе мне! - ужели суждено умереть одной!" И снова превратилась речь колдуньи в бессвязные вопли; а тем временем я и Артур подхватили своих возлюбленных на руки, и поспешили за Бодуэном на лестницу и дальше, в напоенный свежестью, благоуханный сад, где луна уже роняла тени.
Остановились мы в некотором отдалении от замка; подземный гул, о котором поминала злобная старуха, все нарастал, пока не превратился в гром, и у нас на глазах высокие белоснежные стены и отделанная золотом крыша обрушились вниз, и огромное облако пыли поднялось к чистому, осиянному луною небу.
Мы глядели да дивились, равно как и возлюбленные наши, что до сих пор не вымолвили ни слова; но не успели двое других погоревать по этому поводу, как дал я Виридис отпить воды могущества, и вернулся к ней дар речи, и тотчас же осыпала она меня словами нежности, кои я вам пересказывать не стану. Затем дал я флакон Аврее и Атре; и сей же миг и они тоже заговорили со своими возлюбленными.
Воистину ничто не нарушало нашего счастья теперь, в преддверии ночи, ибо вода могущества придала сил и дамам, ровно так же, как и нам, и излечила все раны и рубцы, что претерпели тела их от гнусной ведьмы; глаза освобожденных пленниц засияли, щеки налились и окрепли, губы сделались непередаваемо сладки, а руки - сильными и нежными.
И вот постояли мы там, глядя, как тает и превращается в ничто прекрасный дворец, а затем снова подхватили наших любезных на руки, ибо цепи помешали бы им идти, и спустились к кромке воды, где оставили Посыльную Ладью, дабы на всякий случай держаться поблизости от судна; ибо не знали мы, что станется с островом теперь, когда владычица его погибла. Тут принялись мы за дело, и при помощи мечей освободили милые лодыжки от цепей, и развернули сверток с вещами, некогда доверенными Заряночке. Так Аврея заполучила назад свое платье, а Виридис - сорочку, поверх которой набросил я свое зеленое сюрко; Атра же завернулась в походный плащ Черного Оруженосца. Что до босых их ножек (ибо Атра ни за что не соглашалась обуться роскошнее, чем ее сестры), мы покрыли их бессчетными поцелуями, так что и ножкам, надо думать, не на что было пожаловаться.
Засим поднялись мы на борт нашей ладьи, и принесли кровавую жертву ее призраку, и, веселясь и ликуя, помчались по бескрайней озерной глади назад, к дому. И говорили мы:"Все это сделала для нас дорогая Заряночка".
А теперь, моя Виридис, хотелось бы мне, дабы восполнила ты пробелы в рассказе, поведав Заряночке, как поведала нам, что приключилось с вами тремя и со злобной тварью начиная с того самого момента, как отправили вы Заряночку в путь, и вплоть до того мгновения, как глаза мои впервые увидели вас прикованными к колоннам того самого дворца, что ныне рассыпался в прах.
Нимало не возражая, Виридис подхватила рассказ и молвила:"Постараюсь ничего не забыть; а вы, сестрицы, поправьте меня, коли собьюсь. Распрощавшись с тобою, дорогая Заряночка, тем ранним утром, мы снова повернули к дому, поспешая и стараясь передвигаться как можно незаметнее, дабы ведьма не углядела беспорядка в нашей одежде и не принялась нас допрашивать. Затем отправились мы к дивному ларцу, и достали оттуда одежду взамен отданной, что для нас оказалось делом несложным, ибо такой несусветной леностью отличалась ведьма, что в свое время подсказала нам слова заклинания, при помощи которых открывался ларец, дабы сами мы исполняли всю службу, а ей не приходилось бы и пальцем пошевельнуть. Засим оделись мы, и, когда настало время, сошли в зал, по чести говоря, порядком робея.
Едва предстали мы перед госпожой, она воззрилась на нас хмуро, по обычаю своему, и некоторое время не произносила ни слова; только глядела на нас да супила брови, словно бы пытаясь припомнить нечто, упорно от нее ускользающее; и заметила я это, и задрожала от страха. Но вот, наконец, заговорила ведьма:"Сдается мне, есть на острове женщина помимо вас троих; некая ослушница, кою намеревалась я покарать. Говори, ты! - не появлялась ли недавно здесь, в моем зале, обнаженная женщина, каковую грозилась я уморить?" Атра, самая храбрая из нас троих, преклонила перед ведьмой колена и ответствовала:"Нет, госпожа; с каких это пор чужестранки являются в твой зал обнаженными и смеют показываться тебе в таком виде?"
Возразила колдунья:"Однако же стоит у меня перед глазами образ обнаженной женщины, что замерла у подножия трона; а ежели мне это видится, так и вам должно бы. Так говорите, и берегитесь! - ибо Нам не велено удерживать Нашу руку, ежели Мы уличим вас в провинности".
Ежели дрожала я прежде, то теперь задрожала всем телом, так что ноги подо мною подкашивались от страха; но ответствовала Атра:"Могущественная госпожа, это, без сомнения, образ той самой особы, которую, давным-давно, раздела ты догола, и привязала к колонне, и подвергала пыткам, пируя за праздничным столом".
Госпожа пристально воззрилась на Атру, и снова попыталась связать воедино обрывки воспоминаний; затем лицо ее прояснилось, и проговорила ведьма небрежно:"Вполне возможно; засим займитесь-ка своим делом и не тревожьте более Нашего покоя; ибо не радует Нас созерцание слуг, кои не принадлежат Нам всецело и полностью, дабы могли мы казнить их или миловать, мучить или оставлять в покое, как Нам заблагорассудится; и весьма хотелось бы Нам, чтобы ветра и волны послали Нам вскорости двух-трех; ибо держать при себе таких как вы - все равно, что жить одной; никто-то не трепещет перед Нами, никто не умоляет о пощаде. Потому приказываю вам убраться".
Засим в тот раз спаслись мы от жестокости ведьмы; но очень скоро пробил наш час. Дни тянулись бесконечно; и мы их не считали, боясь пасть духом от томительного ожидания. Но однажды стояли мы знойным вечером на ступенях крыльца, поднося госпоже яства; и вдруг, откуда ни возьмись, прилетели два огромных голубя, и опустились у ног нашей госпожи; и у каждого на шее блестело золотое кольцо, а к кольцам привязано было по свитку; и повелела нам ведьма поймать голубей, и снять свитки, и вручить ей; и поглядела она на золотые кольца, и мгновение рассматривала послание; а затем объявила:"Возьмите голубей и позаботьтесь о них хорошенько; очень может статься, что они Нам пригодятся; возьмите также оба манускрипта и оставьте их при себе до завтрашнего утра, а тогда отдадите их Нам в руки. И смотрите: ежели не веренете вы Нам послания, это сочтено будет деянием измены по отношению к Нам, и Мы поставим вам это в вину, и тела ваши окажутся в Нашей власти".
Затем неспешно поднялась она, и призвала меня к себе, дабы опереться на мое плечо, поднимаясь наверх, ибо столь ленивой твари свет не видывал; и пока всходили мы по ступеням, услышала я, как ведьма тихо приговаривает себе под нос:"Что за докука, теперь придется мне испить Воды Могущества, дабы помнить, и действовать, и желать. Но сестрица моя куда как заботлива и мила; уж верно, нечто важное желает она сообщить мне при помощи сих голубей".
Едва мы с подругами остались одни, я рассказала обо всем Аврее и Атре, и мы обговорили дело со всех сторон; и все сочли вести недобрыми, ровно так же, как и я; ибо не сомневались мы, что голуби отправлены сестрицей-ведьмой, что живет в Обители у Леса; и опасались мы, что птицы посланы к нашей госпоже, дабы сообщить ей о тебе, Заряночка, и, может статься, об Обете тоже, ибо знали мы, что ведьма весьма мудра. Что до двух свитков, надо сказать, что не были они запечатаны; но, поглядев на них, ничего-то мы не разобрали; ибо хотя пергамент покрывали четкие латинские письмена, так что прочли мы все буквы до единой, однако же не поняли ни слова, и устрашились самого худшего. Но что могли мы поделать? - два выхода оставалось у нас: либо броситься в воду, либо подождать, что произойдет; и предпочли мы последнее, уповая на близкое освобождения.
Засим на следующее утро предстали мы пред госпожой нашей в парадном зале, и застали ее расхаживающей взад и вперед перед возвышением, хотя обычно в этот час сиживала она на троне из золота и слоновой кости, откинувшись на подушки, и дремала.
Засим подошла к ведьме Атра, и преклонила перед нею колена, и вручила ей свитки; госпожа остановила на прислужнице мрачный взгляд, зловеще улыбнулась и молвила:"Не вставай с колен; и вы обе, на колени тоже, пока не решу я, что с вами делать". Мы послушались, и воистину рада я была опуститься на пол, ибо едва удерживалась на ногах от ужаса; и кровь застыла у нас в жилах.
Ведьма прочитала свитки про себя, восседая на троне, и долгое время не произносила ни слова, а затем молвила:"Подойдите сюда, и падите пред Нами ниц, и внемлите!" Так и поступили мы, и снова заговорила ведьма:"Наша сестрица, что все это время была к вам столь добра, и избавила вас от стольких мук, ныне сообщает Нам в послании, доставленном двумя голубями, что вы предали Нас и ее, и похитили сестрицыну рабыню и сестрицыну же Посыльную Ладью, и отослали девчонку с поручением Нам на погибель; засим сестрица предает вас в Наши руки, и вы отныне в Нашей власти; и не надейтесь, что удастся вам от Нас спастись. Надо сказать, что за измену вашу другие убили бы вас на месте, но Мы проявим милосердие, и оставим вас в живых, и всего-то навсего подвергнем вас ныне суровому наказанию. А впоследствии вы будете Нашими рабынями, с которыми Мы поступать станем по своему усмотрению; то есть после того, как те, к кому вы отослали рабыню Нашей сестрицы, явятся сюда (ибо похоже на то, что не удастся мне остановить их), и после того, как я обведу их вокруг пальца, и получу от них все, что мне нужно, и отошлю их назад с пустыми руками. Говорю вам: до приезда гостей претерпите вы те муки, что Нам угодно будет измыслить; а когда они окажутся здесь, Мы не запретим вам к ним приближаться, однако же Мы позаботимся о том, чтобы в близости этой мало вам было радости. О да, теперь вы узнаете, почем фунт лиха, и какова цена предательству".
И воистину претерпели мы от руки колдуньи немало изощренных мук, кои измысливать она мастерица, и о которых стыжусь я рассказывать подробнее; а потом приковала она нас цепями к трем колоннам зала, где вы нас впоследствии и нашли; и кормили нас, как собак, и обращались с нами, как с собаками; но мы все терпели во имя надежды; и когда осмеливались, полагая, что ведьма нас не слышит, мы разговаривали промеж себя и ободряли друг друга.
Но на четвертый день мучений наших пришла к нам ведьма, и дала нам испить некой красной настойки из свинцового флакона; и когда отпила я, подумалось мне, что это яд, и обрадовалась я, насколько могла обрадоваться в подобном положении; отпив же, почувствовала я, как по телу моему пробежала ледяная дрожь, и все поплыло у меня перед глазами, и закружилась голова, словно и впрямь смерть пришла за мною. Но вскорости это прошло, и почувствовала я себя беспомощной, но однако же не слабой; все звуки слышала я яснее и отчетливее, чем когда бы то ни было; и различала я в зале каждую арку, и колонну, и резьбу потолка, и блик на мозаичном полу от солнца за окном; и ведьму видела я: ведьма расхаживала взад и вперед перед возвышением; но, поглядев в сторону колонн, сестриц я на прежнем месте не обнаружила. Более того, и себя не удавалось мне разглядеть, сколько бы не вытягивала я руку или ногу, хотя видела я цепь, что приковывала меня к колонне за лодыжку. Но когда подносила я руку к лицу, или другим частям тела, или до чего бы я уж там не дотрагивалась, я ощущала под пальцами то, что ожидала ощутить: плоть, либо полотно, либо холодное железо оков, либо полированную поверхность мраморной колонны.
В то мгновение не ведала я, жива я, или мертва, или это только начало смерти; однако воля к жизни возобладала во мне, и попыталась я закричать сестрам, но, хотя слова рождались у меня на устах, и вибрировало горло, как оно бывает, когда кричишь вслух, однако ни звука не услышала я, и почувствовала себя еще более беспомощной, нежели прежде.
Тут увидела я, что направляется ко мне ведьма; и такой страх внушала мне госпожа, что каждая клеточка моего тела дрогнула от непередаваемого ужаса, и поняла я, что не мертва. Колдунья же подступила ко мне и молвила:"О призрак рабыни, кою никому не дано увидеть, кроме тех, кого мудрость наделила взором, способным прозревать непостижимое; принесла я тебе и сестрам твоим радостные вести, а именно: странствующие рыцари, возлюбленные ваши, уже недалеко; вскорости приведу я их в этот зал, и окажутся они так близко от вас, что вы сможете прикоснуться к ним, ежели я не воспрепятствую; только не увидят они вас, и станут гадать, где я вас прячу; и станут искать вас уже сегодня, и на протяжении еще многих дней, но так и не отыщут. Засим извольте наглядеться на них как следует, ибо отныне и впредь вы для них чужие и посторонние".
С этими словами ведьма плюнула мне в лицо, и перешла к моим сестрам, и сказала им то же, что и мне. И вскорости покинула она зал, и не прошло много времени, как услышала я на лестнице голоса: один из них принадлежал колдунье, а другой - лорду Бодуэну; а спустя еще несколько минут увидела я, как ведьма входит в парадные двери зала, ведя за руку сэра Артура, словно бы почитала себя его дорогой подругой; а Бодуэн и Хью, мой избранник, идут следом. Помянутая ведьма разодета была на диво, и словно бы позабыла о неряшливости и лености, и вздорной гордыне; руки и ноги ее округлились и окрепли, кожа побелела, так что тем, кто не знал ее, колдунья вполне могла показаться красавицей.
И вот все они сели за трапезу, как уже поведал вам мой избранник, а затем покинули зал, и ведьма тоже. Но спустя некоторое время она вернулась, и освободила нас, и грозно повелела идти за нею, и не смогли мы ослушаться, хотя даже собственных ступней на полу не различали. И вот колдунья задала нам работу по дому, и, пока гнули мы на нее спины, госпожа не сводила с нас глаз, и насмехалась над нами, не воздерживаясь и от ударов, и во всем была с нами столь же груба, и жестока, и нетерпима, сколь мило и любезно держалась с нашими лордами за обедом; а после полудня колдунья отвела нас назад и приковала к колоннам. Когда же наступил вечер, и начался пир, это мы играли на невидимых струнных инструментах; и позволялось исполнять нам только то, что велела ведьма, и ничего другого; иначе мы, может статься, кабы сумели договориться промеж себя, заиграли бы такие песни, что затронули бы сердца наших возлюбленных, и подсказали бы им, что мы - рядом. Короче говоря, так продолжалось изо дня в день, и не могли мы утешиться ни приветной беседою друг с дружкой, ни чем другим, кроме как созерцанием наших возлюбленных и проблеском надежды. И воистину, хоть сердце мое и обливалось кровью, стремясь к милому, однако же отрадно мне было думать, что он здесь, и любит меня, и та, о ком он мечтает - не жалкая, несчастная рабыня, прикованная здесь обнаженной, тело которой истерзано пытками и голодом, но счастливая дева, кою он так часто называл прекрасной и желанной.
Но дни шли за днями, и наконец надежда померкла и угасла, и различали мы ее не более, чем наши лорды - нас, и теперь показалось мне, что смерть близка; столь ослабела я и отчаялась. Ведьма же не позволяла нам умереть, но то и дело поддерживала наши силы глотком колдовского напитка, и приводила в чувство.
Так тянулось время вплоть до того самого вечера, когда снова воскресла надежда, и тут же и сбылась, так что в первое мгновение мы осмелились уповать на освобождение, а в следующее мгновение уже и освободились.
Нечего тут больше рассказывать, Заряночка, дорогая моя, кроме того только, что благополучно добрались мы до Острова Юных и Старых, пока утро стояло в самом разгаре; и когда ладья наша приблизилась к зеленому берегу, там обнаружилось двое детишек, тобою помянутых; малыши словно бы поджидали нас, и, как только сошли мы на берег, они подбежали к нам, неся пироги и фрукты в изящной корзинке, и весьма порадовались они нам, а мы - им. Затем навестили мы старика, каковой оказал нам радушный прием, и держался учтиво и напыщенно, пока не опьянел слегка, а тогда сделался черезчур любезен с нами, женщинами. Тем не менее, на этом отрадном острове мы прогостили три дня, дабы успокоить души и воспрянуть сердцем в непритязательном обществе малых сих. Когда же пришла пора уезжать, старик спустился вместе с нами к пляжу, и стал сокрушаться по поводу нашего отплытия, ровно так же, как некогда повел себя с нашими лордами; только на сей раз убивался он куда сильнее, и пришлось каждой из нас поцеловать его, иначе бы ни за что не унялся. Наконец старец повернул прочь, оплакивая разлуку с нами; но очень скоро, еще до того, как скрылся из виду, он приободрился и запел.
Мы же отправились своим путем; и нам, девам, тоже удалось в свой черед поглядеть на скорбные образы Острова Королев и Острова Королей; и пристали мы к Острову, где Царит Ничто; и осторожности ради не отходили от нашего судна, и потому уплыли прочь живые-невредимые; и так, как ты знаешь, вернулись домой к замку, где поджидали нас недобрые вести касательно тебя. Вот и весь мой сказ".
На сем закончила Виридис. Заряночка сидела смущенная и притихшая; и все принялись утешать ее, каждый - на свой лад; и теперь скорбь по убитому поутихла в душах собравшихся, превратившись в светлую печаль, ибо не двух друзей довелось им утратить, но одного только. Однако, несмотря ни на что, Заряночку терзали забота и тревога: душа девушки разрывалась надвое, радуясь тому, что любит и любима; и горюя и страшась похитить у подруги ее любовь. Ибо лицо Атры, кою не могла Заряночка возненавидеть, но и любить не находила сил, неизменно стояло перед взором девушки угрожающим напоминанием.
Спустя несколько дней тело Бодуэна предали земле в часовне замка; и погребальный обряд свершен был со всей торжественностью. Когда же все завершилось, двое рыцарей и сэр Эймерис с жаром принялись снаряжать поход противу Красной Крепости, и не прошло и месяца, как в Замке Обета собралось целое воинство; и ежели оказалось оно не столь уж и многочисленно (не более шестнадцати сотен мужей), однако же под знамена стали лучшие из лучших, - и рыцари, и воины, и лучники. Затем за пределами замка созвали сход, на коем Артура Черного Оруженосца избрали предводителем, и через три дня армии предстояло выступить к Красной Крепости.
Все это время Заряночка почти не виделась с Артуром, каковой непрестанно был занят разными делами, и так и не переговорила с ним наедине, хотя очень этого хотела; однако же воистину сложилось так скорее по ее воле, нежели по его. Но когда настал последний день перед разлукой, сказала себе девушка, что всенепременно должна повидаться с Черным Оруженосцем до того, как уедет он, ибо как знать, может статься, не суждено ему вернуться. Засим когда мужи расположились после ужина на отдых, Заряночка сошла в зал, и застала Артура нетерпеливо расхаживающим взад и вперед. Ибо надо сознаться, что девушка передала ему через священника Леонарда наказ прийти туда.
И вот подошла к Артуру Заряночка, и просто и доверчиво взяла его за руку, и подвела к окну со ставнями, и усадила рядом с собою; и Артур, трепеща от любви и страха перед нею, не смог сдержать себя, но расцеловал лицо ее и губы бессчетное количество раз; и Заряночка вспыхнула огнем и едва не разрыдалась.
Но вот, спустя какое-то время заговорила она:"Милый друг, много чего намеревалась я сказать тебе, что представлялось и разумным, и мудрым, но сейчас ни мысли не идут мне в голову, ни слова не слетают с языка. А час краток". Тут принялась Заряночка целовать своего избранника, пока едва не обезумел он, ибо радость и страсть, и горе предстоящей разлуки, и бремя создавшегося положения разрывали надвое его душу.
Наконец девушка совладала с собою и молвила:"Вот уедешь ты завтра, и все будет ровно так же, как после отплытия твоего в Посыльной Ладье, когда не ведала я, чем себя занять, столь невыносимым бременем стала для меня жизнь, и занятия и обычаи мира, - ведь все так и будет снова?". "Мне придется тяжело, - отвечал Артур, - дни мои окажутся мрачны и безрадостны". Отозвалась девушка:"И, однако же, даже теперь, в эти последние дни, когда вижу я тебя часто, душу мою непрестанно терзает горе, и не знаю я, что с собою поделать". "Я вернусь непременно, - отвечал Черный Оруженосец, вернусь, любя тебя; и тогда, может быть, мы измыслим какое-нибудь средство". Заряночка помолчала немного, а затем молвила:"Однако возвращение неблизко, и не суждено мне тебя увидеть на протяжении долгих дней, - что мне делать с горем тогда?" Отвечал он:"Излишка горя душа не вынесет; либо приходит смерть, либо боль притупляется, и утихает мало-помалу". На это проговорила Заряночка:"А как быть, ежели не вернешься ты, и более никогда я тебя не увижу, или, допустим, вернешься ты назад, и меня не застанешь, ибо либо умру я, либо окажусь далеко от тебя?" Ответствовал Артур:"На это у меня ответа нет. Когда говоришь ты о смерти, веришь ли ты сама в это рассудком или телом иначе, чем учит Святая Церковь?" "Я тебе так скажу, отозвалась Заряночка, - вот сижу я подле тебя, и вижу лицо твое, и слышу твой голос, и верю только в это; ибо ни о чем ином помыслить я не могу, ни о горе, ни о радости. Ведь когда я давеча разрыдалась, не скорбь вызвала эти слезы, но сама не ведаю что". И девушка взяла Артура за руку, и поглядела на него с любовью.
Но вот Заряночка перевела взгляд на его руку и молвила:"Сдается мне, ныне стали мы двое такими близкими друзьями, что смогу я спросить тебя, о чем захочу, и ты ни разгневаешься, ни удивишься. Вижу я на пальце твоем кольцо, каковое привезла я с Острова Непрошенного Изобилия, и каковое вручила я тебе вместе с туфлями, мне доверенными на время. Скажи, каким образом получил ты перстень назад от Атры, поскольку думаю я, что изначально ты отдал кольцо ей. Ну вот! - ты рассердился? - ибо вижу я, как к щекам твоим прихлынула кровь". "Нет, возлюбленная моя, - отвечал Артур, я не сержусь; но когда слышу я об Атре, либо задумываюсь о ней, охватывают меня стыд, и смятение, и, пожалуй, страх. А теперь отвечу я на вопрос твой. Уже на Острове Юных и Старых, когда всем бы нам ликовать да радоваться, снова оказавшись вместе, Атра отчасти догадалась о том, что со мною происходит; впрочем, почему бы и не признаться, обо всем она догадалась. И сказала она мне такие слова (ибо она нежна, и мудра, и сильна сердцем), что я оробел перед нею, и перед горем ее и болью; и вернула она мне это кольцо, что я и впрямь вручил ей в Посыльной Ладье, едва Остров Изобилия остался за кормой. И ношу я теперь сей перстень в знак своего и ее горя. Видишь, любовь моя: раз уж ответил я тебе на этот вопрос, не рассердившись и не дивясь, обо всем можешь ты спросить меня без страха; ибо эта тема затрагивает меня больнее всего".
Заряночка опустила голову и промолвила тихо:"Ло! - тень расставания и тень смерти не вольны были встать между нами и нашей нынешней радостью; однако тень третьей встает промеж нас, и присутствует здесь незримо. Горе мне! - мало задумывалась я над этим, когда ты был далеко, и терзалась я и тосковала, и все отдала бы за возможность снова тебя увидеть, и полагала, что возвращение твое излечит все напасти".
Артур не произнес ни слова, но взял руку девушки, и удержал ее в своих; и вскорости снова подняла она глаза и молвила:"Ты добр, и не рассердишься, коли спрошу я тебя еще кое о чем; а именно: почему ты так злился на меня давеча, когда нашел меня в бедственном положении, ведомой в поводу Красным Тираном, так что сочла я, что ты от меня отрекся, чего бы там не думали другие? Меня это ранило больнее, чем плети ведьмы, и думала я про себя:"Что такое прошлые мои беды в сравнении с настоящими? Как все было просто встарь, и как ныне все запутано и тяжело!"
Тут не смог Артур сдержаться, но бросился к Заряночке, и обнял ее, и расцеловал бессчетное количество раз, и ощутила она всю сладость любви, и сама в любви и нежности недостатка не испытывала. После того некоторое время сидели они тихо, и промолвил Артур, словно бы девушка задала вопрос свой только мгновение назад:"Вот почему глядел я на тебя мрачно: во-первых, потому, что с того самого мгновения, как увидел я тебя впервые, и услышал повесть твою, и узнал о твоих деяниях, почитал я тебя мудрейшей из женщин. Однако поездка твоя в Черную Долину, что повлекла за собою смерть Бодуэна, показалось мне чистым безумием, пока не выслушал я рассказ твой и об этом тоже; и тогда сама история и нежные слова твои одержали надо мною верх. Но, опять-таки, хотя горевал я, и досадовал, это, сдается мне, быстро прошло; однако вот еще что не давало душе моей покоя, а именно: мучил меня страх касательно убитого рыцаря, голову которого Тиран в Красном привесил тебе на шею; ибо с чего бы, думалось мне, негодяй так разгневался на тебя и на него; более того, показалось мне, будто в сердце своем не вовсе безразлична ты к погибшему, даже когда мы пришли к тебе на помощь; и тогда, видишь ли, моя к тебе страсть, и горе по погибшему Бодуэну, и помянутые черные мысли, - все тут сказалось. Ло, вот я и признался тебе во всем. Перестанешь ли на меня гневаться?"
Отвечала Заряночка:"Я перестала огорчаться твоему гневу, когда гнев утих; однако дивлюсь я, что доверяешь ты мне так мало, в то время как любишь так сильно!"
Тут девушка приникла к любимому, и принялась нежно ласкать его, и Артур снова готов был заключить ее в объятия, когда - ло! - послышались шаги, и в зал вошли люди; засим Черный Оруженосец и Заряночка встали и поспешили им навстречу; и на том закончились прощальные речи этих двоих. Однако же похоже на то, что одно краткое мгновения оба были счастливы.
На следующее утро, когда день был еще молод, рыцари собрались уезжать, и уже в воротах распрощались с дамами, каковые расцеловали их крепко всех до единого. Виридис горько разрыдалась; Атра же заставила себя поступить так, как прочие; однако побледнела она и задрожала, целуя Артура, и глядя, как садится тот в седло.
Рыцари же повелели своим дамам приободриться, и пообещали посылать им вести каждые семь дней по меньшей мере, ибо до Красной Крепости путь лежал недальний, вот только на дорогах было неспокойно; однако полагали паладины, что воинство, коему предстояло осадить крепость, очистит заодно и все подступы к притону разбойников. Уповая на это, паладины взяли с собою сэра Эймериса, и людей в замке оставили совсем немного, и тех под началом трех оруженосцев, из коих двое были совсем юны, а третий, назначенный капитаном замка, старый и испытанный в боях воин, звался Джеффри из Ли. Капеллан, сэр Леонард, тоже воздержался от похода: ныне ходил он по замку притихший и пристыженный, и словно бы боялся словом с Заряночкой перемолвиться; хотя полагала девушка, что чувства священника к ней нимало не изменились.
И вот, когда рыцари отбыли, и воинство исчезло вдали, тяжелые времена настали в Замке Обета, и облегчения не предвиделось до тех пор, пока не придут первые вести. Аврея и Атра предпочитали одиночество, и уж не знаю что и делали, дабы убить время, ибо теперь на выезд за ворота уповать не приходилось. Что до Виридис, спустя какое-то время дева в зеленом приободрилась и повеселела малость, и, что бы ни происходило, не желала расставаться с Заряночкой даже на час; и Заряночка радовалась ее приветливому участию, хотя, по чести говоря, оно причиняло ей боль, о чем будет сказано далее.
В ту пору, словно бы для того, чтобы убить время, Заряночка усердно принялась за рукоделие, и занялась прихотливым вышиванием; так что Виридис и остальные только глядели да дивились, ибо когда девушка заканчивала, казалось, что цветы и звери и узоры возникли на ткани сами собою, столь тонка и совершенна была ее работа.
Более того, в первый же день после ухода воинства Заряночка призвала к себе сэра Леонарда, к вящей радости последнего, и попросила, дабы продолжил капеллан обучать ее искусству письма и книжной премудрости; и за этой наукой прилежно проводила несколько часов всякий день; и Виридис сиживала подле подруги, дивясь проворству ее пальцев, и вскрикивала от радости по мере того, как страница покрывалась изящными учеными письменами.
Так миновало семь дней; в конце недели прискакал посланец с поля битвы, и поведал о том, как прибыли паладины к Красной Крепости, и приказали разбойникам сдаться; а те ответили решительным отказом и бросили воинству вызов; засим воинство осадило Крепость, и с каждым днем вливаются в него все новые и новые люди: однако помянутую крепость штурмом взять непросто, потому как превосходно укреплена она, и гарнизон ее велик; отряд паладинов пока что немного потерял убитыми и ранеными, а из предводителей не пострадал никто.
Весьма порадовались в замке этим вестям; хотя, воистину, знали воины, что очень скоро пробьет час кровопролитного штурма, и тогда жизнь полководцев окажется в серьезной опасности.
Прошла еще неделя, и снова явились гонцы, и сообщили обитателям замка, что ничего достойного внимания не произошло у Красной Крепости, кроме разве приграничных стычек; и на той, и на другой стороне пострадавших немного; однако стенобитные машины почти готовы и установлены, и вскорости покажут они зубы неприятельской Крепости, в частности одна, прозванная Волком Стен, кою соорудили мастеровые Гринфорда.
Все сочли и эти вести добрыми, кроме, может быть, Атры, что, как показалось Заряночке, сетовала и досадовала по поводу задержки, и желала, чтобы так или иначе все разрешилось. Атра редко заговаривала с Заряночкой, однако глаз с нее не спускала; часто глядела она на девушку скорбно, словно бы надеясь, что Заряночка заговорит с нею сама; и видела это Заряночка, да только не хватало у нее духа.
Миновала третья неделя, и опять явились гонцы, и сообщили, что три дня назад Волк Стен произвел немалые разрушения в одной из могучих башен под названием Кувшин Яда, и притом снес часть стены; и нападающие попытались пробиться в брешь, и завязалась там яростная битва; верх одерживали то одни, то другие, но в итоге обитатели крепости выказали такую доблесть, что отбросили атакующих назад, и в самой гуще боя Черный Оруженосец ранен был в плечо копьем, однако не то чтобы сильно; и велел он передать дамам, чтобы не придавали внимания подобному пустяку. К сему прибавил воин:"Похоже на то, что не пройдет и четырех дней, как господин мой снова наденет доспехи; и еще установили мы новую катапульту, по прозванию Камнебой; и не приходится сомневаться, что очень скоро мы одержим победу над этим притоном лиходеев".
Хотя вести эти были и не из худших, однако все дамы порядком встревожились, в особенности же Атра, что при последних словах посланца потеряла сознание.
Что до Заряночки, она изо всех сил старалась скрывать свою тревогу, но когда в замке снова воцарилась тишина, девушка отыскала Виридис, и привела ее в свои покои, и обратилась к ней, говоря:"Виридис, сестра моя; всегда сострадательна и добра была ты ко мне, с той самой первой минуты, когда увидела меня обнаженной и беспомощной, попавшей из огня да в полымя; великодушнее не смогла бы ты со мною обходиться, даже будучи моей сестрицей по крови; и знаю я, что не захочешь ты со мною расстаться".
Ответствовала Виридис, не сдержав слез:"Зачем говоришь ты о расставании, зная, что это разобьет мое сердце?"
Отвечала Заряночка:"Не буду тратить лишних слов: говорю я так потому, что расставания не миновать". Виридис побледнела, затем вспыхнула, и топнула ножкой, и воскликнула:"Жестоко с твоей стороны так огорчать меня; дурно ты поступаешь".
"Послушай, дорогая сестрица, - отозвалась Заряночка, - сама ты ведаешь, ибо сама ты первая мне о том сказала: я заняла в нашем братстве чужое место и погубила надежду Атры. Сделала я это не по доброй воле; так уж судьба распорядилась; однако же по доброй воле могу я сделать все, что смогу, дабы исправить содеянное; и лучшим выходом будет покинуть замок до того, как падет Красная Крепость и лорды возвратятся домой; ибо ежели возвратятся они, и увижу я пред собою лорда Артура, такого прекрасного и желанного, ни за что не смогу я его покинуть. Ло, пообещала я Атре, во имя доброты ее, проявленной ко мне в Башне Рыданий, когда стояла я перед ней обнаженная, дрожащая, и полумертвая от ужаса, - пообещала я ей, что, ежели представится случай, сделаю я все возможное, дабы помочь ей, пусть даже себе на горе. Видишь: вот случай и представился, а другого не будет; ибо когда возвратится домой мой возлюбленный, и увидет меня, подумай сама, как желание, что все это время копилось в его сердце, вспыхнет ярким пламенем и устремится мне навстречу; и, может статься, не станет он скрывать этого перед другими, ибо горд он и неуступчив; но станет он искать случая остаться со мною наедине, и тогда окажусь я в его власти, словно жаворонок в когтях ястреба, и получит он от меня все, что захочет, с полного моего согласия и радости. И тогда нарушу я обещание, данное Атре; и она меня возненавидит; в то время как теперь не испытывает она ко мне ненависти; и тогда братство наше распадется, и все по моей вине".
Но Виридис продолжала негодовать, настаивая:"Сдается мне, глупые это речи. Разве не распадется братство, коли уедешь ты, и более мы тебя не увидим?"
"О нет, - отвечала Заряночка, - ибо когда уеду я, ты не станешь любить меня меньше, хотя сейчас и злишься; и Атра полюбит меня за то, что сдержала я слово, себе во вред; а твой избранник и Аврея сочтут, что поступила я отважно и по-рыцарски. А что до Артура, разве сможет он разлюбить меня? - и, может статься, мы еще встретимся".
С этими словами девушка опустила голову и разрыдалась, и Виридис, растроганная ее слезами, принялась целовать и утешать подругу.
Спустя какое-то время Заряночка подняла голову и заговорила снова:"Более того, разве смею я дожидаться его возвращения? Или не видела ты, сколь сурово обошелся он со мною, когда Паладины спасли меня и привезли назад? - и сам он признался мне, что негодовал, полагая, будто я поступила дурно; и теперь, ежели снова поступлю я дурно, пусть даже по его воле, может случиться, что очень скоро прискучу я ему, и проклянет он меня, и прогонит? Что скажешь, моя Виридис?"
"Что тут говорить, - отозвалась Виридис, - кроме того разве, что ты разбила мне сердце? Но можешь ты исцелить его, коли возьмешь назад свои слова и скажешь, что не покинешь нас".
Но Заряночка разрыдалась с новой силой, и принялась сокрушаться вслух, восклицая:"Нет, нет, тому не бывать; я должна уехать; я-то почитала себя в кругу друзей, - тут-то Атра и нанесла удар мне". И Виридис не знала, что делать и что говорить.
Наконец Заряночка снова пришла в себя, и поглядела ласково на Виридис, и улыбнулась ей сквозь слезы, и молвила:"Видишь, сестрица, сколь невелика твоя потеря: женщина безумная и одержимая, и только-то. И ты, и я тут бессильны; должна я уехать, и как можно скорее. А ежели так, то почему бы не завтра? Когда же в конце недели прибудет гонец, пошли с ним известие о том, что я сделала; и, вот увидишь, оба лорда похвалят меня за этот поступок".
Отозвалась Виридис:"Но куда ты направишься, и что станешь делать?" "Сперва в Гринфорд, - отвечала Заряночка, - а потом туда, куда направит меня всеблагий Господь; а что до того, чем займусь я ныне освоила я два ремесла, а именно искусство письма и вышивания; и, где бы я не оказалась, люди станут платить мне за работу, и так добуду я себе кусок хлеба. Послушай еще, сестрица: не дашь ли мне сколько-нибудь денег? - ибо, хотя неискушена я в подобного рода вещах, однако знаю наверняка, что деньги мне понадобятся. И еще вот почему прошу я: ибо, как я уже сказала, думается мне, что лорды похвалят мой поступок, и, стало быть, не захотят, чтобы ушла я отсюда нищенкой, и не пожалеют мне денег. Более того, хотела бы я, чтобы поговорила ты об этом деле с престарелым оруженосцем, с Джеффри Ли, и сказала бы ему, будто есть у меня дело в Гримфорде, и попросила бы его послать со ммою одного из двух юношей, состоящих под его началом, Арнольда или Ансельма, и еще двух-трех вооруженных воинов, дабы доставили они меня в город в целости и сохранности; ибо, по чести говоря, новых дорожных приключений мне не надобно".
Говоря это, Заряночка улыбалась; и теперь могло показаться, что неуемное горе ее до поры схлынуло; но Виридис обняла подругу за шею, и зарыдала у нее на груди, и молвила:"Горе мне! - вижу я, что уедешь ты все равно, что бы ни сказала я и не сделала; пыталась я на тебя рассердиться, да не выходит; теперь вижу, что и меня ты подчиняешь своей воле, ровно как и любого другого. Тотчас же пойду я исполнять твое поручение".
На том подруги расстались; однако только на второй день смогла Заряночка выехать из замка. Виридис помянула о грядущем отъезде и Аврее, и Атре; и Аврея принялась сокрушаться, но остановить девушку не попыталась, ибо после гибели своего избранника сделалась она ко всему безразличной, и глядела на мир безрадостно и отрешенно. Что до Атры, мало сказала она по этому поводу; но наедине с Виридис похвалила отвагу Заряночки и доброту ее. А про себя вот что подумала Атра:"Воистину верно поняла она мое слово, когда говорила я с нею касательно возможности помочь мне. Однако горе мне! - куда бы не направила она шаг, любовь его везде пребудет с нею; она счастливая женщина".
Когда оруженосец Джеффри узнал, что все три дамы согласны с Заряночкой по поводу ее отъезда, он ни в чем не усомнился, но повелел Арнольду, своему помощнику, взять с собою четырех добрых воинов, и отвезти леди Заряночку в Гринфорд, и там исполнить ее волю. Воистину не сомневался Джеффри, что они вскорости доставят девушку назад.
Засим на следующий день Заряночка распрощалась с Авреей и Атрой; что до Виридис, девушка передала даме в зеленом через одного из слуг, что не хватает у нее духа повидаться с подругой перед отъездом; однако постаралась и утешить, помянув, что думает, будто в один прекрасный день они снова встретятся. Расставаясь с девушкой, Аврея то хвалила ее, то отчитывала, говоря, что та, по обыкновению своему, поступает достойно, и великодушно, и отважно. "Однако же, - добавила дама в золоте, - теперь, когда все сказано, могла бы ты и перетерпеть эту беду и напасть, что в худшем своем проявлении не страшнее вставшей промеж нас смерти". "Так, сестрица, - отвечала Заряночка, но, ежели я останусь, не приведет ли это к новой смерти?"
Пока говорила девушка, в зал вошла Атра, опустив голову, укрощенная и смиренная; щеки ее горели, руки дрожали, и молвила она:"Примешь ли ты от меня слово прощания, и благословение, и поцелуй мира промеж нас, и унесешь ли с собою память о нашей дружбе?"
Заряночка гордо выпрямилась, и побледнела слегка, когда Атра расцеловала ее в щеки и в губы, и молвила:"Теперь простила ты мне то, что судьба насильно поставила меня промеж тебя и твоей любовью и счастьем; и я простила тебе то, что судьба уводит меня в пустынь и пустошь любви. Прощай". И повернулась она, и направилась к воротам, и дамы за нею не последовали.
У ворот девушку поджидал Арнольд и четверо вооруженных людей, и конь Заряночки, и еще одна вьючная лошадь, нагруженная двумя добрыми сундуками, куда Виридис сложила одежду для подруги и прочий необходимый для нее скарб; и подошел к Заряночке Арнольд, и, улыбаясь, молвил:"Госпожа Виридис вручила мне для тебя кошель с деньгами, веля донести его до Гринфорда и там передать тебе, когда окажемся мы в безопасности; и наказала мне во всем тебя слушаться, госпожа, в чем нужды не было, поскольку отныне и впредь я по своей доброй воле твой покорный слуга, и стану исполнять твою волю везде и всегда".
Заряночка поблагодарила своего спутника, и улыбнулась ему приветливо, так что сердце юноши неистово забилось от радости и от любви к ней; с тем девушка вскочила в седло, и поехали они вместе своим путем, и Заряночка ни разу не оглянулась назад, покуда невысокая гряда холмов не заслонила от взоров Замок Обета.
ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ПЯТАЯ ЧАСТЬ КНИГИ "ВОДЫ ДИВНЫХ ОСТРОВОВ", ПОД НАЗВАНИЕМ "ПОВЕСТЬ О ЗАВЕРШЕНИИ ПОХОДА"; И ЗДЕСЬ ЖЕ НАЧИНАЕТСЯ ШЕСТАЯ ЧАСТЬ ПОМЯНУТОЙ ИСТОРИИ, ПОСВЯЩЕННАЯ ДНЯМ РАЗЛУКИ.