"Чуть не забыл про наблюдателей. Надо будет наглядно показать церковникам кто здесь главный. Что-нибудь символическое. Распять!" - озарило Мария. Он улыбнулся уголками рта.
- Неужели всё наконец-то свершится? - воскликнул оруженосец. Он засмеялся от радости. Было удивительно видеть улыбку на этом обычно озабоченном лице.
- А что тебе пообещал вождь? - спросил Марий. Говори осторожней, дикарь. Иначе не переживёшь поход.
- Справедливость! Мы возродим клан Акада и получим плодородные земли! Пока мы гибнем, нас ждут. Старейшины, женщины, дети... Как же я соскучился по ним! Эх, господин, если бы вы знали, как тяжело, когда долг зовёт прочь! Я не видел их целую вечность... Может, год, или два. Даже лица забыл. Только голоса, тепло в груди...
- Да ты поэт! - оборвал Марий. - Ну, что ж, осталось доскакать до первой же лодки, переплыть пролив и выжить в плавание. А так, да, свершилось!
- А что было дальше? - спросил Альберт. Он с негодованием и злостью выслушивал аббата Шюмека. Олаф приехал с дурными вестями. По поручению епископа аббат отправился во главе наблюдателей. Надо было проследить за тем, как будет использоваться наемный флот. Олаф был уверен в своих силах. Его знали и ценили многие, да среди моряков хватало верующих.
- Я многое повидал, Альберт, - продолжил аббат. Он потёр лоб. От епископа не ускользнули красные усталые глаза. - Мы оба прошли ту войну. Но всё было иначе: ещё находилось благородство, поступок... То, что натворил Марий... Нет, теперь он называет себя Красным Драконом! Якобы, эта кличка, как у головореза, снимает ответственность!
- И всё-таки, Олаф. Я всегда знал тебя человеком немногословным. Что произошло? Только факты.
Аббат дважды вдохнул-выдохнул. Встал, походил по келье. Потом остановился и посмотрел Альберту прямо в глаза:
- Хорошо, епископ! Я расскажу, всё как было.
"Едва мы с наблюдателями из Ордена пересекли пролив, как нас застали врасплох и разоружили. Меня взяли во время молитвы. Марий наплевал на святость обряда! Всех наших прогнали перед этим богохульником. Он подходил к каждому и заглядывал в глаза, как будто раба выбирал. Потом спросил: "Кто будет мне служить"? Несколько малодушных перешло под его команду. Но они были наказаны вдвойне, став исполнителями грязного ритуала. Марий приказал распять нас! Он изрыгал богохульства, кричал, что будет разрушать наши храмы, жечь книги. Меня ударили по лицу... Первый раз с детства. Я ожидал общей участи. Моих братьев, тех, кого я привёл на смерть, прибили гвоздями к столбам и расставили на скалах. Они должны были долго умирать от жажды. Я ожидал своей участи, но она всё не наступала. К нам кто-то подошёл, как раз, когда наступила моя очередь. Я понял, судя по восторженным восклицаниям, что это и был их вождь. Я воззвал к нему.
- Что тебе надо? - спросил вождь. Он был зрелым черноволосым мужчиной в роскошной мантии. Один глаза закрыла черная повязка. - Милости? Твоя судьба в руках Красного Дракона.
- Перебей нам ноги! - Я помнил из житий мучеников, что с перебитыми ногами жертвы быстро задыхались.
Вождь остановился, странно взглянув на меня. Потом приказал меня снять. Я избежал гвоздей. То ли Бог решил, что моё время ещё не пришло, то ли странная прихоть этого Максимуса, короля над разбойниками.
- Будешь ходить за мной! - приказал он. Вождь показал огромный лагерь - тысячи воинов грузились на корабли. Я видел счастливые, одухотворённые лики. Каждый из них, казалось, собирался послужить делу свету. Я подходил к ним, и спрашивал: что они делают? "Сражаемся за правду!" - неизменно отвечали солдаты. Я всё отмечал в памяти: устройство лагеря, снабжение. Ни драк, как в иных лагерях, ни ругани. Место для старых друзей.
- Личные дела Мария и Зелёные плащи - это разные вещи, - Максимус заглянул мне в глаза. Это было странное ощущение, будто смотришь на ангела, я едва не упал от головокружения. - Не спеши с выводами.
Я так и не понял, почему остался цел. Целый день я наблюдал за погрузкой армии. Их собралось очень много: если бы они хотели покорить Рюген, то нет такой стены, что сдержит орду. Часть кораблей начали отплывать. Я раздумывал о своей дальнейшей судьбе. В опустевшем лагере начался переполох. Солдаты, только что умиротворённые, вдруг взъярились, начали тащить кого-то за волосы: несколько женщин, стариков, юношей. Позднее мне объяснили, что это члены Алых отрядов. Максимус, во всяком случае, внешне, был поражён. Он всё твердил, что это идейные союзники, как же так? Марий был более решителен. Злодей приказал устроить новую расправу. На этот раз огнём. И снова среди несчастных нашлись счастливчики, на этот раз счастливица. Марий будто узнал одну девушку, видом из словен. Он приказал отвязать её от столба и куда-то увёл. На другой день, я видел её рыдающую, избитую и с обрезанными волосами, но не мог ничем утешить. Я лишь узнал имя несчастной - Малуша. Не знаю, чем она приглянулась злодею. Утром, лагерь был почти пустой. Максимус уходил в числе последних.
- Я оставил тебе жизнь, - сказал вождь. - Хоть на моем месте ты бы и поступил иначе. Ваши проблемы - не моя забота. Я спасаю мир. Мой путь на край света, в Радужный город. А запад - это поле ваших тревог. И если, спустя время, вы столкнётесь с моими былыми приверженцами - помните, они - это они, не я. Живите, как хотите! А теперь иди, если не хочешь отправиться с нами!
Любопытство пересилило радость освобождения.
- Куда вы плывёте? - спросил я. - Там пустыня, вы не выдержите путь!
- В нужный час будут открыты врата. Высотой до небес: темные для твоего глаза. Мы пройдём через изнанку мира. Теперь иди!"
Альберт сплетал и расплетал сухие пальцы. Он уже пришёл к ответу. Перемены, о которых все только говорили - наступили. Герцог, взяв Марий себе под крыло, допустил ошибку. За грехи вассала отвечает сеньор.
- Записывай, Олаф, записывай! Марий объявлен вне закона, как клятвопреступник, безбожник и враг рода человеческого. Имя будет проклято и забыто! Мы лишим его всего имущества, вычеркнем из списков живых. Вернувшись на Рюген - он обнаружит лишь врагов и ледяную стену презрения. Пусть Марий станет Окаянным, чудовищем! На герцога - епитимью, под угрозой отлучения. Высылай переговорщиков к Белле! Время собирать войско, в случае отказа, прижмём Рига к стенке!
- А что делать с несчастной Беатой? Я знал её отца, добрый был человек. Неужели выгоним девушку на улицу? К тому же, слышал она на сносях.
- Она родственна Белле. Её никто и пальцем не тронет. Хотя, Кернау кусок жирный. Можно будет попытаться стать опекуном, если только этот пройдоха Вильям не опередит!
Глава XVII
- Урман! Очнись! - кто-то кричал под ухом. Рыцарь приподнял голову и непонимающе уставился одним глазом. Второй так и не разлепился. Этот назойливый человек был явно не Владимер, тот бы сразу вытащил из постели за шкирку как нашкодившего котенка. Поэтому Урман опять уронил голову.
- Урман! Проклятье, поднимайся! - Проситель не сдавался, рыцарь даже вполголоса прошептал "не отстанешь - засуну тебе меч в задний проход". Но, то ли незнакомец того и добивался, то ли не имел иного выхода, но продолжал трясти дремлющего рыцаря.
- Да чего тебе надо? - выкрикнул Урман. Рыцарь рывком приподнялся и обмер. Впереди, по сторонам, над головой - отовсюду на него смотрела абсолютная чернота.
- Создатель! Где я? Как я здесь очутился? - Чернота подействовала как ледяная вода. - Ты кто, не вижу лица?
- Не важно! - в голосе слышались знакомые нотки, будто он знал незнакомца. Урман напряг зрение, но ничего не разглядел, кроме размытого силуэта.
- Не дергайся так, я сейчас ослепну! Успокойся! Страшное позади! Дай руку! Пошли, осторожно, вперёд!
Я будто его уже знаю. Кто же ты, мой ангел хранитель? Может быть сам Создатель? О, нет, я слишком ничтожен, ради его снисхождения. Тогда ангел?
- Что произошло?
- Ты вошёл в ворота. За тобой следовали тысячи, и ты светил как маяк во тьме, как светоч. Мне больно находиться рядом!
- Какой светоч? Я же ничего не вижу! Я, Урман, самый заурядный человек! Может, я просто нёс факел?
Незнакомец захныкал, возможно, для него это означало сдержанный смех. Урман услышал бормотание: "Факел, скажешь тоже!"
- Наши глаза повёрнуты наружу, люди не видят собственный свет. Мы ничего не знаем о себе. Каким ты видишь меня?
Урман вгляделся сильнее, но всё так же различал лишь один размытый силуэт.
- Ты словно тень во тьме! Я не вижу тебя!
- Тень во тьме... хорошо сказал. Да, пожалуй, это моя настоящая сущность. Тень - да, Урман, я только бледная тень от того, кем мог бы стать. Моя сила во тьме, невежестве, неведении. Я отнюдь не отец Лжи, не стоит мне льстить даже в мыслях. Но и служу я не добру. Хотя - служить, это громкое слово. Я не служу - существую, барахтаюсь в трясине и топлю всех, кто мешает.
- И всё-таки, - перебил Урман. - Мы знакомы? Твой голос, манеры - память оживает с каждым звуком! Я вижу какие-то события. Где мы?
- Это изнанка мира. Не трусь, память вернётся. Скоро. Мы уже почти дошли. Что ты видишь?
Впереди пролегла узкая, человек в пять, дорога. Она как змея извивалась в черноте. На дороге будто разложили угольки. Одни тлели, другие уже потухли, кое-где поднимались маленькие всполохи пламени. Но всё больше было просто темных, размытых силуэтов, гонимых ветром.
- Огоньки и угли. Одни ещё можно разжечь, другие сгорели до остатка.
- Это твоя паства, Урман. Это их истинная сущность. Ты вёл за собой, как пастырь. Ты завёл их во тьму, и сам же выведешь в Радужный город. Удачи тебе, Урман! И прости. За прошлое, настоящее и будущее, что я причиню тебе! Жаль, мы могли бы стать друзьями, в другом, более справедливом мире...
- Что мешает? Разве человек не хозяин своей судьбы?