– Он улавливает пульс. Перестанет ловить – взорвется. Без аппаратуры его не вытащить.
Ванда улыбнулась. Нити в ее ладони плясали, собираясь в тонкий стебель, похожий на замерзшую струйку крови. Свободной рукой она попыталась расстегнуть мою куртку. Я справился быстрее. Ванда приложила стебель к моей груди, и он начал врастать в кожу. Было скорее противно, чем больно. Растение не разрывало ткани, оно врастало в плоть. Ванда еле слышно произнесла:
– Дройд, вырой мне ямку. Небольшую.
Робот оттопырил указательный палец для выстрела. Ванда обернулась.
– Не плазмой – всю микроорганику пожжешь. Руками вырой.
Эммади усмехнулся.
– Ну вот, я же говорил, что робот для человека всего лишь лопата…
Он отошел к деревьям, где почва была потверже, несколькими движениями разгреб слой песка и ввинтился в землю ладонью… Хорошая лопата.
Ванда взяла меня за подбородок и повернула к себе.
– Смотри на меня…
– С удоволь…
Я не договорил – закричал. Ванда довольно грубо зажала мне рот свободной рукой. Я посмотрел себе на грудь, ожидая увидеть дыру размером с голову дройда. Нет, ранка была совсем маленькой и даже почти не кровоточила. Ванда на секунду прикоснулась к ней кончиками пальцев – и та исчезла. Я с удивлением заметил, что раны от ее ударов тоже затянулись. Колено встало на место, шея больше не ныла.
Ванда закапывала свое растение. Ярко-красный пульсирующий бутон на тонком розовом стебле. Я подошел поближе – внутри цветка виднелась крошечная железяка.
– Он воспроизводит пульс?
Ванда кивнула. Эммади уже поднял один из оставшихся глайдеров, второй оставил мне. Я запрыгнул в седло машины, поднял ее в воздух и круто развернул, на секунду почувствовав себя лихим байкером. Ванда запрыгнула сзади, обхватила руками за пояс. Я замялся.
– Сядь-ка ты лучше к Эммади. Не рискуй.
– Ты не умеешь водить?
– И это тоже.
Ванда так долго колебалась, что я даже понадеялся, что она останется. Но потом она спрыгнула на песок и пересела за спину Эммади.
– Черт. Ты холодный.
Ванда неуверенно обхватила талию техноида.
– Если хочешь, я могу выдать пару логических парадоксов, Эммади сойдет с ума, и его грудная пластина нагреется… Только не обожгись.
Эммади вздохнул.
– Тим, парадоксы существуют только для вас. Вы их очень любите. Они приводят вас в восторг.
– В смысле?
– «Умирают обычно за то, ради чего стоит жить…»
– Разве Антуан был не прав?
Эммади молчал. Попробовал бы он возразить.
– Наперегонки?
– Стремление к первенству тоже присуще только…
Не дослушав, я рванул с места.
– Тим?
Это Ванда.
– Он очнулся?
Это Эммади.
– Да… Похоже, эта штука напала на него…
Это идиотизм.
– Тим, как тирдоянин оказался у тебя на голове?
Это не тирдоянин.
– Тим, эта тварь вскипятила тебе мозг.
Это не важно. Мне не привыкать.
– Я восстановлю. Просто принеси еще парочку этих фруктов, чтобы я не свалилась в обморок.
Стараясь не делать резких движений, я осторожно сел и открыл глаза. Ладони Ванды лежали на моих висках – она снова что-то творила там, внутри черепа, отчего перед глазами иногда вспыхивали небольшие молнии или на пару секунд пропадал слух. Эммади на заднем плане подпрыгивал и срывал со стрекозиных деревьев продолговатые коричневые плоды. Благодаря своему гравитатору, он прыгал неестественно высоко и надолго задерживался в верхней точке, срывая все плоды, до которых мог дотянуться. У меня сложилось впечатление, что он набирал их с запасом на зиму. Картинка была несколько сюрреалистичной – порхающий робот, бережно собирающий дары природы.
– Тим, не двигайся, дай мне закончить. Можешь пока рассказать, что произошло. Раньше тирдояне не нападали на людей.
– Они и не нападают. Только это не тирдояне, Ванда.
– А кто?
– Я все расскажу. Только сначала нужно найти мальчишку.
– Какого мальчишку?
– Последнего из этой расы, кто еще не превратился в это.