Но я продолжал говорить, уверенный, что он поймет меня, и мы наконец сдвинемся с места и переедем куда-нибудь в тень, где найдется вода. То, что осталось на дне наших фляг, походило на грязь.
- Капитан Совари, тебе придется снять все знаки отличия. В Загаде они не бросались бы в глаза, там много имперских войск, здесь же любой сможет выяснить, где именно расквартированы капитаны. Ничто не должно выдавать нашей связи с Императором, человек со сломанной ногой не должен принадлежать ни одному Дому. Лучше всего было бы, чтобы в вас вообще не признали дерзийцев. Пусть этот сапог ни у кого не ассоциируется с принцем Александром. Вы меня понимаете?
Совари поморщился, но сорвал с рукава дерзийского льва и ленту со знаками отличия. Он запихнул их в седельную сумку и развязал кожаный ремешок, удерживающий его косу Малвер незаметно наблюдал за яростно сопящим принцем, который бросал на меня убийственные взгляды.
Я заставлю его услышать меня.
- За вашу голову назначена цена, мой господин. Вам придется с этим считаться или пострадать из-за собственной глупости. Мы все пострадаем.
Состриженные волосы Александра совсем недавно отросли настолько, что их можно было заплести в косу справа. Как только они стали держаться в заплетенном виде, все его повадки изменились, он стал похож на человека, вернувшегося домой после долгого путешествия. Он не рассчитывал, что ему придется стать изгоем.
Я вздохнул и попытался утереть пот, ручьем стекающий у меня по шее.
- Есть кое-что еще. Нам необходимо придумать историю... объясни ему, Малвер. Ты знаешь, как ведут себя дерзийские стражники, особенно когда ловят убийцу правителя.
Малвер медленно кивнул.
- Мы можем ехать по двое, не больше. Стражники у ворот станут задавать вопросы всем мужчинам, способным держать оружие, то же самое будут делать и местные воины, если мы повстречаем их на улице. Если мы поедем вчетвером, они выхватят мечи, прежде чем спрашивать что-либо...
- Очень хорошо, - возразил Александр. - Мне бы первому не понравилось, если бы мои воины стали пренебрегать своими обязанностями.
Малвер бросил на меня быстрый взгляд и продолжил:
- У Фонтези здесь огромное влияние. Их воины, они повсюду... они могут ударить вас, мой господин, если им не понравится ваш ответ или тон, они могут полоснуть кинжалом или хлестнуть кнутом, если вы косо на них поглядите.
- А мое присутствие для вас... Я мог бы просто водрузить вам на голову корону и выкрикивать ваше имя, - подхватил я. - Я постараюсь изменить внешность. Нельзя, чтобы вас видели с эззарийцем. Если они узнают кого-нибудь из нас, всем нам конец.
Александр потянул свою лошадь за повод, словно собираясь развернуться и ускакать туда, откуда мы пришли, но он просто повернулся и немного отъехал от нас. Он долго думал, потом стянул завязку, удерживающую его косу:
- Вы не хотите, чтобы я сохранил достоинство.
- Мы хотим, чтобы вы сохранили жизнь.
Карн-Хегес был довольно крупным городом. Его постройки были раскиданы на пологом подножии широкого лысого холма на территории Базрании, сразу за границей Азахстана. Базранийцы были близкими родственниками дерзийцев, их объединяли кровные связи, культура, длительное союзничество. Но судьбу городов и деревень Базрании определил несчастный случай, связанный с убийством особы королевских кровей. Лет тридцать назад весь народ Базрании был обращен в рабство, а сама страна выжжена. Карн-Хегес остался цел благодаря окружающим его богатствам: золотым и серебряным копям, залежам соли, широким караванным путям, ведущим далеко на запад. Дерзийцам только пришлось заново отстроить его. Дядя Александра, лорд Дмитрий, сровнял с землей дворец правителя города, насадил головы местных дворян на колья городской стены, обратил в рабство народ Базрании и сказал, что это хорошо.
Мы выехали из тени высокой дюны, как раз когда длинный караван проехал по широкой дороге в сторону города, крыши которого уже вставали на западе.
Пока моя лошадь трусила рядом с остальными, я опустил пониже легкий шарф, закрыв им лицо, и начал превращение. Прежде всего глаза, эззарийцев обычно узнавали по тяжелым векам, от которых глаза казались немного раскосыми. Потом цвет кожи, даже среди жителей пустыни золотисто-красный оттенок кожи и отсутствие бороды бросались в глаза, мне же еще необходимо замаскировать королевское клеймо на щеке. Я представил себе эззарианские глаза и попробовал изменить их, чтобы они казались глазами другой нации: сделал веки тоньше, поднял внешний уголок глаза, изменил форму скулы и иначе расположил бровь. Для изменения цвета кожи я заставил себя расслабиться, обрат мелидду и убрал границы, отделяющие мою плоть от всего остального мира.
Я ощутил на лице и шее прохладное покалывание, которое опустилось ниже, захватило грудь и конечности, потом перешло в воздух вокруг меня, в одежду... Я улыбнулся неожиданно приятным ощущениям, которые принесло с собой превращение, потом заставил лошадь прибавить шаг. Я хотел показаться Александру неожиданно, чтобы понять, справился ли я с задачей.
К Воротам... Голос пришел изнутри вместе с давящим чувством злобы и отчаяния. Одной рукой я крепко вцепился в поводья, ощущение неминуемой катастрофы заставило мою другую руку выхватить нож. Рука и глаза действовали вместе, оценивая расстояние, скорость, угол. Сработал инстинкт воина, чувствующего опасность, но на этот раз это был не мой инстинкт. Пока ты развлекаешься здесь с этими бесполезными существами, теряя наше время... опасность растет...
Я узнал голос, который не слышал с тех пор, когда лежал, умирая, у Дворца Колонн. Я заставил свою руку отпустить нож и удержался от желания направить лошадь на юг, в сторону Кир-Наваррина.
- Ну так скажи мне, демон, - произнес я, скрипя зубами от его вызывающего тошноту вторжения. - Что за опасность ждет меня? Скажи мне, как ее зовут, если это не ты сам.
Опасность из прошлого, ответил он. Она внутри тебя. Это причина всего.
- Почему сейчас? Все эти недели я прислушивался к тебе. Оставил себя открытым, пытался поговорить, прийти к решению...- Оставил себя выставленным напоказ, открытым любому злу и испорченности. - Но ты так и не соизволил ответить.
Я сказал тебе, что ты победишь. У тебя есть душа. Что еще ты хочешь знать? Но сейчас, когда ты видел узника, слышал его... выслушай и меня. Когда ты пойдешь через Ворота, ты должен отпустить свое тело. Позволить мне весmu тебя. Его голос зазвучал громче, настойчивее. Слова полились потоком. Это из-за тюрьмы... она так близко дай мне вспомнить... ты уже согласился...
Он говорил, а я чувствовал приближение бури, парайво на горизонте моего разума был готов смести все живое, до чего только сможет дотянуться моя рука.
- Ты хочешь, чтобы я верил тебе, отдался тебе, и ты поведешь меня на убийство? - Я с трудом выговаривал слова, ярость билась в стенки черепа, оглушала меня, погружала в безумие.
...потеря времени... я не могу этого допустить... слабость твоего собственного разума...
В голове грохотало. Я увидел спину Александра, и волна негодования залила мое существо. Люди так глупы, так невежественны. Рабы своей плоти.
Слушай меня!
Рука снова потянулась к ножу. Ярость бурлила, выплескиваясь через край... жар нарастал... солнце, отраженное от небес и песка, слепило... сбивало с толку... а ледяная тьма заползала в душу...
- Нет! Ты меня не получишь! - Я выплюнул эти слова сквозь сжатые зубы. Пораженный тем, что уже готов был совершить, я проверил все защитные барьеры между своей душой и проснувшимся демоном, снова погружая его в безмолвие, заставляя умолкнуть грохот в голове. Наконец-то я понял, и все мои недавно обретенные надежды рухнули.
Злоба Денаса питала мое безумие. Его ярость требовала от меня крови, его ненависть заставляла меня терять контроль над собой. Хотя жертвы мои, без сомнения, выбирал Ниель. Горе мадонея отравляло все, к чему он прикасался. Он вторгся в мои сны, его ненависть к людям нашла выход через мои тренированные руки воина. Я тоже питался его ненавистью. Когда смотрел на тела Гаспара и Фессы, когда заметил, как Эдек бьет раба, когда увидел, что намхира сделал с Горденом. Ненависть клокотала во мне, когда я наблюдал, как Александр страдает от глупости и несправедливости собственных родичей, пока не начала закипать и выплескиваться в моих снах.
Твоя сила убьет тебя, глупец, кричал затихающий голос демона.
- Я помню, какого ты мнения о тех, у кого есть плоть,- пробормотал я, засовывая в ножны наполовину вытянутый нож и унимая дрожь в руках. - Еще недавно ты заявлял, что тот, кто живет в Тиррад-Норе, твой враг. Но даже если у тебя с ним разные цели, твой гнев питает его силы. Сегодня ты захватил меня врасплох, но больше этого не повторится. Я хозяин своей души, своей руки. Ни ты, ни существо из Тиррад-Нора не будете решать мою судьбу. Теперь я знал, что они оба сражаются в моей душе, и каждый стремится подчинить меня своей воле. Я не буду принадлежать ни одному из них, ни сейчас, ни тогда, когда (и если) отправлюсь в Кир-Наваррин.
- Сейонн?
Я заморгал, приходя в себя. Принц был в трех шагах от меня, его рука тоже сжимала рукоять кинжала. Малвер и Совари держались рядом с ним. Они выглядели озадаченными.
- Все в порядке, - ответил я. - Я делал то, чего требовал и от вас. Отбросив с лица шарф, я посмотрел принцу прямо в глаза, смахивая красную пыль с бледных рук. - Хорошо получилось?
Он вздрогнул и уставился на меня, как торговец лошадьми на новое приобретение.
- Получилось, - сказал он наконец. - Но не хорошо. Ты выглядишь так, будто проглотил какую-то дрянь.
Мы немного проехали в молчании. Мое сердце снова билось в обычном ритме. Пот быстро высох. Когда воины немного обогнали нас, Александр заговорил:
- Это рей-киррах, Сейонн?
- Нет.
- Ты всегда был скрытным. Я уважаю твое право на личную жизнь. - Он печально вздохнул. - Но все это продолжается. Когда ты лежал едва живой в горной хижине, ты попросил меня посмотреть тебе в глаза и сказать, что я вижу, словно мое слово было важно для тебя. Я сказал тебе тогда, что, несмотря на демона в тебе, я вижу того же человека, с которым уже давно знаком, того, который сражался, чтобы спасти мою душу. - Несмотря на жаркое солнце, я похолодел. Лучше бы он умолк. - Но ты стал другим после сиффару. Ты казался более здоровым, более спокойным, чем когда-либо за последнее время, и я был этому рад. Но я понял, что, после того как ты покинул пещеру, передо мной только видимость, а не правда. Три недели ты провел в пещере и, вернувшись, ни слова не сказал. Я больше не могу читать в твоей душе.
- Видимость и есть правда. Денас молчит и будет молчать. Пленник по-прежнему заперт. Моя... болезнь... она под контролем. А когда ты окажешься в безопасности, я покончу с ней раз и навсегда. - Сейчас я уже не был в этом уверен. Я не мог говорить о сиффару. Ниель и те чувства, которые он пробуждал во мне, убеждение, что я назначен судьбой не уничтожить его, а совершить нечто удивительное, все это я похоронил в глубине души. Я больше не доверял чувствам. Кроме того, у нас сейчас другие заботы.
Мы не стали въезжать в Карн-Хегес до заката. Сначала мы остановились за воротами, словно собирались заночевать там вместе с другими, кто не выносил крыши над головой или просто не хотел раскошеливаться на гостиницу. Но когда солнце пошло на закат, мы выехали на дорогу. Ночь поможет нам скрыть наши лица, она притупит бдительность дерзийцев, охраняющих ворота и патрулирующих улицы. Мы подождали, когда к воротам подойдет запоздавший караван, чтобы воспользоваться обычной в таких случаях суматохой.
Малвер с Совари отправились через ворота первыми, ведя за собой четырех наших лошадей. Темная кожа Малвера прекрасно позволяла ему слиться с толпой, которую солдаты проталкивали через ворота. А вот Совари, хотя он и шел пешком, что странно для дерзийца, выдавал рост, светлые волосы и чувство собственного достоинства, написанное на лице. Он заметно выделялся в потоке крестьян, купцов, всадников и рабов, часту, коз, кур, нищих, телег и тачек. Малвер тоже заметил это. Он остановился, быстро переговорил с оборванным погонщиком, подхватил блеющую овцу и перебросил ее через плечо капитана. Они оба медленно двинулись вместе с толпой и исчезли за воротами. Мы не заметили никакого волнения среди стражников, неподвижно замерших рядом с имперскими львами. Ни один из всадников, разглядывающих лица приезжих, не остановился и не направил копье на наших товарищей.