Кисло взглянув на нож, Том спрятал оружие.
– Почему я в Тар Валоне? А потому, что хуже для меня места нет, не считая, быть может, Кэймлина. Этого-то я и заслуживаю, парень. Кое-кто из Красных Айя ещё помнит меня. На днях я видел на улице Элайду. Стань ей известно, что я здесь, она бы с меня шкуру полосками содрала, и то вряд ли осталась бы довольна.
– Никогда бы не сказал, что ты станешь жалеть себя, – произнес Мэт с разочарованием. – Ты решил утопиться в вине?
– Да что ты понимаешь, мальчишка? – прорычал Том. – Поживи с мое, узнай жизнь, полюби женщину или двух, вот тогда, быть может, что-нибудь поймешь. Если у тебя хватит ума чему-то научиться. А-а-ах! Тебе хочется знать, почему я в Тар Валоне? А ты почему в Тар Валоне? Помню, как ты дрожал, когда обнаружилось, что милая Морейн – Айз Седай. Всякий раз, как кто-нибудь хотя бы упоминал о Силе, у тебя медвежья болезнь начиналась! Что ты делаешь в Тар Валоне, где повсюду Айз Седай?
– Я ухожу из Тар Валона, вот что я делаю. Ухожу! – Мэт поморщился. Менестрель спас ему жизнь, наверное, больше, чем жизнь. Тогда за Мэтом гнался Исчезающий. Потому-то теперь правая нога у Тома и сгибалась плохо. Авось на судне не будет вина. чтобы он пил, не переставая.
– Я отправляюсь в Кэймлин, Том. Если тебе по какой-то причине охота рисковать жизнью, почему бы тебе не отправиться со мной?
– В Кэймлин? – задумчиво протянул Том.
– Да, Том, в Кэймлин. По всей вероятности, Элайда рано или поздно вернется туда, тогда и будешь о ней беспокоиться. И, насколько я помню, если ты угодишь в руки Моргейз, то пожалеешь, что Элайда ее не опередила.
– Кэймлин… Да, Кэймлин мне по нраву, как перчатка по руке. – Менестрель посмотрел на деревянную тарелку с цыплятами и вздрогнул: – Парень, что ты с ними сделал? Сунул себе в рукав?
От трех птиц остались кости да шеи с редкими мясными жилками.
– Иногда меня одолевает голод, – пробормотал Мэт. Он с трудом удержался, чтобы не облизать пальцы. – Ты идешь со мной или нет?
– Да, парень, я иду с тобой. – Том встал и теперь как будто покачивался куда меньше прежнего. – Ты подожди здесь да постарайся не слопать стол, а я пока соберу вещички и кое с кем попрощаюсь. – Менестрель заковылял прочь, ни разу не споткнувшись.
Мэт отпил вина из кружки и ободрал с цыплячьих остовов оставшиеся лохмы мяса, раздумывая, не успеет ли он заказать ещё одну порцию, но Том вернулся очень скоро. На спине, рядом со свернутым одеялом, висели в темных кожаных футлярах арфа и флейта. Опирался менестрель на обычный дорожный посох, правда, был тот с него высотой. Слева и справа от Тома шагали обе служанки. Мэт решил, что они точно сестры. Одинаково большие карие глаза смотрели на менестреля снизу вверх с одинаковым выражением. Том направился к двери, кивком позвав за собой Мэта. По дороге Том поцеловал вначале Сааль, затем Маду, потрепал их по щекам. Пока Мэт собрал пожитки и подхватил собственный посох, Том уже вышел на улицу.
Младшая из женщин, Сааль, остановила Мэта на пороге:
– Что бы ты ему ни сказал, пусть даже твои слова позвали его в дорогу, за вино я тебя прощаю. Он буквально ожил, я его таким много недель не видывала.
Сааль что-то вложила в руку юноши. Посмотрев на ладонь, он смущенно захлопал ресницами. Она дала ему серебряную тарвалонскую марку.
– Это за твои слова, те, что ты ему сказал. Кроме того, у тебя красивые глаза, хоть и кормят тебя, прямо сказать, неважнецки. – Она рассмеялась, глядя на оторопевшего Мэта.
Выйдя на улицу, Мэт тоже, хоть и не столь весело, рассмеялся, вертя серебряную монету между пальцев. Так у меня красивые глаза, да? Но за порогом гостиницы смех его разом оборвался, будто последняя капля из винной бочки: Том там был, но на булыжной мостовой не было трупа. Света, льющегося из окон таверн дальше по улице, хватало, и никаких сомнений у Мэта не оставалось. Городская стража не убрала бы мертвеца, не начав задавать вопросы во всех близлежащих тавернах и в "Женщине из Танчико" в том числе.
– Что ты там высматриваешь, парень? – спросил Том. – Троллоки там в тени не прячутся.
– Грабители, – пробормотал Мэт. – Я подумал о грабителях.
– В Тар Валоне, парень, нет ни уличных воришек, ни разбойников. Когда стражники задерживают грабителя, причем, если верить молве, немногие решаются играть здесь в эти игры, но когда стражники задерживают злодея, они волокут его в Башню, и, что бы с ним Айз Седай ни делали, назавтра парень убирается прочь из Тар Валона, с распяленными глазами, как у перепуганной девчонки. Насколько я понимаю, с пойманными воровками обходятся ещё жестче. Нет, здесь, чтобы отнять у тебя деньги, разве что кто всучит тебе начищенную бронзу вместо золота. Или кинет в игре обточенные кости. В этом городе грабителей нет.
Мэт повернулся на пятках и зашагал мимо Тома, направляясь в сторону доков. Посох стучал о булыжную мостовую – юноша старался идти быстрее.
– Сядем на первое же отплывающее судно, каким бы оно ни было. На любое, Том.
Палка Тома зачастила вслед за Мэтом.
– Потише, парень. Что за спешка? Тут полно судов, они отчаливают и днем, и ночью. Чуть помедленней. Нет здесь никаких грабителей.
– Проклятье, Том, мы сядем на первое же попавшееся судно! Даже если оно идет ко дну!
Если они не грабители, то кто же? Они должны быть ворами. Кем же ещё они могут быть?
Громадная чаша Южной Гавани, огромного порта, сооруженного огирскими зодчими, была окружена высоченными стенами из того же белого камня с серебристыми прожилками, что и остальные сооружения Тар Валона. Длинный причал, большую часть которого оберегал от непогоды козырек, обегал всю гавань, а доступ к реке открывали широкие водные ворота, сейчас распахнутые. Искусственную бухту заполняли суда всех размеров, большая часть их была пришвартована кормой к причалу, и, несмотря на поздний час, докеры в грубых безрукавках занимались разгрузкой-погрузкой всяких тюков и ящиков, плетеных корзин и бочек. Скрипели веревки и тали, блоки и стрелы подъемников, покрикивали и кряхтели грузчики, волокущие на своем горбу мешки и сундуки. Свисающие с балок козырька фонари освещали причал и полосой желтоватого света окаймляли черную водную гладь бухты. Небольшие открытые лодки стремительно пролетали сквозь темноту, а квадратные фонари на оконечностях ахтерштевнеи напоминали проносящихся над водой через гавань большущих светляков. Маленькими шлюпки выглядели только рядом с судами: по бортам некоторых размеренно опускались и поднимались шесть пар длинных весел.
Мэт провел продолжавшего ворчать Тома под аркой из полированного красного камня и по широким ступеням вниз, на пристань, и там сразу увидел – не далее чем в двадцати шагах на одном трехмачтовике команда уже отвязывала канаты. Таких больших судов Мэт, пожалуй, и не видел: пятнадцать-двадцать спанов от острого носа до квадратной кормы, плоская огороженная палуба почти вровень с пристанью. Но важнее всего было то, что корабль отчаливал. Первое же отплывающее судно.
На пристани появился седоволосый мужчина. Нашитая в три ряда на рукава темной куртки пеньковая веревка свидетельствовала о его должности – начальник гавани. Широкие плечи наводили на мысль, что с пеньковыми канатами он познакомился, скорей всего, ещё простым докером, когда тянул за веревку, а не носил ее на рукаве. Он рассеянно глянул в сторону Мэта и остановился. На его дубленом лице читалось удивление.
– По твоим узлам сразу ясно, что ты задумал, парень, но лучше забудь об этом. Сестра показала мне твой портрет. В Южной Гавани, парень, ты ни на одно судно не сядешь. Возвращайся-ка лучше сам по тем ступеням, не то мне придется кого-нибудь выделить тебе в провожатые.
– Что, во имя Света? – пробурчал Том.
– Все изменилось, – уверенно заявил Мэт. От причального кнехта уже начинали отвязывать последний швартов. Свернутые треугольные паруса все ещё лежали толстыми бледными скатками на длинных наклонных гиках, но матросы уже готовили весла. Мэт вытащил из поясной сумки бумагу Амерлин и сунул ее под нос начальнику гавани. – Вот, убедитесь, я по делу Башни, по приказу Престол Амерлин. И мне нужно отплыть на этом самом судне.
Седоволосый начальник прочитал бумагу, затем перечел снова.
– В жизни подобного не видывал! С чего это Башня объявляет, что тебе нельзя отплывать, а затем тебе дают…
– Спросите у Амерлин, если хочется, – усталым голосом сказал Мэт, по тону его было ясно, что вряд ли найдется такой болван, что осмелится на подобные вопросы. – Но если я не отплыву на этом судне, она шкуру с меня спустит, да и с вас тоже.
– На этом судне? Сомневаюсь, – сказал начальник гавани, но сам уже поднес ко рту сложенные рупором ладони: – Эй, на "Серой чайке"! Стоп! Испепели вас Свет, стойте!
Стоящий на румпеле парень без рубахи оглянулся, затем заговорил с высоким спутником в темном кафтане с очень широкими рукавами. Высокий мужчина неотрывно наблюдал за командой, только что спустившей на воду длинные весла.
– Весла на воду! – приказал он, и у лопастей длинных весел забурлила пена.
– А вот не сомневайтесь, – прорычал Мэт. Первое же отплывающее судно, сказал я, значит, на первое же! – Давай, Том! За мной!
И, не оглянувшись на менестреля, Мэт помчался по пристани, уворачиваясь от людей и тележек с грузами. Щель меж кормой "Серой чайки" и пристанью расширялась по мере того, как весла погружались все глубже. Перехватив посох, Мэт метнул его, будто копье, в сторону судна, сделал ещё один шаг и прыгнул, вложив в толчок всю силу.
Темная вода, промелькнувшая под ногами, выглядела ледяной, но один удар сердца – и Мэт перемахнул через релинг и покатился по палубе. Не успел он вскочить на ноги, как услышал за спиной рычание и ругань.
Еще ругательство, и, подтянувшись на руках, через борт перелез Том Меррилин. Утвердившись на палубе, он пробурчал:
– Я потерял свою палку. Мне нужна другая. – Потирая правую ногу, менестрель посмотрел на все расширяющуюся за кормой полосу черной воды и передернулся. – Ванну я сегодня уже принимал.
Щеголявший без рубашки рулевой переводил выпученные глаза с Тома на Мэта и обратно, крепко сжимая румпель и будто раздумывая, не оборонить ли себя от этих сумасшедших хорошей дубиной.
Высокий мужчина был, видимо, потрясен не меньше. Он вытаращил бледно-голубые глаза и, не соображая, что сказать, двигал челюстью. Казалось, подрезанная клинышком темная борода трясется от ярости, как в лихорадке, узкое лицо побагровело.
– Клянусь Твердыней! – взревел он наконец. – Что все это значит?! На этом судне даже для кота места нет! Да и будь у меня свободные места, не взял бы я каких-то бродяг, которые прыгают на палубу. Санор! Васа! За борт эту рвань!
Двое огромных матросов, полуголых и босых, оторвались от бухты каната, выпрямились и зашлепали на корму. Гребцы за длинными веслами продолжали работать: наклонялись, поднимая лопасти из воды, делали по палубе три больших шага, затем выпрямлялись и пятились; а судно с каждым гребком набирало ход.
Сообразив, что бородач, скорей всего, и есть капитан, Мэт повернулся к нему и замахал грамотой Амерлин, а другой рукой выудил из кошеля золотую крону. Но как бы торопливо ни действовал, он постарался, чтобы бородач заметил: в кошеле ещё немало золота. Кинув капитану тяжелую монету, он быстро заговорил, продолжая размахивать бумагой: