- Конечно. Я расскажу вам обо всем, что вы захотите знать. Только сначала погасите пламя.
- Нет, - покачала головой Дженн. - Сначала расскажите. Что такое Знак Дома?
- Хорошо, - медленно кивнул Роберт. - Мне, правда, удивительно, что вы не слышали об этом раньше. Вы ведь знаете о двадцати трех Домах - знатных семьях, ведущих свой род со времен Империи, а то и раньше? Каждый Дом имеет свой Знак - родинку. У каждого ребенка, прямого потомка главы Дома, есть такая родинка; они немножко отличаются у разных людей, но сохраняют форму, присущую данному Дому. Знак Дома всегда располагается на левом плече. Именно его вы, как мне сказали, и имеете.
- Но как он мог появиться у меня? Мой отец был трактирщик.
- Нужно будет все выяснить, а пока... Дженн снова покачала головой:
- Нет. Я вам не верю. У меня действительно есть родинка, но это не может быть Знак Дома.
- Откуда вы знаете? Послушайте, уверяю вас, я говорю вам правду. У меня самого есть Знак Дома, и у Финлея тоже.
- Покажите.
Роберт расшнуровал ворот своей белой рубашки и обнажил плечо. На коже, рядом со старым шрамом, отчетливо виднелась родинка - треугольник, пересеченный двумя линиями от вершины к основанию.
- Это Знак Дома Данлорнов, - тихо произнес Роберт, не спуская глаз с Дженн. - Я сказал вам правду. Пожалуйста, погасите огонь. Обещаю, я не дам вас в обиду.
Девушка секунду поколебалась, потом молча кивнула. Внезапно по комнате пронеслось дуновение свежего воздуха, и Роберт увидел, как стена пламени исчезла. Он быстро повернулся к Дженн, опасаясь, что она может снова потерять сознание, но девушка ответила ему твердым взглядом.
- Со мной все в порядке... и простите меня. Глядя ей в глаза, Роберт кивнул:
- Конечно.
В ту же секунду в комнату вбежали Айн и остальные.
Мика поднял глиняный кувшин и обошел комнату, наполняя кружки густым ароматным медом. Дженн, сидя в кресле у очага, следила, как парень ловко и почтительно скользит от Айн к Финлею, от Генри к Уилфу, от Патрика к Роберту. Пламя свечей бросало тени на его веснушчатое лицо, зажигало золотые искры в рыжих волосах. Хотя Мика сохранял подобающую серьезность, у Дженн создалось впечатление, что он не так уж озабочен случившимся: парень явно настолько верил своему господину, что не сомневался - все разрешится наилучшим образом. Уже не в первый раз Дженн почерпнула утешение в спокойствии Мики.
Роберт, сидевший с ней рядом, бросил на Дженн ободряющий взгляд. Он не отходил от нее ни на шаг с того момента, как она погасила пламя, но девушка не могла определить, поступает ли он так ради ее безопасности, или из опасения, что она снова зажжет огонь.
Впрочем, сейчас Дженн это было безразлично. Она сердилась. Не только на окружающих ее чужих людей, но и на себя. За всю свою жизнь она ни разу не испытывала страха настолько сильного, чтобы подчинить себе все ее поступки. Но сегодня утром, когда она услышала их разговор... Хуже всего было то, что Дженн никак не могла разобраться, что же в словах колдунов так ее испугало.
Она никогда не любила признаваться, что чего-то боится, и уж подавно никогда не говорила этого вслух. Ей хотелось верить, что так будет всегда, - ведь иначе она признала бы свое поражение. И не просто поражение - она потеряла бы часть самой себя. То, что она никому никогда не говорила, что испугана, было частью ее щита, ее брони, защищающей от враждебного мира. "Дженн ничего не боится", - говорили о ней люди, и действительно: каким-то странным образом чем меньше она показывала свой страх, чем меньше думала об опасности, тем меньше она боялась.
Дженн на мгновение закрыла глаза и пожелала снова оказаться дома, в таверне отца. Звуки, запахи, тепло очага - все там было таким знакомым, таким родным. Единственная опасность - что посетители передерутся и поломают столы. Отец всегда защищал Дженн от любой опасности, так что страх не стал неотъемлемой частью ее жизни. Только однажды, когда к отцу явился тот седой человек, она испугалась по-настоящему... Впрочем, ей ведь было тогда всего семь. Старик о чем-то говорил с отцом, не спуская с девочки глаз. Он пробыл в гостинице неделю, но ни разу не заговорил с Дженн, хотя все время следил за ней. В конце концов она стала прятаться от него и не могла дождаться, когда же он уедет; воспоминание о пронзительном взгляде старика сохранилось навсегда... То, как на нее смотрели теперь эти люди, напомнило Дженн о том давнем случае.
Они, колдуны, не такие, как обычные люди. Сначала Дженн видела их отличие именно в колдовской силе, и ей было понятно, почему их все так боятся. Потом она решила, что причина - в их жизни здесь, в оторванности от нормального общества. Но наконец она поняла: все-таки все дело в колдовстве.
И вот теперь она одна из них...
Последние сомнения исчезли так же бесследно, как если бы их сожгли языки вызванного ею пламени. Значит, Роберт и остальные были правы. Она в самом деле удержала мост, расколола камень - а потом и воссоединила его опять. Все чудеса - ее рук дело. Но почему она ничего не знала? Почему это началось так внезапно? Что заставило ее силу проявить себя? Дженн случалось и раньше оказываться в трудном положении, но ничего подобного не происходило. Раза два ей даже хотелось...
Девушка сложила руки на коленях и заставила себя успокоиться. Совсем ни к чему еще раз потерять власть над собой. Нет. Сейчас следует сдержать гнев и воспользоваться им как орудием. На этот раз Дженн твердо решила получить ответы на некоторые свои вопросы. Даже трудно решить, что хуже: попасть в руки тех гильдийцев или быть спасенной Робертом Дугласом, графом Данлорном. В первом случае она лишилась бы руки, во втором - похоже, лишилась свободы; действительно трудный выбор... Поэтому Дженн не сводила глаз с Мики, разливавшего вино, - по крайней мере один друг у нее есть.
- Вы все знаете, что случилось сегодня утром, - начал Роберт.
Дженн рассеянно кивнула. Мика кончил обносить всех вином и занял место за креслом своего господина. Теперь девушка сосредоточила внимание на остальных. Уилф, одутловатое покрытое морщинами лицо которого все еще искажала гневная гримаса, уставился в стену у Дженн над головой. Генри не так открыто проявлял свои чувства. На его лице было написано сожаление, словно он пытался уверить Дженн, будто считает все случившееся досадным недоразумением, которое легко рассеять. Патрик явно не испытывал ничего, кроме любопытства. Больше всех смущена казалась Айн; она все время нервным движением отбрасывала с лица волосы.
Финлей, опустив глаза, с мрачным видом сидел у противоположной стены. Хотя братья были очень друг на друга похожи, сейчас Финлей казался Дженн совсем незнакомым человеком. Темные волосы падали ему на лицо, скрывая горящие глаза. Дженн знала, что они горящие, - как же иначе? Не задумываясь, она спросила:
- Что вы теперь собираетесь делать?
Финлей вздрогнул, предположив - и совершенно справедливо, - что вопрос адресован ему. Однако прежде чем он успел ответить, Генри наклонился вперед и заговорил:
- Это в основном зависит от вас, моя дорогая. От того, чего вы хотите.
Дженн взглянула на старика, отметив про себя его доброе лицо, его ласковый голос.
- Я? Как я могу что-то решать? Да и какое значение имело бы мое решение? Вы ведь уже определили, что со мной станется. Финлей добивается, чтобы я осталась здесь. Он, да и не только он, уверен, что может уговорить брата уехать без меня. Попробуйте сказать, что это не так! Попробуйте отрицать, что вы только и думаете о том, как много я могу сделать для вас!
Краем глаза Дженн заметила, что Роберт безуспешно пытается скрыть усмешку. Именно в этот момент ей стало ясно: да, ему все-таки можно доверять. Не постарайся он спрятать улыбку, скажи он сейчас хоть что-нибудь, все было бы иначе. Однако он этого не сделал. Он в отличие от остальных явно придерживался мнения, что Дженн вправе определять собственное будущее. Может быть, поэтому-то он и сам не хочет присоединиться к Анклаву. Может быть, именно в этом он расходится во мнениях с колдунами.
Генри медленно покачал головой:
- Нет, я солгал бы, если бы сказал, что не думал о том, какую огромную помощь вы могли бы нам оказать. Поймите, дитя, вы обладаете уникальным талантом.
- Уникальным? В чем?
Генри поднял брови и оглядел остальных, предлагая им ответить на вопрос; все, однако, промолчали.
- Ну, видите ли, ваша сила, как и сила, которой мы все обладаем, - она внутри. Вы с ней родились, и она останется с вами до смерти. Мы на самом деле не знаем, что сила собой представляет и почему один человек ее имеет, а другой - нет. Однако мы знаем наверняка, что это сила стихийная, что она черпает энергию из вашего собственного тела. Если вы слишком часто будете ею пользоваться, то ослабеете, а потом и умрете. Поверьте, такое случалось. Поэтому-то мы и пользуемся аярном. Он ограничивает расход энергии и в то же время защищает нас от бесполезной траты силы. Сам камешек ничего собой не представляет. Мы берем любой и подвергаем его обработке, после чего аярн и служит нашим целям. Генри помолчал и отпил глоток вина.
- Вам нужно все это знать, чтобы понять, как мы смотрим на ваши способности. Вы совершили по крайней мере четыре деяния, требующих огромной силы, без помощи аярна или какого-либо щита. Вы должны были бы погибнуть а сегодня утром и мы все вместе с вами.
В голосе Генри не было укоризны, но Дженн внимательно посмотрела ему в глаза, прежде чем отвела взгляд. Она взглянула на Финлея, но тот по-прежнему сидел, опустив голову. Что ж, пусть злится.
- Ну хорошо, мы все живы. Что это означает? В чем мое отличие?
Дженн задала вопрос вполне серьезно и несколько растерялась, когда услышала тихий смех Роберта. Повернувшись в его сторону, она язвительно заметила:
- Рада, что вас это так развлекает.
Однако тот совсем не выглядел смущенным, хоть и извинился:
- Прошу меня простить. В один прекрасный день, уверяю вас, вы поймете, почему я смеялся. А сейчас не обращайте на меня внимания.
После паузы Генри ответил на последний вопрос девушки:
- Мы не знаем, почему вы способны совершать то, что совершили. Чтобы найти ответ, нужно время. Есть и другие загадки - например, почему ваша сила неожиданно проявилась в таком возрасте. Обычно ее признаки бывают заметны гораздо раньше - лет в шесть-семь.
- Ты основываешься на предположении, - проворчал со своего места Уилф, - что она и в самом деле колдунья.
Все взгляды обратились в его сторону. Уилф продолжал:
- Мы ведь так мало знаем о том, что делаем. Кто может с уверенностью сказать, что ее сила - той же природы? Может быть, мы сейчас столкнулись с чем-то, с чем никогда раньше не имели дела.