- Это меня и тревожит.
- Брось! "Тревожит" - не сгущай!
- Здесь полно эволюционных ниш, я жду подвоха, Руг. Жизнь не терпит пустоты, ибо изначально неукротима. Пустота - это капкан. Надобно быть начеку и держать нос по ветру.
- Твоя мама зачала тебя на лисьих шкурах, Дик! - вмешался Юдж Портер, он ухмылялся, с ленцой вытирая руки о комбинезон. - Нам нечего опасаться на этой планете, уж я бы учуял, было б что. Эх, развести бы тут коров и свинок, да чуток овец и курей - считай, что рай.
Чепанис никак не отреагировал на откровенно насмешливый тон.
- Я хочу напомнить тебе, Руг Прент, что мы существуем одновременно в двух параллельных мирах. Один из них вполне обратим, детерминирован. Второй - совершенно непредсказуем. При достижении полного единообразия и идеального равновесия, как ни странно, резко возрастает вероятность эволюционного скачка - поляризуется поле пространственных сфер. И получается, что чем ближе природная среда к устойчивому состоянию, тем вероятнее крах первоначальной и, казалось бы, незыблемой системы. В точке бифуркации, то есть разветвления - у природы появляется выбор, и отклик среды на привносимое возмущение становится амбивалентным. Выбор пути непредсказуем, а к чему ведет нарушение симметрии...
Прент пренебрежительно отмахнулся и буркнул:
- Чтоб у тебя язык отсох, Дик! Какая галиматья булькает в твоем котелке? Это всего лишь теории, а никто и не собирается покушаться на твою хренову симметрию! Или ты думаешь, что микробы, которых мы занесли сюда, со временем вымахают в свирепых гризли? Я достаточно побродил по мирам, Дик, насмотрелся всяких чудес, но твоей бифуркацией нигде и не пахнет.
Чепанис задумчиво почесал кончик носа. Когда ты умен, недурен собой, но тебе за сорок, и ты неудачник - отвыкаешь спорить. Действительно, как объяснить зуд в копчике перед внезапным нашествием гостей? Или втиснуть в формулы предутренние кошмары? Прент - толковый мужик и крепок задним умом, но мозг его смахивает на грузовой трюм: туда хорошо ложатся квадратные, правильные мысли с ясной маркировкой на крышке и боковинах - осклизлые же и аморфные шары неясных предчувствий он сбрасывает без колебания за борт, а грянет гром... что ж, засучим рукава.
- Парадигма Больцмана неуступчива, Руг. Если мир внутренне не ориентирован, то разрушаются даже системы, близкие к равновесию разрушаются структурно, появился бы выбор. Растительный мир Надежды чересчур уж идеален, от такой сытости недолго и поперхнуться.
- Чушь! Перестраховка. Что показывают твои приборы?
- Аминокислотный перекос. Слишком сильное магнитное поле, со сложным ритмом пульсации. Оранжевый дьявол изрядно грешит жестким излучением, и потому в жаркие месяцы надо пореже высовываться...
- Ага! Дремать в гротах, у водички? Зимой налегать на лыжные прогулки... Зима обещает быть суровой?
- Не очень. Здесь густоватая атмосфера, а прецессии ядра протекают хоть и бурно, по всей видимости, но кратковременно. Климат, скорее всего, ровный, предсказуемый, с редкими вспышками агрессивности. Единственное, чего я опасаюсь всерьез - это гравитационные бури во время смены светил.
- Ладно, как насчет бактерий?
- Я о чем и толкую - пусто! Жди сюрпризов, капитан.
Руг Прент покачал головой и вернулся к бетономешалке.
Подошел Ян Кошель, отец Олафа, единодушно избранный кладовщиком колонии. Неплохой солдат, классный механик и заботливый отец - вот и вся характеристика, хватило. В нем естественно сочетались спокойный нрав и железное упрямство. Русоволосый, смуглый и немногословный, всегда при деле - а дело, в отличие от бездумной работы, дураков не терпит и на дух.
- Руг! - Кошель снял с запястья часы с процессором и отдал командиру. - Вот, все учтено до крошки. Если выдавать каждому по банке мясных консервов в неделю, хватит на 77 недель, плюс я отложил на непредвиденный случай десять дюжин двухфунтовых жестянок с телятиной и индейкой. С витаминами проблем не предвидится. - Ян покосился на груды фантастических плодов, сваленных на брезент, миски с фруктовыми и овощными супами дымились на колченогих, наспех сколоченных, столах. - Сухое молоко и масло вчистую припасем для хворых...
- Нет! - смахнул пот со лба Прент. - Раз в десять дней дай хоть понюхать. А, кроме того, ежемесячно будем устраивать именины, мы не должны опускаться, Ян, и потому не скупись на сладости.
Кошель кивнул. Оставался самый неприятный вопрос, или самый скандальный, скажем так.
- Что, - догадался Прент, - выпивка? Я прав?
Кладовщик вздохнул: выпивка, будь она трижды неладна, разлюбезная! Ее так мало, что вечером у мужчин злобно горят глаза, когда единственная бутылка идет по кругу. Из женщин только веселая Мати протягивает кружку.
- Пока оставим, как есть, - резюмировал Прент. - Одна пинта на всех через день. Ребята мастерят самогонный аппарат, думаю, выкрутимся. Здесь до черта приторной фигни на деревьях и кустарниках. И вот еще что, Ян, поаккуратней с лекарствами.
- Тут дело швах, - согласился Кошель. - Через пару лет мы будем предоставлены Божьей милости - и это в лучшем случае.
- Если мы протянем два года - это и будет лучший случай, хоть подыхай с радости, - мрачно попытался отшутится Прент.
Выдав еще несколько ценных указаний, Руг натянул защитный комбинезон и отправился к громадине ракетоплана. Его уже начали оплетать лианы и прочие травы, на закопченном титане золотилась пыльца. Выпотрошенный корабль стремительно врастал в нежную, зеленую кожу планеты. Командир прошелся по коридорам, заглянул в шахты, еще раз придирчиво осмотрел трюмы и отсеки. Вроде ничего не упустили, голые панели, обрывки проводов, да мусор хрустит под ногами.
- Эй, Руг Прент, ты здесь?
Щурясь, он выбрался наружу и увидел у люка нервную фигурку Ванды в несуразно подобранном комбинезоне.
- Что стряслось, миссис? Вы бы держались подальше от этой рухляди, она прилично фонит. - С женщинами ему приходилось нелегко. До сих пор он привык задавать этому путаному и загадочному полу всего один вопрос: "Сколько ты стоишь до утра?" Нынче круг общения расширился, и Руг всякий раз пыхтел, когда требовалось растолковать вертлявозадым компаньонкам, что надо делать, и к какому сроку управиться.
Женщина покраснела, в зубах ее нервно бился стебелек.
- Если это свидание, миссис, то некстати, у меня полно дел.
Она вспыхнула пуще и пунцовые щеки мигом взмокли.
- Прент! Меня трижды насиловали за последнюю неделю, вы просто обязаны вступиться! Я вся в синяках и не успеваю зашивать белье. Уже дочь сторонится меня, ей неловко...
Руг тяжко вздохнул и принялся вытирать руки пучком травы, тщательно обследуя каждый палец. Потом долго обстукивал башмаком оплавленный бортик люка. Желваки на скулах вздымались, словно бицепсы. Ванда вдоволь навсхлипывалась и решилась наконец поднять голову, но чем огромней мужчина, тем он беспомощней в делах тонких и сочувственных.
- Когда ты просила милостыню в доках Аль-Хауза, у тебя еще оставался выбор, Ванда. Сегодня его нет. Стоит одному из нас упрятать поглубже в койку женское мясо и заурчать над добычей, как мигом запахнет паленым.
- Что же мне делать, если я так не могу?
Лицо Прента посуровело, а кончики губ язвительно выгнулись.
- Помнится, твой муж никогда не выслушивал таких слов. Он прежде давил на гашетку, а потом уж разбирался, кто угодил под его пушки непутевая шаланда мелкого контрабандиста или незадачливый купчина, сбившийся с курса. Наверное, не случайно так паскудно обошлись с его вдовой: у милосердия есть своя цена, как и у всего. С людишками надо ладить, Ванда, как и с людьми...
Прошлым ее не поддеть - понял Прент - там все окаменело, срослось.
- Не тащи с мертвых тапочки, Руг Прент, что мне делать сейчас?
- Расслабься и наслаждайся.
- Я наложу на себя руки.
- Зря. Вспомни закон: через десять лет мы уже не будем числиться в розыске. Через десять лет амнистия полагается всем уголовникам и бродягам. Мы продержимся! Здесь нет хищников, похоже, нет и болезней. Вряд ли сюда ступала нога человека или гуманоида, иначе пульсировал бы радиобуй. Мы удальцы, крутые парни, и за десять лет откроем кучу жил, намоем груды золота, самоцветов, разведаем выходы минералов. Через десять лет, Ванда, ты станешь не просто богатой дамой, а... феерически богатой, если я не дал маху с этим словечком. Целая-целехонькая планета на тринадцать человек это много, это очень много!
- Я умру!
- Нет, ты не умрешь. Ты неглупая и справная баба - ты расслабишься. Будешь стряпать и обстирывать нас, подставлять передок в очередь, а через десять лет в твоем унитазе будут плавать золотые рыбки, и парочка отставных принцев будет надевать на твои ножки по утрам шелковые чулки. Твоя девчонка, наверняка, влюбится в юного Олафа, молодость есть молодость, им просто некуда деваться, и через десять лет блистательная пара вырулит в свадебное путешествие на роскошной трехпалубной яхте с фотонным двигателем.
- Я!..
- Расслабься, Ванда, расслабься, ребята знают меру.
- Я буду рожать! - в бешенстве затопала ногами Ванда.