- Это вернул океан. Тот, кто спустится на дно... - он умолк, не окончив фразу, и отвернулся.
- Найдет Атлантиду, - подсказал я.
- Зачем искать, - он раздраженно передернул худыми, костлявыми плечами. - Она давно найдена. Она вокруг. Мы находимся в центре юго-восточной провинции. В двадцати милях к северу расположен Великий восточный порт. Отсюда их суда плавали к берегам Африки и к Средиземному морю. На склонах этой горы, превратившейся в остров, была большая обсерватория.
Он говорил так, словно видел все это собственными глазами.
- Откуда вы знаете? - не выдержал я.
Он не рассердился. Внимательно посмотрел на меня. Потом тихо заговорил, словно рассуждая с самим собой:
- Я стар и доживаю последние месяцы, если не дни... Всю жизнь я посвятил одной мечте. Хотел вернуть людям утерянное звено великой цепи их истории. Надо мной издевались. Одни потому, что были умны, боялись и завидовали, другие - потому, что были глупцами. Но я поклялся ему, что не отступлю, старик указал в альков, - и старался сдержать клятву. Здесь собрано все, что удалось собрать за семьдесят лет короткой человеческой жизни. О каждом из этих камней можно написать книгу. Сейчас у меня не осталось ни сил, ни денег. На родине я объявлен уголовным преступником, который украл и растратил состояние целой семьи... Своей семьи... Ты понимаешь? Эти камни поглотили все. И будь у меня еще больше... - он махнул рукой.
- Но почему вы не написали об этом?
- Сначала потому, что был молод и глуп. Хотел узнать больше и сразу потрясти мир своими открытиями. Потом, когда поумнел, то уже знал так много, что мне не поверили. Историей его страны, - он снова кивнул в сторону портрета, - хотели заниматься многие, а доказательства были только у меня. Знаешь, что сделали с моей первой рукописью? Это был научный трактат, а его издали как фантастическую повесть. Я чуть не сошел с ума. Подал в суд, и меня же объявили безумцем. Вторую книгу вообще отказались печатать. А когда я решил издать книгу сам, у меня уже не было денег оплатить издание.
- Неужели в целом мире не нашлось никого...
- Молчи... И твоя страна не пожелала бы иметь дела с сумасшедшим. Требовали доказательств подлинности всего, что хранится здесь. Это было кощунством.
Я готов перегрызть горло тому, кто не верит, но не унижусь до доказательств, что я не лжец.
- Какие доказательства? Разве эти памятники не говорят сами за себя? Я не специалист, но...
Старик презрительно усмехнулся.
- Это видно, - пробормотал он, вытирая слезящиеся глаза грязным платком, - это-то видно... А вот те, кто понимает, им нужны доказательства! Они знают, что старый ди Ривера после смерти Жака Дюваля всю жизнь работал один. У него нет свидетелей. Он мог подделать документы, музейные книги. Он мог своими руками изваять все эти колонны, орнаменты, арки, хода камнеточцев, руку девушки. Хе-хе-ха-ха...
Его визгливый смех разбудил эхо этого странного зала. Старик уже умолк и снова тер глаза, а смех еще звучал где-то вдали, за двойным рядом каменных колонн.
Мне снова стало не по себе, и я подумал, что люди, называвшие его безумцем, были не очень далеки от истины.
- Нет, - сказал он, как будто угадывая мои мысли, нет-нет. Это гораздо сложнее, чем ты предполагаешь... Но довольно. Иди! Пора запирать музей.
- А портрет, - запротестовал я. - Кто изображен на нем?
- Хочешь знать?
- Хочу.
- Я мог бы отделаться небылицей, - задумчиво произнес ди Ривера, - или просто выгнать за назойливость. Не обижайся. Я выгнал отсюда не одного любителя чужих тайн - журнальных брехунов. Ненавижу их. Этой участи не избег и достопочтенный сэр Фрэнсис Сноудон из Королевского общества. Глупец пытался рассуждать, что здесь памятники критской культуры, а не то, что здесь есть. Как он улепетывал! Я вышвырнул вслед его портфель, котелок и зонтик. Но с тобой иначе: не скажу, чтобы ты мне понравился. Я еще не раскусил тебя. Кое-что, пожалуй, расскажу. На твоей родине о моих работах не знают, Но ставлю условие: ты не превратишь это в занимательную басню для простаков. Во всяком случае, пока я жив. Обещаешь?
- Вы хотите, чтобы я сохранил в тайне ваш рассказ?
- Я хочу того, что я сказал, - вспылил ди Ривера. - Не превращать историю исчезнувшего народа в анекдот. Ты понял? То, что ты услышишь, действительно произошло. Если бы я верил в бога, мог бы поклясться. Но я перестал верить семьдесят лет назад. К тому же я клялся только один раз в жизни. Не требую верить мне, но настаиваю, чтобы ты обещал не издеваться над услышанным. Нельзя больше опорочить истину, как сделав из нее фантастический рассказ.
- Обещаю, что не напишу фантастический рассказ, - торжественно произнес я.
- Пока я жив, - повторил ди Ривера. - Аминь. Итак, слушай... Впрочем, нет. Ступай в библиотеку, там подожди.
Он повернулся и, кряхтя, полез по лестнице в альков. Я медленно двинулся через полутемный зал. Ступив несколько шагов, осторожно оглянулся. Старик в глубокой задумчивости стоял перед портретом, не отрывая от него пристального взгляда.
Ждать мне пришлось довольно долго. Наконец послышались шаркающие шаги. Старик появился у входа в библиотеку.
- Я должен запереть входную дверь, - буркнул он, не глядя на меня. - Привратник болен, и мне приходится исполнять его обязанности. Жалкие гроши, которые зеваки платят за вход, весь доход музея.
- А не пойти ли нам в кафе? - нерешительно предложил я.
Старик быстро оглянулся, испытующе глянул мне в глаза. Потом довольно равнодушно сказал:
- Пойдем. Только предупреждаю - у меня... нет денег. Последние дни в музей никто не заглядывал, кроме тебя.
* * *
Мы вышли наружу. Солнце уже висело низко над горизонтом. Легкий бриз нес влажную прохладу. От его порывов шелестели широкие листья пальм. Невдалеке шумно вздыхал океан.
У входа в музей ка каменной скамье лежала пачка журналов.
Ди Ривера поднял их, перелистал, осторожно сложил в кресло, стоящее в холле.
- Милостыня музею, - пояснил, закрывая тяжелую дубовую дверь. - Шлют бесплатно. Кое-где еще помнят о нас...
b кафе тот же полуголый кельнер с серебряной серьгой в ухе, понимающе подмигивая мне, уставил столик тарелками, мисками и бутылками. По тому, как старый ди Ривера потирал худые пальцы и глотал слюну, я понял, что он голоден.
Мы ужинали долго: запивали горьковатым вином острые местные блюда и обменивались ничего не значащими фразами. Когда на столе появились маленькие чашечки ароматного кофе и поднос с фруктами, старик вытер салфеткой тонкие бескровные губы, внимательно взглянул на меня и сказал:
- Ты хотел знать историю портрета. Слушай же. Это портрет человека, выброшенного волнами на берег в нескольких милях отсюда, вон за тем скалистым мысом утром 28 июня 1889 года. Два молодых бездельника бродили в то утро по берегу. Один из них хотел стать лингвистом. Он приехал на Мадейру совершенствоваться в португальском языке. Но его интересовали языки вообще. В то утро он выкрикивал во все горло на древнегреческом строфы стихов Сафо. Второй был художником. Он приехал рисовать океан, небо и остров. Пробираясь вдоль берега, лингвист и художник заметили на мокром песке красное пятно. Они подошли ближе и увидели красивый плащ из удивительно легкой и эластичной пурпурной ткани, расшитой золотыми узорами.
Я объявил, что это римская тога, а Жак - что это плащ Летучего голландца, унесенный ураганом. Захватив плащ, мы пошли дальше и в сотне шагов от того места, где нашли плащ, увидели его... Он лежал на песке, широко раскинув сильные руки. Длинные белые волосы скрывали лицо. Он казался спящим, но мы были уверены, что он мертв. Однако он еще жил. Слабое дыхание чуть колебало могучую грудь. Мы привели его в чувство. Увы, ненадолго. Он умер у нас на руках спустя несколько часов. Исполняя его волю, мы завернули тело в расшитый золотом плащ, привязали к ногам тяжелый камень и бросили с высокого обрыва в океан. Через несколько дней Жак нарисовал его портрет - тот самый портрет, который ты видел. После смерти Жака я приобрел этот портрет для музея, который тогда начал создавать. Я говорю, конечно, о подземном музее, - добавил ди Ривера после краткого молчания.
- Ну, а дальше? - спросил я.
- О портрете - все, - тихо сказал старик. - Скалы и океан Жак рисовал с натуры. Ты узнаешь место, если когда-нибудь доберешься до того мыса. Побывай на нем. Океан принял там в свое лоно последнего человека Атлантиды.
- Последнего человека Атлантиды? - растерянно повторил я, думая, что ослышался.
- Да. Он возвратился на Землю через двенадцать тысяч земных лет и не нашел даже того места, где была его родина.
Я почувствовал, что у меня начинает кружиться голова. Мелькнула мысль: "А все-таки сумасшедший... Или мы оба пьяны?"
Я глотнул кофе и внимательно посмотрел на старика.
Ди Ривера сплел тонкие пальцы и, положив на них острый, сухой подбородок, глядел в темнеющий океан. Ветер шевелил редкие волосы на его желтом, пергаментном черепе.
- Объясните же, - попросил я.