Второй же цель не пощадит,
И глубоко мне грудь пронзит…
А потом, без перерыва:
Если я в болотах от поноса не умру,
Если русский мне снайпер не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен,
То будем вновь
Крутить любовь
С тобой, Лили Марлен,
С тобой, Лили Марлен.
Вот такая я скотина. Ага. Немецкие песни пою. А потом мы все ржем. Над чем ржем? А Бог его знает. Над звездами, наверное, которые, внезапно, высыпали веснушками на ночном лице неба. Днем эти веснушки исчезают…
— Значит, завтра на поле, послезавтра на траншею?
— Вы бы, мужики, не ходили бы туда… — советует Саша.
— Да хрен с имя, — по-вятски отвечает Еж. — Отбрехаемся, как-нибудь.
— Ну, как хотите… Мое дело предупредить.
Мы допиваем последнюю кружку. А потом разбредаемся по землянкам и палаткам. Я захожу последним. Пока все заползают в спальники — я забиваю печку дровами. В землянке, вроде, и так тепло. Но под утро это тепло уйдет. Так что пусть она пока гудит — наша печечка, которую мы притащили за тысячу двести километров из далекого Кирова. Второй раз, причем. Первую кто-то стыбздил. Обратно тащить лень — вот и закапываем ее после вахты рядом с землянкой. То ли на чермет сдали, то ли домой утащили. Ну, ничего — еще стыбздят — еще привезем.
Люди, все-таки, уроды. Это моя последняя мысль на сегодняшний день. После этого я залезаю в свой спальник. Под голову кладу пуховик, вывернутый наизнанку. Я лежу крайний у выхода. Оттуда слегка поддувает. Но мне пофиг. Потому как печка — работает, водка — греет, а спальник сшит из термофайбера.
Ах ты, ек-макарек! Носки забыл сменить на ночные, вязанные… Так в обычных хебешных и уснул…
День четвертый.
После завтрака идем нарушать закон. Мать со своими на Гонтовую Липку. Юра туда же. Двух своих бойцов-петеушников с нами отправил. Посмотреть как матерые работают.
А погода жуткая. Ровно осень — низкие тучи несутся с запада. Такое небо у меня почему-то ассоциируется со сценой из фильма 'Александр Невский'. Нет. Не из новой поделки, а старого шедевра. Это когда псы-рыцари свиньей атаковали нас.
Ну, псы свое получили, и тучи когда-нибудь закончатся.
Идем по полю в сторону железной дороги и станции 'Апраксин бор'.
Слева — огромная яма — будто копали экскаватором. Рядом с ямой бомба. ФАБ-500. Только почему-то пустая. В смысле, нет ни тола, ни взрывателя. Только один корпус. Кто ее выкопал? Зачем? Как? И как ее обезвредили? Для меня все это загадка, интереса не представляющая. Ну, нашли. Ну, выкопали. Ну, обезвредили. Ну, так и оставили. Ну и мы — мимо идем.
Некогда нам на всякие железяки любоваться.
Правда, пэтеушники юрины побежали фотографироваться. Да пусть их. Детишки…
Когда-нибудь им это надоест. Мне же надоело!
Юди подходит ко мне и спрашивает:
— Ты чо, срань старая, молчишь?
— Думаю.
— Опять про меня хрень всякую напишешь, сучка бородатая?
— А ты как думал…
— Правильно. Пиши. А то забывается.
А потом ветер и легкий дождь. Слезами на очках.
На поле вышли гуськом. Потому как впереди Васька со Степкой со своими охрененно крутыми мианками. Сколько такие стоят? В смысле аппараты, а не Васька со Степкой. Много такие стоят.
Рублей шестьдесят, наверное. В смысле, шестьдесят тысяч.
Ну…
Понеслась.
Мы идем по полю за парнями, свистящими своими крутыми аппаратами. Идем навстречу ветру, секущему тебя плетьями воды.
Очки, постоянно приходится протирать. Ни черта не видно. В конце концов, снимаю их и прячу в карман пуховика.
Там где Васька или Степка останавливаются и начинают крестить невидимыми щупальцами минака землю — определяя место залегания — кто-то из нас останавливается и начинает копать.
Один, другой, третий…
Минометка, цинк с лентами для 'максима', гнутая трехлинейка…
Мне опять достается 'семь-шесть', прошедший через ствол. И я опять, пытаясь его выдернуть из земли, влупливаю со всей дури ему по башке — по взрывателю. Почему-то он опять срабатывает. Хорошие у меня ангелы-хранители. Добрые и сильные. Сильные — это точно. Гитлера в свое время заломали. Неужто меня от какого-то снаряда не спасут?
Грязно матерюсь и иду дальше.
Через полчаса все заняты своим делом. Кроме меня и Буденного. Мы закуриваем в очередной раз. Кажется, уже раз пятый за эти полчаса — нормально покурить не успеваем. Дождь убивает огонек сигареты. Руки замерзают. Зажав сигарету в кулак, немножко греемся. Заодно согреваем и внутренности из фляжки.
Говорят, что это алкогольное тепло — субъективная штука. Что на самом деле, организму холодно. Да пофигу на организм. Главное, чтобы мне теплее было.
В этот момент, Степка вдруг подает голос из-за спины:
— Кто бойца поднимать будет?