Глава 15.
Дания. 1143 Р.Х.
Рыцарь-тамплиер Тибо Краон приподнялся на стременах и посмотрел вперед. Он вглядывался в лес, куда въезжал передовой дозор из трех викингов, и который его отряду предстояло пересечь. Однако ничего подозрительного не видел. Обычная чаща, дубы и ясени, а между ними петляет широкая дорога, которую даны называют Ратный путь, а иногда Бычий тракт. Эта дорога тянулась почти через всю Ютландию от оборонительного вала Даневирке на перешейке, до самого Виборга, куда направлялись воины храма Соломона и небольшая дружина зеландского ярла Ассера Виде. Другого такого тракта не было, и если кто-то хотел поскорее добраться из одного конца полуострова в другой, то он обязательно ехал по этому пути, и католики, которые торопились поскорее попасть в Виборг, исключением не являлись. Всего несколько дней назад они находились невдалеке от Хедебю, который не устоял под натиском бодричей и пруссов. Храбрые европейские рыцари-крестоносцы и викинги пытались пробиться в осажденный варварами город, который продержался две недели. Но силы были неравны. Слишком много воинов находилось под рукой князя бодричей Никлота, а датские ярлы отсиживались в своих замках, и выходить на бой не торопились, тем более под руководством европейских рыцарей и известного хитреца Ассера Рига. Поэтому четыреста воинов, которыми командовал Краон, прорваться на помощь защитникам Хедебю не смогли и отступили. Потери католического отряда были огромными. Половина викингов полегло во время неудачного прорыва, а рыцари схоронили треть своих собратьев. Это была ночь печали и, глядя на то, как вдали пылает главный торговый город Датского королевства, Краон и Виде рвали себе сердца. Там умирали христиане, и проклятые язычники грабили все, до чего могли дотянуться, а они, воины Господа, которых благословил сам Бернард Клервоский, ничего не могли с этим поделать. Тогда Ассер и Тибо решили отступить на германскую территорию, где неспешно собиралась армия благочестивых европейских владетелей, которые должны были прибыть на помощь данам. Однако в лагерь католиков прибыл гонец от Свена Эстридсена, и планы вождей резко изменились. Неудачник Свен, который понимал, что за разгром флота он ответит своей головой, просил о встрече. И прочитав это, Ассер едва не выбросил украшенный печатями кусочек пергамента в огонь. Но он сдержался, стал читать дальше и призадумался. Эстридсен писал, что раскаивается в совершенных ошибках и признает свою бестолковость как полководца, и по этой причине он хочет удалиться в монастырь, где его не настигнет гнев всенародного тинга. Хитрому Виде это показалось несколько странным решением, но вполне логичным, ибо в монастыре неудачника Свена искать не станут и если он станет монахом, то про него просто забудут, а его детям позволят жить. Впрочем, самое интересное было в конце послания, где ярл Северной Ютландии приглашал Ассера и тамплиеров в пока еще не разоренный варягами Виборг, где он собирался передать руководство своей армией в руки Тибо Краона. Это могло стать примером для всех датских ярлов. Ведь еще никогда человек королевской крови добровольно и без принуждения не слагал с себя полномочия военачальника и не передавал их рыцарю-храмовнику. А раз это не зазорно претенденту на королевскую корону, то и остальные северные ярлы, кстати сказать, не только датские, могут так поступить. Ну и, кроме того, в письме указывалась численность армии семейства Эстридсенов – тысяча воинов. Тысяча! Для разоренного королевства, которое изнемогало под беспощадными ударами венедов, это было очень много, намного больше, чем у кого бы то ни было из католических лидеров Ютландии. С такими силами Ассер Виде и Тибо Краон могли бы дать злым варварам серьезный бой, и это окончательно показало бы всем, кто истинный хозяин королевства. При этом Виде имел в виду не себя, а церковь, которая, несмотря на понесенные потери и множество разрушенных дикарями церквей, набирала в Дании все больший вес, ибо вокруг нее, а не вокруг слабого короля Эрика Третьего, началось сплочение истинных патриотов. Краон и Виде совещались недолго. Надо было ехать, ибо это хороший шанс поправить свои дела и увеличить численность войска. Решение было принято и, взяв самых лучших лошадей, какие остались в растрепанном отряде католиков, двадцать семь переживших множество схваток тамплиеров и полсотни хирдманов Ассера помчались в Виборг. Хотя помчались, громко сказано. Лошади были слабые и низкорослые, не чета европейским рыцарским тяжеловозам или восточным быстроногим скакунам. Деревни на пути христиан были брошены своими жителями, а гарнизоны крохотных замков не всегда открывали перед ними ворота и частенько принимали воинов отряда за переодетых варягов, чья хитрость и наглость была известна всем жителям Дании. Тем не менее, Виборг становился все ближе. И вот, когда до этого отлично укрепленного города оставался всего один хороший конный переход, рыцарь остановился. Беспокойство затопило его душу. Но видимой опасности не было и он решил, что посетившие его сомнения вызваны усталостью. – Что-то не так? – спросил опустившегося в седло рыцаря ехавший рядом с ним Ассер, который заметил странное поведение храмовника. – Нет, ничего, – ответил тамплиер, после чего ударил сапогами по бокам лошадки, взмахнул над головой затянутой в толстую кожаную перчатку рукой и подбодрил усталых орденцев: – Вперед братья! Рыцари храма Соломона не отступают! С нами Дева Мария и Святой Дух! Виборг уже недалеко! Отряд продолжил движение и въехал в лес. На опушке было пусто, и никто не поджидал рыцарей и хирдманов с недобрыми намерениями. Люди в белых плащах с красными крестами на груди и спине, и викинги в толстых кожаных куртках, заметно повеселели. Чувствуя тень и близость привала, лошадки пошли быстрее, и вскоре христиане оказались на просторной поляне, которую пересекал ручей с чистой и прозрачной водой. Краон хотел бы продолжить путь, но лошадям требовался хотя бы небольшой отдых и, приняв доклад передового дозора о том, что все спокойно, скрипя сердцем, храмовник отдал приказ разбить лагерь и выдвинуть в лес дозоры. Ассер Риг, услышав это, усмехнулся, мол, излишняя предосторожность, сколько таких лесов они проскочили во время своего путешествия, и везде было тихо. Однако рыцарю он не возразил, и его воины отправились в чащу вместе с тамплиерами. Лошадей расседлали и поводили по кругу. Затем обтерли их потные бока травой, обсушили на солнце и дали им напиться. После чего, за неимением овса, нарвали животным травы, и только затем люди смогли отдохнуть сами. В лесу пели птицы, а братья-тамплиеры и хирдманы были заняты своими делами. Кто-то чинил одежду или упряжь, иные точили оружие, другие, расстелив попоны, дремали, а некоторые молились или ворошили полупустые дорожные сумки, в которых могло заваляться немного съестного припаса. Все как обычно. Привычный полуденный привал далеко от побережья, вдоль которого скользят по водной глади юркие варяжские корабли. Можно немного расслабиться и пока есть такая возможность восстановить силы. Однако Краона по-прежнему одолевали недобрые предчувствия. Привычно он три раза прошептал “Отче наш!”, но это не помогло, и тогда он подошел к Виде, который сидел под сенью раскидистого дуба, вертел в руках письмо Свена Эстридсена, хмурился и снова, может быть, в сотый раз, вчитывался в него. Остановившись перед ярлом, рыцарь произнес: – Рядом опасность. Дарованная мне Господом сила чует беду, но мои несовершенные глаза не видят ее. Зря мы в лес въехали. Виде усмехнулся: – Впервые слышу, как рыцарь признает, что он не идеален, и он может принимать опрометчивые решения. – Я не простой рыцарь, а воин Господа. Поэтому помню о том, что гордыня смертный грех. Ярл кивнул и, пряча за пазуху послание северного ярла, спросил: – Что ты предлагаешь? – Надо уезжать отсюда. Сейчас. Без всякого промедления. – Повернем назад? – Нет. На этом мы потеряем пару дней, а у нас нет припасов, и лошади вот-вот падут. Двинемся прямо. – Это разумно и я не против. Командуй. Тамплиер стал отдавать приказы. Седлать лошадей. Всем одеть броню, проверить оружие и достать щиты. Быть готовыми к бою. Рыцари в авангарде. Викинги в центре и арьергарде. Передовому дозору держаться в пределах видимости. Люди были недовольны, но никто не спорил. Хирдманы привыкли доверять Краону, который зарекомендовал себя как превосходный командир и умелый боец, а для тамплиеров его слово значило гораздо больше чем просто приказ. Поэтому отряд собрался быстро. Воины в броне и со щитами на левой руке, взгромоздились на усталых лошадок и снова выехали на Ратный путь. Вокруг все тот же самый мирный лес и те же поющие птицы, а над головой катится по голубому небосводу солнышко, которому поклоняются глупые язычники. Выезд из леса приближался и уже был виден просвет на дороге. За чащей находилось большое поле, которое не могло таить скрытой угрозы, и там можно было остановиться. Мысли людей были спокойны. Ничто не предвещало беды. И в этот момент произошло то, чего уже давно подспудно ожидал Тибо Краон. С противным скрипом, преграждая скандинавам и европейцам дорогу, на тракт рухнуло сразу несколько заранее подрубленных деревьев. Практически сразу то же самое произошло позади. Скрип, падающие деревья и засека. Отряд католиков оказался в ловушке, после чего с левой стороны дороги на людей и лошадей обрушился смертоносный поток из дротиков, стрел и метательных топоров. Краон приподнял треугольный щит и в него с грохотом ударился топор, который не впился в дерево, а отскочил от него. Рыцарь моментально разобрался в ситуации, и он поступил так, как его некогда учили. – Всем спешиться! – отдал команду Краон. – Лошадей бросить! Отходим на правую обочину! Одновременно с этим в лошадь тамплиера вонзилась варяжская сулица и раненое животное резко вскинуло крупом. Краон вылетел из седла и упал в большой придорожный кустарник, который был буквально усеян острыми сухими сучками. Заросли смягчили его падение, и он не убился, хотя с Тибо слетел шлем и на некоторое время он потерял сознание. Однако почти сразу к нему подскочили братья-рыцари, которые привели командира в чувство и помогли ему подняться. Краон встал, встряхнул головой и огляделся. Варяги, а это именно они, проклятые варвары, посмели напасть на его отряд, перешли в атаку. С левой обочины на католиков хлынуло не менее двухсот человек, а возможно, что и больше, и хотя в голове рыцаря шумело, соленый пот застилал ему глаза, а из волос на лоб стекала струйка темной крови, он не оставил своих товарищей. – К бою! Все ко мне! Сюда! Зычный и уверенный голос тамплиера разнесся над дорогой, и воины сплотились вокруг него. Около пятидесяти бойцов и раненый стрелой в бедро Ассер Виде сбились в ощетинившийся клинками и копьями стальной клубок и встретили варягов. Грохот ударов. Металл бился об металл. Хрипы, боевые кличи и стоны. Смерть взмахнула косой над безымянным лесом, и многие католики погибли. Однако, несмотря на то, что врагов было больше, христиане удержали позицию и смогли отбить первый натиск варягов. Рыцари-тамплиеры рубились, словно бешенные, ибо они сражались за истинную веру и Царство Небесное, а викинги, которые хотели выжить, дрались потому что знали – пощады от старых врагов ждать не стоит. На мгновение бой прекратился, и противники разошлись. Варяги потеряли всего несколько воинов, а католики, вместе с передовым дозором, не менее трех десятков. После чего язычники выдвинули вперед лучников и Краон, заметив позади небольшой лесистый взгорок, приказал отступить на его вершину. Дружно, словно один человек, боевой и хорошо слаженный отряд христиан стал отходить. Десяток викингов, наиболее сильных и хорошо вооруженных воинов семьи Виде вскинули щиты и образовали неровную линию, которая прикрывала это отступление, а остальные викинги, подхватив раненых, побежали наверх. Враги выкрикивали вслед что-то оскорбительное и потрясали оружием, а лучники выпустили по ним несколько стрел. Однако по какой-то неизвестной причине преследовать беглецов они не торопились. Это было необычно, поскольку варягов было больше, и засаду язычники устроили заранее. Однако Краон этому значения не придал. Рыцарь думал только о том, как бы вырваться из проклятого леса и добраться до ближайшего замка или Виборга. Поэтому ему было не до того, а зря. Лишь только передовая группа рыцарей взобралась на взгорок, вершину которого венчала ровная площадка, как они обнаружили перед собой новых врагов и их срубленные с плеч головы покатились обратно вниз по склону. На холме тоже оказались венеды, вот только не рядовые варяги-ватажники, а витязи Святовида. “Ловушка в ловушке! – мысленно воскликнул тамплиер. – Нам указали направление, и я туда отступил. Затем собрал людей, которые могли бы разбежаться по лесу, а когда на нас надавили, сам пошел в руки витязей. Господи! За что!?” – Святовид!!! – разнеслось над холмом и служители языческого божества, с которыми, как заметил тамплиер, были колдуны в белых одеждах, погнали викингов и тамплиеров обратно навстречу варягам. Делать было нечего, оставалось только умереть, и вместе с несколькими братьями, не обращая внимания на викингов, которые нестройной гурьбой бросились к дороге, Тибо Краон рванулся навстречу витязям, в свою последнюю атаку. Его превосходный полутораручный меч, подарок отца, благородного человека во многих коленах, сиял на солнце. Взгляд подмечал каждую деталь, хотя сильнейший шум в голове и кровь на глазах мешали сосредоточиться. Воля рыцаря идущего на смерть была крепка и нерушима. Сильное и ловкое тело, которое закалили многолетние тренировки и кочевая жизнь, когда Тибо Краон носился по землям Европы в поисках славы и острых ощущений, все еще слушалось своего хозяина. А разум крестоносца посылал на язык старую молитву, которая, как заверяли его цистерианцы, должна была обязательно придать ему дополнительные силы. – Господи! – отбивая мечом вражеский топор, вскричал Тибо Краон. – Прими свободу мою! Размен ударами с одним из витязей, который, словно лесная кошка, ловко ушел от его смертельного выпада. – Возьми память мою, разум и волю! В грудь рыцаря попал брошенный умелой рукой топор и, хотя проклепанная металлическими пластинами миланская кольчуга выдержала, он не устоял, потерял щит и покатился по траве. – Все что имею или чем располагаю, Господи, – тамплиер поднялся на ноги и сплюнул наземь скопившуюся во рту кровь, – все это мне даровано Тобой, а потому я предаюсь в руки Твои! Тибо глотнул воздуха, который, словно крепкий хмельной напиток, обжег его горло и пригнулся. Над головой рыцаря пролетел вражеский клинок и Креон подсек своему очередному противнику, неосторожному молодому юноше, ногу. После чего витязь попробовал отскочить назад, но упал. – Единственное, что прошу, Господи, любовь Твою и благодать Твою даруй мне! Меч крестоносца был готов поразить языческого храмовника. Но рядом с венедом были товарищи, которые прикрыли его, и от мощного удара щитом в голову рыцарь снова оказался на земле. После чего он опять поднялся. Сил от молитвы почему-то не прибывало, но Тибо не сдавался. Рыцарь продолжал биться и выкрикивать заветные слова: – И буду богатства преисполнен, и никогда не попрошу я ничего иного! Только помоги одолеть врагов Твоих Господи! Помоги! Глаза тамплиера встретились с глазами очередного врага, по пояс обнаженного крепкого воина с чубом на голове и золотым поясом, и в его глазах Краон увидел свою смерть. – Аминь! Рыцарь завершил молитву и, перехватив рукоять меча двумя руками, встал в базовую стойку для нанесения мощного косого удара от правого плеча вниз. Его мольба не была услышана, и в нем ничего не изменилось. Господь не даровал ему сил, и Тибо понадеялся на то, что еще сможет свалить хотя бы одного вражеского воина. Но враг не торопился. Словно танцуя, мелкими быстрыми шажками он обошел крестоносца и, следуя за ним взглядом, Краон увидел, что находится в кругу из витязей, которые давно могли бы его убить, но не торопились. Воины Святовида развлекались. Им было интересно посмотреть, как бьются храмовники чужого бога. Поэтому они по очереди выталкивали в круг самых молодых воинов, наблюдали за их боем и никуда не спешили. Опытный Тибо понял это, а еще он разглядел трупы своих братьев-орденцев, которые лежали под ногами венедов, и его душа заплакала от горя. Вот здоровяк Гуго Виенн, в голове которого застрял венедский топор, рядом быстрый и очень опасный Симон Тользен, коему отрубили руку и ногу, а за ними виднелся испачканный сажей плащ брата Лукаса Фритье. Все они погибли во славу Господа. Таков был их удел, и теперь пришла очередь Тибо. Вот только опытный витязь с золотым поясом, поигрывая мечом, не спешил даровать ему смерть и тогда Краон подумал, что его хотят захватить в плен. Это было бы ужасно, но совершить самоубийство он не мог. Значит, требовалось разозлить противника, и тогда Тибо прокричал: – Что же ты!? Наступай! Покажи мастерство! Боишься!? Правильно делаешь! Бойся меня мерзкий язычник! Я убью тебя! И ты будешь гореть в аду, где рогатые черти станут варить тебя в котле с кипящим маслом! Давай! Вперед! Выкрикнув это, крестоносец подумал, что витязь может не понимать его родного языка. Но он высказался, и ему стало немного легче, а венед слегка кивнул и сказал: – Я Доброга. Краон понял, что это имя, и машинально представился в ответ: – Тибо Краон. Противник рыцаря снова кивнул и двинулся на тамплиера. “Наконец-то!” – пронеслось в голове крестоносца, и он снова встал в стойку. Венед двинулся на него все той же мягкой стелющейся походкой. Он был очень быстрым и стремительным, но и Тибо прошел хорошую школу. Вот только в голове что-то происходило, и если бы не падение с лошади в самом начале боя, он показал бы этому язычнику, каков в деле. Враг скользнул вперед и клинок Краона, молнией блеснув на солнце, обрушился на него. Мимо! Противник легко и непринужденно перетек в сторону, и ударил его ногой в бок. Рыцарь пошатнулся, но остался стоять на ногах, и его меч метнулся в лицо витязя. Снова не достал! Доброга отскочил назад и засмеялся. Для Краона-рыцаря это было обидно, а Краон-храмовник хотел только гибели нахального врага, который перехитрил его, и смерти во имя Господа. Поэтому он не останавливался. Шаг на врага и новый удар. Наискось. В шею противника. Зазвенела сталь, и витязь отбил удар крестоносца. Затем новый размен ударами. Еще один. И еще. И снова. Движения двух мужчин постоянно убыстрялись. Клинки превратились в практически невидимые полоски, и Краон выкладывался из последних сил. Он видел спокойные глаза врага и надеялся достать его, но тот каждый раз ускользал, а потом что-то произошло. Краон осознал, что не может дышать и, опустив взгляд, обнаружил вражеский меч в своей груди, как раз там, где находилось его горячее сердце. Он был уже мертв, но его рука попыталась в последний раз послать верный клинок в лицо противника. Безуспешно. Мышцы рыцаря расслабились. Тело стало медленно клониться к земле, а взор затуманился. Все это произошло как-то вдруг, в один очень краткий миг, который показался рыцарю вечностью, но все же имел свой конец в виде поглотившей его разум и душу непроглядной мглы. Никакого света. Никаких ангелов и труб. Никаких райских врат. Ничего. Только мгла и ужасное падение в бездну...
Тело тамплиера упало. Доброга вынул из груди врага меч, посмотрел на пожилого и слегка полноватого волхва, который наблюдал за поединком сотника витязей и командира тамплиеров, и спросил его: – Что скажешь, Отрад? Жрец Святовида, которого звали Отрад Живко, один из пяти волхвов в отряде Доброги, нахмурился и ответил: – Тамплиеры очень сильные противники – это ведун Вадим правильно заметил. У каждого своей силы немало, а они еще и заемную вымаливают. Вот этот, – жрец кивнул на мертвого Краона, крепкий мужчина и непростой боец. Пока с нашими рубился, все время заклятье шептал. Но почему-то ему никто помогать не захотел, а может быть, его не услышали, ведь лес вокруг и мы рядом. – Да-а, непростой враг, – согласился с волхвом сотник, после чего присел рядом с мертвецом и поманил Живко к себе: – Посмотри на это. Волхв подошел и кивнул на труп: – Ну и что ты увидел? – Сейчас, – Доброга вынул из ножен кинжал и клинком раздвинул пропитанные кровью волосы Краона. – Глянь-ка. Отрад посмотрел на голову рыцаря и вздрогнул. Пробив черепную кость, в голове тамплиера засела острая щепка, которая наверняка вонзилась в его тело при падении с лошади. От таких ранений люди сразу умирали, а воин Соломонова храма еще жил, сражался и даже одного из витязей ранил. – Вот так дела, – жрец уважительно качнул головой и добавил: – Надо будет этих рыцарей-крестоносцев обыскать и все их вещи в Аркону отвезти. – Это само собой, – сотник поднялся и спросил: – Может, и голову этого тамплиера прихватим? – Давай. – Тогда возьмем, глядишь, пригодится. Сотник хотел сказать что-то еще, но на вершину холма взобрался варяжский вожак Третьяк Уветич, средних лет широкоплечий воин в тяжелой броне и Доброга пошел к нему навстречу. – Мы всех перебили, ни один не ушел, – доложил Уветич. – Своих много потерял? – Нет, – варяг качнул головой. – В начале боя пять человек насмерть и в конце один по глупости подставился. Раненых тоже немного, семеро всего. – Ассера Рига взяли? – Не получилось, он сам под стрелу подставился, видать, смерти искал. – Ну и ладно, не очень-то он нам и нужен. Доброга начал разворачиваться в сторону своих воинов, и тут Третьяк спросил: – Что с посланниками Эстридсена делать? – А что-то не так? – сотник посмотрел на варяга. – Они боятся, как бы мы их вместе с тамплиерами не порубили, а потом детей Свена в море не утопили. – Пусть не переживают. Наше слово крепкое, да и поручители в этом деле серьезные. Мы сказали, что вернем наследников Эстридсена, когда на свои корабли погрузимся, значит, так и сделаем. Сделка есть сделка. – Я им так и сказал, но они все равно беспокоятся. – Ладно, сам с ними поговорю, а пока давай трофеи собирать и к берегу выдвигаться. Не лежит у меня сердце здесь ночевать. Варяг и витязь обменялись кивками и разошлись. До наступления темноты оставалось еще несколько часов, но сделать за это время предстояло многое, и трофеи собрать, и своих раненных перевязать, и подготовиться к тяжелому ночному переходу.
Глава 16.
Скандия. Леддечепинг. 6651 С.М.З.Х.
Вниз по течению реки Ледде, вдоль правого берега в море шли тяжело нагруженные лодьи. Одна из них, “Морской Волк”, выскочила из общей колонны, замедлила ход и подошла поближе к земле. На носу корабля появился русоволосый здоровяк в простой полотняной рубахе, командир витязей Святовида сотник Лют Валигор. Конечно же, он разглядел венедские лодьи и знакомые шнеккеры с резными носовыми фигурами, а рядом меня с товарищами, и захотел немного пообщаться. Я не ошибся. Валигор сложил ладони рупором, приложил их к губам и над водой разнесся его голос: – Эге-ге-й! Вадим! – Чего!? – отозвался я. – Вам помощь нужна!? Обернувшись назад, я посмотрел на Громобоя и Вартислава, после чего вопросительно кивнул. Оба бодрича отрицательно покачали головами, и я снова обратился к сотнику: – Нет! Сами справимся! – Добычей делиться не хотите!? – в голосе витязя была веселая подначка. – Не хотим! – подтвердил я. – Ну, смотрите сами! Удачи вам! – Благодарю! А вы как сходили!? – Хорошо! Лунда больше нет! Векомиру чего передать!? – Поклон! – Лады! “Морской Волк” прибавил ходу и пошел в море, а я кинул взгляд в сторону осажденного нами Леддечепинга, а затем обратился к бодричам: – Думаю, что можно начинать штурм. – Да, пора, – воевода Громобой усмехнулся в бороду. – Полон набрали. Теперь дело за воинами, – вторил ему княжич. – Тогда пойдемте. Покинув берег Ледде, где рядом с сожженными причалами стояли наши суда, вместе с ближней охраной Громобоя и Вартислава, а так же Немым, мы пошли к городу. Близилось время Ч, когда венедские воины и мои ватажники под прикрытием местных жителей пойдут на штурм, и я был уверен, что все сложится так, как мы хотим. Правда, в самом начале операции возникли некоторые трудности, и нам пришлось попыхтеть, но ничего, мы рук не опустили, и теперь к захвату Леддечепинга все готово. Согласно предварительного плана, дружины бодричей и мой отряд собрались в бухте Кеге-Бугт, пересекли Зундский пролив и высадились в Скандии. Витязи Святовида и руянцы двинулись на Лунд, а наше войско сразу же разделилось на два отряда. Дружина Вартислава блокировала дорогу из Леддечепинга вглубь Скандинавского полуострова, а остальные воины были брошены на сбор бондов и рыбаков. И вроде бы делалось все правильно и с умом, но даны разбежались по дебрям и нам пришлось их отлавливать, а это дело нелегкое. Поэтому пока мы согнали к городу восемьсот местных жителей, прошло трое суток. Потом еще день потратили на сооружение штурмовых лестниц и щитов, а сегодня, прямо с утра, собирались пойти на приступ. Однако вышла заминка. Ярл Кнуд Магнуссон выслал парламентеров, которые просили мира. Не бесплатно, разумеется, а за вознаграждение в сумме ста кельнских марок золотом и четырехсот марок серебром. Это сумма серьезная, двадцать пять килограмм в одном драгоценном металле и сотня в другом. Но мы отказались, и теперь данам придется туго. Мы вошли в лагерь. Штурмовые отряды были готовы, а про пленников из хашара и говорить нечего – они пойдут туда, куда их подтолкнут копейные наконечники и мечи. Наша тройка в броне и при оружии, остановилась на западной окраине лагеря, где концентрировались воины, и мы с Вартиславом одновременно посмотрели на опытного воеводу, который в военных делах понимал побольше нашего. – Командуй, Громобой, – сказал я. – Веди, дядька, – добавил сын Никлота. Воевода повернулся к своим воинам, которые погонят на валы пленников, и взмахнул рукой: – Пошли!!! Дружинники, держась пятерками и десятками, древками копий стали поднимать данов с земли. И над толпой, которая состояла преимущественно из мужиков, сразу же разнесся негодующий вой. Бонды и рыбаки не хотели идти на валы и кое-где они даже попробовали сопротивляться, ведь в их жилах тоже течет кровь викингов. Однако бунтарей попросту убивали и вскоре человеческая масса, подхватив щиты-павизы и длинные грубые лестницы, сбилась в кучу и направилась в сторону семитысячного города. Поле перед оборонительными насыпями покрылось живым ковром из людей. И глядя на них с высотки, где были водружены наши знамена, можно было подумать, что это муравьи, стремящиеся в свое жилище и несущие в него щепки и траву. Однако это только иллюзия, которая исчезла сразу же, как только в городе забили созывающие защитников Леддечепинга на валы сигнальные колокола. Горожане и немногочисленные хирдманы Кнуда засуетились и забегали. Человеческая волна приближалась к городу неумолимо и грозно, и остановить ее можно было только лишь перебив всех, кто идет на штурм. Но как стрелять в тех, кого ты знаешь? Как лить смолу и кипяток на головы людей из окрестных деревень? Каково это убивать соплеменника, который, возможно, является родственником призванного под руку ярла ополченца и тянет на себе лестницу под страхом гибели? Наверняка, воины ярла и жители Леддечепинга думали об этом. Значит, у многих в решающий момент дрогнет рука, а на это и расчет. Жестокий и, возможно, нечестный. Но война в принципе грязное и кровавое дело, а не поединок вождей и не шахматная партия, после которой все фигурки, вне зависимости от цвета, возвращаются на доску. Так что к чертям собачьим рефлексии и мысли о слезинке ребенка. Гуманизьм, через мягкий знак, так его и разэдак, еще не придумали, и я знаю, что нас никто щадить не станет. Даны для крестоносцев лепшие друзья, а для нас злейшие враги, которых необходимо уничтожать и загонять под ярмо. Это мое оправдание перед совестью и это моя Правда, за которую я готов биться пока не испущу последний вздох. – Стрелки! – разнеслась над лагерем следующая команда Громобоя. – Вперед! Сотня моих арбалетчиков и четыре десятка лучников из разных экипажей двинулись вслед за первой штурмовой волной. И тут же новый приказ воеводы: – Воины, пошли! Дружинники и ватажники начали движение за стрелками. Во временном лагере оставалось всего два десятка легкораненых и столько же здоровых воинов, на них охрана имущества, и еще пятнадцать человек находятся на лодьях. Не дай боги, сейчас нам кто-нибудь в спину ударит, и корабли сожжет и припасы уничтожит. Вот только некому придти на помощь Кнуду Магнуссону, внуку короля Нильса, и городу Леддечепингу, так что вешайтесь суки, к вам пришла беда. Молча, воевода направился к валам. Мы с Вартиславом за ним. Телохранители справа и слева. Знаменосцы следом. На ходу я проверил насколько легко выходит из ножен Змиулан. Отлично – клинок готов испить кровь врагов. Мой щит у Немого. Можно подраться, но сегодня я в драку не спешу. Мое дело нынче командирское: наблюдать, руководить сотнями, координировать действия воинов и наносить удары в самое слабое место противника. Тем временем хашар вплотную подступил к валам. Защитники города попытались осыпать идущих за пленниками штурмовиков стрелами. Но в сутолоке сделать это сложно. Ну и, к тому же, практически сразу сказали свое веское и смертоносное слово арбалеты. Залп! И не менее десятка викингов падает замертво. Жертв немного. Согласен. Вот только здесь главный фактор не смерть, а психологический эффект. Каждый вражеский боец передовой линии видит кучно летящие стрелы и ему кажется, что стрелки целятся именно в него. При этом защитник думает, что следующий болт может попасть ему в грудь или голову, а значит, он инстинктивно будет искать укрытие и надеяться на то, что кто-то другой отразит венедов и оттолкнет штурмовую лестницу. Такова психология человека и здесь ничего не изменить, а пока арбалетчики перезаряжают свое оружие, прикрытием штурмовых колонн занимаются лучники. Первые лестницы поднялись, на миг застыли над толпой и стали опускаться на валы. Вот одна прижалась. Следом вторая. Третья. Ну и так далее. Тяжелые лестницы замирали, и пленники начинали по ним свое восхождение. Сверху попытались лить смолу, а потом вновь полетели стрелы и камни. Однако сопротивление, что удивительно, было очень слабым. Хотя чему тут удивляться? Наиболее сильные и яростные викинги покоятся на дне Большого Бельта, где их рыбы доедают, а неподготовленный ополченец, которому мерещатся армады злых варягов, при штурме и без грамотного руководства теряется. Вновь ударили арбалеты, и очередной залп сбросил с высоты еще полтора десятка человек. Одновременно с этим передовые бонды взобрались на вал, а за ними и наши штурмовики. Засверкала в солнечных лучах обнаженная сталь венедских клинков и пошла кровавая потеха. Закрепившиеся наверху дружинники Громобоя, ветераны войны с германцами, саксами, ляхами, шведами, данами и своими соседями лютичами, действовали резко и очень умело. Прямые мечи воинов плели вокруг себя стальные кружева, и практически каждый удар уносил чью-то жизнь. Удар. И летит вниз голова ополченца. Выпад. И следом за головой отправляется тело бонда, первым вскарабкавшегося на высоту, но загораживающего дружиннику проход. Толчок щитом. И еще один защитник города падает, после чего на его голову опускается топор. Викинги из гвардии Магнуссона попробовали сбить наших воинов со стены, но они не смогли пробиться через толпу ошалевших от испуга пленников и попросту застряли. Поэтому противник стал создавать оборонительный рубеж на прилегающих к валу улочках. Однако следом за штурмовиками появились стрелки и после пары дружных залпов защитники города побежали к городской площади, где находился деревянный замок (борг) ярла Кнуда и кирха. За вражеским отступлением я с остальными вождями наблюдал с высоты вала, который уже был очищен от данов. Ворота Леддечепинга к тому моменту открыли и в них потоком вливались наши воины. Затем сотня дружинников осталась на месте как резерв, который собирает пленников, а остальные силы, немногим более полутысячи человек, продолжили наступление. Одна группа рванула к торговым складам невдалеке от ворот. Еще один отряд двинулся к домам местных купцов и в ремесленный квартал. Ну, а большая часть воинов последовала за датчанами. Сначала викинги отходили достаточно организованно и на узких грязных улочках, вдоль которых неровными рядами стояли дома-полуземлянки простолюдинов, пытались построить баррикады. Однако дружинники Громобоя и мои ватажники с арбалетами раз за разом сбивали их, и они побежали. Беспорядочное бегство – кошмар любого полководца. После этого шансов на победу, как правило, не остается, и Кнуд Магнуссон это понимал. Однако он продолжал сражаться. В своем замке (какое громкое название), окруженном высоким и прочным забором тереме в три этажа, ярл собрал купцов и всех уцелевших хирдманов, какие не попрятались в городе, а так же их семьи, и стал ждать нашего появления. Мы же в свою очередь не торопились. Опытные сотники знали, что должны делать, а потому центр города мы атаковали лишь после того, как зачистили окрестные улочки. Это, конечно, потеря темпов, но небольшая, тем более что сходу взять жилище Кнуда Магнуссона, все равно бы не получилось. Воины, полусотнями, все так же под прикрытием стрелков, которые практически не понесли потерь, выдвинулись к высокой кирхе с крестом на макушке. Двери молельного дома были закрыты изнутри, и там слышался многоголосый шум и плач женщин. Наверняка, в католической церквушке спрятались местные жители, которые молили бога спасти их жизни. Они были не опасны и, оставив на страже пару десятков киевлян, наше войско вплотную подступило к замку ярла Кнуда. Сквозь узкие бойницы в стене венедских воинов стали осыпать стрелами, а наша ответная стрельба результата не давала. Дружинники Громобоя, по-прежнему идущие впереди, прикрылись щитами, а воины Вартислава, в основном горячая молодежь из его ровесников, схватила здоровое бревно и направилась к воротам. Еще один рывок, еще одна схватка и город окончательно наш. Но в этот миг, когда до начала решающего штурма осталось всего несколько минут, на стену поднялся Кнуд Магнуссон, который решил еще раз договориться о мире. Это был статный черноволосый бородач лет тридцати, возможно, немного старше. Он был в отличном ламеллярном доспехе и с боевым обоюдоострым топором в руках, но без шлема. Рядом с ним стоял оруженосец, который держал перед собой круглый щит, который своей тыльной стороной смотрел в нашу сторону. Это был знак мира, и воевода Громобой высказался за переговоры. – За стенами больше сотни викингов и все они готовы умереть, ибо рядом жены и дети, – глядя в мои глаза, сказал бодрич. – Мы можем их перебить, но и своих немало потеряем. Воевода был прав. Хирдманам отступать некуда, так что драться они будут, словно берсерки, а это, конечно же, неизбежные потери. Причем как раз тогда, когда у нас каждый человек на счету. – Предлагаешь все же договориться с Кнудом? – спросил я Громобоя. – Да. Теперь-то город под нами, а значит, условия сдачи будут совершенно иными, чем утром. – Княжич, – я повернулся к Вартиславу, – что скажешь? – Я не против, – ответил он. – Тогда можно поговорить с ярлом. Под прикрытием щитоносцев мы приблизились к воротам, и я еще раз всмотрелся в Кнуда. Насколько я помнил историю своего мира, судьба его была незавидна. После слабого Эрика Третьего ярлы Скандии, Центральной и Южной Ютландии, провозгласили его королем. Против него был троюродный брат Свен Эстридсен, за которого горой встали ярлы Зеландии, Халланда и Северной Ютландии. Родственники долгое время воевали. Что характерно, в основном силами своих дружин, без привлечения дополнительных контингентов. В конце концов Кнуд проиграл и бежал в Германию, где император Фридрих Первый, тогда еще не Барбаросса, вступился за его права. Со временем Кнуд вернулся в Данию и был законным королем с двумя соправителями, Свеном и Вальдемаром, который, пока старшая родня резалась, вырос, окреп и с помощью Ассера Рига стал весьма влиятельным в Дании человеком. И такое положение дел сохранялось, пока Свен Эстридсен не убил Кнуда во время праздника в городе Роскилль. Сейчас же все изменилось. Сын Лаварда и надежда церкви юный Вальдемар давным-давно мертв, а конкурент Свен потерял всякое доверие народа и ярлов, так что, по сути, он наиболее вероятный претендент на датскую корону после ухода короля Эрика. И что с того? Да ничего. Просто взять выкуп за ярла благородных кровей это одно, а за будущего правителя страны совершенно другое. – Варяги! – над площадью разнесся голос Магнуссона. – Хватит смертей! Давайте договариваться! – Давай! – по умолчанию, переговоры повел я, благо, языками владею. – На каких условиях ты готов сдаться? – Город выплатит вам двести кельнских марок золотом и семьсот серебром, а затем вы, не причиняя никому вреда, уйдете. – Это не интересно. Леддечепинг уже под нами, так что мы и в любом случае возьмем все, что захотим. А чтобы своих воинов не терять, мы закидаем твое жилище зажигательными стрелами и дождемся пока ты со своими хирдманами сам на нас выбежишь. – Тогда говори сам. Чего вы хотите? – Ты и твои воины сдаетесь в плен. Мы получаем с вас выкуп и забираем твою казну. Все, что мы возьмем в городе, наше. Людей понапрасну убивать не станем. Кто сможет откупиться, того отпустим, а остальных в колодки забьем. Леддечепинг после нашего ухода сожжем. Таково наше слово. – Нет! – воскликнул ярл. – Мы не примем этого! – Подумай хорошенько, ярл Кнуд, который может стать королем Кнудом Пятым. Подумай и посоветуйся с близкими людьми. Что лучше, временный плен и жизнь, или же гибель, не только твоя и воинов, но и женщин с детьми, которые прячутся в твоем замке. Ярл нахмурился, сам не заметил, как прокусил нижнюю губу, и покинул стену. Его оруженосец остался на месте. Ну, а мы пока решили посовещаться. – Может, немного уступить ему? – кивнув в сторону ворот, спросил меня Громобой, который, как и большинство приморских жителей, более-менее понимал язык своих соседей и заклятых врагов. – Нет, – я покачал головой. – Леддечепинг необходимо уничтожить, слишком близко он от наших владений. – А жители тебе на что? – Каждый горожанин будущий враг. Это кузнецы, которые скуют викингам оружие. Корабелы, которые построят им новые корабли. Кожевенники, которые пошьют воинам одежду. Ну и так далее. Нет уж, за спиной их оставлять не надо. Шушеру мелкую можно по окрестностям разогнать, а вот мастеров необходимо вывезти и продать в рабство. Любек недалеко, так что пошлем приглашение тамошним торгашам, и они всех купят, как недавно ляхов из армии князя-кесаря выкупили. – По мне так лучше данов в Скирингсалл норгам продать. – Это не суть важно. Главное, чтобы в ближайшие годы здесь не было опоры для врага. Лунда уже нет. Теперь Леддечепинг погибнет. И после этого все. Крупных датских городов в Скандии нет, а замки пустяк, за лето они падут, точно так же как и остров Борнхольм. – В таком случае надо бы и Кнуду голову срубить. Зачем нам такой враг, который в будущем может стать королем? – Здесь расклад иной. Скорее всего, Кнуд станет государем, но он будет очень бедным правителем разоренной страны, который побывал в плену, а это удар по авторитету. Ну, а если его сейчас убрать, то германцы поставят в Дании своего короля, кого-нибудь из дальних родственников семьи Эстридсен, а нам, венедам, это не нужно. Пусть лучше слабый Кнуд, который со Свеном вечно на ножах, на троне сидит, чем преданный германскому королю сакс или шваб. – Ладно, посмотрим. Но, в общем-то, ты прав, Вадим. Вартислав, который в разговоре не участвовал, на наши слова только молча кивал. Мы еще немного подождали, и вскоре появился ярл. Магнуссон был хмурым, словно ненастная зимняя туча и, судя по его эмоциям, был готов к сдаче. И снова я не ошибся. Когда возникает выбор между жизнью и смертью, человек, почти всегда, выбирает вариант номер раз, особенно если рядом близкие и дорогие ему люди. Впрочем, Кнуд выдвинул ряд непременных условий. Мы выпускаем из города его семью, а так же родню наиболее богатых горожан и хирдманов дружины. Они уходят в сторону Лунда, и только после этого воины складывают оружие. Это было приемлемо, и спустя час, когда около ста пятидесяти некомбатантов покинули Леддечепинг, хирдманы и ярл были разоружены и заперты в общей казарме. За военными действиями день пролетел совершенно незаметно. Наступил вечер, и летнее солнце опускалось в море. Я поднялся на наблюдательную вышку во дворе замка и оглядел город. Леддечепинг был не очень велик, но чрезвычайно богат, и это привлекло к нему наше внимание. Теперь это трофей, который будет разграблен и уничтожен. Возможно, со временем, здесь построят новый город с совершенно другим названием, а сейчас начинается грабеж. Бодричи и потерявшие во время штурма всего пять человек убитыми ватажники, под командой полусотника Ильи Горобца и волхва Орея Рядко, взламывают двери кирхи. Из складов выносятся товары: железо и соль, ткани и кожи, мука и масло, парусина и клей, смола и новгородское стекло, моржовые клыки и меха, бочки с китовой ворванью, а так же дорогое оружие, которое жадные купчины пожалели выдать защитникам города. В ремесленном конце Леддечепинга суетятся местные мастера, у которых изымают весь рабочий инструмент. В домах купцов идет обыск, а жилищами простолюдинов воины займутся завтра. Все по плану. “Эх! – разглядывая город, мысленно посетовал я. – Жаль кораблей мало. Очень жаль. Придется забирать только самое ценное добро и наиболее состоятельных пленников, которых надо перевезти в Рарог за несколько рейсов. Ну, ничего, справимся, а там, глядишь, появятся у меня новые мореходы и дополнительные корабли, и заживу я хорошо, весело и правильно, до тех пор, пока снова в поход не сорвусь”. – Вадим! – меня окликнули, и я посмотрел вниз, где во дворе стоял Вартислав Никлотинг. – Что случилось!? – отозвался я. – Спускайся! Там Громобой выкуп за ярла и городских купцов считает, и что-то у него не сходится! – Хорошо! Иду! Все верно, без ведовских способностей выкуп за пленников правильно сосчитать сложно, так что придется заняться этим делом лично. Левая ладонь легла на рукоять Змиулана, и мне в который уже раз показалось, что клинок живой, и он недоволен тем, что сегодня не убил ни одного человека. Бывает. А вот жалеть не о чем, ибо битв впереди много, а значит, крови прольется столько, что не один бочонок наполнить можно.
Глава 17.
Зеландия. 6651 С.М.З.Х.
Я посмотрел на своего противника, светловолосого и коренастого молодого воина с добродушным лицом, которое было усеяно множеством веснушек. Он был одет в прошитую стальной проволокой легкую кожаную броню, на левом плече которой имелась красная полоса, отличительный знак отряда. И в его руках находился превосходный рыцарский меч, который, наверняка, не так давно принадлежал какому-то западному аристократу или знатному датскому ярлу. Звали этого бойца Поято Ратмирович, и я должен был его победить. Не проблема. Сделаю. Однако поединок между мной и Поято необычный. Я должен показать свое мастерство и превосходство над противником, но в то же самое время не покалечить его и не унизить. Это важно, а потому я не тороплюсь, хотя рисунок схватки в голове сложился, и все можно было решить в два-три быстрых наработанных удара. Вытянув вперед клинок, я поманил Поято на себя. После чего на чистом прусском языке произнес: – Вперед, воин. Ты хотел схватки, и ты ее получишь. Ратмирович, молодой и неукротимый сотник из войска военного вождя Пиктайта, усмехнулся и, словно кошка, мягко и красиво, слегка раскачиваясь вправо-влево, пошел на меня. Шаги воина были стремительны, а ноги в ладных сапожках с твердым носком крепко держали его на земле. Одно движение Поято перетекало в другое. Он, явно, работал на публику и старался показать себя во всей красе. Все это делалось как-то привычно, и я понимал, что не зря его нахваливали. Боец он, в самом деле, весьма серьезный, а иначе и быть не может. Ведь его отец носит титул “ратмир”, ибо это не только одно из славянских имен, но и обозначение страги (верховного жреца и учителя) боевого языческого культа. В случае с Поято вариант номер два – его батюшка главный волхв Перкуно в Помезанской земле, который с детства готовил своих многочисленных отпрысков к войне. Так что если бы у Поято имелись способности к ведовству, хотя бы минимальные, то быть бы ему витязем Перкуно-Перуна или волхвом. Однако их нет, и потому он обычный воин, хотя и сотник. Впрочем, как я уже отметил, рубака он сильный и расслабляться мне не стоит. За мной сила богов и Змиулан, а за ним, несмотря на молодость, немалый опыт и десятки поверженных врагов, а значит, мы почти равны. Расстояние между мной и Поято сократилось до двух метров, и он остановился. Глаза в глаза. Мы смотрим один на другого и когда воин, эмоции которого для меня недоступны, выдает свои намерения еле заметным прищуром, я делаю шаг ему навстречу. Практически одновременно мы скользим навстречу противнику. Движения стремительны и наши мечи сплетаются во встречных диагональных ударах. Звон стали разносится над небольшим ристалищем, вокруг которого стоят зрители: пруссы, бодричи, варяги и мои ватажники; и они встречают начало боя бодрым ревом сильных мужских глоток. – А-а-а! – кричат воины, и этот звук бьет по ушам. Однако мы не отвлекаемся. Размен ударами и расходимся. Сближаемся, и я делаю выпад в лицо Поято. Он отскакивает назад, а я прыгаю за ним. Четкий вертикальный удар от головы вниз и снова столкновение мечей. Полоборота влево и мой новый удар, наискось, справа и в шею. Помезанин парирует, и его правая нога пытается подсечь мою левую. Я готов и ухожу в сторону. Снова звенит сталь. Клинки бьются, и каждое столкновение отдается в руках и плечах. Мы ускоряемся, и рыцарский клинок сверкает на солнце подобно косе, которой орудует вышедший в поле на покос крестьянин. Вжик-вжик! Вжик-вжик! Теперь уже Поято атакует и его натиск силен. Но у меня получается предугадывать практически любой удар, финт или выпад сотника, и я сдерживаю его. Так проходит минута, а за ней другая и третья. Зрители, большинство из которых бывалые воины, радуются красивому и опасному поединку без подлых трюков, словно малые дети, а мы с Ратмировичем, будто актеры. Все больше наша схватка напоминает танец, но бой идет всерьез. Новый выпад сотника и я опять ухожу в сторону. Поято делает рывок на меня, и в этот момент я решаю, что пора нашу схватку прекращать. Помезанин показал себя, а я доказал, что как минимум не слабее его. Теперь надо достойно завершить наш поединок и я, слегка пригнувшись, прыгаю на противника. Мое тело быстрее, и когда мы с Поято сталкиваемся, он теряет равновесие. Тут же, не тратя драгоценных секунд, я толкаю его левым плечом, и сотник валится на траву. Практически мгновенно Ратмирович пытается подняться, но острие Змиулана уже прижато к его горлу. Зачарованный клинок хочет пронзить кожу человека и рассечь его вены, ведь это так легко. Однако моя рука сжимает рукоять меча крепко и он мне послушен. Снова мой взгляд, как в начале поединка, сталкивается со взглядом Ратмировича и он, раскидывая в стороны ладони рук, опять улыбается и произносит: – Ты победил меня, воин Яровита. – Змиулан возвращается в ножны, а я протягиваю помезанину ладонь и помогаю ему подняться. Он встает рядом, оглядывает притихших зрителей, вскидывает вверх кулак и громко, чтобы его услышали все, кто находится в этом месте, говорит: – Пусть сами пресветлые боги и мои боевые друзья будут свидетелями! Я, Поято, сын ратмира Визгирда из города Трусо, клянусь в верности Вадиму Соколу! Отныне он мой вождь, а я его верный воин, который будет идти за ним, пока жизнь не покинет мое бренное тело, а душа не отправится в чудесный Ирий! Поято искоса посмотрел на меня, и я, подобно ему, поднял сжатую в кулак руку и сказал: – Пусть мой покровитель могучий Яровит и другие боги Прави, а так же все достойные воины будут свидетелями моих слов! Я, хозяин Рарога в Зеландии и воин Яровита, вождь Вадим Сокол, принимаю в свою дружину славного сотника Поято Ратмировича и всех славных мужей, что пойдут за ним! Отныне они мои воины, за которых я отвечаю перед честными людьми и пресветлыми богами, и да будет так, пока я жив! – Дух-х!!! Дух-х!!! Дух-х!!! – подтверждая наши клятвы, воины ударили мечами и латными перчатками в щиты. Звон металла прокатился над бухтой Факсе, на берегу которой происходил поединок. И дожидаясь, пока шум стихнет, я зацепил большие пальцы рук за широкий ремень и отмотал назад предшествующие сегодняшнему дню события моей беспокойной жизни... Город Леддечепинг пал, и воины нашего сборного войска приступили к его разорению и складированию хабара. Пленники, за которых предстояло получить выкуп, должны были отправиться в замок Вартислава Никлотинга, где имелась большая темница. Большую часть местных мастеров планировалось отправить туда же, после чего в Любек и Ольденбург поедет один из оказавшихся в городе немецких купцов. Все шло своим чередом, и спустя шесть дней мы уже собирались приступить к перевозке пленных и разделу общей добычи: серебра, золота, товаров, утвари и оружия. Для этого хабар вытащили в поле за пределами опустошенного города, который был подготовлен к поджогу, и разделили его на три огромные кучи. Волхв Орей Рядко приготовил жребий, который должен был определить, кому и что достанется. Но тут появился нежданный гость, сам князь Никлот, который уже знал о нашем успехе и прибыл в Скандию во главе небольшой флотилии. В итоге дележку временно приостановили. Втроем мы встретили князя бодричей, и после того как этот суровый мужчина выслушал нас и прогулялся по Леддечепингу, часть планов пришлось слегка переиграть. Лидер бодричей вернулся на свою большую лодью и вызвал “на ковер” сына, Громобоя и, конечно же, меня. Естественно, я пошел. Никлот мне не верховод, не папа, не мама, не родня и не наставник. Так что мне его слово не закон, хотя к мнению такого авторитета прислушиваться необходимо в любом случае. Кроме того, я прекрасно видел, что он нашими действиями доволен и даже немного гордится тем, что Вартислав способен уже на какие-то самостоятельные поступки. Это грело сердце отца, и я ожидал, что Никлот нас похвалит и вернется к своей армии, которая готовилась к битве с идущими в Ютландию германскими крестоносцами. Однако он меня удивил и еще раз продемонстрировал, что является не только отменным полководцем, но и хорошим политиком. Мы поднялись на борт флагмана бодричей, который назывался “Память Рерика”. Никлот, одетый в повседневную одежду, холщовые штаны и рубаху, сидел на одном из румов. Спина князя покоилась на борту, а его глаза были полуприкрыты. Он смотрел на желтое светило, и по губам вождя гуляла легкая и мечтательная улыбка. Человек был счастлив, и я его понимал, ведь сбылась давняя мечта. Исконные враги датчане разбиты в пух и прах, а Никлот получил славу и обеспечил своим соплеменникам покой прибрежных земель. Молча, Громобой, Вартислав и я, присели на соседние румы. На корабле кроме нас никого не было. С моря дул теплый приятный ветерок, который шевелил мои короткие волосы и проникал под потную рубаху. Тихо и спокойно. Но вот Никлот открыл глаза, посмотрел в лицо каждого, усмехнулся и начал: – Вы взяли Леддечепинг и это хорошо. Кнуд не успел собрать войско и не смог ударить нам в спину. Рано или поздно этот город пришлось бы уничтожить в любом случае. Так что вы все сделали правильно, а главное, вовремя, без понуканий со стороны и подсказок. Однако я прибыл сюда не просто так, полюбоваться видом поверженного врага и разоренным городом, откуда в наши земли не один раз приходили северные грабители. Мне нужен Кнуд Магнуссон, а так же все его ярлы и хирдманы, которые оказались в вашем плену. Что насчет этого скажете? Никлот ждал ответа, а мы переглянулись, и за всех ответил Громобой: – Княже, ты знаешь, твое слово для меня закон, а для твоего сына и подавно. Мы бы пленников и так тебе отдали, но мы ведь не сами по себе. С нами Вадим Сокол, зачинатель всего дела, и он имеет законное право на долю в добыче. Да и наши воины могут не понять, если мы отдадим пленников, и ничего за них не получим. – Это я понимаю, но никто и не говорит, отдайте мне данов ибо я князь. Поэтому следующий вопрос. Насколько большой выкуп вы хотите получить за Магнуссона и его людей? – Четыреста новгородских гривен за самого Кнуда, пятьсот за ярлов и хирдманов, и еще тысячу за купцов. – Купцы мне не интересны, с ними сами разбирайтесь, а вот Магнуссона и его сторонников я готов выкупить прямо сейчас. Предложение было хорошее, даже очень, и я сразу понял, для чего Никлоту понадобился наследник датского престола вместе с викингами. Другое дело мои товарищи. Вартислав молод, а Громобой немного тугодум. Впрочем, я продолжал молчать, ведь меня ни о чем не спрашивали, а воевода обратился к своему лидеру: – Скажи, княже, а зачем они тебе? Легендарный князь усмехнулся и ответил: – Германцы вошли в Ютландию и король Эрик Третий собирается отречься от короны в пользу пфальцграфа Фридриха Саксонского. Немцы уже ведут себя в датских землях как хозяева, а викингам это не нравится. Им нужен вождь, который сможет сплотить вокруг себя всех уцелевших ярлов, а таких сейчас только двое: Эстридсен и Магнуссон. Свен сидит в Северной Ютландии и за ним никто кроме верных лично ему людей идти не желает, а Кнуд у вас в плену. – Значит, ты его отпустишь, чтобы он выступил против германцев? – Да. Нам с немцами пока воевать не с руки, слишком большие в нашем войске потери после захвата Зеландии, Орхуса, Ольборга и Хедебю, а вот если датчане с ними сцепятся, для нас это будет хорошо. – И что, ты просто так освободишь Кнуда? – Нет. Между нами и данами есть посредники, и они уже ведут переговоры с ярлами Центральной Ютландии о выкупе Магнуссона. Значит, свое серебро я верну, а коли Кнуд будет со мной рядом, то выкуп соберут быстро. – А если Кнуд объединится с германцами? – Такое возможно и, скорее всего, так оно и произойдет, но не сразу, а мы все равно вскоре уйдем из Ютландии. Воины устали и им требуется отдых, да и пруссы домой возвращаются. – Воля твоя, княже. – Воевода поклонился своему вождю и посмотрел на меня: – Вадим, ты как, не против отдать пленников? Мой ответ был коротким: – Условия хорошие и выкупа ждать не надо, так что я согласен. Вартислава не спрашивали, с ним все ясно. Поэтому спустя час Кнуд Магнуссон, его приближенные и их хирдманы были погружены на лодьи бодричей и отправились не в темницу, а в Ютландию. Что же касается нас, то мы получили девятьсот гривен и продолжили делить хабар. Кинули жребий, каждый получил свою долю, и начались рабочие будни. Наши корабли перевозили в Зеландию добычу и пленников, и мы утаскивали все, что только возможно, вплоть до небольших кусков железа и каких-то тряпок. Кажется, зачем нам такая мелочевка? А затем, что мы начинали обживаться на новом месте, а в таком деле даже маленький гвоздик пригодится. С утра и до позднего вечера лодьи, расшивы и шнеккеры ходили через Зундский пролив, и на то, чтобы перевезти добычу нам потребовалось четырнадцать дней. После этого Леддечепинг подпалили, а мы сговорились держаться заодно и, забрав последнюю партию груза, в ночь пошли в сторону своих замков. Княжичу ближе всех, вниз по реке спустился, пролив пересек и на месте, а нам с Громобоем идти дальше. Мои корабли впереди, а его более тихоходные суда отстали и вскоре исчезли за кормой. Бухта Факсе приближалась. Над морем всходило солнце, а я стоял на носу “Яровита” и считал свой прибыток. Пленных мастеров три десятка. Немного, но все семейные, а значит, не сбегут и на саботаж не решатся, будут работать как миленькие, особенно корабелы, которых полтора десятка. Плюс к ним двести рабов, физически крепких бондов и рыбаков, которых заковали в колодки. Это рабочие руки, которые пригодятся на строительстве. Кроме них еще около сотни венедов и русичей, бывших в неволе у данов. Они познали плеть и испытывают к датчанам животную ненависть, а потому станут надсмотрщиками. Да и умельцев, кстати сказать, среди них хватает. Тех же самых ткачих только тридцать душ и каждая умеет работать на вертикальном станке, который изобрели еще в прошлом веке. Кстати сказать, захваченные в городе станки тоже перевезли в Рарог. Это по людям, но основа всего товары, серебро и золото. Мне досталось много металлов и угля, тканей и соли, продовольствия и кож, мехов и предметов домашнего обихода: горшков, ухватов, топоров, лопат, пил и так далее. Вещи нужные, особенно если есть понятие, что рано или поздно все это придется покупать, а серебро и золото лучше приберечь, ибо пригодится, а то сейчас густо, а завтра пусто. Мне дружину кормить и поить, а это затраты серьезные. Ну и, кроме того, есть планы по строительству и модернизации. А что в таком деле полученные мной с разграбленного города и с выкупа за Магнуссона три тысячи гривен в серебре и золоте, в перерасчете на новгородские стандарты? Мизер, который уйдет, и не заметишь. Ведь это пока драгметаллы в кучке, кажется, что их много, а потом начнешь делать вложения, и тю-тю, снова голый и босой. За такими размышлениями, как-то совершенно незаметно моя крохотная эскадра всего из двух кораблей, вошла в Факсе-бугт, и тут впередсмотрящий выкрикнул: – У замка драккары! Весь берег в кораблях! Моя реакция на это была предсказуема. К бою! Однако тревога оказалась ложной. Оказалось, что это флот пруссов возвращается домой, и здесь они решили назначить точку сбора. Я не возражал, ведь вреда от них не было. Да и если бы даже захотел, то, как бы я мог возразить четырехтысячному войску? Ха! Никак. Так что пришлось быть радушным хозяином. Шнеккеры причалили. Началась разгрузка, и пока рабы опустошали не шибко вместительные трюма боевых кораблей, а под стенами Рарога накрывали столы для вечернего пира и резали скот, я общался с военным вождем Пиктайтом, мощным седобородым богатырем, с которым уже сталкивался в Большом Бельте. Мы обсудили последние новости, и я узнал, что варяги, бодричи и лютичи покидают Ютландию и отступают к родным берегам и в Зеландию. Германское десятитысячное войско, которое вели пфальцграф Фридрих Саксонский и граф Адольф Гольштейнский, вошло в пределы Дании и без промедления, реквизируя все местные продовольственные запасы и фураж, направилось к руинам Хедебю. Видимо, немцы и сопровождающие их церковники надеялись, что смогут разгромить венедов и заполучить все, что они награбили у данов. Вот только наши вожди драться с ними не стали. Они отступили, и благородные германские аристократы оказались в тупике. Армию собрали, потратили время, ресурсы и немалые средства. Затем пришли в Данию, а воевать не с кем. Значит, добычи нет. И что делать дальше? Возвращаться назад? Так не бывает, ибо если благородный пфальцграф и стоящий рядом с ним граф выступили в поход, то добыча должна быть. Короче говоря, данов стали грабить. Опять. Только теперь не язычники, а свои собратья по вере, но чужаки по крови. После чего Эрик Третий, как мне было известно от Никлота, решил отдать корону своему дальнему родственнику Фридриху Саксонскому. Может быть, он надеялся, что пфальцграф прекратит бесчинства своих воинов и отнесется к Ютландии как к своей земле? Возможно. Но тут, словно чертик из табакерки, появился Кнуд Магнуссон, которого поддержал Свен Эстридсен. Два давних недруга и конкуренты в борьбе за корону собрали небольшую армию и вместе с недобитыми цистерианцами, которые выступили в роли третейских судей, направились навстречу своим южным соседям. Как будут развиваться события далее, время покажет, а пока германцы оккупировали практически всю Южную Ютландию, центр поддерживает Кнуда, а север Свена. Ярлы постараются сдвинуть немцев и столкнуть их обратно за вал Данневирке. Однако если у них это и получится, то далеко не сразу. Десять тысяч германских воинов хотят кушать и имеют огромное желание пощупать местных баб, а так же получить в кошелек хотя бы несколько монет. Так что пока они не получат откуп или им не дадут по голове, немцы на родину не вернутся. Пообщались мы с Пиктайтом хорошо, пару часов проговорили, не меньше. К тому моменту как раз были накрыты столы. Над полем разносился запах жареного мяса, и были вскрыты первые бочонки с хмельными напитками. Завтра с утра пруссы собирались продолжить свой путь на родину, где их ждали близкие люди, жены, дети и родители. Они везли огромную добычу и среди всего прочего вели в свои порты около двадцати трофейных кораблей. Было дело, я начал намекать Пиктайту что он мог бы продать мне один драккар. Но военный вождь уперся, мол, сейчас суда ему самому нужны, и я решил еще раз затронуть эту тему за столом, вдруг, прусс подопьет и размякнет. Однако лишь только мы налили по первой чарочке, как нас прервали. К столу подошел сотник Поято Ратмирович, про которого Пиктайт говорил, что он еще не навоевался и хочет остаться на Руяне. Сразу этому факту я значения не придал, а Поято послушал рассказы моих варягов и дружинников, что-то себе в голове сложил и сходу объявил: – Вадим Сокол, я и моя сотня хотим встать под твою руку. Это было очень неожиданно, и я поперхнулся. Но быстро собрался и спросил Поято: – А с чего ты решил, славный воин, что я хочу увеличить дружину? – Твои люди сказали. – А почему у тебя появилось желание служить именно мне, а не Мстиславу Виславиту или Никлоту? – Они вожди славные, спору нет, – Поято усмехнулся, взял паузу и добавил: – Но сейчас они хотят жить тихо и мирно, а мне и моим парням нужна схватка. Ну, а с тобой, воин Яровита (это он выделил особо, словно для него мое обозначение в религиозном культе что-то значило) скучать не придется. Твое призвание война и мое тоже. Я хочу быть рядом с тем, кто меня понимает, и не желаю сидеть на месте. При этом Ратмирович с легкой насмешкой посмотрел на Пиктайта, а тот схватился за меч и прорычал: – Ты забываешься, Поято! Следи за своими словами! Рядом с военным вождем встали его телохранители. Однако Ратмирович весело и беззаботно рассмеялся, и я подумал, что он отморозок, каких поискать. Это факт, а мне такие люди нужны, ибо в чем-чем, а в том, что рядом со мной скучать не придется, Поято прав. – Спокойно! – я тоже поднялся и взмахнул над головой правой рукой. – Я готов принять тебя и твоих воинов на службу, сотник. Но об этом мы поговорим завтра. – Нет. Сегодня. – Хорошо. Давай, – согласился я. – Ты знаком с законами моей дружины? – Да. Твои приказы выполняются беспрекословно. – Ты знаешь, сколько получают воины? – Да. – И тебя это устраивает? – Полностью. – В таком случае ты можешь принести мне роту (клятву). – Нет. Я удивился: – Что-то я тебя не пойму, сотник, то ты хочешь быть моим дружинником, то нет. В чем дело? – Сначала схватка до первой крови или падения на землю одного из поединщиков. Так у нас заведено. Я не могу служить тому, кто слабее меня. Можно было бы послать сотника куда подальше. Но, поймав его взгляд, я понял, что если этот человек встанет рядом со мной плечом к плечу, то более верного человека найти будет трудно. Ну, а поскольку любой лидер, даже самой маленькой или наоборот большой структуры всю свою жизнь ищет таких людей, то я решил, что ради сотни воинов и лихого Поято можно выйти в круг. Все было решено. Воины повалили на берег моря и здесь мы показали, что умеем. Зрители в восторге, Поято и его “Бешеная сотня” довольны, ибо их новый военный вождь реальный мужчина, да и я собой вполне удовлетворен. Такие вот дела... – Жду твоего приказа, вождь! – прерывая мои размышления и по-прежнему красуясь перед всем войском, Поято прижал сомкнутую в кулак ладонь к груди, и слегка поклонился. Я огляделся. Воины из “Бешеной сотни”, которых отличает красная полоса на левом плече, смотрят на своего командира с обожанием. А рядом стоят другие пруссы, старые, зрелые и совсем юнцы, и по их горящим взглядам я понимаю, что есть такие, кто не торопится в родную Помезанию, Погезанию, Самбию, Натангию или Вармию. Они воины, а значит, дома им скучно. Это хорошо. Для меня. А вот для вождя Пиктайта, может быть, не очень. И посмотрев на Ратмировича, я сказал: – Сегодня отдыхаем, а завтра выведешь сотню в поле, и покажете, что умеете. – Сказав это, я полушепотом добавил: – Пока праздник, походи среди земляков и узнай, кто еще готов остаться у меня в дружине. Если будут такие, утром приведи их ко мне. – Понял, – Поято моргнул, обернулся к толпе и указал в сторону столов: – Гуляем!!! Зрители рванули к бочонкам и жареному мясу, а я подошел к Пиктайту, который тяжко вздохнул, и сказал: – Что, Вадим Сокол, опять разговор про драккар на продажу поведешь? – Конечно. У тебя сотня ушла, так продай мне корабль этого отряда. – А если к утру еще две-три сотни уйдет, попросишь три корабля? Старый воин смекнул, что происходит, все же опытный человек. Поэтому я не юлил: – Попрошу вождь, обязательно. Все равно корабли без команды по морю не поплывут, а груз на другие суда перекидать недолго. Пиктайт снова вздохнул, неодобрительно покосился на сына Люторга, который смотрел вслед Поято, словно он герой из древних легенд, и согласно кивнул: – Ладно, Сокол, пойдем и поговорим. Однако учти, драккар отдам только один и возьму за него серебром. – Ну, да, – по моим губам пробежала улыбка, – кто бы сомневался.
Глава 18.
Зеландия. 6651 С.М.З.Х.
На следующий день после моего возвращения из Леддечепинга пруссы отправились домой, но не все. Со мной осталась “Бешеная сотня” Поято Ратмировича и еще пятнадцать десятков воинов из разных отрядов, в том числе и старший сын помезанского вождя молодой Люторг. Отборные головорезы из сотни Ратмировича, который получил купленный мной у балтов драккар “Перкуно”, остался под его командой. Ну, а остальные пруссы были распределены между отрядами Жарко, Саморода, Горобца и Твердятова. После этого под рукой Вадима Сокола, всего год назад имевшего рядом с собой всего одного бойца, собралась внушительная сила в четыреста сорок мечей. По финансам это растрата казны в шестьсот гривен ежемесячно, и это без учета гражданских мастеров. Дорого, а значит, дружина обязана сама себя кормить и обеспечивать, то есть проливать кровь наших врагов и тянуть на базу их добро. Но перед этим, как я считал, воины должны обязательно пройти дополнительное обучение. Поэтому они посменно выходили в море на патрулирование прибрежных вод или отправлялись в поля за Рарогом. Бой в лесу и партизанская тактика. Арбалет и его применение, во всем многообразии: прикрытие линейной пехоты, навесной огонь, действия против кавалерии, как тяжелой, рыцарской, так и легкой, степной, а так же перестрелка с борта корабля. Абордаж. Диверсионная подготовка и разведка местности. Штурм укреплений. Налет на противника. Скрадывание часовых. Выживание в лесу, в поле, в горах и на воде. Сооружение долговременных схронов и ловушек. Сигналы флагами, дымами, светом и огнем. Ориентирование на местности. Одиночный бой на мечах и копьях. Рукопашная схватка, допрос в полевых условиях и первая медицинская помощь. Все это дружинники проходили, начиная с азов, а инструкторами были опытные десятники. Понятно, что каждый воин в моей частной армии профессионал, а иначе бы я не платил ему серебром. Но боевое слаживание и тренировка личного состава в двенадцатом веке практически нигде не применялись. Разве только в элитных подразделениях, вроде Священного отряда бога Святовида, да и то, от случая к случаю. Конечно, еще есть конные скачки, гребля и командные военные игры, например, “Царь горы”, “Захвати знамя” и “Бычок”, а так же индивидуальная подготовка воинов, особенно среди отроков и рыцарей. Однако чтобы провести маневры, до этого пока никто не додумался, по крайней мере, я ничего подобного не видел. Ведь как думают современные короли, императоры, князья, графы и прочие бароны? Взял воина и поставил его в строй, после чего он вступил в бой. Выжил, значит, молодец, получил немного опыта и на уровень поднялся, а нет, так это судьба такая или божья воля. То есть человеческая жизнь не ценится, но я ведь прекрасно понимаю, что именно в людях богатство любого государства, племени или рода. Золото и драгоценные камни, ресурсы и величественные постройки – все это пустое. Главное, кто рядом с тобой плечом к плечу стоит. Если есть воины, тогда ты можешь отобрать у врагов их богатства и защитить свой народ. Есть строители, построишь города и крепости. Есть кузнецы, получишь хорошее оружие, броню и инструменты. Есть ткачи, оденешься. Есть кожевники, обуешься. Ну и так далее, а если положиться не на кого, пиши пропало, будешь сидеть на богатствах и думать, когда же придет чужой дядя со своей бандой и даст тебе под зад коленом. Однако профессионалы и верные люди, как известно, из ниоткуда не берутся. Их необходимо растить, искать, приручать к себе и обучать. Поэтому тренировки и учения, снова тренировки и опять учения. Вот только для того чтобы приказы выполнялись, и народ не халявил, требуется правильная мотивация и авторитет лидера. Это факт, точно такой же, как и то, что у меня все это имеется. Авторитет у Вадима Сокола, после всех моих похождений, железный, а мотивация это проповеди волхва Орея Рядко, который умеет словом зажечь в душах людей огонь, и серебро. При этом гривны зачастую перевешивают все остальное, поскольку вольную варяжскую ватагу не заставишь каждый день с утра и до позднего вечера бегать по полям, лесам и буеракам, а мои контрактники на службу сами подписались и им деваться некуда. Впереди награда, а позади десятник-сержант с увесистой дубинкой и сотник с острым мечом. В общем, мои отряды проходили дополнительное обучение, но я с воинами бывал нечасто. День в седьмицу на тренинг выкраивал и еще один день на занятия по тактике с командирами отрядов, а больше не мог. Почему так, думаю, понятно. Хозяйственные заботы, несмотря на хороших помощников, все равно съедали кучу времени, а иначе никак. Коль хочешь быть сильным и иметь собственный крепкий феод, надо пахать и постоянно всех контролировать, дабы они делали не то, что привыкли, а то, что хочется нанимателю. Ну, а поскольку в будущем Вадим Сокол собирался стать если не князем, то хотя бы каким-нибудь господарем, я постоянно находился в движении и на сон выделял не более шести часов в сутки, плюс три-четыре тратил на работу с бумагами. Итак, о некоторых хозяйственных делах в Рароге на Зеландии. Полным ходом шло строительство крепости с оборонительными валами и рвами. Профессиональные зодчие и рабы, численность которых постоянно увеличивалась за счет местного населения, трудились в поте лица своего, и я ими был доволен. Новые высокие стены росли на глазах, ров углублялся, причалы обновлялись, а на берегу были построены сразу три наблюдательные башни, которые со временем будут переделаны в оборонительные. Правда, никак не доходили руки до строительства святилища, но фундамент уже заложили, и то хорошо. Кроме того, рядом с крепостью появился кузнечный городок. Там металлисты ковали скобы и гвозди, ремонтировали доспехи и оружие, копировали и модернизировали арбалеты, а так же сделали для меня отличный перегонный куб. Попутно с этим была приготовлена первая партия браги и проведены опыты по производству самогона, пока не в промышленных масштабах, а на пробу. Все получилось как надо, напиток вышел сильный, градусов шестьдесят, не меньше. Вот только зерна у нас было мало, а потому производство, до сбора урожая, приостановили. Перегонный куб работает? Да. Напиток крепкий? Да. Покупать его будут? Да. В таком случае пускай аппарат стоит, придет время и все заработает вновь, но уже всерьез. В дополнение ко всему этому, я выкроил день и посетил карьер, где бонды добывали мел. Походил, подумал и прикинул, как будет вестись работа. После этого разметил места, где поселятся крестьяне из Новгорода, и подготовил для них обещанный инвентарь и скот. Благо, в плане сельского хозяйства Зеландия остров богатый, и здесь всего хватает, только надо не стесняться и знать, где и что можно взять. Я это знал и понимал, что ради благополучия “своих” надо обирать “чужих”, то есть данов, которых попросту сгоняли с их земли и отправляли на стройку в Рарог. Одновременно с прочими делами я озаботился созданием ткацкой слободки, где в длинных общинных домах осели освобожденные в Леддечепинге мастерицы и бывшие рабы. Я поддержал их материально, ведь отныне они люди вольные, хотя и живут на моей земле. После чего постарался достать для них сырье, в данном случае лен. С этим опять таки, все получилось хорошо, поскольку эту культуру выращивают повсеместно, даже в Швеции. И когда я взял в руки первый льняной платок, который во многих уголках Венедского моря используется как платежное средство наравне с серебром и медными монетами, то даже умилился. Вот он. Есть результат. Без понуканий и угроз люди сами все сделали и после того как ткачи выплатят мне долг за жилье, припасы, станки и сырье, они будут работать только на себя, а мне станут платить налог. Небольшой. Всего десятину от общего объема производства. После ткачей пришел черед корабельной верфи. Мастера-датчане у меня были. Задачу я перед ними поставил, и работа началась. Со временем мне и всему венедскому сообществу понадобятся большие корабли, такие как галеоны и каракки. Но на пустом месте их не создашь. Нужна база и ее основу закладывали пленники из Леддечепинга. Ударными темпами велась постройка корабельных сараев, и шло постоянное накопление необходимых ресурсов и материалов. Это долбленку или дубас сделать относительно просто, а хорошее судно до ума довести и на воду спустить это серьезная работа и огромный труд. Значит, нужно иметь корабельный лес и пеньку, клей и парусину, гвозди и доски, канаты и смолу. Много чего нужно, а этого нет. Поэтому ресурсы приходилось закупать в Роскилле и выменивать у соседей, а так же думать над тем, как бы построить свою лесопилку. Но это дело уже на следующий год, когда к датским корабелам добавятся мастера из Новгорода, а пока, как я уже сказал, шла подготовка и даны, которые все были семейными, пахали на перспективу. Вот так, в суете и заботах пролетел месяц, а за ним другой. Наступила осень, и я собрался в море. Давно не видел беременную жену, которая по-прежнему находилась в Чаруше, и не имел свежих новостей из ОБК. Опять же следовало отправить в гости к ладожским Соколам капитана Жарко на “Кресе” и подумать над тем, куда сходить за добычей, а то после всех моих затрат и полученного от Вартислава Никлотинга выкупа за пленных купцов у меня оставалось всего полторы тысячи гривен. Однако, лишь только я решил покинуть Рарог, как из Роскилля, где сидел князь Мстислав Виславит с варягами, пришло приглашение, по сути приказ, прибыть на большой совет всех островных владетелей. О чем пойдет речь, я догадывался, наверняка, Мстислав захочет поставить Зеландию, куда стеклись венеды из разных племен, под свою руку. Это вопрос чрезвычайно важный, поэтому вместо Арконы я отправился в самый крупный город на острове. Моя эскадра из трех кораблей, на борту которых находилось двести сорок воинов, вышла из бухты Факсе и прошла в бухту Кеге. Здесь дружина разгрузилась и от Вартиславгарда, бывшего замка Агерборг, вместе с бодричами мы двинулись в Росскиль. Добрались быстро, благо, дороги имеются, и идти не очень далеко. Расположились за новыми стенами, которые по приказу князя Мстислава очень быстро воздвигли на основе старых, немного передохнули и спустя сутки начался совет островных владетелей. Нас, тех, кто закрепился в Зеландии и на островах Мен и Лоллани, на большой совет, который проходил в городском замке, прибыло двадцать девять человек. Причем девятнадцать новых феодалов являлись варягами с Руяна, а все остальные были бодричами, среди которых оказался всего один лютич и я, сам по себе, вольный стрелок Вадим Сокол. Помимо нас в большом замковом холле присутствовал держатель Роскилля князь Мстислав Виславит и представитель верховного жреца Векомира боян Бранко Ростич. Личности вокруг были знакомые. Люди подобрались с хитринкой, но прямые. Так что серьезный разговор начался сразу. Перед нами выступил Мстислав, который объяснил, что происходит вокруг Зеландии. Во-первых, в Ютландии буча и идет необъявленная война между германцами и данами. Официально немцы защищают датские берега от нападений варягов, а местные ярлы им в этом помогают. Однако на деле южных католиков, которые никак не желают возвращаться в Саксонию и Гольштейн, убивают. Ночами, подло и исподтишка. Кто это делает? Разумеется, католики северные, даны, а раз так, то немцы отвечают ударом на удар, хотя тоже неявно. Разумеется, священники пытаются примирить католиков. Однако лучшие церковные кадры погибли в Хедебю, Орхусе и Лунде, а заменить их некем. В Европе и так священнослужителей не хватает, поскольку многие отправляются в Святую землю и Арагон или борются против ереси катаров. По этой причине только слово Шарля Понтиньи еще как-то сдерживает данов и германцев от открытого противостояния. Однако он один, хотя ему помогают церковники из Бремена и Виборга, и авторитетный цистерианец не может быть в десяти местах одновременно. Так что католики грызутся и пока в Ютландии неспокойно, мы можем делать свои дела и ни о чем особо не переживать. Впрочем, охранять берега и отлавливать пиратов все равно придется. Во-вторых, отныне у нас имеется возможность проходить через пролив Каттегат. Значит, мы можем выбираться в океан и направлять корабли куда угодно, хоть в Англию, хоть во Францию, а хоть и в Испанию. Это раздолье, бей кого хочешь, за проливом своих нет, они за спиной остаются. Однако каждый отвечает сам за себя. Вышел в Северное море? Значит, будь готов к неприятностям и тому, что помощи ждать неоткуда. Поэтому если и гулять во вражеских водах, то лишь в составе сильной эскадры. Новоявленные зеландские феодалы встретили слова Мстислава одобрительным гулом. Мол, все знаем, продолжай дальше, княже. Виславит продолжил и перешел к основному вопросу. Как жить дальше? Часть вольных вождей его не поняла, и он пояснил. Есть Руян. Есть бодричи. Есть лютичи, и есть поморяне. Зеландия при этом сама по себе. Пока еще. И что будет дальше, зависит только от тех, кто здесь живет и имеет право принимать решения. Это в родных венедских краях слово князя может быть оспорено народом, воеводами, волхвами и старейшинами, а здесь этого еще нет и, скорее всего, ничего подобного в ближайшее время не будет. Земля не общинная. Она захвачена конкретным вождем, который является лидером дружины и на мнение данов, которых он примучал, каждый из нас плевать хотел. Соответственно, есть выбор. Примкнуть к Руяну и признать над собой власть Мстислава, кстати сказать, князь на это сильно рассчитывал. Либо выбрать своего зеландского князя, который станет вровень с другими венедскими правителями. Лично меня устраивал вариант административно примкнуть к Руяну, но только на первом этапе, пока на ноги не встану. Это мысли феодала и самостийника. Ну, а как патриот я хотел бы объединения всех венедов без разделения на племенные сообщества. Впрочем, от меня пока мало что зависело. Решало большинство, а оно у нас откуда? Правильно, из племени ранов. Поэтому вожди Зеландии проголосовали за присоединение к Руяну. Под это дело мы сообща дали клятву по первому зову Мстислава выйти на защиту острова. Заодно разметили и расписали границы своих владений и разрешили несколько имущественных споров между нашими товарищами, которые никак не могли поделить датские деревеньки. Про налоговые сборы, что характерно, речь не шла. Каждый вождь, новоявленный феодал, никому и ничего не должен, разве только своим воинам, племени и родовым богам. Ну, а князь у нас пусть от добычи и собственных владений кормится. Благо, территории на острове у него большие и Роскилль под ним, и это не считая руянских земель для кормления дружины и Кореницы с Ральсвиком да Ругардом, так что ему хватит. Совет продолжался весь день и, наконец, ближе к вечеру, пришло время расходиться. Кто куда, а я подошел к Бранко Ростичу, который наблюдал за совещанием, но ни во что не вмешивался. Вот если бы кто-то против варяжских законов пошел, тогда да, боян обязательно бы встал и сказал, что должен. Но все было тихо, и когда островные верховоды и князь двинулись на выход, Бранко поманил меня к себе. Вскоре мы остались вдвоем. Я присел в кресло рядом с Ростичем и, кивнув в сторону выхода, спросил бояна: – Все прошло, как намечалось? – Да, – Бранко мотнул головой, и заметил: – Ты давно на Руяне не был. – Дела и заботы, Бранко. Кроме того, разве я на Руяне кому-то кроме жены нужен? – Конечно. В ОБК твои советы ценили, да и Векомир тебя часто вспоминает. – Ничего. В Арконе сейчас и без меня умников хватает. – Но ты все же приезжай. – Само собой. Я как раз туда собирался, когда этот совет созвали. Но ты ведь меня не ради этого к себе позвал? Ростич хитро прищурился и сказал: – Из Европы поступили интересные вести. Для тебя интересные. Вот я и подумал, что ты захочешь их услышать еще до того, как покинешь Зеландию. – Что это за вести? От разведки? – Да. Недавно пришла грамотка от одного из приказчиков Радима Менко, который торгует под видом ляха. – И что купец пишет? – Он был в городе Брюгге, что во Фландрии, и видел два чуда. Стоит большой дом с крыльями, которые по кругу вертятся, и в этом доме местные люди зерно на муку мелят. А еще он пишет, что проживает в этом городе алхимик Ромуальд Бургоский из Кастилии, да не один, а с учениками. По заказу бургомистра этот чародей делает для него золото из свинца, а так же дурно пахнущие продолговатые палочки, которые поджигаются и взлетают в воздух, где они испускают черный дым. – Вон оно как... – протянул я и призадумался. Донесение купца вызывает интерес – это верно. Найдена ветряная мельница и рядом проживает алхимик, который, судя по всему, знаком с порохом. Это неудивительно, если он из Кастилии, которая воюет с маврами из Гранады уже использующими примитивные пушки. Есть над чем подумать. – Ну и что скажешь, воин Яровита, – прерывая мои размышления, произнес боян, – доволен весточкой? – Да, Бранко, доволен. – И что теперь станешь делать? – А что тут сделаешь? Надо отправляться в Брюгге, дабы лично посмотреть на этот дом с крыльями и великого чародея, а дальше по обстановке. Либо украду мастеров, либо перекуплю. – А когда ты это сможешь осуществить? Снова я задумался. Хочется на Руян, к Нерейд и хозяйству. Но с другой стороны сейчас начало осени и мне в любом случае надо идти в поход. Цель – Брюгге, богатый город на берегу Северного моря, который я взять не смогу, сил не хватит. Но ведь это портовый город, а значит, в него приходят корабли с товарами. Так что дело в долгий ящик можно не откладывать. Мои корабли и воины к походу готовы, а путешествие на Руян и обратно это минимум пять-шесть дней, а то и больше. – Завтра в поход пойду, – принял я окончательное решение. – Почему-то, я так и подумал, – боян ухмыльнулся и добавил: – Резкий ты человек, Вадим. – Какой есть, – я встал. Бранко тоже поднялся, оправил свою расшитую разноцветными узорами белую рубаху, и мы вместе направились во двор замка. По пути обсудили несколько мелких вопросов и когда расставались, боян сказал: – Кстати, едва не забыл. Векомир велел тебе подарки передать. – Какие? – Почтовых голубей их храма и паренька, который будет за ними присматривать, и огненные смеси по старым рецептам. Первые десять снарядов для уничтожения вражеских судов ждут тебя на моем корабле. – Благодарю, и за голубей, и за снаряды. Хорошие подарки. Когда я смогу их забрать и узнать, как применять эту смесь? – Сегодня ночью. Приходи в порт. Спросишь где лодья “Северный Волк” и тебе любой покажет. Это новый корабль, в Ральсвике для Векомира построили, а он его пока мне доверил. – А почему нельзя сейчас подарки забрать? – Торопишься в путь? – Да. Не хочу время терять. – Ворота города уже закрыты, а мне еще с Мстиславом поговорить нужно, так что задержусь в замке. – Ясно. Ночью приду. Мы разошлись, и я вышел за ворота замка. Вокруг меня был наполненный воинами город, шумный, буйный и веселый. Наш форпост на западе, который был готов в любой момент выплеснуть в море боевые варяжские лодьи. На площади перед замком меня встретили командиры кораблей: Жарко, Самород и Ратмирович. Они ждали моего приказа, а я всмотрелся в их суровые лица и сказал: – Мы идем в поход. Сегодня ночью гуляем. Завтра выходим к Вартиславгарду, а к следующему вечеру мы уже должны быть в море. – Все идем? – спросил Корней Жарко, который не хотел отправляться с большим руянским караваном на Русь. – Нет. Только “Перкуно” и “Яровит”. Твоя дорога в Новгород через Руян. Там тебя уже будут ждать, а я еще письма напишу и объясню, что тебе делать. Командир “Креса” поджал губы, но приказ не оспорил, ибо это бесполезно, и следующий вопрос задал Самород: – Куда двинемся, Вадим? – В Северное море. Сначала в один город зайдем, но тихо-тихо, чтобы нас никто не заметил, а потом европейских купцов щипать станем. – Серьезно все. Я кинул взгляд на Поято Ратмировича, глаза которого уже горели предвкушением схваток и боев. – А у тебя Поято, вопросы есть? – Да какие вопросы, вождь!? – прусс всплеснул руками. – Для меня главное, чтобы враги на пути чаще попадались, а то мой клинок уже давно кровушку не проливал. – Будут враги, воин, – я кивнул. – Обязательно будут.
Глава 19.
Фландрия. Брюгге. 6651 С.М.З.Х.
По крыше одноэтажной полупустой таверны, которая находится на окраине города Брюгге, бьют капли дождя и порой они даже перекрывают царящий в помещении шум. Заведение называется “Топор и окорок” и мне здесь нравится. Есть харчевни и получше, но для разведчика, вроде меня, место идеальное. Народ в таверне, конечно, собирается беспокойный и зачастую агрессивный. Моряки с ножами, наемники с короткими мечами, бродяги с большой дороги с дубинками и городское отребье с заточками. Но зато сюда не лезет городская стража и в заведении не принято задавать постояльцам какие-либо вопросы. Разумеется, если ты выглядишь как свой. То есть имеешь при себе оружие и немного монет, а кто ты и что у тебя за душой никого по большому счету не интересует. На улице пока еще ночь, но наступление утра уже не за горами и в таверне полутемно. Вдоль стен стоят широкие столы и тяжелые дубовые лавки. Гости и постояльцы выпивают, лапают за жирные задницы усталых дебелых служанок в грязных передниках и говорят о делах. Что же касательно нас с Немым, то мы находимся в самом темном углу, поближе к лестнице на чердак, ждем человека, который принесет мне добрую весть, и подобно всем посетителям таверны пьем слабый эль. Напиток дрянь, и это истина. То ли его готовить не умеют, то ли у меня запросы слишком высокие. Неважно. Главное, что вливать эту гадость в себя не хочется. Поэтому я наблюдаю за тем, что происходит вокруг. Да прислушиваюсь к словам монотонной песни, которую поет сидящий у очага одноногий мужчина в потертом сером плаще с еле различимым гербом Фландрии на спине, черным львом с красными когтями и языком на желтом щите. В его руках нечто среднее между гитарой и домрой. Он медленно перебирает струны и весьма неплохо, пока еще не совсем пропитым голосом, излагает историю своей жизни. “Рыбак Люк был молод, красив и горяч, и многие девушки любили его. Но однажды парень решил пойти на войну и заработать денег. После чего, вместе с другими фламандцами, он отправился в далекую Нормандию, где королева Мод (Матильда) вела войну со своим родственником королем Стефаном Блуаским. Они делили трон Англии и фламандские пикинеры за серебро и золото встали на сторону Стефана. Однако большого сражения долго не было, а затем нормандские аристократы поймали фламандцев на мародерстве, и войско короля из-за внутренних конфликтов распалось. Дворяне перешли на сторону Матильды, а наемники двинулись домой, и уже на границе в ногу Люка-красавчика впилась стрела одного из местных разбойников, который, видимо, затаил на вояк зло. Нога загнила, и ее отрезали. И с тех пор Люк-одноногий сидит в таверне и зарабатывает себе на жизнь песнями собственного сочинения”. Вот такая баллада. Простая и незатейливая. Про жизненный путь одного отдельно взятого человека. Музыкальный инструмент смолк. Кто-то из гостей кинул Люку несколько мелких монет. Они раскатились по полу и бывший наемник, упав на здоровое колено, стал их собирать. Человека, которого я ожидал, все еще не было, и я снова попробовал приложиться к кружке. Эль пах прелой мукой и мышами, а выглядел как белесый кисель. Дерьмо. Не могу такое пить. Кружка опустилась на стол, а я спиной откинулся на стену позади себя, прикрыл веки и отмотал назад события минувших дней. Воспоминания пронеслись чередой быстрых картинок, и я задал себе один вопрос. А верно ли я поступаю? Не знаю. Это как посмотреть... Итак, мои корабли покинули Зеландию, и поход практически сразу начался с трудностей. Лишь только “Перкуно” и “Яровит” проскочили пустой пролив Каттегат, как Северное море встретило нас непогодой. Над головой повисли тяжелые свинцовые тучи, а сильный юго-западный ветер не давал нам продвигаться к Ла-Маншу. Природа, словно говорила, что нам не надо идти вперед. Вернитесь обратно в Венедское море. Однако я воспринял это как вызов и приказал дружине сесть на весла. Воины роптали, само собой, но я от своего решения не отступился и через двое суток, так и не послав нам шторм, море успокоилось, а ветер переменился, и стал попутным. Усталые дружинники заулыбались, удача с нами. После чего были развернуты паруса. Над драккаром белый с темными полосами, самый обычный, а над шнеккером черный с головой сокола в языках пламени (трофей из Леддечепинга, на котором нарисовали мой знак). Люди, которые уже не раз посматривали в сторону берега, смогли немного отдохнуть и мы пошли в сторону Ла-Манша и города Брюгге, который находится на входе в этот пролив. От бухты Яммер до цели дошли достаточно быстро. Всего за четверо суток. На нашем пути не попалось ни одного грузового корабля, а на рыбацкие лодки мы не разменивались. Наконец, по левому борту показались окраины Брюгге и под покровом тьмы драккар и шнеккер пристали к берегу. Я намеревался посетить славный фламандский город, дабы посмотреть на мельницу и алхимика, про которых писал агент купца Менко, и взял с собой только трех воинов: Немого и пару варягов, которые неплохо говорили на языке саксов. Одежда стандартная – легкая кожаная броня с металлическими вставками на груди и плечах, шерстяные и войлочные поддевки, полотняные рубахи и сапоги, плюс простые деревянные крестики на веревочке. Оружие у всех свое. Типичные наемники без роду и племени, которые ищут того, кто возьмет их на службу. С Самородом я договорился так. Каждую ночь в течении недели корабли подходят к месту высадки, а утром уходят обратно в море. Грабить пока никого не надо. Только стоянка на рейде и наблюдение за прибрежными водами. В драку с военными кораблями европейцев не вступать. Все потом. Сейчас самое главное это разведка. При этом Ранко предлагал идти в Брюгге большим отрядом, но я был против. Небольшая группа внимания не привлечет, так что сделаем свое дело и уйдем. Ранним утром мы вышли на дорогу и зашагали в сторону Брюгге. Честное слово, я ожидал, что проникнуть за стены и как-то адаптироваться будет трудно. Но, как это часто бывает, в жизни все гораздо проще, чем в планах. Брюгге – город космополитов, и кого здесь только не было. Фламандцы и брабантцы, фризы и даны, саксы и бургунды, норги и свеоны, тюринги и англы, бавары и гэллы, ирландцы и скотты, итальянцы и славяне, франки и испанцы. Короче говоря, люди со всех концов Европы. Поэтому моя группа легко влилась в толпу, которая входила в город, своим чередом мы заплатили пошлину, и у нас никто не спросил кто мы и откуда. Я отлично говорил на местном наречии, а варяги вставляли в свой разговор саксонские слова. На шее крестики, а значит, мы свои, католики, то есть. В городе оказались в полдень, и надо было перекусить. Мы походили по окраинам, и набрели на “Топор и окорок”. Зашли, посмотрели, поели, и решили здесь остановиться. На этом первый этап – инфильтрация, проникновение в тыл противника, был завершен. Начинался второй этап, сбор сведений, и снова мы оказались в городе. Прогулялись к мельнице на противоположном конце города, посмотрели на творение местных мастеров и узнали, кто они и где живут. Это в один день, а на другой была собрана вся возможная информация на алхимика Ромуальда Бургоского из Кастилии. После чего пришла пора подумать о том, что делать дальше, и для начала я собрал весь информационный массив в кучу и обработал. Ну и что же у меня вышло? Хм! Расскажу. Имеется две цели. Первая – семья знаменитого мастера Густава Ван-Мейера. Глава клана, крепкий и жадный пятидесятилетний мужик, его жена, два взрослых сына с невестками, а так же внучата в количестве четырех душ. Все они живут в трех соседних домах на одной улице невдалеке от мельницы, которую сообща построили два года назад и где сейчас собираются строить вторую. Ван-Мейеры работают от города и свои секреты никому не выдают. Было дело, Густаву предлагали перебраться в графство Пуату, где его обещали осыпать золотом, лишь бы только он научил франков своему ремеслу. Однако городская община заявила, что не выпустит его, а если Ван-Мейер примет предложение иностранцев, то до Пуату он и его семья не доедет. Мастер семью любил и на риск не пошел. С тех пор он все время под присмотром городской стражи и за пределы Брюгге не выезжает. Вторая цель – алхимик Ромуальд из Бургоса, цепкий и худой, словно палка, седой старик в строгой черной одежде и небольшой круглой шапочке на голове. Насколько я понял пожилую служанку этого ученого, которая за серебряную монетку сдала своего хозяина со всеми потрохами, раньше его звали Моисей, и он был иудеем, который принял мусульманство. Пока был молод, Моисей побывал в Гранаде (как я и предполагал) и прошел обучение у арабских алхимиков. Потом он сбежал в Леон и стал католиком. Оттуда, уже получив имя Ромуальд, переехал в Бургос, но был обвинен в ереси и драпанул во Францию. В Париже у него случился конфликт с местной общиной иудеев, которой Ромуальд задолжал денег. Поэтому алхимик снова пустился в путь, сейчас вкручивает мозги бургомистру Брюгге, но собирается бежать в Швабию. Короче говоря, вроде бы и ученый, но в то же самое время мошенник. Посули такому денег побольше и он хоть на край света поедет. Вот только охраняют алхимика сильно, ибо бургомистр им дорожит, а может быть, начинает подозревать, что его обманывают, и свинец не станет золотом. Ну и, кроме того, за Ромуальдом наблюдают шпионы епископа, который утверждает, что алхимик слуга дьявола и его надо очистить. Ясное дело, огнем, а иначе никак. В общем, с моими возможностями выкрасть семью мастера, хотя бы одного, не говоря уже про всех Ван-Мейеров, и алхимика не получалось. Можно было договориться с создателями ветряной мельницы и Ромуальдом полюбовно, но вывезти их из Брюгге нереально, потому что город большой и незнакомый. Однако я не сдался. Еще раз провел разведку и пришел к выводу, что можно зайти с другой стороны. Да, я не в состоянии вытянуть мастеров за городские стены. Но это могут сделать местные бандиты, которых в городе хватало. Да, у меня не получится выкрасть Ромуальда-Моисея. Однако у него есть четыре талантливых ученика, которых никто не охраняет. Значит, можно сработать иначе. Для начала я встретился с учениками алхимика, доходными и весьма щуплыми девятнадцатилетними ребятами, и устроил все красиво. Подловил их на улице. Столкнулся грудь в грудь и сшиб наземь, прямо в грязь. Затем извинился. Помог парням, которые оказались этническими бургундами, подняться и пригласил в таверну, не в “Топор и окорок”, само собой, а в одно из центральных заведений. Потом посидел с ними, пообщался, прощупал их эмоции и заглянул в душу парней. Попутно узнал, что учитель давно ничего самостоятельно не делает и понемногу сходит с ума, а вся работа лежит на них. Кое-какие знания у них имелись, в ходе беседы это было проверено, людьми они оказались нормальными, без гнили и фанатизма, поэтому я предложил им работу. Разумеется, я не сказал, что надо ехать в Зеландию. Зачем, если мальчишки-недокормыши, фанатики от науки, толком даже не понимали, где находится Венедское море? Интерес их жизни химия, реакции и свойства веществ, а суета не для них, так что не стоило раньше времени пугать юношей. По этой причине городом, куда надо переехать, был назван Бремен, где есть интересующийся новыми красителями богатый человек. Парни, которые от сытной пищи размякли, обещали сохранить наш разговор в тайне и подумать. Впрочем, размышляли они недолго и вскоре я получил их согласие на бегство от старого и вредного старикашки Ромуальда. Одно дело было практически улажено, и я перешел ко второму. В таверне, где мы остановились, как я уже сказал, народ собирался лихой. Я послушал беседы местных бандюганов, приметил одного серьезного авторитета (пояснение, по местным меркам, серьезного), которого звали Флориан Губер, и через трактирщика дал ему знать, что есть работа. Криминальный авторитет среагировал мгновенно и сразу же попытался меня пробить, кто и что, откуда деньги и нельзя ли меня ограбить. О чем он думал, не знаю, но итогом его размышлений стал грубый наезд. Вечер начинался как обычно. Моя группа вернулась в трактир, и мы заказали жареного барашка. Сидим, кушаем и никого не трогаем. И тут в разных концах зала встают крепкие мордастые хлопцы в количестве семи человек и направляются к нам. Затем они полукругом окружают стол, за которым мы сидели, и надо мной нависает тень. – Наемник, – сверху прилетает бас, – ты сидишь на моем месте. – Ну и что с того? – бросая на блюдо бараний бок и вытирая руки, я посмотрел на крепкого громилу с длинным тесаком на поясе, который выдвинул мне претензию. – Ты и твои люди мне должны, – мордоворот дышал мне прямо в лицо, и запах от него исходил мерзкий. Делать было нечего. Понятно, что это проверка и ее требовалось пройти. Поэтому действовали мы стремительно. – Обойдемся без смертей, – бросил я варягам и Немому. – Ага! – донеслось в ответ. Пора. Моя правая ладонь, подобно змее, метнулась вперед, и растопыренные пальцы ударили главаря мордоворотов в глаза. Громкий крик разнесся по залу, а я вскочил на стол и носком сапога ударил противника прямо в лоб. Он отшатнулся на своих подельников и освободил мне место. Дружинники уже действовали и я вместе с ними. Спрыгиваю. Передо мной двое. Места для маневра нет. Бой в ограниченном пространстве. Работаю. Наотмашь, ребро ладони впечаталось в переносицу противника справа от меня. Он кричит, словно его смерть пришла, и пытается оторваться, но попадает под четкий прямой удар с ноги в корпус от Немого. Смотреть некогда, и я прыгаю на второго мордоворота. Сверху вниз кулак бьет его в висок, и он теряется. С одного удара вырубить бандита не получилось, смазал, но не беда. Приземляюсь, и правая нога наносит сокрушительный удар в малую берцовую кость. Слышен хруст. Два противника минус и варяги с вагром по одному свалили. Оставалось двое против нас четверых, и на помощь к нашим противникам никто не спешил. Действительно, проверка. Разворот. Один из громил тянется за ножом. Глупец! Не надо суеты. Обеими руками я толкаю его на варяга, который у него за спиной и тот делает громиле простую подножку. Препятствие. Падение. Грохот. Добивающий удар варяга каблуком сапога в лицо местного бойца. Оглядываюсь. Все спокойно. Кулачные бойцы лежат, а мы стоим. – Хозяин! – я посмотрел на трактирщика, полного красномордого мужика, который находился за стойкой. – Да-да!? – откликнулся он. – Этих убери, – кивок на обездвиженные тела. – И еще нам баранины и пивка. – Сейчас все будет! Снова мы разместились за столом. Нам принесли заказ, и после этого появился сам Флориан, он же Фло Зубец и Риа Молоток. Криминальный авторитет выглядел колоритно. Среднего роста коротко стриженый брюнет в шелковой ярко-синей бандане, такой же рубахе и тяжелым молотком за поясом. Левый глаз прикрыт повязкой. Правого уха нет. Одна ноздря была разорвана и неправильно срослась. На ногах широкие штаны, практически шаровары. В новеньких щегольских сапогах по одному ножу. Почти карибский пират. Человек, по моде опередивший всю Европу на добрых триста лет, не меньше. Мы обошлись без приветствий. Он сел и наши взгляды встретились. Я оказался сильнее и Флориан спросил: – Говорят, у тебя работенка для настоящих мужчин есть? – Все верно говорят. – И что ты хочешь, а главное, сколько заплатишь? – Мне нужен Карл Ван-Мейер, сын мастера Густава. Живой и невредимый, вместе с женой и ребенком. Послезавтра за городом на северной дороге. – Выкрасть его? – Да. Похитить, а затем укрыть нас до наступления темноты. Авторитет задумался, оглянулся назад, и что-то прикинул, а затем качнул головой: – Это возможно, а чтобы пропажу сразу не заметили, дом Карла можно подпалить. Но... Правая ладонь Флориана приподнялась на уровень груди и два пальца, большой и указательный, потерлись один об другой. Жест общеизвестный и в моей ладони возник аккуратный золотой кругляш, новенький венецианский дукат, которые стали выпускаться всего четыре года назад. – Если работа будет сделана, то двадцать таких кружков будут твоими. Если нет, то не получишь ни одного. – Сумма хорошая. – В душе Флориана была буря, которую я чувствовал. Жадность боролась с жадностью. Как так? Без понятия. Видать, жадность разная бывает. Однако продолжалось это недолго, и вор сказал: – Дашь сорок монет, и работа будет сделана. – Нет. За такие деньги я обращусь к другим людям. – Ладно, пусть будет двадцать, – смирился он. – Но мне нужен задаток. – Не пойдет, – я качнул головой. – Деньги получишь, только после того как Карл и его семья окажутся у меня. Повторяю, они нужны мне живыми и невредимыми. Порченый товар не интересует. – К чему это говоришь? – К тому чтобы твои ребятки, как дело сделают, не вздумали жену Карла под себя подмять. – А если я тебя стражникам сдам? – И что с того? Золота от них ты не получишь, а слава стукача тебе не нужна. Кто после такого с тобой станет работать? Никто. – Но ты чужеземец. – Только не надо говорить, что тебе не интересно мое золото. Сам же сказал, что работу сделаешь. Вор помолчал и тихо выдохнул: – Договорились. Встретимся здесь завтра под утро. Готовь мои денежки и не вздумай юлить, наемник. – Ты тоже не хитри, Молоток, а иначе это дорого тебе встанет. Флориан отправился поднимать свою братву и вечер прошел без приключений. Весь сегодняшний день мы отдыхали и готовились покинуть славный Брюгге, а к вечеру в таверне остались только я и Немой. Мы ждали вожака бандитов, который был должен проводить нас туда, где находится Карл Ван-Мейер, а варяги купили повозку и сейчас вместе с учениками Ромуальда и нашими вещами находились за городскими стенами... Сидящий рядом Немой толкнул меня в бок. Я открыл глаза, моргнул, посмотрел на входную дверь и увидел Губера. Он улыбался, и я прислушался к его эмоциям. Чисто. Хвоста нет, работа сделана, и он меня не сдал. Это хорошо, а не то пришлось бы прорываться через крышу и уходить к стене, где у нас спрятаны веревки, по которым можно было покинуть Брюгге. Бандит присел рядом, наклонился к моему уху и прошептал: – Все хорошо. Дом Карла Ван-Мейера горит, а он вместе с женой и ребенком уже за городом. – Не наследили? – Нет. – Вот и ладно. Скоро рассвет. Ворота откроют, и отправимся за пленниками. Мы замолчали. Время летело быстро, и как только первые солнечные лучи упали на город, Губер и я с Немым оказались на северной дороге. Нас уже ожидала повозка с варягами и юными алхимиками-химиками, и мы направились в рыбацкую деревушку неподалеку от стен Брюгге, кстати сказать, родину Флориана. Поселок был небольшой и явно криминальный. Наверняка, местные жители время от времени промышляли пиратством, и я это запомнил. После чего меня проводили в укромный домик на окраине, и я увидел мастера и его близких, которые были связаны и не понимали, что происходит. Затем я поговорил с ними, заверил Карла, невысокого светловолосого мужика, что все будет в порядке, и расплатился с Флорианом. Дело в шляпе. До бухты, куда ночью пристанут “Перкуно” и “Яровит”, всего ничего, и опять нам остается только ждать. Сейчас, к счастью, осень, так что наступления сумерек ждать недолго. Ну, а потом будет короткая поездка, выход в открытое море и охота на купцов. Искоса я посмотрел на Флориана, который пробовал каждую монету на зуб. Жадный черт, тут и ведуном быть не надо, чтобы это понять. Наверное, за деньги он и мать родную продаст. Флориан заметил мой интерес и нахмурился. После этого спрятал золото в кошель и, напустив на себя беззаботный вид, спросил: – А что, наемник, может, у тебя еще работа найдется? – Найдется, – ответил я. – И что это будет? – Весной я снова окажусь в ваших краях и мне интересно знать все о торговых караванах, которые пойдут из Брюгге в другие порты. Корабли и команда, груз и скорость судов. Если будешь об этом знать, то в накладе не останешься. – Так ты морской разбойник? – бандит кивнул в сторону ровной водной глади. – А для тебя это важно? – Нет. Лишь бы золото платил. – Значит, берешься за работу? – Да. Но в этом случае мне точно нужен задаток. – Будет задаток. – Учти, он будет немаленький. – Да-да, – успокоил я вора. – Только до берега меня проводишь, там и расплатимся. – Когда тебя ждать? – В конце второго весеннего месяца. – Надо бы все подробней обсудить. – Что же, пойдем обсудим, – согласился я. Местный бандит и я одновременно усмехнулись и направились в крохотную глинобитную хатку, где некогда родился Флориан. Вожак хотел денег, а я уже прикидывал, сколько кораблей приведу в эти края, если за зиму не случится чего-то непредвиденного. Эх, погуляем! Так, что никому мало не покажется! Ну, а чего? Места тут богатейшие и кругом война. От Зеландии до Ла-Манша при хорошей погоде всего за седьмицу дойти можно, а здесь нас не ждут, ибо расслабились европейцы после того, как скандинавы новую веру приняли и во внутренних разборках погрязли. А тут мы. Всем привет и пошла потеха.
Глава 20.
Северное море. 6651 С.М.З.Х.
Туман висит над морем плотно и не видно не зги. Драккар и шнеккер сцепились друг с другом бортами, и мерно раскачиваются на волнах. Тишина стоит такая, что просто диву даешься. И вроде бы уже седьмой час утра, а ощущения такие, словно вокруг до сих пор ночь. Да-а, погода нас не балует. Как упал туман трое суток назад, после того как корабли забрали мою группу с берега, так и висит. Что характерно, он висит только над морем, а ближе к берегу более-менее чисто, хотя есть постоянный небольшой воздушный поток с севера или севера-востока, который днем эту сырую дымку немного разгоняет. Торговых кораблей рядом как не было, так и нет. Странно это, ведь мы находимся на оживленном торговом маршруте, но объяснение найти можно. Осень все больше вступает в свои права, и мелкие суденышки не решаются совершать дальние рейсы, а больших пузанов, таких как нефы, каракки, когги и кнорры, не так уж и много и они по одному не ходят. Но мы их подождем. Все равно ничего иного не остается. Мне необходима серьезная добыча, благодаря которой я смогу продолжать строительство Рарога, кормить дружину и устраивать на новых землях переселенцев с востока. Ну и, конечно же, мне требуются крупнотоннажные суда, которые будут возить по Венедскому морю серьезные грузы. В общем, как ни посмотри, кровь из носу, нужен по настоящему хороший хабар, а иначе пережить надвигающуюся зиму будет очень сложно. В итоге мне придется залезать в долги, а я этого не люблю. Завернувшись в толстое одеяло, которое с внешней стороны покрыто капельками конденсата, я лежу на носу “Яровита”. Спать не хочется, но и вставать, желания нет. Поэтому я продолжаю вылеживать бока и думаю о своем. Машинально прислушиваюсь к дыханию спящих воинов и время от времени чутьем ведуна обшариваю водный простор. На душе немного неспокойно, поскольку слишком много в голове мыслей и планов, а в Чаруше меня ждет Нерейд, которую я не видел уже несколько месяцев. И хотя сомнений в себе и собственных силах нет, груз ответственности все равно давит, особенно в такие моменты как сейчас, когда я нахожусь в состоянии относительного покоя и ничем не занят. Хочется движения и схватки, а их нет. – Вадим, не спишь? – услышал я за спиной полушепот Ранко Саморода. – Нет, не сплю, – переворачиваясь на другой бок, откликнулся я. Командир “Яровита”, который подобно мне, закутавшись в одеяло, лежал на палубе, помедлил и предложил: – Слушай, а давай на берег высадимся и местных богатеев потрусим. – Не-а, – я слегка качнул головой. – На суше велика вероятность того, что не мы кого-то потрусим, а нас труханут. В следующем году по берегу погуляем, когда про местные порядки больше узнаем. Ведь сам понимаешь, в этот поход собирались быстро и про Фландрию мне мало что известно, а без разведки не развернешься. Города и замки взять не сможем, а деревни нам не интересны. Где находятся мануфактуры? Где проживают богатые люди? Где верфи? Ничего не ясно, и есть только слухи, которые я в Брюгге подхватил. Поэтому остается только море. – Значит, продолжаем караулить торговый путь? – Да. Самород замолчал. Как и большинство варягов, он тосковал по дому, семье и родным краям, а я прикрыл глаза, освободил свое сознание и пустил его в полет над прикрытой туманом водной гладью. Все было спокойно. Тишина и никого. Было, я хотел вернуть бестелесного посланца-наблюдателя обратно в тело, но неожиданно уловил эмоции людей, которых было очень много и они находились невдалеке. В четырехстах-пятистах метрах от нас, на пределе моих возможностей, в сторону Брюгге медленно смещались четыре компактные группы мыслящих существ. Корабли! Добыча! Непроизвольно я резко дернулся. Ранко это заметил и приподнялся на локте, а я открыл глаза и произнес: – Поднимай воинов и прикажи одевать броню! Только тихо! Ратмировича сюда! Будет дело! – Наконец-то... – выдохнул варяг и поднялся. Без суеты, но и без промедления, варяги вставали, скатывали свои спальные принадлежности и доставали кожаные мешки с броней и оружием. Заряжались арбалеты и проверялись верные клинки. Люди истосковались без дела и вскоре все они были готовы к бою. Щиты на спине, они на румах и мозолистые руки лежат на веслах. Нужна только команда, чтобы спустить морских убийц с поводка, и она будет. На мне кольчуга и шлем, а щит не беру, стесняет. Ремни затянуты, и Змиулан хочет крови. Я стою рядом с носовой фигурой шнеккера, и ко мне подходят Самород и Ратмирович. Командиры ожидают приказов и я, прислушавшись к эмоциям католических моряков, которые не подозревают о том, что опасность рядом, затянутой в боевую перчатку ладонью указываю направление, и говорю: – Там четыре больших торговых судна. Возможно, это нефы, которые, скорее всего, идут из Англии. На каждом несколько сотен человек, так что наглеть не станем. Каждый наш корабль берет на абордаж одного пузана. Подходим тихо. Атака и победа. Всякого, у кого оружие, убейте, а рядовых матросов надо оставить, хотя бы треть экипажа, а то не доведем добычу до родного порта. После захвата торговцев сводим корабли в кучу и уходим. Задерживаться нельзя. Все ясно? – Да, – от Саморода короткий кивок. – Вождь, – Ратмирович усмехнулся, – а может, мои парни сразу два корабля возьмут? У меня на драккаре экипаж вдвое больше, чем на шнеккере, так что справимся. – Нет, Поято. Это потеря времени. Взяли, что взяли, и ушли. – Как скажешь, вождь, – согласился прусс. – Так и скажу, а еще добавлю, береги людей, которых мы в Брюгге взяли. Спрячь их на драккаре так, чтобы ни одна стрела к ним не прилетела. – Сделаем. – Тогда начинаем, други. Смерть врагам-иноверцам! Слава нашим богам! – Слава! – повторили за мной воины. “Перкуно” и “Яровит” отошли один от другого и медленно двинулись на перехват европейских купцов. Туман, которого так опасаются все мореходы, по-прежнему обволакивал нас со всех сторон, и видимость была небольшой. Но нас это не смущало. Если тяжелые суда идут через пролив и не боятся, то и нам не стоит. Тем более каждый воин знал, что их вождь ведун, который своих людей не растеряет. Расстояние между нами и “купцами” постоянно сокращалось. Тихий плеск воды, которую рассекали весла и корпуса кораблей, казался очень громким, и мы с Самородом постоянно ожидали, что вот-вот на вражеских судах нас услышат и поднимут тревогу. Это было бы плохо, поскольку борт у торговых парусников значительно выше, чем у драккара и шнеккера. Поэтому европейцы вполне могли бы организовать правильную оборону и не подпустить нас к себе. Однако мои корабли никто не почуял, и вскоре из туманной дымки выплыло большое грузовое судно. Это был неф, двухмачтовый грузопассажирский парусник округлой формы. Водоизмещение около шестисот тонн. Длина корпуса около сорока пяти-пятидесяти метров. Ширина десять-двенадцать метров. Осадка метра три с половиной, значит, груз есть. Две небольших надстройки, на носу и корме. Хороший трюм и два навесных кормила. Экипаж неизвестен, но по моим ведовским ощущениям не меньше трех сотен человек. Сколько среди них воинов, а сколько пассажиров и матросов, неизвестно, слишком много помех, так что придется разбираться походу дела. Мои корабли подошли к каравану с хвоста. Драккар с пруссами скользнул к последнему кораблю в ордере, кстати, тоже нефу, а мой ко второму с конца. “Яровит” прижался к высокому борту “купца” и сразу же ввысь взметнулись абордажные кошки. Звук металла, соприкоснувшегося с деревянной палубой и дрожание оплетенных проволокой веревок, не услышать было нельзя, и над бортом нефа появилось несколько голов. – Что за черт!? – на английском языке воскликнул один из моряков. – Пробоина!? – вторил ему другой. “Ну да, – подумал я, – пробоина. Только не в борту, а у вас в голове”. Взмах рукой и арбалетные выстрелы. Характерные щелчки и падающие люди, каждый из которых получил в свое тело по короткой стреле. – Вперед!!! – разнесся над морем мой голос. – Яровит!!! – дружно поддержал меня экипаж шнеккера. Одновременно с этим в полусотне метров от нас тишину моря всколыхнул боевой клич “Перкуно!”, и мы пошли на абордаж. Ловкие варяги и киевляне, словно кошки, метнулись по веревкам с узелками наверх и через несколько секунд на борту нефа уже были наши первые воины, которые сразу же вступили в бой. За ними последовала основная часть экипажа и мы с Самородом. Сильные руки и опирающиеся на узлы ноги подняли наши тела на вражескую палубу и когда мы с капитаном “Яровита” оказались на палубе “купца”, я вытянул из ножен Змиулана и окликнул варяга: – Ранко! – Да, Вадим!? – Тебе корма, а мне нос! – Договорились! Поворот. Я направился к надстройке на носу нефа и рядом со мной встал верный Немой. За нашими спинами пара варягов, несколько киевлян и кто-то из пруссов, кажется, молодой Люторг сын Пиктайта. Появления абордажиров никто не ожидал и поэтому начало боя пошло легко. С еле слышным посвистом клинок Змиулана рассекает влажный воздух и вонзается в череп одного из матросов, в руках которого был зажат топор. Человек заваливается, а за ним следующая жертва, крупный мужчина в меховой накидке и коротким мечом в руках. Прыжок на него. Удар плечом, он падает, и острие Змиулана вонзается в его раскрытый рот. Сразу же клинок на себя и присел. Над головой пролетает что-то тяжелое, и позади меня Люторг принимает этот метательный снаряд на щит. Подъем и рывок вперед. Передо мной воин в хорошей кожаной броне, со щитом и секирой. Я делаю выпад, а он уклоняется. Опытный гад, но мне с ним возиться недосуг. Поэтому я не даю ему оторваться, наступаю на него и левая ладонь, выхватив из ножен один из моих кинжалов, вонзает его в горло противника. Двигался я всего ничего, а уже на носу. Враги временно закончились. Неф продолжает медленно плыть, куда его тянут паруса, и вся палуба за моими воинами. Победа!? Нет. Только один из этапов боя. Нам предстоит захватить трюм, где множество людей и я собираю дружинников: – Ко мне! Щитоносцы вперед! Сейчас вниз пойдем! Арбалетчики, зарядить оружие! Живее! Слышится стон раненых и вопли матросов, которые сдаются. Вокруг меня позвякивает металл и слышно, как стрелки готовят к бою свое оружие. У Саморода все в норме и он собирается атаковать подпалубные помещения с другой стороны. Еще минута и мы начнем атаку трюма. Однако в этот момент двери надстроек распахнулись и оттуда валом повалили враги. Млять! Не ополченцы какие-нибудь и не охрана торговцев, а настоящие рыцари вместе со своими воинами. Это понятно сразу. Слишком много на пассажирах нефа отличной брони и оружие в их руках превосходное. “Попали! – мелькает в голове мысль, но она тут же сменяется другой: – Если здесь такая охрана, то мы удачно зашли! Может быть, здесь некая знатная особа или королевская казна!? Не знаю, но очень хочется это узнать!” – Яровит! – вскинув меч, я кидаюсь на врагов, судя по говору и гербам, англичан, и дружинники бросаются вслед за мной. Левым плечом, которое обтянуто кольчугой, я врезаюсь в грудь закованного в превосходный итальянский панцирь передового рыцаря. Он без шлема, наверное, не успел надеть, и в его глазах я вижу растерянность. Мозг все фиксирует и обрабатывает информацию, а тело и руки действуют как на тренировках с Сивером. Рукоять Змиулана проламывает височную кость противника, и я отшвыриваю уже мертвого английского дворянина прочь. Он отлетает и тут же Змиулан, в длинном выпаде, вонзается в горло следующего католика. Воины вокруг меня что-то кричат, и я тоже ору. Может быть, славлю своих богов и призываю на головы врагов проклятья. Не знаю. Священная ярость переполняет мою душу, и я подобен смерти. Поэтому мне некогда анализировать свои поступки. Надо идти вперед. Убивать клятых тварей, будущих крестоносцев. Резать им горло. Втаптывать в месиво под ногами. И не останавливаться. Ни в коем случае не останавливаться, ибо врагов оказалось гораздо больше, чем я предполагал, и заминка будет равнозначна поражению. Над головой пролетают арбалетные стрелы, которые пробивают доспехи идущих на острие атаки рыцарей. Враг в замешательстве и снова я ломаю их строй. Прямой удар правой ногой отбрасывает раненого болтом в плечо воина. Передо мной просвет и в него летит острие Змиулана. Молодой оруженосец, дурачок с каким-то цветастым штандартом в руках, падает. После чего возвратным движением острие меча рассекает переносицу рядового воина. Он пытается отступить и, бросив оружие, зажимает рану руками. Сгибается, и я, будто акробат, прыгаю на его спину. Под ногами пружинит, и подранок опускается еще ниже. Прыжок дальше к самой надстройке и Змиулан крутится над головой, словно пропеллер вертолета. Взмах! Кто-то падает. Пространство вокруг очистилось, и тут еще один рыцарь, словно с картинки. Броня, квадратный щит с гербом и в правой руке позолоченный шестопер. Он пытается меня достать, но рыцарь неповоротлив. Шаг в сторону. Взмах клинка и его отрубленная рука падает на окровавленную палубу корабля. Следующий шаг уже на него и сильный толчок левой рукой. Рыцарь шатается, после чего, опускаясь, заваливается на левый бок, а я оглядываюсь. Вокруг чисто. Нос нефа снова за нами, зато на корме и в центре, возле мачт, идет жесточайшая рубка. – Все туда! – клинок указывает на центр нефа, взгляд через плечо, я вижу глаза залитого вражеской кровью Люторга и добавляю: – Прусс, веди людей! Бей католиков с тыла! Парень кивает и полтора десятка воинов, которые были со мной, направились на помощь товарищам. Одновременно с этим поверженный рыцарь с грохотом падает и Змиулан опускается на его позвоночник. Хруст костей! Противный и неприятный, настолько, что аж зубы сводит. Работа мясника, но ее надо делать. Рядом останавливается Немой, который меня не покидает, и я киваю в сторону прохода, который ведет внутрь: – Пошли, Ястреб, католикам в тыл ударим. Вагр слегка повел шеей, мол, даешь ты стране угля, Вадим Андреевич, мелкого, но дюже много. Рискуешь, и меня за собой тянешь. Однако лишь только я вошел в надстройку, как он последовал за мной. Мы оказались в просторном помещении, которое было забито бочками и канатами. Лишь посередине имелся проход, и по нему мы прошли к трапу. Прислушались. Угрозы нет, и только с палубы доносятся звуки боя. Добро. Нас не ждут. Спустились вниз и тут обнаружили матросов, десяток пожилых мужиков в потрепанной одежонке, типичных холопов, только морских. Думал, придется с ними драться, но нет, корабельные работяги забились в угол и молились. Это правильно. Мир и дружба, пацифизм и все люди братья, непротивление злу и христианские ценности. Так держать! А потом вам на шею наденут колодку, и будете вы на меня гамбулить, пока не сдохнете. Скоты! Вагр двинулся через скупо освещенный трюм в сторону кормы, а я за ним. Все свободное пространство было забито сундуками, полотняными свертками, рулонами сукна, гобеленами, мехами, бочонками и тюками, поверх которых находились брошенные впопыхах одеяла многочисленной охраны. Явно, это был не торговый рейс, по крайней мере, не обычный. Но разобраться с грузом предстояло позже, а пока мы поспешили на помощь своим собратьям. В районе выхода на палубу нам встретилось несколько раненых вражеских воинов, которые спускались вниз. Они шли со света в полутьму и нас не видели. Воины прикрывали тряпицами свои раны и вполголоса проклинали напавших на них северян, а тут перед ними вагр. Свист клинка! Вскрик человека и очередной мертвец падает на палубу. Новый выпад Немого и еще один убитый. Рядом с ним встаю я, и сразу же принимаю на клинок кулак, который летит в лицо вагра. Голая ладонь англичанина соприкасается с остро заточенным булатом и распадается на две половинки. Следом мой выпад прямо в его глаза и острие Змиулана вонзается в голову противника. Смерть прошла рядом, и снова вокруг нас нет живых врагов. Я оттеснил вагра и первым выскочил на палубу, где шло рубилово, кровавое и жестокое. Взгляд вправо и влево. Ситуация патовая, потому что Саморода зажали на корме возле рулевых весел, а Люторг пытается пробиться к нему, но не может. Враги, соответственно, между ними, а среди них мы. – Убиваем всех, до кого дотянемся и держим проход вниз, – бросил я назад. – По первому слову отходим в надстройку! Немой меня услышал, и мы снова вступили в бой. Наши крики разнеслись над палубой, а мечи стали кроить спины англичан. Благородные рыцари, их оруженосцы и рядовые воины падали один за другим, а мы не останавливались. Кровь покрыла своей коркой наши лица, и в этот миг нас можно было принять за каких-нибудь сказочных демонов. Рубка и гибель врагов, а больше ничего. Только это осталось в нас с вагром, и наш напор был настолько силен, что враги растерялись. Самород с Люторгом, напротив, быстро сообразили, кто это выкрикивает имя Яровита и пластает католиков в куски, и перешли в контратаку. Рыцарей, словно клещами, сжали с двух сторон, и они, естественно, попытались отступить и прорваться обратно в надстройку. Но мы с Немым перекрыли вход и продержались до подхода товарищей. Бились страшно, словно в последний раз, и наша сила превозмогла вражескую. Англичане почти все полегли и лишь пять-шесть человек попали в плен. Немного, но нам больше и не нужно. К тому моменту, когда мы с вагром смогли покинуть свой оборонительный рубеж и снова выйти на палубу нефа, туман заметно рассеялся, и сквозь него можно было разглядеть мутное желтоватое пятнышко светила, которое неспешно, как всегда, карабкалось по небосводу. Это добрый знак, солнце с нами, есть добыча и победа за нами. Будем жить дальше. Ко мне подошел сгорбившийся Самород, который облокотился на разбитую в щепки дверь надстройки и осипшим голосом выдохнул: – Тяжелая битва была... – Это так, – согласился я с ним. После чего, превозмогая слабость и сильнейшую усталость, я прошел на корму, и посмотрел в сторону ясно различимого концевого нефа в караване, который штурмовал Поято Ратмирович. Это судно было невдалеке от нас, всего метрах в ста пятидесяти и я видел, что там все в порядке. Схватка имела место быть, видать и на том “купце” была сильная охрана, но пруссов сто двадцать бойцов и они управились быстрее. Сейчас на нефе уже выкидывали за борт нагие трупы англичан, а на носу стоял Поято, который как-то странно махал руками, и постоянно указывал куда-то вправо. “Что это с ним?” – подумал я и перешел на правый борт. Прусс продолжал на что-то указывать, и я обнаружил, что два передовых корабля из каравана, неф и большой одномачтовый когг, разворачиваются. Расстояние до противника, который хочет отбить свои потерянные корабли, метров семьсот, предел видимости. Ветер навстречу англам, а значит, чтобы нас достать, они должны идти галсами. Это час времени, может быть, минут сорок, и что за такой промежуток времени можно успеть? Много чего. Как один из самых очевидных вариантов, собрать на захваченном корабле, где почти не осталось матросов, все самое ценное, поджечь его и уйти. Но это не наш метод. Мне грузовозы нужны не меньше чем деньги, так что никому и ничего можно не отдавать. Вот только для этого вновь придется пойти в бой. На вражеские корабли, где английские воины готовы к схватке, лезть не стоит, а вот остановить их можно. Как? Так ведь есть подарочек от Векомира. – Вадим, – рядом остановился Самород, – что будем делать? – Пойдем навстречу противнику. На шнеккере. Здесь оставь пять киевлян, тяжелораненых и Люторга, а всех остальных воинов обратно на “Яровит” и сажай на весла. Драккар остается на месте, его в деле задействовать не успеем, и если что, Поято поможет сыну Пиктайта. Варяг, который про огнесмесь волхвов ничего не знал, меня не понял. Как это так, одним шнеккером выйти против двух больших судов, на которых куча бойцов? Может быть, Вадим Сокол сошел с ума? Запросто. Его мысли были написаны на лице, и я его успокоил: – Драться с англами не станем. Подойдем вплотную и отскочим. У меня есть чем их остановить, а если не получится, то вернемся к нефу, наших воинов заберем и уйдем. Верь мне, Ранко. Он кивнул: – Верю. Самород стал поднимать уставших и израненных воинов, которые во время атаки нефа потеряли тринадцать человек только убитыми и столько же тяжелоранеными. Варяги и киевляне начали спуск в шнеккер, а я осмотрел пленников, которых уже связали, и выбрал среди них кандидата на быстрый экспресс-допрос, молодого большеглазого оруженосца с огромным фингалом под левым глазом и окровавленными губами. Он был испуган и готов на все, а мне требовались ответы на некоторые мои вопросы. Я подошел к пленникам и схватил оруженосца за окровавленный ворот рубахи, которая выглядывала из-под распоротого кожаного панциря. Рывок на себя и он передо мной. Толкаю его к надстройке и прижимаю к переборке. Парень, которому не больше шестнадцати лет, испуган настолько, что может обделать штаны. Поэтому для начала я его успокаиваю: – Ты будешь жить, и тебе не причинят никакого вреда. Но для этого ты должен ответить на мои вопросы. Понимаешь меня? – Д-д-да, сэр, – заикаясь, отвечает англичанин. – Вот и хорошо. Как тебя зовут? – Рональд, сэр. – Откуда вы, Рональд, кто были рыцари и воины, которые путешествовали с тобой на корабле и кому вы подчиняетесь? Краткая заминка. В душе парня сомнение и страх. Его необходимо подтолкнуть к максимально честным ответам и моя правая ладонь отвешивает ему хлесткую затрещину. После чего оруженосец начинает выдавать полезную информацию: – В караване воины трех владетельных и знатных лордов. Миля Глостерского, Первого графа Херефорда и лорда Брекнока. Ранульфа де Жернона, графа Честера, а так же виконта де Авранш и де Байе. Ну и моего господина Жоффруа де Мандевиля, Первого графа Эссекса. – Куда вы шли? – В Брюгге. – Зачем? – Мы охраняли товары наших сюзеренов, которые требовалось продать на рынках Фландрии. – Что это за товары? Парень снова замялся, и я опять замахнулся. Он сжался в комочек и пропищал: – Не бейте! Все скажу! – Говори. – В этом году наши сюзерены разграбили аббатство Рамси, а так же все самые богатые усадьбы и города Кембриджшира. Мы везем трофеи на рынок, а вырученные деньги были должны частью отправить в Англию, а частью передать братьям-крестоносцам из ордена храма Соломона. Это правда и это все, что я знаю. Не бейте! Молю вас! Вот оно как, и тут тамплиеры. Кое-что по этой теме я слышал от захваченных в плен цистерианских монахов, и получалось, что пока в Англии гражданская война, некоторые знатные господа, как со стороны королевы Мод, так и приверженцы короля Стефана, крутят свои темные делишки. Они грабят соседей, убивают народ и занимаются работорговлей. Меня это не касается, ибо плевать на англичан и их внутренние беды, когда своих забот полным-полно. Однако факт, что часть добычи нечистоплотные дворяне передают на нужды тамплиеров, я запомнил, а теперь получил этому подтверждение. – Вадим! – донесся окрик Саморода, спускающегося на шнеккер. – Мы готовы! – Иду! – отозвался я и, оставив в покое перепуганного оруженосца, кивнул Немому: – За мной! Спустя пару минут “Яровит” отошел от нефа, который носил название “Добрый Герберт”, и направился навстречу врагам. На борту была только половина экипажа, и из него два щитоносца и десять арбалетчиков, которые должны были меня прикрывать, когда я стану закидывать на борт вражеских судов предоставленные мне волхвами зажигательные снаряды. Пока шнеккер сближался с противником, я проинструктировал воинов. Затем в глиняном горшочке разжег специально заготовленные угольки для подачи световых сигналов в ночное время. Ну, а потом достал плотный войлочный тюк, внутри которого находилось десять темных глиняных бутылок в веревочной оплетке и с фитилем, который торчал из плотно запечатанного сургучом горлышка. Что находилось внутри, мне не сказали. Однако жрецы Святовида головой ручались, что огнесмесь работает, и я им верил, а чтобы вражеское судно загорелось, по их словам, мне надо было только поджечь фитиль и разбить бутылку. После чего начнется пожар. Вот такие дела и если рассуждать здраво, то в каждом зажигательном снаряде нечто вроде “греческого огня”: смесь из масла, нефти, камфоры, клея, фосфоритов, жира и еще нескольких компонентов. Так что по-хорошему, следовало бы заняться этим подробней, но пока не до того. Мне дали оружие, и я буду его использовать, а химичить станем уже в Рароге, благо, специалисты есть. Расстояние между шнеккером и вражеским нефом, вдоль бортов которого я насчитал не менее сотни английских воинов, сократилось до пятидесяти метров. Лучники противника, надо сказать, знатные стрелки, сделали первый залп, а наши арбалетчики ответили. Размен трое убитых на нефе и один раненный у нас. Кинжалом я отрезал от абордажного конца несколько кусков и, спрятавшись за бортом, стал привязывать их к веревочной оплетке бутылок. Сделал четыре завязки, пока хватит. Пришло время огня. Разумеется, если волхвы ничего не напутали, а то если огненная смесь гореть не будет, нам придется туго. Пропитанный маслом толстый фитиль опустился в горшок с угольками и немедленно загорелся. Хорошо. Я встал, и меня тут же прикрыли Немой и Самород. Фитиль тлел быстро, медлить было нельзя и я начал раскручивать снаряд. Виток. Второй. Третий. И еще один. – В сторону! – выкрикнул я. Варяг и вагр расступились. Борт вражеского нефа всего в тридцати метрах. Отпускаю веревку, и бутылка по высокой дуге летит во вражеское судно. Хлоп! Она упала на палубу, и ничего не произошло. Ранко и Ястреб моментально снова закрыли меня щитами, и я подумал, что бутылка могла не разбиться. Но в этот момент на английском судне что-то вспыхнуло. Огнесмесь все-таки сработала и вспышка была очень яркой. На палубе нефа забегали люди, которые стали тушить пожар, а я схватил следующий снаряд. Поджег. Раскрутил. Кинул. Попал. И этот заряд в отличие от первого полыхнул мгновенно. За второй бутылкой последовали третья и четвертая. Опять попадания и результат превзошел все ожидания. Пожар на борту нефа разгорался нешуточный, и англичанам стало не до преследования. – Ранко, поворачиваем ко второму противнику! – отдал я команду и снова спрятался за бортом шнеккера. “Яровит” сделал резкий поворот, отошел от горящего нефа и стал сближаться с коггом. Но там видели, что произошло с их товарищами, и они сделали все, что возможно, лишь бы не подпустить нас на расстояние броска. Стрелы и дротики встретили “Яровит” на подходе и все что мне удалось, разбить один снаряд об нос поворачивающего к берегу когга и еще один положить под его мачту. После этого вражеские стрелки подстрелили трех наших гребцов и двух арбалетчиков. Шнеккер быстро становился неуправляемым и, скрипя сердцем, я отдал команду отступить. Мой корабль пошел к трофейным “купцам”. Обстрел прекратился, и я, спрятав оставшиеся четыре снаряда в тюк, прошел на корму. Здесь встал рядом с кормчим, старым варягом Колотом и впервые за все время нашего знакомства, услышал от него похвалу: – Хорошо мы сегодня бились, Вадим, – произнес седоусый воин. – И немало католиков на тот свет спровадили. Ты хороший вожак и я доволен, что иду в бой вместе с тобой. Кормчий на любом корабле второй человек после командира. И про Колота я знал, что он служит Самороду, но не мне. Теперь же, прислушавшись к его эмоциям, я понял, что отныне он мой человек. – Да, знатная рубка была, дядька Колот, – я кивнул кормчему и посмотрел на остающихся позади врагов. Пожар на нефе разгорелся настолько сильный, что его уже не тушили, ибо бесполезно. Воины и матросы, спасаясь от огня, бросались в холодные воды Северного моря, и я был уверен, что до берега из этого экипажа никто не доберется. Слишком далеко до суши, а водичка нынче прохладная, полчаса покупался и буль-буль, пошел на корм подводным тварям. Взгляд скользнул в сторону удирающего когга. Единственный снаряд, который упал на его борт, наверное, уже был потушен. Дымок есть, а огня нет. Жаль, конечно, что не удалось и этого утопить. Но, видимо, такова воля богов или судьбы. Пусть эти англичане еще немного поживут, а там, кто знает, возможно, мы еще встретимся.
Глава 21.
Зеландия. 6651 С.М.З.Х.
Домой, то есть в Рарог на Зеландии, моя эскадра добиралась долго и медленно, и на это имелось несколько причин. Слишком мало на купеческих кораблях уцелело матросов, ветер никак не желал становиться попутным, и приходилось много вилять, а тут еще в проливе Каттегат земляки, свежеиспеченные зеландские феодалы, едва не напали. Как выяснилось позже, варяги ходили в Скирингсал, богатый норвежский город, где вербовали воинов и сбывали добычу. После этого направились в Венедское море. Шли себе спокойно вдоль северного берега Скандинавии, прикрытые туманом, пять кораблей, а тут мимо тяжелогруженые нефы и шнеккер с драккаром. Вот и решили вожаки, что мы немцы или недобитые датчане. Но я их вовремя почуял, а дальше все просто. Мы окликнули друг друга, и к острову я дошел уже под усиленной охраной в окружении фанатов, которые намек на весенний поход в Ла-Манш поняли сразу и, как один, решили составить Вадиму Соколу компанию. Я был только “за” и, на ходу обсудив с варягами предстоящий поход, расстался с ними. После чего моя эскадра втянулась в бухту Факсе. В Рароге все шло своим чередом. С мелкими неурядицами и производственными проблемами, само собой, ведь без них никак. Однако мои помощники, которые оставались на хозяйстве, с ними справлялись. Гаврила Довмонтов отвечал за припасы и попутно выполнял работу казначея-бухгалтера, который выдает людям жалованье и руководит гражданским населением: кузнецами, ткачами, бывшими рабами из славян, а так же подневольными датчанами. Илья Горобец занял должность коменданта Рарога и распределял воинов: кому в караул или в патруль, а кому на тренировки. Гнат Твердятов взял на себя функции главного военного инструктора, который все делает по утвержденной мной программе и гоняет дружинников, что киевлян, что варягов, что венедов, что пруссов, в хвост и в гриву, без сна и отдыха. Орей Рядко, который присмотрел себе в подручники пару человек среди молодежи, отвечал за духовное воспитание людей и контролировал постройку храма. Алексей Вязель с кузнецами, медниками и углежогами, чинил оружие и сельхозинвентарь, делал арбалеты, а помимо всего прочего по образцу готовой модели мастерил большой перегонный куб для производства крепкого алкоголя. Ну, а Провид Радей и его подчиненные, закончили возведение внешних крепостных стен и занимались святилищем Яровита, ремонтом причалов и вдоль всего берега строили оборонительные башни. Короче говоря, меня не было в Рароге больше месяца и ничего страшного. Поселение обходилось без хозяина, люди жили, работали и тренировались, и это было хорошо. Впрочем, вопросы, которые помощники оставили на мое усмотрение, имелись, и таковых было целых три. Первый вопрос – женский. Так сложилось, что с местными бабами у наших воинов отношения не заладились. Орей Рядко тихо и спокойно довел до каждого дружинника и мастера, что отныне все даны рабы, поскольку они католики и инородцы. А по славянским законам как? Вольный человек, взявший в свою постель рабыню, очень запросто сам может стать рабом. Таковы заветы предков и таков устоявшийся порядок, против которого не попрешь. Правда, данный закон трактовался по-разному и имел немало нюансов. Например, рабыне можно дать волю или ввести ее в дом как наложницу. Однако жрец Яровита, хоть и молод, но не глуп. Он заручился моей поддержкой и провозгласил, что Вадим Сокол будет толковать этот закон, по самому жесткому варианту. Воины и строители слова волхва услышали и датских женщин, после прибытия пруссов, не трогали. Местных бондов и рыбаков, которые не сбежали в Ютландию или Скандию, к началу осени всех поголовно обратили в рабы, и давать им свободу никто не собирался, по крайней мере, не сейчас. Однако женщин не хватало. Это было проблемой, и тогда я решил, что половину моей дружины необходимо вывезти на Руян. Все равно зиму я собирался провести в Чаруше, а после наших славных побед на венедском острове много вдов и немало девушек, которые потеряли женихов. Успех и разгром данов были оплачены кровью. Но род должен жить, и потому мои воины для девиц из племени ранов были завидной партией. Так что за остаток осени и зиму большую часть своих воинов я переженю, и проблема исчезнет сама собой. Особенно если самые лихие хлопцы привезут в Рарог не одну, а две или три невесты. Вторая скользкая тема, которая нарисовалась, денежный вопрос. Воины дали мне роту на три года службы. Они воюют, тренируются, тянут гарнизонную службу и проливают свою кровь, а я плачу им серебром. Гривна рядовому, три офицеру и шесть командирам кораблей. Все по честности. Вот только некоторых дружинников это перестало устраивать. Почему, если им идет генеральское жалованье? Да потому, что особо жадные ребята, к счастью таких было немного, не более пятнадцати человек, видели, как живут воины соседей, вольных варяжских капитанов, где распределение добычи шло по старинке. После чего они прикидывали стоимость добытого в Леддечепинге и в рейде к Ла-Маншу. Ну, а затем приходили к логичному выводу, что лучше было бы получать долю от хабара, а не фиксированное жалованье, которое обязывает их находиться на службе в любое время дня и ночи и беспрекословно выполнять приказы нанимателя. Что сказать? Резон в их размышлениях был, поскольку если бы я являлся обычным варяжским вожаком, то добыча распределялась бы следующим образом. Мне как вождю пять долей, иногда десять, и доля с каждого рума. То есть с захвата Леддечепинга я бы поимел примерно сто пять частей, а двести двадцать или больше должен был распределить среди воинов и других командиров. Значит, только с этого налета рядовой воин мог взять десять-двенадцать гривен. Правильно? Да. И, по мнению “жадин”, в лучшем случае, мне причиталась только треть от общей добычи и я не мог сверх меры напрягать личный состав тренировками и службой. Вот так все выходит по старым раскладам, и хотя пока несознательные дружинники, в основном киевляне и варяги, не возмущались, зерно недовольства могло прорасти и вылиться для меня в серьезные неприятности. Поэтому я не медлил. Вызвал к себе тех, на кого мне указали Твердятов и Горобец, просканировал их чувства, и поговорил с мужчинами всерьез. Сначала объяснил воинам свою политику и еще раз напомнил, что клятву они дали мне добровольно. Затем выслушал их резоны, мол, хорошо бы, чтобы все было как “при бабушке”, то есть по старому. Ну, а потом дал этим дружинникам полный расчет и освободил их от клятвы. Все! Гуляйте мужчины, отныне я вам не вождь. Вы сами по себе, а я сам по себе. Девять человек одумались сразу и от своей клятвы не отказались, покаялись, получили по пять нарядов, и встали в строй, а шестеро упрямцев ушли в Роскилле. При этом Самород предлагал всех по-тихому придавить или как-то наказать. Но зачем это делать? Они свои и еще принесут пользу нашему народу, а что покинули меня, так это их выбор. Очень скоро воины прогуляют накопленное серебро и поймут, что потеряли стабильный заработок, обмундирование и вооружение за счет нанимателя, хорошее питание и компенсацию в случае тяжелого ранения или смерти. Однако будет поздно. Назад я их не приму, а они, находясь в других ватагах, начнут рассказывать как хорошо и привольно в дружине удачливого Вадима Сокола. Реклама, однако, дорого стоит, а тут слухи сами начнут гулять, так что об уходе нескольких воинов я не жалел. Третья проблема была совершенно неожиданной, поскольку я про нее даже не думал, а касалась она беспризорников, которых после того как мы захватили Зеландию, было очень и очень много. По моим подсчетам не меньше трех тысяч, но не больше пяти. Датских детей в возрасте до десяти лет в самом начале оккупации почти никто не трогал. Взрослых датчан частью обращали в рабы, а некоторые феодалы делали их крепостными. По возможности, бондов и рыбаков вместе с женами и наиболее красивыми девушками продавали немцам. Но германцы, в связи с большим предложением и насыщением рынков, хорошую цену не давали. Причем вероисповедание живого товара купцов не интересовало. Во все времена они думали только о выгоде и целесообразности, а с детей толку нет. Поэтому подростки никому не нужны, бродят по острову и ладно. Пока не до них, а придет зима, либо прибьются к крепостным, либо померзнут, либо будут убиты. Так вот, детишки местных датчан, которые сейчас ударно трудились на моих стройках, стали сбиваться в стаи. Они промышляли мелким воровством, охотой и собирательством, и на этом прожили все лето и начало осени. Эти беспризорники прятались по лесам и в своих опустевших деревнях, но иногда выходили к Рарогу. Внимания на них не обращали, но недавно к ним прибилось около двухсот человек из владений Гудима Громобоя, Вартислава Никлотинга и моего соседа с северной стороны варяга Верена Байковича. Все вместе они смогли взломать продсклад в ткацкой слободке и утащить в лес немало припасов. Спускать это с рук нельзя. Надо было с ними что-то делать, и мои советники предлагали организовать на босяков облаву, всех переловить и поставить на работу вместе со старшей родней. Кто за зиму выживет, тому повезло, а кто нет, знать судьба такая. Вот только я этого совета не принял, а посидел вечерок и в своем блокнотике набросал все, что знаю о корпусе янычар времен расцвета Османской империи. Как гласила история известного мне мира, армия Османов состояла из нескольких частей. Это аскеры – земледельцы, ставшие солдатами и освобожденные от налоговых сборов. Кочевники-пастухи, которые выполняли вспомогательные функции и занимались примерно тем же самым, что делает стройбат. Кочевники-тюрки, составлявшие основу легкой кавалерии. Феодальное ополчение из тяжелой конницы и крестьян, которое собиралось в разных концах государства. Ну и, конечно же, янычарского корпуса. Османы регулярно проводили среди покоренных народов девширме (набор) молодых парней, которые жили в военных лагерях невдалеке от Стамбула, изучали мусульманскую религию, язык, законы империи и постоянно совершенствовались в воинском мастерстве. Это общеизвестно, точно так же как и то, что через несколько лет тренингов и психологической обработки болгары, сербы, греки, валахи, кавказцы и многие другие, забывали родную речь и свою прежнюю семью. Однако мало кто знает, что на определенном этапе обучения таких юношей отправляли в Анатолию, где они несколько лет вольно жили в турецких поселениях и в этот период к каждому молодому янычару внимательно присматривались. На что годен? К чему тяготеет? Каковы планы на жизнь? Есть ли амбиции? Не затаил ли зло на власть и насколько крепок в вере? После чего молодого янычара распределяли туда, где, по мнению специалистов, он принесет наибольшую пользу государству и султану. Кто-то оставался в приютившей его турецкой семье, другие отправлялись непосредственно в корпус, и находились в распоряжении главы государства или командующего какой-то армией, третьи шли на гражданскую службу и могли со временем занять очень высокое положение в обществе, а четвертые были оружейниками и пушкарями. Ну, а некоторые становились проповедниками и дервишами ордена бекташей, которые доносили до своих собратьев и юных рекрутов-христиан “истинную веру” и во время атаки часто шли впереди воинов с криком “Аллах керим” и это вселяло в сердца врагов страх. Вот такая структура, которая долгое время была опорой империи, и я подумал, что вполне могу создать такое подразделение. Деньги есть. Храм Яровита вскоре будет построен и верховный волхв Огнеяр пришлет мне несколько молодых и рьяных служителей нашего бога. Беспризорников в Зеландии хватает, а впереди много походов, и в каждом можно будет набрать крепких мальчишек, которые со временем возьмут в свои руки оружие, и встанут со мной плечом к плечу против своих сородичей по крови. Ну, а что касается воспитателей, то с этим тоже проблем не возникнет. Только в моей дружине больше тридцати увечных воинов, кому руку отрубили, кому ногу, кому плечо повредили. Они сидят без дела, и я их не брошу. Опыта у каждого такого бойца много, так что они займутся воспитанием молодежи. И хотя совершенно понятно, что с обучением и психологической подготовкой будущих венедских янычар постоянно будут возникать сложности, трудностей я не боялся. Но это что касается мальчишек, которых большинство, а ведь были среди беспризорников и девчонки, которых тоже следовало куда-то определить. Хотя с ними все проще. Они отправятся в подчинение ткачих, которым требовалась помощь на переборке и сушке льна. Решение было принято, и я приказал Илье Горобцу организовать большую облаву, прочесать все буераки, овраги и леса, и отловить беспризорников. Одновременно с этим строители должны были огородить одну из брошенных датских деревень частоколом и вышками. После чего пойманных датских подростков следовало отправлять туда. И пока подчиненные выполняли приказ, я поговорил с Ореем Рядко и увечными ветеранами, объяснил им свою затею, они ее одобрили и получили подробные инструкции. Волхву моя задумка показалось интересной, а отставникам надо было чем-то заняться, ведь на Руяне ждали далеко не всех, ибо многие так и не обзавелись семьей. Для них опора в жизни это ватага, и если вождь дает им возможность быть полезными своим товарищам по оружию и народу, они ею воспользуются. Дела пошли, и я засобирался на Руян. Но покинуть Рарог не удавалось, то на море шторм, то в поселении что-то происходит. Сначала с алхимиками разбирался, которых отдал во временное подчинение Алексея Вязеля, чтобы они изучали венедский язык, помогали ему в работе по созданию большого перегонного куба и по возможности делились знаниями. Затем провел пару дней с Карлом Ван-Мейером и начальником строителей Радеем, ибо требовалось определить, сколько материала необходимо на первую ветряную мельницу и где ее поставить. И так пролетела седьмица. Только с этим разобрался, как Горобец доложил о поимке всех беспризорников, которых отправили во временную резервацию в покинутую деревню старосты Андотта Старкадссона. Пока на них посмотрел, да учебный процесс наладил, вот тебе и вторая седьмица. Дата выхода в море постоянно отодвигалась, и я уже стал нервничать. Вскоре Нерейд должна родить, а я шляюсь по водным просторам и занимаюсь организационными мероприятиями в Рароге. Кроме того, давно надо навестить Векомира, который ждет доклада по применению огнесмесей в боевых условиях. А еще из Новгорода в Чарушу вот-вот прибудут крестьяне, воины и корабелы, и прежде чем допустить их в свое владение с каждым следовало поговорить и посмотреть, что за человек. Наверняка, не все переселенцы честные люди и я был готов дать зуб, что среди них есть пара-тройка убийц, которых прислал по мою душу Игорь Ольгович Черниговский. В общем, окончательной датой отправки нефов с пока нереализованной добычей и боевых кораблей на Руян я назначил сегодняшний день. Однако... А-а-а! Блин на! Опять заминка! Как это случается, в самый неподходящий момент прибыли гости. Сначала один на своей боевой лодье, а за ним другой, на торговой расшиве. Но я в своих планах уже определился и намеревался покинуть Рарог именно сегодня, а не завтра. Поэтому с каждым разговаривал прямо на причале. Так вот, лишь только я собрал вещи и спустился к морю, как на горизонте появился корабль, в котором был опознан флагман Вартислава Никлотинга. Понятно, что пожаловал сам княжич. Поэтому я встретил его лично и после приветствий, а так же короткого рассказа Вартислава, как мои соседи в составе сильной эскадры ходили на захват Борнхольма, он заявил: – Мы с Громобоем на тебя в обиде, Вадим. – Из-за чего? – естественно, удивился я. – А вот из-за этого, – княжич указал на готовые покинуть причалы нефы. – В поход сам пошел, а нас не позвал. Нехорошо. После падения Леддечепинга мы давали слово быть заодно, а ты в одиночку кораблями и добром разжился. Я чувствовал, что на самом деле Вартислав не в обиде, а только изображает ее. Для чего? Мне было понятно. Наверняка, он уже слышал, что я позвал встретивших меня в Каттегате варягов в поход, и он хотел, чтобы сосед пригласил его с собой. Ладно, я не гордый. Позову, конечно, тем более что расчет на него сразу делал. – Вартислав, дружище, – я добродушно улыбнулся и приобнял княжича за покрытые толстым кожаным плащом плечи. – Ты ведь знаешь, что я в разведку ходил, а трофеи это случайность. Повезло, вот и захватил их. – Ага! Тебе везет, – бодрич усмехнулся. – Только знаю я твое везение. Пока в голове все не сложил, в поход не пойдешь, и если что-то делаешь, то не просто так. – Есть такое, – согласился я с ним. – Но это все пустое. Весной снова в Ла-Манш собираюсь и, конечно же, приглашаю тебя с Громобоем. Пойдете? Княжич изобразил раздумье и, помолчав, кивнул: – Да. Мы с тобой. – Вот и хорошо. Я верил, что вы будете рядом. – Куда именно пойдем и что станем делать? – Давай об этом позже поговорим. – Когда? – На большом княжеском совете, который в Арконе перед Колядой (25 декабря) пройдет. Ты ведь там будешь? – Обязательно. – Вот там все и обсудим. Хорошо? – Договорились. – Княжич обернулся к своему кораблю, посмотрел на мои трофеи, тяжко вздохнул, ведь на Борнхольме добычи было немного, а потери в его дружине немалые, и кивнул на море: – К тебе еще один гость, Вадим. К берегу быстро приближалась пузатая торговая расшива, судя по красному солнцу на парусе, знаку многих ладожских купцов, прибыл тезка, про которого я знал, что он ведет дела своей семьи на Руяне. С ним тоже надо было поговорить, хотя бы несколькими словами перекинуться, и снова задержка. Вартислав заметил, как я слегка скривился и спросил: – К жене торопишься? – К ней, родимой, – ответил я. – Тогда до встречи на Руяне. Не стану тебя задерживать. Мы пожали друг другу руки. Вена в вену, как положено воинам и вождям. Корабль княжича отчалил и, разминувшись с расшивой, пошел в море. Мне же оставалось встретить следующего гостя, и вскоре я беседовал с Вадимом из Ладоги, который среди варягов за свою прижимистость и деловую хватку уже получил прозвище Жила. И это всего за одно лето, которое он провел в Ральсвике и Ругарде. Снова приветствия, вопросы о здоровье близких и караване из Новгорода, который вскоре должен прибыть на Руян. После чего разговор пошел о делах. – С чем пожаловал Вадим Гудоевич? – спросил я тезку. – По делу ко мне или мимо шел и в гости решил заглянуть? – Это как посмотреть, Вадим Андреевич, – молодой румяный купец расплылся в добродушной улыбке. – Иду из Ральсвика в Роскилль, по слову отца моего. Но перед этим решил на твой Рарог посмотреть и с тобой пообщаться. – О чем? – Да, понимаешь, Вадим, – цепкий взгляд ладожанина скользнул по стенам, башням и причалам, – это лето было для нас очень удачным. Пошлины на Руяне мы не платим и за это помогаем волхвам. Дела разные, торговые и по переселенцам, да и так, бывает, сведениями обмениваемся. Всем хорошо, особенно сейчас. Дружины домой возвращаются и добра из разоренной Дании волокут столько, сколько я за всю свою жизнь не видел. Корабли и драгоценности, шелка и сукно, ткани и масло, церковная утварь и одежда, рабы и металлы. Есть почти все, и мы это покупаем для перепродажи в Новгороде и русских городах по Днепру. Отец в Ладоге и Новгороде собрал купцов и создал свою торговую общину. Мне пересылает серебро, а я ему отправляю товары. Однако у нас много конкурентов из своих земляков и батя сообразил, что надо свои фактории ставить, отдельные от общих. Одну в Ральсвике уже организовали и там теперь есть Ладожский двор, другую в Сигтуне хотим сделать и еще одну в Зеландии. Отец говорит, что надо в Роскилле, а я считаю, что лучше в Рароге. Что на это скажешь, Вадим Андреевич? Расклад был интересный. Фактория в моих владениях это возможность сбывать трофеи прямо здесь, а не тянуть их в чужие порты. После такого в Рароге, наверняка, будет многолюдно. У нас станут гостить богатые люди, купцы и воины, которые, если грамотно поставить дело, построить таверны и увеселительные заведения, будут тратить здесь денежку. В итоге, в городе появится дополнительное серебро, а я смогу делать заказы на необходимые мне ресурсы с доставкой в Рарог. Так что следовало соглашаться, хотя есть понимание, что чем больше людей в моем феоде, тем выше вероятность конфликтных ситуаций и проникновения шпионов и убийц. В общем, все как обычно. Есть плюсы и имеются минусы. – Мне твоя мысль нравится, тезка, – сказал я купцу. – Однако учти, если будете в моих землях ставить факторию, цену за свои товары попрошу справедливую, без скидок на дружбу, и явных привилегий вам давать не стану. Впрочем, три шкуры драть не в моем интересе, да и в обиду вас не дам. Ведь я выгоду вижу, а раз так, то можешь ставить торговый двор, склады и причалы. Место выберешь, строителям заплатишь и устраивайся. – Это понятно, – купец не спорил. – Но это пока только мое предложение, а как отец решит, мне неизвестно. Ему письмо написать надо, а только потом, когда он с товарищами посоветуется, все и решится. – А ты, тезка, – я кивнул на стены за моей спиной, – походи вокруг, посмотри, что делается, и с людьми поговори. Ну, а потом так свое письмецо напиши, чтобы торговые люди в Ладоге и Новгороде приняли решение, которое нужно нам с тобой. Попозже в Роскилль съезди и сравни с тем, что имеется здесь. Там город большой, но он к данам близко, а в Рароге все проще и бухта тихая. Опять же в Роскилль многие поедут, а у меня только вы будете. Представляешь, никакой серьезной конкуренции? – Да, представляю, – ладожанин помолчал, после чего, подобно Вартиславу, кивнул на нефы. – Кстати, вижу, что ты опять с добычей? – Есть кое-что. – Продавать трофеи будешь? – Конечно. – Тогда, может быть, посмотрим, что у тебя в трюмах? – А казна при себе имеется или вся в Ральсвике осталась? – по моим губам пробежала усмешка. – Кое-что есть. Торговля дело такое, что только начни и не остановишься. Мы с тезкой поднялись на борт нефов и стали осматривать добычу, по которой уже была составлена полная опись. Затем долго торговались. Сделали краткий перерыв на обед и прогулялись по моим владениям, а потом опять спорили о ценах и перегружали на расшиву купленные купцом трофеи. День прошел. Выходить из бухты в ночь на нефах было не с руки. Поэтому я вновь остался ночевать в Рароге. Судьбина. Думаешь об одном, а получается совершенно другое. И что самое главное, виноват во всем я сам. Вот выбрал бы другой жизненный путь и, скорее всего, жил бы тихо и спокойно. Но нет, меня потянуло на большие дела и теперь я имею то, что имею. Сплю мало, а бегаю и дерусь много. Жену практически не вижу, и покой мне только снится. Волчья жизнь. Однако я несмотря ни на что, почему-то ею все же доволен. “Ну, ничего, – поздней ночью засыпая на одном из грузовых судов, подумал я. – Завтра точно в Аркону отправлюсь. С самого раннего утра, чуть только солнце взойдет. Подниму экипажи и вперед. Короткий переход и я на Руяне”.
Глава 22.
Руян. 6651 С.М.З.Х.
За окном падал снег. Я сидел за столом в помещении, которое называл кабинетом, и смотрел на расположившегося напротив человека. Это была пожилая, но все еще красивая женщина благородной крови, Мальмфрида Мстиславна. Несколько дней назад она приехала на Руян, с неофициальным визитом и письмами от датских ярлов к Векомиру. Верховный жрец Святовида и бывшая норвежско-датская королева встретились, а я в это время находился рядом. Было дело, хотел уйти, дабы не мешать тайным переговорам. Однако старый волхв оставил меня при себе. Поэтому, о чем шел разговор, я знал, и услышал для себя много интересного и познавательного. Ну, а когда Векомир и Мальмфрида заключили предварительное соглашение, жрец попросил меня об услуге. Пусть дочь Мстислава Великого, которая прибыла на остров инкогнито, погостит у меня в Чаруше. Всего седьмицу, до тех пор, пока не пройдет большой совет венедских князей и воевод, после которого волхв даст Мальмфриде окончательный ответ. Погостить, так погостить. Я был не против. В Чаруше тихо и спокойно. Чужаки там не появляются, а воины Мальмфриды находятся в Ральсвике. Католические шпионы, которые, наверняка, знают, кому они служат, присматривают за ними, но самой хозяйки не видят. Так что священнослужители, даже если захотят, ничего ей предъявить не смогут, и пока Мальмфрида отдыхает у меня в тереме, мы много общаемся. Говорим о политике и обсуждаем перспективы развития датско-венедских отношений. Затрагиваем Киевскую Русь и христианскую церковь, как ортодоксальную ветку, так и католическую. Иногда она пытается аккуратно разузнать, почему Векомир мне доверяет и откуда я вообще взялся. Однако поймать меня на слове трудно, я все время начеку и лишнего не болтаю. У нее в жизни свой интерес, ведь она представитель вчерашнего врага и возможного временного нейтрала, а я нахожусь на другой стороне баррикады. Так что с этой мадам разговаривать интересно, но все должно быть в меру. Вот и сейчас, сидим и попиваем горячий взвар, болтаем ни о чем, и иногда она задает мне скользкие вопросы. Хитрая женщина, которая по меркам своего родного века обладает острым умом, но я все ее ходы вижу на пару шагов вперед. – Хороший у тебя в доме взвар, – отпив из расписной глиняной кружки, произнесла Мальмфрида, кидая взгляд в окно, и плотнее закутываясь в соболиную накидку. – Чувствую смородину, вишню и мед. Но есть что-то еще. – Если интересно, спросите мою жену, – ответил я. – Мне неизвестно, что она добавляет. Вкусно, да и ладно. – Я бы спросила. Однако она все время с ребенком, а когда мы встречаемся, Нерейд почти не разговаривает, хотя я обращаюсь к ней на родном языке. “Это понятно, что на родном, ибо мама я у тебя Мстиславна шведская принцесса Кристина. Про это все в курсе”, – мимоходом мелькнула у меня мысль. После чего я постарался отделаться от гостьи пустой фразой: – Нерейд привыкла быть одна, вот и молчит. – Нет-нет, Вадим. Она отмалчивается только в моем присутствии, а с другими гостями и домашними весела и приветлива. Наверное, это оттого, что она считает меня чужачкой? – Может быть, Мальмфрида Мстиславна. – Но это ведь не так. Я славянка, а значит, своя. “Ага! Знаем мы таких своих, – подумал я. – Свои за родину сражаются, на родной земле живут и детей славянскими именами называют. Мне Ястреб, он же Немой, свой. Его жена, вдова погибшего под Орхусом варяга, которую он вместе с двумя дочками замуж взял, свои. Пропадающий на бумажном производстве Ставр Блажко, свой. Старый новгородский воин Славута Мох и ставший ему приемным сыном рыжий Торарин, свои. А ты мадам живешь там, где тебе лучше и там где привыкла. Хотела бы, давно бы на Русь уехала или где-то в наших краях обосновалась. Но нет, ты проживаешь в своем ютландском замке, и интересы норвежцев с датчанами ставишь выше венедских”. Впрочем, свои мысли я оставил при себе. Векомир велел быть с ней вежливым и свести знакомство, глядишь, пригодится, и я ему доверяю. Раз говорит, что с Мальмфридой надо приятельствовать, значит, так и будет. Поэтому, я вежлив. – Да, ты своя, – не вступая в спор с женщиной, согласился я. – Однако ты католичка, а моя жена в прошлом немало от них претерпела и даже была вынуждена принять крещение. Поэтому она иноверцам не доверяет. – Значит, Нерейд христианка!? – удивилась гостья. – Была. – Если кто-то крещен, значит, это на всю жизнь. – Не согласен. Мы стоим за родную веру, Мальмфрида Мстиславна, и прекрасно знаем, что человек не рождается рабом. Поэтому на протяжении всего жизненного пути он может выбирать и менять богов. При этом кому-то достаточно сказать всего лишь одно словечко и посетить храм, чтобы это понять, а иной идет к такому решению долгие годы и для смены небожителя должен совершить какие-то обряды. – Этого не может быть. – Тогда давай рассмотрим твою веру. До принятия христианства даны, норги и свеоны были язычниками? – Да. – Но они смогли поменять небесного покровителя. Прошли через крещение и так отреклись от старых богов. Значит, всегда можно вернуться назад. Правильно? – Получается, что да. – Вот и выходит, что свобода воли остается с нами, несмотря ни на какие запреты и внушения. Все просто и не надо придумывать сложности. – И что, твоя женщина прошла через какие-то обряды? – Нет. Нерейд это было ненужно. Она родилась язычницей. Родная вера в ней сильнее непонятного католицизма, и этого достаточно. Мальмфрида сделала очередной глоток взвара, поставила кружку на стол, поправила выпавшую из прически прядь волос и спросила: – А вот интересно, там, откуда ты родом, люди так же считают? Вопрос, который Мстиславна задала самым обычным ровным тоном, как бы невзначай, был с подвохом. Это ясно, поэтому я усмехнулся и кивнул в сторону окна: – Мой дом Руян, а здесь всегда так было. – Сдается мне, что и ты не хочешь быть со мной откровенным, Вадим. Ведь ты не варяг. Это я вижу так же ясно, как и то, что ты прирожденный воин, который служит одному из старых богов. Скажи мне, из каких ты краев и почему Векомир, этот старый ненавистник христиан, так верит тебе? – А почему ты решила, что я не из племени ранов? – Признаков много. Говор, повадки, манеры и отношение к людям. Ты все воспринимаешь совсем не так как варяги и живешь по-другому. Вон, – она кивнула на печь в углу комнаты, – даже очаг у тебя не такой, какой делают руянцы, а значит, печники мастерили его на заказ. Кроме того, за тобой нет большой семьи, и ты начинаешь все с самого начала. Еще пару лет назад о тебе никто не знал, а теперь имя Вадима Сокола из Рарога гремит по всему Венедскому морю. – Так уж и гремит? – Да. Слишком ты удачлив и расчетлив. Не так давно рядовым воином в Сигтуну ходил, а теперь один из самых сильных зеландских владетелей, про которого при дворе моего пасынка Свена Эстридсена только ленивый не слышал. Так что нет, ты не с Руяна и вообще не с берегов Венедского моря. – А сама-то что думаешь по поводу моего происхождения? – продолжая улыбаться, спросил я собеседницу. – В одном из замков моего первого супруга короля Сигурда жил скальд Гуннар, которого он привез из Святой земли. Этот сказитель был очень стар, настолько, что помнил еще прадеда моего мужа, и я видела его всего несколько раз. Однако он мне запомнился, потому что его истории были интересными и правдивыми, а одна запомнилась особо, так как Гуннар рассказал о своей жизни. Не всегда он был певцом и в молодости этот викинг служил в Варяжской гвардии императора ромеев. Немало подвигов совершил храбрый норг и как-то раз его сотню послали далеко на восток. Гвардейцы должны были добраться до сказочной горной страны, где правит великий волшебник, текут молочные реки и растут сады, в которых есть плоды продлевающие жизнь человека. Воины поклялись доставить эти чудесные фрукты государю, и пошли на восток, через земли сельджуков и газневидов к горам, верхушки которых задевали облака. Шли год и другой, терпели нужду и холод, голодали и бились с бандитами и воинами иноземных государей. И, наконец, они нашли эту сказочную страну, крохотное княжество в одной горной долине, куда трудно добраться, потому что торных путей не было, а вокруг бродило множество огромных и злых волков. Только в этой долине не росли молодильные яблоки, а в реках текла обычная вода. Воины были разочарованы и собирались вернуться в империю. Однако местные жители не отпустили их, и тогда гвардейцы решили вырваться с помощью оружия. Но против них вышли могучие бойцы, каждый из которых был равен трем воинам ромейского государя. Произошла жестокая битва, все северяне полегли, и только Гуннар выжил, потому что его приняли за мертвеца и бросили на заснеженном перевале. Женщина прервалась, а я поинтересовался: – И какое отношение это история имеет ко мне? Мальфрида хмыкнула и ответила: – Гуннар сказал, что обитатели чудесной страны были венедами или русами. Они говорили на том же самом языке, что и варяги из гвардии императора, только немного иначе. И еще он добавил, что правитель этого народа, князь-оборотень, лично срывал с тел гвардейцев кресты, у кого они имелись, и клялся, что запад ответит за пренебрежение верой предков. Он сильно гневался и кричал, что вырастит погибель носителей креста и пошлет против европейцев и мусульман одного из своих потомков, рядом с которым на белоснежном жеребце будет скакать сам бог войны. – А викинг не думал, что это угроза ничего не стоит? – Нет. Сказитель верил, что рано или поздно с востока придет великий завоеватель, который сметет со своего пути все преграды, и он боялся этого. Ну, а потом, когда Гуннар умер, я сама не заметила, как подспудно тоже стала верить в приход карателя. – Это не я, – мои раскрытые ладони разошлись в стороны на уровне груди, – честное слово. – Понимаю, что не ты, ибо твой бог предпочитает гнедых жеребцов. Но ты можешь оказаться разведчиком, который наблюдает за тем, что происходит в Европе, и готовит венедов к приходу того, кто рядом со своим походным шатром станет держать белого жеребца. – Мальмфрида взяла паузу, смерила меня оценивающим взглядом и спросила: – Так ты разведчик? – Нет, я сам по себе. – Значит, ты не хочешь говорить о своей настоящей родине? – Повторяю, Мальмфрида Мстиславна, моя родина Руян, хотя вырос я на Руси и много путешествовал. Отсюда несколько иная речь и повадки, а вы придумываете себе лишнее. – Тяжелый ты человек, Вадим, – женщина встала. – Пойду прогуляюсь. – Охрану выделить? – Не стоит. Я буду во дворе. – Как скажете, дорогая гостья. Посланница датских ярлов вышла, а я остался сидеть на месте, мелкими глотками пил взвар и думал. Есть ли истина в рассказе норвежца Гуннара? Кто знает, очень даже может быть. Взять хотя бы историю Темучина, более известного как Чингисхан. Он потомок Бодончара, который произошел от матери Алан-гоа, а ее любовником, если верить многочисленным степным легендам, был сам солнечный бог, приходивший к женщине в образе желтого человека, а покидавший ее в виде желтого пса. Вот тебе оборотничество и несвойственная монголам внешность Темучина, а если вспомнить, что вблизи шатра великого завоевателя всегда стоял белый конь, на котором сидел невидимый бог войны Сульдэ, то это еще одна параллель. Правда, говоря о белом коне, Мальмфрида подразумевает жеребца из храма Святовида, а про монголов она ничего не знает. Такие вот расклады и, при желании, под эту теорию можно подвести некоторую базу. Но, по-моему, ненужно. Не до того сейчас. Поэтому история Гуннара-гвардейца не более чем интересная быль, которую позже я перескажу Векомиру или Огнеяру. “Ладно, к бесам досужие беседы и побасенки. Хватит! – допивая взвар, взбодрил я сам себя. – Пора подумать о делах, а то завтра на основе собранных ОБК и мной сведений, надо предоставить верховному жрецу Святовида устный доклад о положении дел в районе Венедского моря, так сказать свежий взгляд со стороны. Ну, а у меня еще ничего не готово. Мысли есть и данных хватает. Однако пока все разрозненно, а докладывать необходимо кратко, четко и по существу, дабы волхв увидел общую картину моими глазами и за сутки до большого совета вождей успел переосмыслить то, что я ему скажу. Он, конечно, человек умный и делает для спасения своего народа и родовых богов все, что только возможно. Но от хорошего совета старик не отмахивается и ко мне иногда прислушивается. Вроде бы в мелочах, но от мелких замечаний, порой, зависит очень многое”. С чего начать? Пожалуй, что с предложений Кнуда Магнуссона и Свена Эстридсена, которые передала Векомиру моя нечаянная гостья. Датские ярлы, которых поддерживали Шарль Понтиньи и бременский епископ Адальберт (редкостные сволочи, постоянно засылающие к нам шпионов), смогли договориться со своими германскими соседями, пфальцграфом Фридрихом Саксонским и гольштейнским графом Адольфом Шауэнбургским. Аристократы Священной Римской империи готовы покинуть Ютландию, и сакс отказывался от всяческих претензий на датскую корону, а местные ярлы, один из которых уже метил в короли, обязались выплатить им дань и поддержать немцев в весеннем наступлении на столицу бодричей Зверин. В итоге все остались довольны, по крайней мере, внешне. Священнослужители примирили католиков. Даны смогли более-менее спокойно вздохнуть и немного придти в себя. Ну, а немцы, которых церковники вновь перенацелили на венедов, получали возмещение своих финансовых потерь и поддержку датчан в очередном “Дранг нах Остен”. Вот только Кнуд, который уже побывал в плену, и предавший тамплиеров и Ассера Рига ярл Свен, после череды поражений, стали немного умнее, чем раньше, а главное, осторожнее. Несмотря на посулы Шарля Понтиньи и Адальберта Бременского, они воевать не собирались. Слишком велики датские потери, территориальные, финансовые и людские, и оба вождя прекрасно понимали, что если и воевать с венедами, то лет через пять, не раньше, а иначе королевство может попросту прекратить свое существование. Поэтому они прислали к нам Мальмфриду свет Мстиславну, которая их послание передала дословно: “Мы враги, а иначе и быть не может, слишком много крови между нами. Но мы поступим по чести. Весной против вас выступят войска Фридриха Саксонского и Адольфа Гольштейнского, а так же отряды Германа фон Шталека, Хартвига фон Штаде, Оттона Амменслебенского, архиепископа Адальберта Бременского, наемники из Хальберштадта, Мюнстера, Мерзебурга, Гамбурга и Магдебурга, тамплиеры из Франции и вольные рыцари со всей Европы. Цель германцев – Зверин. Датчане в этой войне участия не примут. Мы хотим нерушимого мира сроком на десять лет. Мы признаем потерю Зеландии, Мена, Лоллани, Фальстера и Борнхольма, но требуем неприкосновенности остальных исконно датских земель. Договор должен быть тайным и будет заключен между князем племени ранов Мстиславом Виславитом с одной стороны и королем Дании Кнудом Пятым Магнуссоном с другой. Таково наше предложение. Если оно вам по душе, да будет между нами временное примирение. Если же нет, даны станут драться до конца. Слова сказаны”. Чего-то подобного руянские жрецы и Мстислав Виславит ожидали уже пару месяцев, и вот свершилось. Даны попросили мира на определенный срок и обозначили свои условия, которые были нам выгодны и, хотя слову ярлов верить не стоило, несколько лет они будут заняты своими проблемами и восстановлением численности флота. Пусть трудятся, а мы добивать их не намерены, ибо, уничтожив датчан, венеды надорвутся, а земли данов захватят немцы, которые используют Ютландию как плацдарм для создания собственных военно-морских сил. Значит, да будет мир. Далее Норвегия. Жители этого королевства в большую политику не вмешивается и церковь норгам пока не указ. У них своих проблем хватает, а если учесть что в данный момент после смерти Харальда в Норвегии сразу три короля-соправителя: бастард прежнего государя десятилетний Сигурд Харальдсон, восьмилетний Инге Харальдсон и прибывший в прошлом году из Шотландии восемнадцатилетний Эйстейн Харальдсон, то им не до войны. Главное, чтобы их не трогали, и они никого не тронут. И хотя нельзя сказать, что норвежские ярлы рады видеть варягов в Скирингсале, выгодная торговля им интересна и немало горячих скандинавских хирдманов готовы бросить родные края и отправиться на Руян или в Зеландию. Жажда приключений и наживы манит активных мужчин, и они идут за тем, кто смел, удачлив и готов делиться с ними добычей. Так всегда было, так есть и так будет. Следующее государство-сосед Новгородская республика, которая в этом году опять прижала к себе Псков с окрестностями. Тамошнее купечество очень хорошо наживается на добыче венедов и перепродаже трофеев на Русь и дальше, в степь и причерноморские страны. Сюда отправляются переселенцы и идут караваны с оружием и продовольствием, а новгородцы получают наши товары, руянский янтарь и померанскую соль, шведское железо и норвежскую посуду из жировика, и могут использовать для стоянок венедские порты. Поэтому все довольны и я в том числе, ибо своих крестьян, десяток корабелов и полсотни воинов, среди которых оказалось сразу семь подсылов князя Игоря Черниговского, зеландский феодал Вадим Сокол получил в срок. В следующем году, по весне, еще человек триста-четыреста приедет, опять мастеровые, строители и крестьяне с дружинниками, и можно сказать, что канал по переселению набивается устойчивый. Кстати, не только у меня, но и у волхвов, ведь только этой осенью они получили полторы тысячи новгородских язычников, которые расселяются на острове Борнхольм, где Векомир планирует начать разработку местных гранитных каменоломен. В общем, с республикой контакт налажен, и единственная проблема это республиканские ушкуйники, которые подобно лихим норвегам начинают перебираться поближе к Руяну. Причины этого уже названы: слава и добыча. Соответственно, для нас это хорошо, ибо клинки новгородцев нам нужны. Да и для Совета Господ это вроде бы неплохо, так как город избавляется от буйных повольников. Но с другой стороны ушкуйники один из составных элементов республиканского войска и, лишаясь их, Новгород немного слабеет. Впрочем, нашим общим делам это пока не помеха, а значит, сотрудничество продолжается и набирает обороты. За Новгородом незалежная Польша. Там князь-кесарь Владислав снова начинает драку с братьями, и опять зовет на помощь чехов, германцев и киевлян. Всеволод Ольгович мнется и трется, но соглашается оказать старшему Пясту поддержку. А вот моравы с немцами уперлись и вместе с католическими священнослужителями склоняют его к новому походу на венедов. Однако Владиславу плен пошел впрок. Он видел, какой ужасной смертью погибали его вассалы братья Грифины и этот урок был усвоен. Поэтому князь-кесарь на новое наступление не решается, хотя это ненадолго. Рано или поздно его сломают, и он все равно попытается отбить Померанию, но, как докладывает наша разведка, усердствовать князь не станет, будет тянуть время и наблюдать за дракой крестоносцев с язычниками со стороны. Венедов это должно устроить. Вот только мы прекрасно понимаем, что церковники тоже не дураки, а раз так, то они многое понимают. И из этого следует, что если Владислав Пяст станет кочевряжиться, его, скорее всего, просто уберут, смахнут с политической шахматной доски, словно битую пешку, и забудут. После Польши одним пакетом рассматривается Прибалтика и Финляндия. В этом году на помощь к венедам приходили пруссы, которым воевать на нашей стороне понравилось. Правда, прибалты понесли серьезные потери, но за осень и зиму они их восполнят, и уже весной возле Руяна появится новая языческая флотилия. Не пять тысяч воинов, а гораздо больше. Если дипломаты из волхвов Перуна и Велеса (наиболее близкие к пруссам культы) правильно считают, то приплывет восемь-десять тысяч мечей. Откуда столько? Да все оттуда же, из лесов. Ведь в минувшем военном сезоне (кстати, забавное название, надо запомнить) под командой Пиктайта были представители нескольких отдельных земель: Помезании, Погезании, Вармии, Натангии, Самбии и Скалвии. После победы над данами его войско приволокло домой много трофеев, среди которых есть большие корабли. По этой причине помимо воинов из уже названных земель о сражениях и добыче мечтают мужчины из Бартии, Надровии, Галиндии и Судовии (земля племени ятвягов). И это не все, потому что идут переговоры с самогитами из Нижней Литвы (до Верхней, где проживают аукштайты, еще не добрались), куронами, семигаллами, селонами и латгаллами. Вот тебе и войско, стоит признать, не самое лучшее, ибо профессионалов среди прибалтийских лесовиков не очень много. Однако они быстро учатся и это серьезная сила, которую используем мы, а не крестоносцы. Что же касается Финляндии, то там при посредничестве Онни Коскенена тоже ведется работа. Руянские волхвы убеждают вождей и шаманов, что нам надо дружить, и хотя воинов в тех краях не очень много, они есть. Впрочем, основная ценность суомов, племен емь, сумь и карелов, не крепкие мужчины, готовые воевать на другом конце Венедского моря против крестоносцев, а территории и припасы. Нам нужны надежные тыловые крепости и регулярные поставки продовольствия для постоянно увеличивающегося войска, той же самой рыбы, и финские вожди за долю малую готовы нам помогать. Ну, а коли так, то вскоре в наиболее удобных прибрежных гаванях Финляндии появятся наши остроги и торговые форпосты, которые иногда будут находиться рядом с новгородскими факториями. Пойдет взаимовыгодная торговля и всем будет хорошо, а позже, когда отношения венедов и суомов окрепнут, вглубь их земель отправятся наши доморощенные геологоразведчики и партии охотников. Так-так? Что дальше? Наверное, Швеция. Подобно венедам, в тех краях сторонники родной веры воюют с католиками. Свеи Хунди Фремсинета против гетов Юхана Сверкерссона при нейтралитете готландцев. Силы примерно равны и они постоянно истощаются. Фремсинет поддерживает нас, значит, нам необходимо поддерживать его. Это логично. А что ему нужно для окончательной победы? Само собой, оружие, деньги и люди, поскольку после тяжелой летней военной кампании у него со всем этим плохо. Векомир принял решение помочь союзнику и, на мой взгляд, это правильно. Уже выделено серебро и в Новгороде закупается серьезная партия вооружения, а помимо того с моей подачи вводится такое понятие как “доброволец”. По городам и весям брошен клич “Айда бить гетов!”, но на него откликаются немногие, ибо католиков можно крушить и здесь. Зато новгородские ушкуйники за долю в добыче, несмотря на то, что официально они христиане, готовы направить свои лодьи и расшивы к берегам Гетланда. Так что если Фремсинет напряжется, в следующем году он своих врагов задавит и снова в районе Венедского моря будет единое Шведское королевство. Не такое сильное как прежде, зато языческое и союзное Руяну. Ну и последние, кого необходимо упомянуть, это германцы. Они собираются выступить против бодричей, про это я уже упоминал. Пока это еще не Крестовый поход, а прелюдия к нему, и мы должны встретить врагов со всем нашим радушием. Встретим. Благо, сил хватает. Но кто встанет на пути германцев? Перечислю. Превосходная кавалерия Никлота. Отличные партизаны-лесовики лютичей. Щитоносная пехота поморян. Варяжская бронированная вольница. Витязи славянских богов. Пруссы и другие прибалты. Ополчение, которое станут беречь, и использовать только в самом крайнем случае, а так же нами впервые будут применяться сооруженные пленными польскими мастерами, захваченными под Пырыцей, полевые баллисты и станковые стрелометы. При этом давать большое сражение в чистом поле не планируется, ибо нам нужна победа малой кровью. И для этого вдоль своих границ, на главных дорог, Никлот строит сразу несколько мощных фортов, которые станут шверпунктами – оборонительными опорными точками, а основное войско будет находиться в лесах рядом с ними и дергать католиков с флангов. В итоге мы германцев измотаем и разгромим. Однако зачем я говорю “мы”? Сам-то я с варягами, Громобоем и Вартиславом, собираюсь в морской поход, который хорошо укладывается в общий план по встрече крестоносцев. За пару лет венеды приучат европейцев к тому, что варяги могут ударить с моря в любой удобный для них момент. Поэтому, когда придет черед отправляться в Крестовый поход, многие феодалы хорошенько подумают, и спросят себя, а надо ли им куда-то идти, если свои владения под ударом? Кроме того, каждый налет на Фландрию, Англию, Германию и Францию это экономическое ослабление противника. Конечно, при этом нельзя забывать, что нападения заставят врагов как-то консолидироваться и строить больше кораблей, а нас будут ненавидеть. Но бонусов от морских походов, после открытия Каттегата, слишком много, а на кону стоит существование ставшего для меня родным народа, так что с католиками церемониться никто не станет. – Да-да-да, – вставая и потягиваясь, сказал я и подошел к небольшой печке, которая находилась в углу помещения. На плите с края стоял медный чайник (подарок Алексея Вязеля) с компотом-взваром. Я наполнил кружку и снова подошел к окну. Горячий и слегка сладковатый напиток прокатывался по пищеводу. Настроение было бодрое, и я наблюдал за суетой во дворе. Из-за мутноватого стекла видимость была плохонькая, но основное я подмечал. От ворот к дому прогуливается Мальмфрида Мстиславна. Перед конюшней стоят Немой и его жена, слегка полноватая миловидная брюнетка Стойна. Рядом ее малолетние дочери, которые наблюдают за лошадьми. На крыльцо вышел Славута Мох, а следом появился вытянувшийся и окрепший Торарин. В руках парня, которого я собираюсь вместе с новгородским воином забрать в Рарог, чтобы они вплотную занялись янычарами, два тяжелых деревянных клинка, а значит, у них будет тренировка. Все как обычно. Порядок в доме устоялся и каждый человек в моем руянском хозяйстве своим житьем-бытьем доволен. – Так-то, – снова произнес я самому себе, одним глотком опустошил кружку и направился в спальню. Вошел тихо и увидел, что Нерейд дремлет, да так забавно, устроилась на краешке кровати и кажется, что она вот-вот готова вскочить на ноги. Устала моя красавица. Сын ночью и днем капризничал, у малыша болел живот, и она была с ним. Я присел перед люлькой, в которой находилось крохотное тельце Трояна, именно такое имя получил мой первенец. Его глаза были закрыты, и в душе ребенка царил покой. Добро, так и должно быть. “Спи малой, – глядя на него, мысленно прошептал я. – Пока есть возможность, отдыхай, а то подрастешь немного, и я займусь твоим воспитанием по методикам витязей. Гонять буду от рассвета до заката, и будешь ты у меня к шестнадцати годкам такой боец, против которого не всякий ветеран выйти сможет. Спи, а пока не вырос, батька тебя защитит и прикроет”.
Глава 23.
Руян. 6651 С.М.З.Х.
Второй общевенедский сход, который проходил в Арконе, длился четыре дня. Вожди решали, как жить дальше. Вопросы ставились и поднимались более чем серьезные и, несмотря на одержанные нами победы и радужные перспективы, никто не расслаблялся. Люди, которые отвечали перед своей совестью и предками за десятки тысяч соплеменников, много общались, слушали волхвов, а затем думали. Потом опять приходил черед разговоров, и снова обсуждались самые разные темы. Что характерно, в отличие от прошлого совета, споров не было. Князья стали больше доверять Векомиру и друг другу, и это понятно, ибо пролитая совместно кровь и общие дела сближают. Поэтому основные проблемы рассматривались не как частные заботы какого-то одного племени, а как вопрос, который касался всех венедов. В итоге, уже на Коляду, были приняты и обнародованы решения, которые без натяжки можно назвать судьбоносными. Я за всем этим наблюдал со стороны, в дела князей не встревал, и лично для себя выделил основное: Первое, отныне племенные сообщества ранов, бодричей, лютичей и поморян, как встарь, объединяются в единое целое и объявляют о создании государства Венедия во главе с выборным великим князем. По сути, это конфедерация. Поэтому великий князь всего лишь координатор и снабженец, который прислушивается к волхвам и своим собратьям, а племена продолжают сохранять независимость, и совместно отражают наступление католиков. Кандидатура на эту высокую должность была только одна – князь лютичей Прибыслав, человек в возрасте и с огромным опытом за плечами. Пока он устраивал всех, и более молодые вожди на роль номинального лидера не претендовали, ибо им заниматься тыловыми проблемами и урегулированием спорных вопросов просто некогда. Рагдай крепит границу по реке Нотец и давит сепаратистов из Гданьска, где местные аристократы вздумали поиграть в самостийность. Никлот строит крепости и проводит обучение военных отрядов, которые первыми встретят германцев. Мстислав занят Руяном и Зеландией. Ну, а земли Прибыслава сейчас в безопасности и только на юге лютичи соприкасаются с лужичанами, которые по-прежнему служат немцам. Хотя стоит отметить, что после прошлогоднего разгрома ляхов из тех земель к венедам стали перебегать люди. Не очень много, но по десять-двадцать человек каждый месяц просит приютить их и дать возможность биться с католиками. Короче говоря, вот такие дела. Отныне у венедов есть верховный правитель, великий князь Прибыслав, какой никакой, но свой. Второе, князья узнали о тайном предложении датских ярлов и приняли его. Про это никто не должен был знать и официально война продолжается. Однако на деле все должно затихнуть. Вольные варяги получат четкие указания не тревожить Ютландию, Скандию, Халланд и оставшиеся за викингами острова, и Мстислав ручался, что против его воли никто не выступит. Конечно, возможны случайные налеты и стычки, как с нашей стороны, так и с датской, ибо от этого никто не застрахован и, наверняка, будут провокации. Однако это мелочи. Лихих парней с обеих сторон хватает и если серьезного вожака или ярла удержать можно, то мелкие капитаны зачастую ведут собственную войну. Они дрались и продолжат драться. Однако поддержки со стороны князей и наиболее влиятельных датчан такие налетчики не получат. Третье, было решено помочь Хунди Фремсинету. Для этого ему собирались отправить оружие, серебро из храмовой казны, около тысячи новгородцев, которые готовы воевать против гетов, и пятьсот варягов с Руяна. С этими силами свеи должны были до следующей осени расколотить врага и начать подготовку к еще большей войне. При этом, естественно, помощь венедов и ушкуйников была не бескорыстной. За пролитую кровь, свою и чужую, новгородцы хотели получать всю захваченную ими добычу, а волхвы и варяги претендовали на железные рудники и плавильные домны в Гетланде вместе с парой хороших портов. Фремсинету и лагману Тостерену деваться было некуда, и потому условия Руяна были приняты безоговорочно. Четвертое, против германцев Фридриха Саксонского и Адольфа Шауэнбургского, которых по самым скромным подсчетам должно быть не меньше тридцати тысяч, были готовы выступить все наши силы. Однако проводить всеобщую мобилизацию не стоило и армия венедов, которую возглавит Никлот, должна состоять из следующих отрядов и соединений. Сами бодричи выставят три с половиной тысячи всадников, из которых шестьсот воинов это тяжелая кавалерия, а так же шесть тысяч пехоты. Лютичи дадут пятьсот всадников и четыре тысячи лесовиков. Поморяне пошлют три тысячи щитоносцев и триста конников. Да волхвы из разных славянских культов, которые постоянно увеличивают численность своих дружин, обещали дать пятьсот храмовников, в основном обычных воинов, но будут среди них и реальные “вит азм есть” из дружин Святовида, Перуна, Триглава и Яровита. Итого против германцев соберется примерно четыре с половиной тысячи всадников и больше тринадцати тысяч пехоты, которую поддержит артиллерия, четыре батареи по четыре баллисты и три десятка передвижных стрелометов. Для обороны, истощения противника и последующего его разгрома это нормально, тем более что бодричи за зиму превратят пограничье в полосу смерти. Пятое, помимо войны в землях бодричей планировалось ударить по Любеку и Ольденбургу, и это работа для варягов князя Мстислава и пруссов вождя Пиктайта. Однако этот удар будет осуществлен не сразу. Среди немецких купцов, которые уже покидают Руян и венедские города вдоль материкового берега, должны разойтись слухи о том, что раны и прибалты не собираются идти на подмогу бодричам. Мол, Мстислав готовит большой поход в Европу, а Никлот должен справиться с германцами без помощи варягов. Поверят немцы в это или нет, неизвестно. Скорее всего, заподозрят обман. Но все же это их немного расслабит, и когда начнется наступление католиков на Зверин, варяги и пруссы атакуют Ольденбург, бывший Старгард, а там уже как судьба распорядится. Однако мы надеялись, что Мстислав, который имеет опыт по захвату городов, с поставленной задачей справится и после Ольденбурга доберется до Любека (Любицы). При этом задача удерживать города не ставилась. Нечем их удерживать, а значит, в ход идет датский сценарий, разграбление и поджог. Шестое, кроме всего прочего, зеландским вождям, среди которых был и Вадим Сокол, настоятельно рекомендовалось погулять по Северному морю и пограбить европейцев. И всего, по моим предварительным прикидкам, собиралось выступить три большие ватаги. Одна моя, в составе двенадцати-четырнадцати кораблей. Другая под командой лютича Вихорко Воробья, с которым пойдет девять кораблей. И еще одну поведет варяг Сбыслав Русай, у которого пять отличных драккаров. В общем, сила, которая, к моему великому сожалению, будет разбросана. Ведь если бы мы были все вместе, то смогли бы взять какой-то крупный город, Брюгге, например, Утрехт, Дортмут, Кале или Руан. Однако Воробей и Русай, с которыми я успел перекинуться парой слов, не желают присоединяться к эскадре Сокола. Ну, а мне не интересно быть с ними. Поэтому каждый сам по себе. Седьмое и последнее, князья решили начать чеканку собственной монеты, не медной, которая на Руяне и без того уже выпускается, а серебряной и золотой. Благо, драгметаллов хватает, а своя денежная единица Венедии нужна. Но дело это не быстрое, поскольку необходимо разобраться с весом и внешним видом денег, а затем еще организовать Монетный двор. Поэтому первые монеты, которые станут отливать и чеканить в Ругарде, появятся у нас только летом, в разгар войны с германцами, и любой венед сможет разменять свои гривны, марки или просто куски серебра и золота на новые деньги. В общем, вот такие решения были приняты, а затем доведены до народа, который в это самое время отмечал день рождения Коляды Сварожича. Ну, а тут новая радость – вожди племен договорились, а волхвы их благословили. Значит, можно отдохнуть, да погулять. С ряжеными песни попеть, соломенное чучело зимы сжечь и по улицам пройтись. Загасить очаг и зажечь новый огонь, а затем посидеть за праздничным столом. Поговорить с друзьями-соседями за жизнь и обсудить новости. Погадать и принести богам благодарственную жертву. Попросить Коляду поскорее прогнать холода и подарить своим младшим сородичам теплую весну, благодатное лето и плодородную осень. Однако праздник для рядовичей: воинов, рыбаков, земледельцев и мастеров; а для вождей, купцов и волхвов рабочий день продолжается. Новости разлетались по Арконе, а отсюда по всему Руяну и далее за его пределы. Создание Венедии, даже формальное, в торговых и политических раскладах меняло очень многое, и каждый человек, который имел подчиненных и какое-то свое дело хотел на этом что-то выгадать. Я не исключение. Поэтому после окончания схода, когда князья отправились пировать, я должен был посетить постоялый двор, где меня ожидали варяжские капитаны и соседи-бодричи. Мы договорились встретиться и обсудить предстоящий поход в Ла-Манш, но перед этим я проводил Векомира. Старик немного перенервничал и его колотил легкий озноб. При этом слабости он не показывал и от помощи младших волхвов отказался. Вот только я видел и чувствовал, что ему тяжело. И когда от ворот святилища жрец направился в сторону своих покоев, я встал с ним рядом. Векомир покосился на меня, но не прогнал. Не спеша, мы дошли до его комнаты, которая была образцом аскетичного образа жизни, и только здесь верховный жрец Святовида немного расслабился. Он прилег на свое жесткое ложе, которое было покрыто медвежьей шкурой, и еле слышно застонал. Я присел на табурет рядом и спросил его: – Может быть целителя позвать? – Не надо... – старик слегка пошевелил головой. – Просто минувшие три дня были очень трудными... Скоро все пройдет... Так бывает, годы дают о себе знать... – Как скажешь. Волхв молчал и я тоже. За воротами храма меня ожидали, но я не торопился. Варяги и бодричи подождут, никуда не денутся, а уйти неудобно, тем более что у меня к Векомиру имелась просьба, да не одна. Прошло примерно десять минут, старик немного оклемался и сел. После этого он кивнул на столик, где на подносе стоял кувшин с парой глиняных кубков и произнес: – Вадим, подай напиться. Я встал и налил в один из кубков густого темно-зеленого травяного настоя. Векомир выпил напиток и заметно взбодрился. Его глаза заблестели, и он повел плечами. Затем крякнул и сказал: – Завтра привезешь ко мне Мальмфриду Мстиславну, поговорю с ней, и пусть обратно в Ютландию отправляется, а то Свен с Кнудом, небось, уже заждались ее. – Ясно. Привезу и провожу в путь-дорогу. Еще что-то от меня потребуется? – Нет. Отдыхай и готовься к своему походу. Ну и в дом покойного купца Треска почаще заглядывай, там твои советы всем интересны. – Хорошо. – У тебя какие-то просьбы есть? – Да, имеются. – Ха-ха! – жрец засмеялся и левой ладонью огладил седую бороду. – Что хочешь? – Мне бы пару мастеров, которые баллисты и стрелометы делают. – Зачем? Хочешь Рарог укрепить? – Это само собой. Но помимо этого есть задумка до весны на нефы по одной боевой машине установить, чтобы мои “купцы” могли вражеским судам сопротивление оказывать. Да и огненные смеси лучше баллистами метать. Помучиться с установкой орудия, конечно, придется, но до весны мастера справятся. – Задумка хорошая, попробуй. Это все? – Нет, только начало. – Ладно, говори дальше. – Огненных смесей для похода больше надо. – Так возьми и сделай. Мои волхвы секрет приготовления этой дряни тебе раскрыли, и теперь все в твоих руках. – Делать долго и не все компоненты есть, и из-за этого заминка. Производство налажу, иначе никак. Однако не раньше осени или следующей зимы, когда все потребное соберу. – И сколько тебе нужно снарядов? – Хотя бы сотню. – Пять десятков получишь и все, а остальное, что мои люди за зиму сделают, пойдет варягам Мстислава и в войско Никлота. Но смотри, чтобы ни один снаряд не попал в руки наших врагов. – Понятно, вот только секрет “греческого огня” англам известен. Ведь в Варяжской гвардии ромейского императора не только варяги с викингами служат. – Откуда тебе известно, что англы про огненные смеси знают? – От пленных. Векомир помолчал, обдумал мои слова и продолжил: – Давай дальше, пока я в сон не провалился, а то после настоя меня всегда поспать тянет. – Я слышал, что на Борнхольме каменоломни будут работать. – Ну и... – А мне камень на постройку крепости необходим. – Это не ко мне. Других спрашивай. – А кого? Волхв чему-то улыбнулся и сказал: – Странно как-то выходит. Порой, я знаю о твоих делах больше чем ты сам. – Не понял. К чему это сказано? – К тому, Вадим, что пока ты на совете сидел и рядом со мной был, к твоей ватаге прибился еще один вожак, который хочет в Ла-Манш сходить. Он считает, что обязан тебе и горит желанием вместе с Вадимом Соколом католиков погонять. – Все равно не ясно, о ком ты говоришь. – Объясню подробнее. Большой Бельт и морскую битву с данами помнишь? – Конечно. – Наши лодьи отбивал? – Да. – А про то, как варяжского вожака выручил, не забыл? Я поворошил память и кивнул: – Было такое. Подранок на одном из кораблей уцелел и обещал меня отблагодарить. – Так вот, этот вожак сейчас на Борнхольме обосновался, и все будущие каменоломни находятся на его земле. Услышал меня? – Да. Только не понятно, а откуда ты про это знаешь? Неужели у тебя настолько хорошо лазутчики в Арконе работают, что о делах каждого варяга сообщают? – Эх-х! – волхв тяжело вздохнул. – Нет. Лазутчики здесь ни причем. Все гораздо проще. Этого варяга зовут Идар Векомирович. Он потомок великого князя Славомира, и мой сын. Младший и последний, кто остался в живых. Было их у меня четверо, а выжил только он, и если бы не внуки с правнуками, то сидел бы Идар в Арконе. Ну, а так ничего, бродит по морям и иногда мои поручения выполняет. Однако не любит сын этого и все время обособиться желает. Вот и теперь, хотел я его в Исландию послать, а он уперся – нет, пойду с Вадимом Соколом рыцарей бить. – И ты его отпустил? – Разумеется. – Мне за ним присмотреть? – Он сам за кем хочешь, приглядит, боец сильный и вожак неплохой, так что обузой не станет. – Значит, насчет камня мне с Идаром поговорить? – С ним самым, – жрец зевнул и вопросительно кивнул: – Что еще попросить хочешь? – Люди нужны, моряки на нефы. – А сам с этим разобраться не можешь? – Трудно. Воины будут на боевых кораблях. Поэтому на купцах у меня только по три-четыре десятка бойцов, а этого мало. На Руяне людей свободных нет, а в моем владении только крестьяне и мастера. – А что пленные англы? – Не доверяю я пленникам, чужаки они. Вот и думаю, что делать, то ли к норвегам драккар послать, чтобы моряков навербовать, то ли в Колобрег отправиться, то ли ты поможешь. – А чем я тебе могу помочь? – Разреши провести набор среди переселенцев из Новгорода. Я слышал, там народ разный, вот и наберу хотя бы полсотни человек. – Это опять же не ко мне разговор, а к Идару. Я ему запретил новгородцами распоряжаться, которые Борнхольм заселяют, но ты скажи, что Векомир не против. Все? Больше просьб не будет? – Нет. – Тогда ступай, Вадим, и не забудь, завтра привезешь Мальмфриду. – Я все помню. Жрец, которому требовался отдых, стал засыпать, а я покинул его, вышел из храма, пересек двор святилища и оказался за оборонительным валом. В городе было шумно. По улицам перемещались толпы нарядно одетых людей. Кто-то просто ярко одет, а многие в костюмах медведя, лося, оленя, лошади, быка или коровы. Слышались песни и смех. Люди перекликались и, судя по всему, празднество набирало обороты. – Вадим! – услышал я знакомый голос Вартислава Никлотинга и посмотрел в сторону ближайшей улочки. Подле крайнего дома стоял княжич, а рядом с ним знакомая мне по Большому Бельту личность, крупный русоволосый варяг, широкие плечи которого украшал ярко-синий шерстяной плащ. Это и был Идар Векомирович, сын верховного жреца, которого я случайно выручил во время битвы. Улыбнувшись, я направился к Вартиславу и хозяину немалой части Борнхольма, подошел к ним и поприветствовал обоих: – С праздником вас, браты! Коляда родился! – Слава Сварожичу! – тоже улыбнувшись, весело ответили вожди. – Меня ждете? – Тебя, – подтвердил Вартислав и кивнул на Идара. – Вы знакомы? – Встречались, – я кивнул Векомировичу. – Говорят, что ты с нами в поход собираешься? – Есть такая мысль, – Идар слегка нахмурился и его взгляд скользнул по валам святилища. – Он сказал? – Да. – Не бухтел? – Нет. Вартислав, который не понимал, что происходит, спросил: – О чем это вы? – Не обращай внимания, – я встал между Идаром и княжичем, а затем направил их в сторону постоялого двора, где нас ожидали остальные участники предстоящего лихого рейда. – Пойдемте, время дорого. Вскоре мы были на месте. Вошли в просторное помещение и остановились. Все в сборе. Громобой и пять варяжских вожаков, которые осели в Зеландии. Конечно, можно было назначить наш сход на бывшем датском острове. Однако мы зеландцы постольку поскольку. Например, моя скромная персона. Я владею развивающимся городком и немалым участком земли. Но много ли времени провожу в Рароге? Нет. Точно так же обстоят дела и у остальных. В Зеландии мы пока бываем от случая к случаю, а в Аркону съехались на большой совет князей. Поэтому самый лучший вариант это собраться здесь, пока по своим углам и зимним берлогам не разбежались. Варяги и воевода бодричей встретили нас гулом: – Сколько можно ждать, Вадим? – спросил Громобой. – Наконец-то, – вторил ему кто-то из варягов. – Давайте начинать, – поддержал их другой вожак. – Праздник ведь, а меня жены с детьми ждут. Я улыбнулся как можно добродушней и пожал плечами: – Задержался, браты, бывает. Сейчас все решим и обсудим. Вожаки притихли. Расторопные служанки принесли свежего пива. Мы присели за большой продолговатый стол. После чего я изложил свой нехитрый план. Собираем эскадру в середине второго весеннего месяца. Выходим в Северное море и поворачиваем к Ла-Маншу. Если кого-то встречаем, берем на абордаж. Затем мои шнеккеры вырываются вперед. Невдалеке от Брюгге в укромной бухточке я высаживаюсь и получаю сведения по торговым караванам, которые для меня собрал местный ворюга. Ну, а дальше по обстоятельствам. Будет возможность сорвать большой куш, сорвем его, а нет, тогда начнем свободную охоту и пройдемся вдоль берегов Фландрии до самой Нормандии. Возможно, пощипаем англичан, но приоритетные цели это все же материковые караваны. Свое видение похода я излагал минут пятнадцать. Расписал каждую мелочь и только насчет раздела добычи ничего не сказал. В этот раз я не собирался делиться с кем-либо своим хабаром, поскольку народ в эскадре разный. Вожаки это заметили, и после того как я замолчал, Вартислав спросил: – А что по трофеям? Взглядом я пробежался по лицам варягов и пожал плечами: – А это как все мы вместе решим. Кто за общий котел и раздел трофеев по количеству румов и клинков, после завершения похода? Как и следовало ожидать, такой расклад никого не заинтересовал, ибо каждый предполагал, что именно ему может повезти больше других. Это понятно, ведь о плохом никто старается не думать. Ну, а я систему ломать не стал, поскольку мне известно, что мои воины подготовлены к боям гораздо лучше, чем большинство варягов и дружинников. Кроме того, бойцы Вадима Сокола лучше вооружены, более дисциплинированны и на моих кораблях будут метательные машины и огненные смеси. Значит, ударная мощь моей эскадры выше, чем у кого бы то ни было. Так что если мы разбежимся, кто и куда на вольную охоту, добыча Вадима Сокола должна быть больше всех. Следовательно, лично мне общий котел не интересен. Дальше разговор пошел по накатанной колее. Припасы, карты, количество кораблей и клинков, порядок движения всей флотилии, разведка, центр и арьергард, а так же возможные места, где можно переждать непогоду. В итоге просидели час и расходились уже ближе к вечеру. Мне надо было отправляться в Чарушу, но перед этим я более конкретно поговорил с Идаром Векомировичем, который, действительно, человеком оказался серьезным. Поэтому мой интерес к гранитным блокам и людским резервам он понял сразу. Просто так, за красивые глаза и свое спасение во время сражения Идар ничего отдавать не собирался, так что пришлось с ним немного поторговаться. Однако к общему знаменателю мы все же пришли, и только после этого я смог покинуть Аркону. За городом меня ждал Немой с заводной лошадью. С моря задувал свежий ветер, а с темного неба срывались снежинки. Позади оставался ярко освещенный кострами город, а впереди было несколько километров пути по относительно гладким, но кривым дорогам. Еще один день прошел, и я собой доволен. Вопросов решено немало, а завтра провожу Мальмфриду Мстиславну к Векомиру, потом в тихом месте посажу на ее шнеккер и все, до весны можно отдыхать. Хотя какой отдых? Экипажи на нефы сформировать надо. Затем продумать, как доставлять камень с Борнхольма в Рарог. Попутно придется объяснить мастерам, как пленным ляхам, так и своим, каким образом надо установить на парусниках баллисты. А помимо этого меня ждет работа в ОБК, да и Векомир, наверняка, за зиму пару-тройку раз вызовет. Вот и получается, что все как обычно. Покоя не было, и не будет, а планы на отдых вещь относительная – сегодня они есть, а завтра их уже нет.
Глава 24.
Зеландия. 6652 С.М.З.Х.
Зима пролетела очень быстро. За ней, как и положено, пришла весна, и я засобирался в путь. Уютный теремок в Чаруше был покинут. Мои дружинники, большинство из которых на Руяне обрели свою вторую, а то и третью половину, погрузились на корабли. Ну, а следом и моя очередь подошла. Пожитки были собраны, жена и малыш Троян со мной, Славута Мох и Торарин тоже, а на хозяйстве остается Ставр Блажко. Все на борт! Отчаливаем! Курс на Зеландию! Рарог встретил своего хозяина и хозяйку размеренным и можно даже сказать ленивым течением жизни. Вокруг все было на удивление спокойно, монотонно и основательно. Каждый трудился на своем месте и обустраивал жизнь. Твердо. Крепко. Навсегда. Для себя и своих детей. И даже киевские воины, которые намеревались у меня только подзаработать и по окончании контракта вернуться обратно на Русь, уже думали не о том, как будут тратить серебро на берегах Днепра, а как его лучше вложить здесь, на Зеландии. Почему так? А потому, что здесь люди жили гораздо богаче, чем в Киевской Руси, и на берегах Венедского моря был стимул для развития. Хочешь землю? Бери. Желаешь заняться торговлей? Пожалуйста. Имеешь тягу к ремеслу? Трудись. Считаешь, что в состоянии сколотить свою ватагу и повоевать с католиками? Никаких препятствий. До воинов моей дружины и наемных мастеров за минувший год это дошло и, сравнив раздираемую на части князьями Русь и Венедию, все без исключения приходили к логичному выводу, что в Зеландии перспектив больше. Ну, а поскольку, как известно, рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше, немало дружинников и работяг сели писать письма, которые через моего ладожского тезку отправлялись в Киев. Они вызывали родню, приглашали на остров своих друзей и, конечно же, не знали будущего и не думали о Крестовом походе, а иначе были бы осторожней. Впрочем, когда я обошел город и собрал управленцев и воевод на первый в этом году совет, то узнал, что проблемы все же есть и их немало. За зиму было два бунта среди рабов, которые дружина подавила в зародыше. Юные янычары, которых с легкой руки инструкторов стали называть “вароги” – сокращение от Вадимовых рарогов, несколько раз пытались сбежать, но у них ничего не получилось. Посланные Игорем Ольговичем убивцы, которых я до поры приказал не трогать, мутили воду среди воинов, вот только их никто не слушал, а один, особо наглый, даже был вызван на поединок и убит. Кроме того, пару раз вблизи нашего берега видели небольшие датские шнеккеры на тридцать-сорок воинов, а приказчик торговой фактории был пойман на сговоре с одним из медников, у которого он хотел узнать секрет перегонного куба. Корабелы, которые приехали в последней партии, не все оказались мастерами своего дела. Некоторые крестьянские семьи, осевшие в моих владениях, были недовольны своими участками земли. Треть ткачих из слободки в один день пострадала от приставленной к ним датской девчонки, которая кинула в котел с едой слабительных травок, но обошлось без смертей. На Комоедицу (24 марта) два кузнеца подрались из-за женщины и свернули один другому челюсти, и в тот же день неизвестный правонарушитель нарисовал на стене святилища Яровита христианский крест. В общем, в тихом омуте черти водятся, а в моем поселении порой кипели такие страсти, что не один роман написать можно. Но холода отступили, люди повеселели, и я снова на некоторое время взял управление в свои руки и начал разбираться, что и как. Для начала вместе с Торарином и Славутой посетил учебку молодых варогов и несколько дней прожил среди них как инструктор. Затем разбирался с корабелами, перед которыми поставил задачу до осени построить и полностью оснастить один шнеккер. Не факт, что из этого что-то получится, но датчане из Леддечепинга освоились, да и новгородцы уже поняли для чего они здесь. Поэтому постройка корабля это первый шаг и возможность поработать одной командой. После этого я разбирался с крестьянами, и две семьи по десять душ в каждой по моему приказу были переселены поближе к лесу и острогу варогов. Далее пару дней потратил на общение с алхимиками, Ореем Рядко и Алексеем Вязелем, которые сообща в глубине острова должны были организовать производство огненных смесей. Потом провел время со строителями и выяснил, что крест на святилище нарисовал один из мастеров, который раскаивается и желает посетить храм Яровита, которому обещает принести искупительную жертву. Затем проверял дружину и распределял воинов по кораблям. Следом был двухдневный тренировочный выход в море и стрельба из баллист по плавающей мишени, которой я остался недоволен, поскольку в среднем лишь два каменных булыжника из девяти попадали в цель с расстояния в сотню метров, и это на относительно спокойной воде. После осматривал будущую ветряную мельницу и спиртзаводик, который за зиму произвел шестьсот литров крепкого ячменного алкоголя-самогона, получившего привычное для меня название “водка”, и проводил общую финансовую ревизию хозяйства. И вот так каждый день. Чуть свет встал, привел себя в порядок, поцеловал жену, посмотрел на ребенка, перехватил чего боги на стол послали и на работу. В суете пролетело три недели, и я дожил до сегодняшнего дня. По плану следовало поговорить с ладожским Соколом. Затем провести очередной совет, на котором будут даны указания управленцам. Потом следовало дать нагоняй наставникам датских мальчишек. Ну, а ближе к вечеру я собирался разобраться с наемниками Игоря Ольговича. Все это надо было сделать в течение одного дня, ибо уже завтра начнут прибывать корабли варягов, которые отправятся в морской поход, и мне станет уже не до хозяйственных проблем. Итак, с самого раннего утра я посетил факторию ладожан, несколько складов и два жилых дома невдалеке от Кузнечной слободы. Ограды у купцов не имелось, не успели построить, точно так же как и свои причалы. Да и товаров еще не было. Пока шла подготовка к насыщению складских помещений, и мой тезка разрывался между Руяном и Зеландией. Седьмица там и несколько дней здесь, а затем опять на Руян. Вчера ладожанин прибыл в Рарог и я не мог с ним не поговорить. И как только в сопровождении охранников и верного Немого въехал на территорию фактории, так сразу же обнаружил Вадима, который распекал своих приказчиков. Однако, лишь только он увидел, кто его навестил, как тезка замолчал, отпустил подчиненных и направился ко мне навстречу. Я спрыгнул с лошади, и мы с купцом поприветствовали друг друга. После этого прошли в один из жилых домов, в котором стоял густой запах сырого дерева и, заметив, что я слегка поморщился, ладожанин процедил сквозь зубы: – Приказчики, дармоеды. Объяснял им, что все надо строить на совесть, а они пожадничали строителям лишнюю гривну за сухие бревна дать и теперь половину построек придется переделывать. – Ну да, – соглашаясь с ним, я кивнул, и присел за дубовый стол подле узкого окошка. Купец разместился напротив, посмотрел на меня и спросил: – Ты насчет Афанасия приехал? – А кто это? – в свою очередь задал я ему встречный вопрос. – Приказчик, который пытался твои секреты выведать. – Нет, я не по этому поводу. Слышал, что ты его наказал и этого достаточно. – Это да, наказал. Лишил хитреца всего прибытка за лето и в Ладогу отправил. – Вот и ладно. Я удовлетворен и вопросов не имею, поэтому прибыл по другому поводу. – Слушаю. От меня что-то нужно? – Хочу насчет переселенцев поговорить. Твой батя очередную партию уже собрал? – Должен. – Так вот. Эта партия будет последней, которую я возьму по старым расценкам на поднаем. – Деньги заканчиваются? – ухмыльнулся ладожанин. – Серебро пришло и ушло, и моя дружина новое заработает. Нет. Дело в том, что мне пока переселенцев хватит. Если будут добровольцы или родственники моих дружинников и мастеров, их перевозку оплачу, а договор на службу буду заключать уже в Рароге. Подойдет человек, возьму и по деньгам не обижу, а нет, значит, пусть идет на все четыре стороны. – И надолго это? – До тех пор пока я не решу, что готов увеличить дружину. Сейчас у меня уже пять сотен воинов и этого количества до следующей весны хватит. – Дело твое, ведь ты серебро платишь. Кого этой весной с караваном в Новгород пошлешь, Саморода или Жарко? – Никого. Твоему отцу письмо напишу, а по бумаге и другим моим товарам на месте разберемся. – Можно и так, – согласился Вадим и спросил: – Прямо сейчас все решим? – Да. Чего тянуть. – Сколько бумаги предложишь? – Четыре тысячи листов. – Растет производство? – Конечно. А ваша семья, по какой цене ее возьмет? – Цена упала... Тезка задумался, и я поторопил его: – Говори прямо, как есть, а я уже решу, продавать вам товар или нет. – Одну гривну за два десятка листов. Цена была приемлемая, и я кивнул: – Принимается. – Что еще предложишь? – Водку. Двадцать средних бочонков. В среднем бочонке находилось примерно двадцать пять литров, то есть я предлагал полтонны крепкого и редкого питья, какого больше никто не производил. Купец его уже распробовал и знал, что товар будет продаваться, но он не знал расценок и шел на некоторый риск, поэтому мог взять время на размышления. Однако, видать, все было решено заранее, так как ладожанин не медлил: – За каждый бочонок дам семь гривен. – Девять, – сказал я. – Восемь, – улыбнулся он. – Идет. Партия пробная, так что цена меня устраивает. Вадим согласно кивнул и поинтересовался: – Льняные платки продавать станешь? – А возьмешь? – Само собой, товар-то ходовой. – В таком случае пятьсот платков на продажу есть. Качество отменное. – Один резан за один платок. – Итого десять гривен за все? – Да. – Принимается. Торг завершился быстро. Серебро должно было прибыть с Руяна через несколько дней, а товары купец мог забрать прямо сейчас. Мы скрепили сделку распитием маленькой баклажки фряжского винца. После этого были сделаны некоторые заказы для Рарога, и за разговором мы скоротали время до полудня. Я вернулся в городок. Пообедал, а затем пришел черед совета, который продолжался почти два часа. Текучка была решена, и когда пришел черед расходиться я оставил Орея Рядко, Славуту Мха и старого уважаемого ветерана-бобыля Ярослава Болегоста, который возглавлял занимающихся воспитанием варогов инструкторов. Жрец Яровита, который недавно закончил строительство святилища и получил себе в помощь четверку ведунов, чему-то улыбался, а вот Мох и Болегост были озабочены и хмурились, ибо была за ними провинность, и они не знали, чего от меня ожидать. Вот на эту тему я с ними и решил поговорить, а волхв остался, чтобы послушать меня и сделать из моих слов соответствующие выводы. – Значит, так, – оглядывая старых воинов, начал я, – есть один вопрос. Почему нарушаются установленные мной для варогов правила? – О чем ты, Вадим? – Болегост, суровый мужчина с перечеркивающим его левую щеку уродливым кривым шрамом, попытался изобразить непонимание. – О том, дядька Ярослав, что лично ты два дня назад разрешил нескольким воспитанникам встретиться с их родителями, которых гнали на рубку леса. Болегост понурился и пробурчал: – Это Довмонтов доложил? Главный интендант Рарога старый Гаврила Довмонтов, который показал себя как отменный хозяйственник, помимо всего прочего делал мне доклады о том, что происходит в моих владениях. Однако об этом случае сообщил не он, а десятник, который конвоировал рабов. – Нет, доложил не Довмонтов. Но это и неважно. Я об этом узнал и теперь жду ответа. – Вадим, самые младшие среди варогов, которым не больше восьми лет, сорвались. Они увидели своих родителей, и давай кричать, а я не устоял, признаю. Сердце не камень, вот и дозволил им с близкими свидеться. – А то, что после этого твои труды насмарку пошли, понимаешь? – Да. – Это не должно повторяться, дядька Ярослав. Никогда. Твоя задача, как начальника над малолетними данами, сделать так, чтобы они забыли родной язык, близких им людей и свои обычаи, а ты говоришь, сердце не камень. Может быть, не справляешься? Тогда так и скажи, найдем другую работу, на складе ветхие доспехи перебирать и маслом смазывать. – Не надо со мной так, Вадим! – вскинулся Болегост. – Я себе цену знаю и не мальчишка, чтобы меня отчитывать! – Сядь! – приказал я. Старый варяг потемнел лицом, и его правая ладонь опустилась на рукоять меча. Однако он присел и его тут же поддержал Славута: – Вадим, не серчай, случайно все вышло. Мы воины, а не деревяшки бездушные. Прикажешь, перебьем всех данов или лично на рабский рынок оттащим, ибо понимаем, что они вражьи дети. Но смотреть на слезы малышни трудно. – Понимаю, – сказал я. – Однако иначе никак. Поставлена цель – взять группу чужаков и вырастить из них воинов, которые станут биться за наш народ. Сделать это можно только тремя способами. Кормить их отравой, которая мозги мутит и поить маковыми отварами, чтобы они стали рабами, которые ради дурмана готовы на все. Приласкать их и обогреть, а потом дать свободу родителям этих детей и обеспечить всем достойное житье-бытье. Или же разделить мальчишек на мелкие кучки и истощать, заставлять бегать, прыгать, метать камни, драться между собой, развивать чувство соперничества и вдалбливать в их головы то, что нам нужно. Первый и второй способы отпадают, а значит, остается третий путь. Уже имеются какие-то результаты, мальчишки освоили венедский язык, начинают принимать нашу веру и меняют имена. Но если нажим ослабить, то все пойдет прахом. – Это понятно, – Болегост взмахнул мозолистой рукой. – Мы им поблажек не давали, но тут дело случая. – А разве из Рарога не сообщали, что мимо острога погонят рабов? – Сообщали, – понурился варяг. – Однако я думал, что все обойдется. – Ладно, – я прислушался к эмоциям Славуты и Ярослава, которые, действительно, корили себя за оплошность, помолчал и обратился к Болегосту: – Доложи, что у вас там сейчас происходит. – Все делаем, как ты приказал, Вадим, – Ярослав заметно приободрился. – Молодняк гоняем круглые сутки. Всех разбили на десятки, чтобы в каждом было одинаковое число парней постарше и помладше. Каждый десяток живет в отдельном доме и к каждому прикреплен один наставник. Десятки между собой грызутся, а мы это поощряем и постоянно проводим игры. Кто первый семь кругов вокруг острога намотает, тому еда лучше. Кто больше камней из одного места в другое перетащит, тем одежку справную. Кто готов имя сменить, тем лишний час свободного времени, чтобы волхва могли послушать и отдохнуть. Ну, а за проступки наказываем. Бросили товарища по десятку, который отстает, всех на пустую похлебку. По-датски заговорили, розгами сечем, опять же всех, а если кто-то серьезную провинность совершил, того в подвал к крысам и мышам, до тех пор, пока помирать не станет. Затем его волхв вынимает, лечит, дает помыться и едой делится. В общем, сплошные ухищрения, но они действуют. – Они всегда действовали, – произнес я. – Тысячи лет до нас эти трюки использовали и потом применять станут. Короче, продолжайте делать все, как велено. Бег и тяжелый труд. Через пару седьмиц вам бревна привезут, и начинайте обносить острог еще одной стеной, да следите, чтобы гвозди не пропадали. Для мальчишек должен быть только один авторитет – наставник, а выше него хозяин этих земель и их спаситель от рабской доли, голода и холода Вадим Сокол из Рарога, воинами которого они станут. Десяток – это семья, а другой нет. Один за всех и все за одного. Родной язык – венедский. Самый лучший бог, ради которого не стыдно на смерть пойти, грозный Яровит. За отличия и усердие награды, а за проступки неотвратимое наказание. Все, что я расписал ранее, выполнять в точности. Я посмотрел на Болегоста. Он еле заметно вздрогнул и произнес: – Исполним. Взгляд на Славуту и он повторяет эхом: – Исполним. – Вот и хорошо. Вопросы есть? Новгородец и варяг переглянулись, и откликнулся Мох: – Только один. – Какой? – Ты в инс... – он запнулся, наморщил лоб и продолжил: – в инструкции написал, что если погибнешь в бою, нам следует всех воспитанников отправить в Аркону. Зачем? – Только там смогут сказать, как воспитывать варогов дальше, а сами вы такого намудрите, что потом все горя хлебнут. – Ясно. – Тогда ступайте и не держите на меня зла, воины. Дело серьезное и оплошностей быть не должно. – Понимаем. Болегост встал, виновато пожал плечами и направился на выход. Славута следом, а Рядко остался. Воины вышли, и жрец спросил: – Теперь мой доклад по варогам нужен? – Да. – Изволь. Твоя задумка работает и если не останавливаться, то со временем мы таких бойцов вырастим, которым сама смерть не страшна. Они, конечно, будут слабее витязей и ведунов, но сильнее рядовых воинов. – Я знаю. Ты мне лучше скажи, парней, которые могли бы сильно в нашего бога уверовать, приметил? – Да. Пятерых. – Сможешь их отдельно от других готовить, чтобы они стали жрецами? – Смогу, но это против наших правил. Служителем бога становятся по зову души и крови, а не по наставлению. Это не работа, а образ жизни. – Все это мне известно, друг Орей. Но варогам нужны свои жрецы, как священники у католиков. Для этого их необходимо готовить, а обучить молодняк сможешь только ты. – Сделаю, что ты хочешь, Вадим. Однако учти, верховный жрец Яровита будет про это знать, и если он такое обучение не одобрит, то я откажусь. – Понимаю, Орей. Поэтому можешь написать письма Огнеяру и своему учителю Войдану Лебедяну, и если они мой поступок одобрят, начинай занятия с отобранными тобой мальчишками. Молча Рядко встал и кивнул мне. Затем он вышел и я подумал, что, по сути, создаю не просто новое войско, наподобие янычарского, а то, что в мое время называлось деструктивной сектой, в которой психика человека ломается и ему даются новые психологические установки. А что делать? Выживать-то как-то надо, и если мой первый опыт окажется успешным, то его масштабы можно увеличить и вместо двухсот пятидесяти мальчишек в учебном лагере будет три-четыре тысячи варогов, а то и больше. – Тук-тук! – в дверь постучали. – Да, – вставая и поправляя меч, сказал я. На пороге появился Поято Ратмирович, который доложил: – Вождь, воины без оружия построены во дворе. На стенах лучший десяток арбалетчиков. Дружинники из последнего киевского набора, которых ты нам указал, под присмотром стрелков. – Отлично. Идем, Поято. На Рарог опускались ранние апрельские сумерки. По-славянски этот месяц зовется кветень и скоро большой праздник, Ярило Вешний. К тому времени, как мы его отпразднуем, соберутся все участники предстоящего похода в Ла-Манш. Мы выйдем в море, и начнется боевая страда. Ну, а пока надо разобраться с подсылами черниговского князя. Я вышел во двор и оглядел воинов. Позади меня Поято Ратмирович, Ранко Самород, Корней Жарко, Илья Горобец, Гаврила Довмонтов, Гнат Твердятов и Немой. Ну, а перед нами плотные коробки дружинников: пруссы, варяги Саморода и пришедшие этой зимой одиночки, киевляне из двух наборов и случайные приблуды из бывших рабов. Всего их четыреста пятьдесят воинов. Еще один десяток сейчас на сторожевых башнях вдоль моря, второй на причалах, третий в остроге варогов вместе с ветеранами, четвертый на стене в карауле и десяток арбалетчиков держит на прицеле убийц. Мой взгляд скользнул по лицам людей, молодых и старых, опытных морских волков и тех, кто пока еще не проливал человеческой крови. Все они разные и у каждого в голове свои мысли. Однако есть у них и много общего. Верность слову, например, храбрость и готовность уничтожать врагов нашего народа. Впрочем, все это мысли на отвлеченную тему. Пора начинать и я поднимаю вверх правую руку. Это сигнал стрелкам, которые готовы свалить тех, кто прикрывается личиной друга. После чего я опускаю ладонь, делаю пару шагов в направлении строя и, повысив голос, говорю: – Воины! Все вы поклялись мне в верности, а я дал роту, что буду с вами честен, и за вашу службу расплачусь серебром! Верно!? – Да-а-а! – строй ответил гулом и в душах людей я почуял непонимание. – Наши клятвы даны, и большинство воинов держит ее, как я блюду свой уговор! Однако есть среди нас предатели! Люди князя Игоря Ольговича Черниговского, которые посланы за моей жизнью! Мне известно про них и я мог убить этих подсылов еще на Руяне, когда впервые встретился с ними. Но я дал им шанс и возможность как-то проявить себя! Зря! Этого не произошло! Убийцы, которых было семь человек, а осталось шесть, продолжают точить свои клинки и думать о том, как они вонзят их в мое сердце! Вот только я не давал им шанса для нападения! Поэтому они затаились и если бы не грядущий поход, то, возможно, они получили бы еще несколько дней свободы! Но время на исходе и сейчас я даю им возможность выйти из строя и объявить себя! Если они проявят мужество, то будут переданы на суд своих товарищей! Ну, а коли нет, то умрут, словно шелудивые псы, тела которых выкинут в помойную яму! – на краткий миг, прервавшись, я оглядел строй в котором дружинники стали коситься на своих соседей киевлян, и спросил: – Все ли меня услышали!? – Да-а-а! – снова ответили воины. – Кто эти предатели!? – Только укажи на них, и мы порвем гадов! Снова подняв вверх раскрытую правую ладонь, я успокоил дружину и, дождавшись тишины, подал команду: – Наемникам князя Игоря Ольговича выйти из строя! Тишина. Все замерли, и я решил, что убийцы добровольно не выйдут. Жаль. Мне казалось, что хотя бы часть из них мужчины. Однако только я так подумал, как строй раздвинулся и вышел один из киевлян. Следом второй и третий, а за ними четвертый. Двое остались среди воинов, и в этот момент раздался характерный щелчок арбалетной тетивы, а затем в тишине голос стрелка с башни позади строя: – Один готов! Хотел метательный кинжал кинуть, ну я его и подстрелил. Я кивнул и одновременно с этим вышел пятый, последний подсыл черниговского владетеля. Дело сделано. Воины еще раз убедились, что их вождь все видит и знает, а значит, вскоре сложится еще одна легенда о воине Яровита и основателе зеландского Рарога. Нормально. Рядом встал Самород, который посмотрел на моих несостоявшихся убийц и полушепотом спросил: – Что с этими делать? – Судить, Ранко. – И какое наказание им назначить? Смерть? – Да. Но смерть в бою с католиками. Они первыми пойдут в атаку на вражеские корабли и погибнут, как положено умирать мужчинам, с оружием в руках. – Я тебя услышал, Вадим. – Вот и ладно. Было, я развернулся к жилому донжону и в этот момент с оборонительной башни, которая смотрела в сторону моря, раздался крик наблюдателя: – Вижу корабли! Три лодьи! Это Вартислав, узнаю его знаки на парусах! “Вот и кончился мир, – промелькнула в голове мысль. – Княжич, видать, решил немного раньше остальных прибыть. Торопится, потому что молодой и горячий. Ну, а раз он появился, с этого момента все мои силы будут брошены только на подготовку к походу и на военные действия. И я этому, как ни странно, но рад. Наконец-то, опять настоящее дело”.
Глава 25.
Земли бодричей. 1144 Р.Х.
Седрик фон Зальх, стройный курносый брюнет семнадцати лет отроду, потянул на себя поводья и его саврасый мерин, старый и беззубый, повинуясь своему хозяину, остановился. Юноша приподнялся на стременах и огляделся. Впереди дорога, по которой движется главное войско направляющихся к Зверину германцев. Слева мелкая речушка, черные квадратики венедских огородов, которые этой весной никто не сажал, и несколько сожженных домов. Справа темный и неприветливый лес, наверняка, скрывающий трусливых врагов. Ну, а позади большой обоз и конная охранная сотня, к которой его прикрепили. – Что, молодой Зальх, – рядом с юношей появился его командир опытный рыцарь Иоганн фон Байзен, который сидел на мощном вороном жеребце, – мечтаешь о подвигах и думаешь, как бы тебе вырваться в авангард? – Да, – не стал скрывать юноша. – Смешной ты, Седрик, и глупый, прям как я, когда отправлялся в свой первый поход. Байзен вскинул к полуденному солнцу покрытую округлым стальным шлемом-шишаком рыжую голову, после чего весело и беззаботно рассмеялся. Вспыльчивый Зальх мог бы обидеться на него, но пока он еще не был рыцарем и на его счету не имелось ни одного убитого сарацина, еретика или язычника. Поэтому Седрик полностью зависел от своего командира, который мог после сражения с дикими северными варварами ударить его мечом по плечу, и он промолчал. Головные телеги и повозки обоза, который немного отстал от основных сил, тем временем, приблизились к Иоганну и Седрику. Командир приказал Зальху дождаться последней повозки и поторопить крайние десятки, а сам вместе с лучшими воинами отряда продолжил путь. Седрик отъехал на обочину, спешился и, глядя на проезжающие мимо тяжелогруженые телеги и отары овец, которых вдоль реки гнали сервы, тяжко вздохнул, а затем подумал, что ему опять не везет. Всю жизнь удача парила над другими, а он был вынужден довольствоваться объедками и носить обноски. А все почему? Да потому, что он всего лишь четвертый сын своего отца, израненного во многих сражениях рыцаря, который пока был силен служил королю Конраду Третьему и его вассалу пфальцграфу Фридриху Саксонскому. У его семьи имелся наполовину завалившийся деревянный замок, который стоял на берегу полноводной Эльбы, по сути, небольшой острог. Смердов было всего полтора десятка семей, и они с огромным трудом могли прокормить многочисленных отпрысков своего хозяина и его самого. По этой причине род Зальхов терпел постоянную нужду. Дети рыцаря часто голодали и мясо на столе благородных дворян с девятью поколениями славных предков за спиной и красным драконом на гербе, появлялось чрезвычайно редко, лишь по праздникам. И как это случается, самые лучшие куски доставались старшим братьям, вечно беременной матери и главе семейства, а младшему приходилось довольствоваться костями. При этом Седрику всегда говорили, что он должен быть счастлив. Ну, а потом добавляли, что его судьба покинуть отчий дом и отправиться на войну, которая принесет ему рыцарское звание, богатство, деревеньку с сервами, собственный замок и славу. Вот тогда-то он будет всегда сыт, одет и обут, а пока надо терпеть, чаще молиться и много тренироваться с оружием. Прошло время и ранней весной этого года, одна тысяча сто сорок четвертого от Рождества Христова, Седрик фон Зальх, вслед за вторым и третьим братом, покинул родину и отправился на поиски приключений. В его кошельке позвякивали три серебряных денье, привезенных отцом из Франции, где он бил еретиков. Под ним был еле живой мерин. На боку висел щербатый, еще прадедовский, меч. С другого бока находился щит с гербом и отличный стальной кинжал, подарок отца на шестнадцатилетние. Тело Седрика прикрывала латаная во многих местах ветхая кольчуга, а на голове находилась обычная войлочная шапка, которая была прошита стальной проволокой. Ничего лучше, чтобы снарядить молодого воина в путь-дорогу, в доме его отца не нашлось, поскольку три старших брата выгребли все кладовые. Впрочем, Седрик не унывал. Он был молод, силен, неплохо подготовлен и полон радужных надежд. Но, выехав на перекресток, молодой человек призадумался. Куда направить своего мерина? Путей было много, но основных три. В Данию, где вроде бы шла война с варягами, хотя торговец, посетивший их замок зимой, говорил, что на время там все затихло. В Бремен, где можно поступить на службу к какому-нибудь графу, герцогу или встать под знамя архиепископа. Или же в Минден, откуда ежегодно в Святую земли отправлялись крестоносцы. И вот, когда он уже был готов повернуть вечно усталого мерина на Минден, судьба приняла решение за него. Из Хильдесхейма в Бремен направлялся крупный отряд наемников, которые хотели принять участие в походе на бодричей, и Седрик присоединился к ним. Вскоре он оказался в Бремене, огромном городе, где юноша потратил все свои деньги на продовольствие, починку упряжи и новые ножны для меча. В потертом кошельке стало пусто, но он надеялся на богатую добычу и, помолившись в городском соборе, продолжил свое путешествие вместе с наемной пехотой. После Бремена следующей большой остановкой был Гамбург и здесь он вступил в войско пфальцграфа Фридриха Саксонского. Было дело, Седрик хотел пробиться на прием к высокородному аристократу, который, наверняка, помнил его храброго отца и мог бы помочь его отпрыску. Однако молодого воина, который отличался от ополченца только наличием лошади и щита, обсмеяли, а затем определили в отряд Иоганна Байзена, и с этого момента начался его боевой поход. Армия германцев разделилась на три крупных отряда, каждый из которых по численности не уступал всему войску бодричей, а затем, пройдя мимо Любека, вторглась в земли венедов. С той поры прошло пять дней, а юноша ничего кроме сожженных деревень и брошенных полей не видел. “Эх! – мысленно вздохнул Седрик и спросил себя: – Где справедливость? Другие идут впереди, а я плетусь позади, а значит, что славы и добычи мне, скорее всего, не видать. Воины авангарда разгонят упрямых варваров плетками и возьмут себе все самое лучшее, а я останусь ни с чем и снова смогу рассчитывать лишь на объедки”. Обоз прошел мимо. Последние телеги прокатились по дороге, и Седрик присоединился к арьергарду из конных воинов барона Густава фон Юнга, кряжистого блондина в превосходном миланском доспехе, который настороженно оглядывался вокруг. Сначала Зальх считал, что Юнг просто-напросто трусит. Однако, узнав, что Густав опытный воин, который принимал участие в нескольких военных кампаниях и дрался с бодричами под Зегебергом, разграбленным варварами семь лет назад, он изменил свое мнение и для себя определил этого рыцаря как излишне острожного. – Зальх, ты от Байзена? – спросил Густав юношу. – Да, – Седрик пристроился рядом с Юнгом. – Он велел поторопиться. – Не получается, – рыцарь поморщился, – последние телеги самые плохие и еле плетутся, и овец не бросишь. Да и вообще, на месте нашего пфальцграфа, я бы не торопился. – А почему? – заинтересовался Седрик. Юнг мог бы не отвечать мальчишке, который неплохо орудует мечом, но не имеет боевого опыта. Однако на него что-то нашло, и он решил с ним поговорить: – Потому, юноша, что бодричи очень сильные противники и их нельзя недооценивать. И еще по той причине, что они нас ждали. Ты многого не знаешь, Седрик, а я постоянно общаюсь с гонцами из других отрядов и нашими рыцарями из авангарда. У передовых сотен уже имеются потери, в основном от ловушек: волчьих ям на дорогах, самострелов на тропах и вражеских стрелков, бьющих из леса. Однако у нас, по сравнению с соседями слева и справа, дела идут неплохо. – А что у соседей? Они уже вступили в бой? – В том-то и дело, что нет. Но погибших уже больше двух сотен. В одной деревеньке фуражиры нашли запасы отборного зерна и стали кормить лошадей, а оно оказалось потравлено. Позавчера вечером был обстрелян отряд Хартвига фон Штаде, и бодричи использовали какие-то стрелковые машины, которые были спрятаны в лесу. Один залп и войско Штаде потеряло почти полсотни человек. Наши воины сунулись в лес, а там враги, которых видимо-невидимо. Слева вдоль моря идут вассалы Адольфа Гольштейнского и Германа фон Шталека, которых должны поддержать даны. Вот только викингов нет, а вместо них есть варяги, которые в любой момент готовы высадиться на берег и ударить нам во фланг. А сегодня утром в ставку пфальцграфа проскакал гонец с серьезной охраной. Видел его? – Да, – подтвердил Седрик. – Так он сообщил, что идущие вслед за нами наемники из Мюнстера и Мерзебурга попали в засаду. Что характерно, нас бодричи не тронули и пропустили мимо, а пехоту встретили. Наемники пробились, но гонец сказал, что у них серьезные потери, а враги не оставили на поле боя ни одного своего трупа. О чем все это говорит? – Не знаю. – Это свидетельство того, молодой Зальх, что венеды готовы к битве и хорошо организованы, и у меня складывается ощущение, что мы идем в ловушку, которую наш Фридрих не видит или не хочет видеть. Это печально, ибо эта неосторожность для всех нас может окончиться очень плохо, а мне хотелось бы еще немного пожить. Так что не расслабляйся, смотри в оба глаза и будь готов к неожиданному нападению. Венеды, сволочи такие, когда слабее нас, уходят от прямого боя и бьют исподтишка. Это нечестно, но очень действенно. – Я учту это, – произнес Седрик и подумал, что он прав, Юнг излишне осторожен и зря считает бодричей серьезными противниками. Войско германцев шло до самого вечера, и команда остановиться прозвучала лишь в первых сумерках. Лагерь был разбит невдалеке от заросших лесом руин древнего варварского города Рерик, который свыше трехсот лет назад разрушили датчане. Рядом находился берег глубокого озера, и на другом конце этого обширного водоема располагалась столица бодричей город Зверин. Еще два-три дня и армия Фридриха Саксонского, к которой присоединятся отряды наемников, а так же дружины католических епископов и архиепископов, подойдет к стенам вражеского города. После чего будет решительный штурм и славная победа. В чем-чем, а в этом Зальх был уверен. Точно так же как и в том, что отряды Хартвига фон Штаде обойдут столицу врага с другой стороны и не позволят князю Никлоту сбежать со всеми своими несметными богатствами к соседям. Ну, а войско графа Адольфа Гольштейнского в это время возьмет прибрежную крепость бодричей Дубин. Так должно было случиться, по мнению Седрика, и только одно по-прежнему терзало его душу. Он сомневался в том, что успеет принять участие в сражениях с дикарями, а раз так, то это могло отдалить вожделенное рыцарское звание, которым он грезил с самого раннего детства. Наступила ночь. Обоз встал на окраине лагеря, и сервы-возницы вместе со слугами рыцарей поставили палатки, а затем разожгли костры. Соломой Седрик обтер своего бедного мерина и повесил на его морду торбу с овсом. С припасами в войске саксонского пфальцграфа все было хорошо, а охранники обоза, как водится, имели доступ ко всему самому лучшему. И это был плюс, который хоть как-то примирял Зальха с тем, что он не на острие наступления, а вынужден идти в арьергарде. Привязанный к одной из телег старый мерин медленно, словно нехотя, перебирал губами овес, а Седрик направился к ближайшему костру, от которого доносился аппетитный запах ячменной каши с бараниной. Здесь расположились такие же, как и он сам, молодые отпрыски бедных рыцарских родов, блондинистый крепыш Отто Ребиндер, рыжий и сухопарый умник Гуго Ландсберг и худой словно палка долговязый Эдуард Лиделау. Все они, подобно Седрику, жаждали большого сражения, и за ужином еще раз посетовав на судьбу и трусость бодричей, не желающих выйти против германцев на “честный бой” семь-восемь тысяч против тридцати, молодые воины легли спать. Седрик расстелил на земле снятый с одного из возов полог, положил под голову потертое седло, скинул прохудившиеся на носке сапоги и размотал сырые портянки. Потом он пристроил сбоку свой меч и кинжал, с завистью покосился на отличную палатку Байзена, и стал проваливаться в сон. С озера тянуло сыростью. Всхрапывали лошади и перекликались караульные воины. Рядом с Зальхом храпел Отто Ребиндер, а невдалеке шумели листвой деревья. Все хорошо... Хорошо... Хорошо... Крепкий и спокойный сон юноши был прерван после полуночи. Что-то разбудило его, и он не мог понять, в чем дело. Вроде бы, все как обычно. Однако что-то не так. Тихо он откинул в сторону полог и проморгался. Рядом багровыми углями тлел затухающий костер, и прохладный ветерок заставил его поежиться. Тревогу никто не поднимал и только верный мерин, на котором батюшка изъездил половину Европы, почему-то бил копытом. “Старая кляча! – со злостью подумал Седрик. – Надо встать и всыпать ей пару тройку ударов палкой по костлявому хребту, чтобы не чудила. Хотя нет. Лучше попробую успокоить животину, а то помрет еще и придется мне к Зверину идти пешком”. Юноша хотел подняться, но рядом кто-то захрипел и, слегка повернув голову, он увидел, что над спящим Гуго Ландсбергом возвышается человек, руки которого находятся под его накидкой. Тело товарища дернулось, и Гуго резко дернул ногами. Затем снова раздался хрип, а неизвестный человек сделал шаг по направлению к Отто Ребиндеру, и в его руках что-то блеснуло. “Это кинжал!” – дошло до Седрика и его правая ладонь легла на рукоять меча. Все мысли юноши куда-то улетучились. В голове было пусто, а короткие волосы на голове Зальха зашевелились. Он не знал что делать. Однако это знало его тело. – Враги! – вскакивая на ноги и выхватывая из ножен клинок, прокричал Седрик и бросился на ночного убийцу. Человек с кинжалом, нечто совершенно неразличимое, практически тень, отскочил в сторону с его пути. После чего босой ногой юноша толкнул в бок Ребиндера и снова закричал: – Тревога! К оружию! Гуго проснулся. Раздались встревоженные голоса обозников и воинов охранной сотни, а затем зазвенела сталь, и крик Седрика подхватывали все новые люди. В костры кидался собранный на утро хворост и, оглядевшись, Зальх понял, что неведомый убийца исчез. Однако он был не один. Враги уже находились в германском лагере, и вроде бы их было немного, но казалось, что они повсюду. – Берегись! – услышал юноша окрик одного из воинов сотни и резко обернулся. На Седрика бежал русоволосый дикарь в добротной кожаной броне и у него был топор. Без раздумий, как учил отец, Зальх скользнул навстречу противнику и принял разогнавшееся тело на клинок. Оружие прадеда не подвело и вспороло мясо язычника. Противник навалился на германца, и они покатились по холодной земле, которую прикрывала редкая травка. На лицо и одежду Седрика потоком полилась кровь, и он что-то закричал. Затем он столкнул с себя тело венедского ровесника, первого убитого им человека, и поднялся. В лагере царил хаос. Горели палатки и мало что понимающие воины Фридриха Саксонского, еще не отойдя ото сна, вступали в бой с врагами. Седрик не знал, что ему делать и чьи приказы выполнять, куда бежать и кого рубить. Рядом находились только Гуго Ребиндер и Эдуард Лиделау, которые стояли рядом с мертвым Ландсбергом. Ступни ног холодила еще не прогревшаяся земля и, воспользовавшись краткой передышкой, юноша намотал на ноги портянки, и обул сапоги, а потом натянул на себя пропотевший дырявый поддоспешник и кольчугу. Он сделал это вовремя, так как невдалеке раздался командный рык Густава фон Юнга: – Все ко мне! Байзен убит! Принимаю командование сотней на себя! Живее! Бодричи наступают! Седрик схватил щит и шлем, нахлобучил шапку на голову и бросился к своему мерину, но Лиделау дернул его за рукав: – К дьяволу лошадей, Седрик! Сейчас ночь, куда ты скакать собрался!? Потом своего дохляка возьмешь! Поспешим! Тройка молодых воинов помчалась на голос ветерана, и вскоре они оказались рядом с небольшим костром, возле которого Юнг собирал воинов. Под ближайшей телегой Седрик заметил плащ рыцаря и подумал, что осторожный Густав ночевал здесь, среди возниц, которых бодричи не тронули. Юнг, который уже был в полном боевом облачении, увидев их, и спросил Зальха: – Где ваш четвертый? – Убит, – ответил Седрик. – Понятно. Слушайте меня. Боевое охранение вырезано. Варвары наступают от леса, и если мы останемся на месте, нас сомнут. Поэтому отступаем в центр лагеря. На обоз плевать. Перегруппируемся, соберемся в кулак и отобьем повозки. Все за мной! Юнг устремился к шатру пфальцграфа, а молодые аристократы и два десятка воинов, которые сбежались на зов рыцаря, бросились за ним. За спиной германцев из темноты на лагерь накатила волна из человеческих тел и, оглянувшись, в свете костров, Седрик разглядел врагов. Вид наступающих венедов, которые кричали непонятные слова, среди которых прорывались имена демонов “Святовид!” и “Перун!”, был ужасен. Поджилки Зальха затряслись, но он не остановился и машинально отметил, что варвары превосходно вооружены и почти у каждого воина есть броня. “Что-то они не сильно похожи на дикарей”, – на бегу, подумал Седрик, но сосредоточиться на этой мысли не получилось, ибо не время и не место. – Шевелитесь! – перекрывая рев венедских глоток, прокричал Юнг. – Если хотите жить, бегите! Древняя кольчуга, которую Зальх не успел подогнать, звенела и колыхалась. Зажатый в руке меч едва не пропорол бедро впереди бегущего воина, а щит бил по левому боку. По всему лагеря кипели жаркие схватки, но небольшой отряд Юнга в них не встревал и проносился мимо вспыхивающих шатров, беснующихся лошадей и сражающихся людей. Воины шли за тем, кто указывал им путь, а Густав понимал, что остановка равнозначна гибели. Наконец, остатки тыловой конной сотни достигли центра, где вокруг знамени пфальцграфа собирались отряды. Здесь Седрик смог перетянуть кольчугу ремнем и сразу же встал в строй воинов, которые выдвигались навстречу противнику. Плечом к плечу с Зальхом стояли незнакомые люди, судя по всему, наемники. Куда делся Юнг и его воины Седрик не видел. Ночная суета раскидала всех в разные стороны, но, наверняка, товарищи по сотне были неподалеку. – К бою! – разнесся над строем пехотинцев чей-то зычный голос. Наемники выставили перед собой копья и прикрылись широкими щитами, и Седрика оттеснили во второй ряд к меченосцам. Сквозь щель между спинами людей юноша увидел наступающих бодричей и он ожидал, что язычники бросятся на германцев без всякого промедления. Однако венеды остановились и в немцев полетели невидимые на фоне темных небес стрелы, которых было очень много. Рядом с Седриком упал пораженный в шею воин, и юноша вскинул щит. В него тут же ударилась стрела, а следом еще две. Затем в первой шеренге свалился копьеносец и перед Зальхом оказался вражеский боец, пожилой мужчина в отличной пластинчатой броне и с шестопером в руках. Щит Седрика опустился и его сотряс мощный удар. Левая рука, словно отсохла, но юноша не обратил на это внимания. Бывает. Так и должно быть. После чего его клинок метнулся в тело врага, но тот с легкостью отбил выпад германца и снова ударил Зальха. Железный шестопер с острыми гранями быстро проскочил над щитом германца и мог ударить благородного молодого человека в лицо. Это была бы мгновенная смерть, но каким-то чудом, не иначе, благодаря божественному проведению, Седрик смог уклониться и оружие венеда лишь слегка задело его левое плечо. Острая и резкая боль пронзила все тело юноши, и он громко вскрикнул. Бодрич снова занес свое оружие и приготовился добить его, однако Зальха вовремя прикрыл кто-то из наемников. Снова Седрик оказался во второй линии и, стиснув зубы, он попытался прорваться вперед, навстречу врагам. Однако его оттолкнули раз и другой, а потом, по резкому сигналу трубы, бодричи отступили. Волна из облаченных в железо тел откатилась в темноту, и опять в германцев полетели стрелы, от которых Зальх прикрывался пробитым щитом. Оперенная летучая смерть пыталась добраться до него, но все было бесполезно. Потом обстрел прекратился, однако венеды не наступали. Лагерь полыхал сотнями огней, и больше всего их было там, где находился обоз с продовольствием. Мука и крупы, масло и жиры, вяленое мясо и солонина – все это превращалось в пепел или становилось совершенно непригодным для употребления в пищу. Отары овец и часть лошадей была угнана коварными и нечестными врагами в леса. Так что, по сути, войско лишилось почти всех своих запасов продовольствия, которое по весне необходимо настолько, что продолжение похода ставилось под большой вопрос. Молодой Зальх понял это не сразу и сначала едва не закричал про славную победу. Но, посмотрев на хмурые лица воинов, а затем, прислушавшись к их разговорам, он решил, что если кому-то и присуждать победу, то только бодричам, которые не собирались уничтожать войско пфальцграфа Фридриха именно в эту ночь. Венеды могли позволить себе неторопливость, ибо у них с продовольствием все было в полном порядке, а войску католиков предстояло либо без славы вернуться домой, либо выйти на соединение с отрядами Хартвига фон Штаде и все же взять Зверин. До утра больше никто не сомкнул глаз. К лесу были выдвинуты сильные отряды наемников, которых несколько раз обстреливали венедские стрелки. Рядовые воины собирали разбежавшихся по окрестностям лошадей и перебирали уцелевшие припасы. Остатки охранной обозной сотни вернулись к месту своей стоянки и Густав Юнг, не долго думая, ударил выживших молодых дворян мечом по плечу. С этого момента они стали настоящими рыцарями и первое дело, которое поручил им командир, это захоронение воинов своей сотни, а так же сбор всего сохранившегося и не украденного язычниками оружия и доспехов. Рассвет наступил как-то внезапно. Сначала от озера накатила волна тумана и, спрятавшись в этой мутной пелене, бодричи нанесли еще один удар по лагерю германцев, только в этот раз не от леса, а со стороны Рерика. Врага отразили, но опять с немалыми потерями. Ну, а затем немного развиднелось, туман быстро рассеялся, и солнце озарило окрестности своим ярким светом. К этому моменту мертвые воины были собраны и полтора десятка сервов и возниц, которых венеды не тронули, стали рыть общую могилу. Мягкая земля, которую вспарывали деревянные лопаты, темными кучками вылетала из большой ямы на поверхность, а Седрик стоял рядом. Он смотрел на тело Байзена, которому будто свинье, вскрыли горло прямо в его палатке, и думал о том, что война, как и любое дело, имеет свою некрасивую сторону. Словно чувствуя или понимая, о чем размышляет свежеиспеченный рыцарь, стоящий за спиной юноши фон Юнг окликнул его: – Седрик, хватит смотреть на мертвых. В этом нет ничего хорошего. Грязь, кровь и вонючие кишки, про которые не поют в балладах. Иди сюда. Зальх подошел к Густаву. Следом появились Ребиндер и Лиделау. Ветеран смерил их суровым взглядом, а затем кивнул на гору из оружия и доспехов, усмехнулся и сказал: – Выбирайте себе мечи и броню по вкусу. Впереди немало боев и хорошее вооружение вам понадобится. – Но это ведь не наше, – разглядывая окровавленные кольчуги и панцири, произнес Ребиндер. – Теперь ваше, потому что нашим друзьям на том свете железо ни к чему. Делайте, что сказал, и будьте готовы к тому, что вскоре мы продолжим наш путь. Опытный Густав фон Юнг оказался прав. К полудню подошли отряды священнослужителей и наемной пехоты. Фридрих Саксонский и его приближенные приободрились, и когда войско схоронило несколько сотен мертвецов, было приказано продолжить наступление на Зверин. Германские отряды выходили на широкую дорогу, которая шла вдоль озера и Седрик фон Зальх, который так и не нашел своего мерина, зато получил превосходный панцирь Байзена и его шлем, а так же отличный стальной меч одного из воинов, зашагал на юг. Вот только шли германцы недолго. Всего через пару часов они уперлись в недавно построенную крепость, про которую никто не знал. Обходить ее пришлось бы по оврагам и дремучим чащобам, а взять укрепление немедленным штурмом, не представлялось возможным. Войско католиков остановилось, а ночью опять пришли венедские налетчики, и начался кошмар, который унес новые жизни, и продолжался до очередного рассвета.
Глава 26.
Северное море. 6652 С.М.З.Х.
Ветер бил в мое лицо и швырял в него морскую влагу. От соли кожу стянуло, волосы на голове слиплись и застыли колтунами, а глаза щипало. Стоять на палубе корабля, которая ходила ходуном, без опоры было невозможно. Дела наши плохи и, отвернувшись от безумного и жестокого воздушного потока, я стал всматриваться туда, где должен был находиться берег. Однако вокруг “Яровита”, который вместе с “Кресом” шел на соединение с основными силами моей флотилии, ждущими нас в тихой гавани на островке невдалеке от города Слейс, были только огромные темно-серые волны. Берега я не увидел и второго шнеккера, кстати сказать, тоже. Весенний шторм силою не менее семи баллов кидал “Яровита”, словно он легкая пушинка. Воины, чтобы не улететь за борт, привязались к румам, и дерево корабля, который не слушался руля, стонало и трещало. Ветер заглушал голоса людей и, казалось, что еще немного, и нам придет конец. Грозная стихия разломит шнеккер пополам и разметает его на куски, а наши бренные оболочки станут упрямо цепляться за жизнь, но все будет бесполезно. В холодной воде, да еще на крутой волне высотою в трехэтажный дом, никто не выживет и, разумеется, наши родные так и не узнают, где и как экипаж боевого корабля принял свою смерть. “Да уж, – двумя руками цепляясь за борт, подумал я, – вот и сходил ты, Вадим Андреевич, в поход. Теперь на корм скользким рыбешкам вместе со всеми своими товарищами отправишься, а твои проекты, скорее всего, заглохнут. Векомир с волхвами и князьями будет биться против крестоносцев до последней возможности и очень даже может быть, что первый серьезный натиск отобьет. Но потом все рано будет поражение, ибо старик не вечен. Сука! Несправедливо это, но против природы не попрешь. Вот разве только своего небесного покровителя о помощи попросить. Но услышит ли меня Яровит и сможет ли помочь? Не знаю. Однако попробовать стоит. Мне все равно – терять нечего, а варягам и киевлянам, которые увидят, что вождь не сдается, это будет примером. Неосознанно они станут равняться на меня и надеяться на спасение. Ну, а там, глядишь, буря утихнет, и кто-то сможет добраться до берега”. Рядом со мной, на карачках пробежав по палубе, появился Ранко Самород. Смотреть на него было страшно – лицо в белой корке, а глаза, словно у вампира или нечисти какой, красные и слегка безумные. Левой рукой он обхватил рум, а правой схватился за мой толстый кожаный плащ, подтянулся и прохрипел: – Смерть близка, Вадим! Я чую приближение Морены! Но прежде чем мы погибнем, я хочу сказать, что ни о чем не жалею! Я рад, что ходил с тобой в походы и доволен своей судьбой! И еще я уверен, что мы попадем Ирий и там обязательно встретимся! Может быть, у трона твоего Яровита или во владениях моего Святовида! Самород усмехнулся, и корка на его обветренных губах лопнула. На миг они покрылись сукровицей, и снова нас накрыла соленая волна. Мы, словно псы, которые выползли на берег после купания, одновременно встряхнулись и я сказал варягу: – Еще не все потеряно! Держись! Будем бороться! Варяг хотел что-то ответить, но порыв ветра забил его открытый рот и он закашлялся, а я стал погружаться в себя. Прочь посторонние мысли и желания! Нет ничего, ни шторма, ни ветра, ни свинцовых туч над головой, ни забот, ни планов на будущее, ни родных людей. Есть только я, потомок славянских небожителей Вадим Сокол, и мать-природа, через которую я передам свое слово богам. Все остальное досадные мелочи, недостойные внимания. Только в таком состоянии голос человека может быть принят родовыми богами, которые услышат своего потомка, где бы он ни находился. Так меня учили волхвы, и мне известно, что это истина. Я стал забывать лицо Нерейд и малыша Трояна. Ушли лица других знакомых мне людей и события двух моих жизней, в двадцать первом веке и в двенадцатом. Все земные желания оставили меня, уши перестали воспринимать шум ветра, и я почувствовал сердцебиение нашей родной планеты. – Тук! Пауза. – Тук! Снова тишина и мое сердце стало биться в одном ритме с природой. – Тук! – неслышный удар от ядра Земли прокатывается по всему миру от Северного полюса до Южного, и я откликаюсь ему. Теперь можно поговорить с теми, кто через череду поколений подарил нам жизнь, и я откинул в сторону пропитавшийся влагой плащ, а затем поправил ножны с мечом и поднялся. Ранко попытался ухватить меня за рубаху, но промахнулся, и взмахнул рукой, мол, куда ты, безумец. Однако я не обратил на его движение никакого внимания, поскольку в этот момент мне было все равно. Я не видел никакой разницы между жизнью и смертью. Все бренное ушло, и осталась лишь мать-природа и идущая из самых сокровенных уголков моей души просьба к богам. Широкими шагами, словно по гладкому асфальтовому шоссе, а не по раскачивающейся палубе, я прошел на нос шнеккера и ухватился за резной планширь. Я видел неистовство морской стихии и то, как яростный ветер пытался разорвать прилипшую к моему телу рубаху. Но я не чувствовал неудобств. Меня это не беспокоило и, перекрывая царящий вокруг меня шум, я закричал: – Яро-вит!!! Отклика не было, и снова я подал свой голос: – Яро-вит!!! Опять тишина и третья попытка: – Яро-вит!!! На краешке сознания что-то шевельнулось, а в самой природе произошли некоторые изменения. Это нельзя объяснить, но для меня это выглядело так, словно хмурые небеса стали вглядываться в мою душу, и от них ничего нельзя было скрыть. Нечеловеческий взгляд оказался прикован ко мне. Я понял, что привлек внимание бога, возможно, даже не Яровита, а кого-то из его названных братьев. Но это было не суть важно. Ответа я не ждал, ибо понимал, что в Ночь Сварога даже самые мощные волхвы могут слышать великих предков лишь от случая к случаю. Однако небожители могли помочь воинам, которые пошли за мной и сейчас готовились к гибели, и это было самым главным. Настолько, что ради выживания дружинников я был готов отдать собственную жизнь и душу. Пойти на сознательное самопожертвование за други своя, как велит честь. Ну, а поскольку медлить было нельзя, корабль вот-вот мог развалиться, я воззвал к высшей силе в лице своего бога. – Яровит, мой великий предок и наставник! Ты повелитель весенних гроз и вихрей! Ты великий воитель и защитник своего народа! Ты украшаешь землю-матушку растениями и устилаешь ее трупами наших врагов! Я, воин твой, взываю к тебе! Помоги нам и выручи! Уйми непогоду, а иначе все, что было нами сделано, не уцелеет! Заставь стихию смириться, а мы отслужим тебе, как положено! Клянусь в этом и да будет слово мое нерушимо! Мы станем бить врагов без пощады! Мы отомстим за сожженные храмы и убитых темными тварями сородичей! За всех, кто погиб под пытками и в огне, мы отплатим чудовищам в обличье людей! Вороны будут клевать их гниющую плоть, а души предателей попадут прямиков в Пекло! Но для этого воины должны жить! Я не за себя прошу, великий предок, а за друзей боевых, и если за это необходима плата, то возьми мою жизнь! Услышь меня, Яровит! Услышь и помоги своему верному воину! Одновременно с этими словами, ветер ударил меня в спину и я едва не вылетел за борт корабля. Рывок! Лбом я ударился об мокрое дерево, после чего в моих глазах все померкло, а мир покрылся туманной пеленой. Ноги подкосились, равновесие было потеряно, снова в ушах загудел ветер и я стал заваливаться набок. При этом мой взгляд скользнул по небосводу и, возможно, мне это только показалось, там я увидел яркий солнечный проблеск, а по моему лицу пробежала теплая волна. Впрочем, это ощущение было мимолетным, а затем я ударился об палубу и провалился во тьму беспамятства... Приходил я в себя очень медленно и тяжело. Вокруг была вязкая и плотная темнота, сквозь которую я куда-то продирался. Голова болела, словно с бодуна, а тело постоянно вздрагивало и сотрясалось. Рядом были люди, которых я чувствовал, но не мог определить. Мне постоянно хотелось открыть глаза, вот только сделать это не получалось. Веки, будто свинцом налились. Однако я не оставлял попыток выбраться из того состояния, в котором находился. Рвался и, наконец, все же вырвался к свету. Хлоп! По глазам ударил яркий свет, который на самом деле оказался полутьмой убогой рыбацкой хижины. Рядом немедленно появился Немой, который приложил к моим пересохшим губам деревянный ковшик с прохладной и слегка солоноватой водой и я смог напиться. Ястреб, естественно, молчал и я тоже ничего не говорил. В хижине царила тишина, и в ней была такая душевная разрядка, какой у меня не было уже давно. Я имел возможность немного подумать о том, что произошло в море, собраться с мыслями и проверить свое физическое состояние. Морена-смерть вновь не смогла до меня добраться, руки и ноги шевелились, дыхание было ровным, фатальных повреждений не имелось, и я мог жить дальше. Значит, еще буду любить женщин, смогу растить своих детей, радоваться солнечным дням, воевать и, как обещал небожителю, бить врагов моего народа. Эх-х! Как же это здорово! Нет слов! Где мои слова!? А-а, вот они! Ну, полный трындец! Однако вскоре мое сдобренное душевным ликованием спокойствие было нарушено. В хижину вбежал улыбающийся Самород, а следом появились Вартислав Никлотинг, Корней Жарко и Поято Ратмирович. Два варяга, бодрич и прусс подтащили к широкой лавке, на которой я лежал, еще одну, оттеснили Немого, уселись и Ранко, слегка нагнувшись, спросил: – Как ты, Вадим? – Нормально, – с трудом выдавил я, после чего еще раз прислушался к своим внутренним ощущениям и добавил: – Через несколько часов смогу встать. – Добро, – Самород кивнул, – а то варяги с других кораблей уже на свободную охоту собираются. Говорят, раз вождь слег, то мы его выздоровления ждать не станем. – Векомирович тоже так говорит? – Нет. Он молчит. – Ладно. Расскажи, что было. Варяг шмыгнул носом и ответил: – Ну, чего было? Штормом нас накрыло, и все думали, что сейчас “Яровит” развалится. Я к тебе подошел, а ты меня оттолкнул и на нос корабля пошел. Там что-то кричал, наверное, заклятье какое-то произносил и на небо смотрел, а потом ты упал, и море быстро успокоилось. Почти сразу солнце выглянуло и “Крес” появился. В днище сильная течь открылась, но мы все же добрались до острова, где наши корабли стояли. Тебя сюда перенесли, а шнеккеры вытащили на берег и стали их чинить. Вот, пожалуй, что и все. – Долго я в беспамятстве был? – Два дня. – Корабли починили? – Да. Сейчас борта досмолим, а утром можно их на воду спускать. – Потери от шторма есть? Ранко нахмурился: – Трое с “Креса”, один варяг и два прусса. Волна воинов за борт смыла. Тел не нашли. И еще двоих воинов поломало сильно, так что к бою они теперь непригодны. Я посмотрел на княжича, и следующий вопрос задал уже ему: – Пока нас ждали, что-нибудь добыли? – Два небольших торговых суденышка, – произнес Вартислав. – Они из Антверпена на Англию шли. На одном оружие для войск Стефана Блуаского, в основном стальные кинжалы и мечи с топорами, а на другом ячменная крупа, которую везли в Дувр. – Ясно. Бодрич кивнул на дверь и сам спросил: – Люди интересуются, какие ты из Брюгге вести привез. Скажешь? – Обязательно. Передай вожакам, что есть жирный кусок. Двенадцать нефов и пять военных коггов, которые в ближайшее время отправятся в Испанию. На борту коггов будут воины, которые желают повоевать с маврами, а суда повезут английское сукно, крашеный холст, посуду, много серебра и золота, украшения, предметы роскоши и церковную казну для братьев-тамплиеров в Арагоне. Это только то, про что мне точно известно, но это не все. Думаю, что там еще много чего ценного будет. – Ух, ты! – выдохнул Вартислав. – А когда выходим? – Завтра, чуть свет. Так и передай всем остальным вожакам. Отсюда пойдем к берегам Англии, чтобы нас патрульные корабли Фламандского графа не заметили. Потом остановимся в Па-де-Кале и уже там станем караулить европейских купцов. – Отлично! Пойду обрадую людей, а то они что-то приуныли, добычи нет и на острове заняться нечем. Вартислав вышел, а я снова обратился к Самороду: – Шнеккеры спустите на воду до наступления утра. Успеете? – Да. – Тогда ступайте, а мне надо отдохнуть. Командиры кораблей покинули хижину, а я снова напился и провалился в глубокий и спокойный сон. Остаток вечера и почти всю ночь я продрых без задних ног, а проснулся оттого, что захотелось по нужде. На автомате, забыв про немочь, я вскочил на ноги, и понял, что совершенно здоров. Слабость отступила, и я был готов к путешествию и новым приключениям. Перед самым рассветом состоялся совет вожаков, на котором я более подробно разъяснил суть предстоящего дела. Затем наша флотилия покинула разоренный островной поселок, вышла в море и с этого момента нам стало везти. Причем настолько, что варяжские вожаки за малым на палубах своих кораблей танцы не отплясывали. Прямо на нас, в сторону устья реки Шельды шла эскадра из трех груженных кнорров, которые во многом походили на большие драккары. Вот только они были построены для торговли и, следовательно, имели большую грузоподъемность, но меньшую скорость и маневренность. Откуда они и чьи, никто вопросов не задавал. Хабар сам в руки идет, и сколько бы охранников на этих купцах не было, против двенадцати экипажей, плюс двух нефов с баллистами и арбалетчиками, а так же двух небольших “купцов” с грузом позади боевых кораблей, они не играли. Поэтому когда к каждому торговцу прижалось по паре кораблей, а затем на палубу европейских судов хлынули варяги, там никто не сопротивлялся. Купцы сдались без боя. После чего кнорры, которые везли на материк оловянно-свинцовые слитки из Корнуолла, присоединились к нашей флотилии, а гребцы и торговцы с этих судов превратились в рабов. Добыча в виде слитков мне понравилась сразу. Ведь что такое по нынешним временам оловянно-свинцовые сплавы, которые смешиваются в пропорции пять частей олова и одна часть свинца? Это металл, из которого изготовляется посуда для не самых зажиточных, но и не бедных людей. Это тарелки и чашки, кастрюли и чайники, половники и котелки, а так же вилки и ложки. Цена на этот материал приличная и вполне стабильная, где его не продавай, а поскольку один кнорр остался за мной, и на нем находилось около восьми тонн металла, то поход себя уже почти окупил. Впрочем, сбывать слитки я не собирался. У меня в Рароге целая кузнечная слободка с мастерами, и там есть литейщики, которые могут сделать посуду сами. Ну, а коли так, то я подумал о том, что попозже можно будет обменять добычу бодричей и варягов на хабар из каравана и притянуть домой не один кнорр с оловянно-свинцовыми слитками, а два. Но это потом, в самом конце похода. Движение нашей эскадры, которая приблизилась к английскому берегу и медленно пошла вдоль него на юго-запад, тем временем продолжилось, и снова нам сопутствовал успех. Идаром Векомировичем был захвачен одинокий неф с грузом красного и белого вина из Бордо для островных аристократов. Это товар тоже ценный, так что сыну верховного жреца Святовида повезло. Следом удача улыбнулась Никлоту и Громобою, которые сцапали уходящий от варягов быстроходный когг. Он шел без груза и вез во Францию пассажиров, всего несколько человек, но зато каких, придворных дам королевы Матильды, которых она отправила во Францию, так сказать, подальше от ужасов гражданской войны. Этих благородных женщин, естественно, сопровождали воины и слуги. Вот только что они могли противопоставить бодричам? Ничего. По этой причине лишь пять рыцарей были убиты и сброшены в воду, а остальные сложили оружие и остались живы. В итоге сын Никлота и воевода Громобой могли рассчитывать на серьезный выкуп, и я им по-доброму завидовал. Особенно, после того, как немного побеседовал с пленными дамочками в пышных платьях в возрасте от тридцати до сорока пяти лет, от которых несло густым запахом тяжелых духов на основе розовых эссенций и давно немытыми телами. У каждой подобной особы из свиты королевы имелся муж и много знатной родни, так что выкуп пришлют быстро. Конечно, не за месяц, но за полгодика мои зеландские соседи их распродадут. Ну, а если бодричи послушаются моего совета скидывать всех оптом, чтобы процесс проконтролировала сама королева, то и раньше. А то знаем мы этих благородных рыцарей. Опостылевшая жена пропала, да и бог с ней, главное, что приданное в хозяйстве осталось. А если пожилая матрешка уже родила своему мужу наследника, то бывает, что она ему уже и не нужна. Вот такая рыцарская романтика, при которой женщине могут посвятить балладу, а потом сослать ее в монастырь, чтобы не отсвечивала и не мешала благородному господину жить так, как он хочет. После захвата дамочек, рейдирование вдоль английских берегов пошло своим чередом. Минул день, а за ним другой. Мы вошли в пролив Па-де-Кале и стали караулить большой караван из Брюгге, который мимо никак не проскочит. Ну, а пока имелось время, попутно продолжили охоту на пузатых торговцев. Между прочим, охота была удачной. Драккар Поято Ратмировича захватил неф с отборной пшеницей из Анжу, солью и некоторой суммой английских пенни на закупку сукна. “Крес” перехватил небольшое гребное судно, посыльную галеру, на которой оказалось около сорока килограмм серебра, частью в монетах, а частью в марках, а так же немало драгоценной посуды и рулоны превосходного сукна. Дар Роджера Фиц-Миля, Второго графа Херефорда, монастырю в Сито, чтобы святые отцы помолились за упокой души его грешного батюшки, который минувшей зимой погиб на охоте от случайной стрелы. Затем отличился Самород, который вместе с одним из нефов атаковал когг с солдатами. Это были французы идущие из Нормандии в Оксфорд, где верный слуга королевы Брайен Фиц-Каунт и Матильда сдерживали напор Стефана Блуаского. Но добраться до места они не смогли. Да и погибнуть в бою у них не получилось, поскольку в рукопашную схватку с ними никто не вступал. Неф со второго выстрела засадил под ватерлинию европейского корабля отличный круглый булыжник весом в тридцать пять килограмм, и сторонники королевы, которых постоянно обстреливали мои арбалетчики, стали тонуть. С борта нашего парусника выпустили еще парочку снарядов, а затем “Яровит” подобрал с воды полсотни католиков, среди которых оказалось несколько знатных рыцарей (выкуп!), и вернулся к основным силам. Что же касается остальных вожаков, то они перехватили несколько мелких суденышек с небогатой добычей и еще одну галеру, которая принадлежала купеческой общине города Руана и везла в Бремен расписки за товары и партию полудрагоценных камней, в основном аметистов и бериллов. А затем особо отличился Векомирович, который по моему совету высадил на английский берег небольшой десант с зажигательными смесями. Варяги Идара смогли проникнуть в порт Дувра и с помощью “греческого огня” учинить там такой великолепный пожар, что его, наверное, в Кале видели, благо, погода была ясная. Так что военных кораблей, которые там находились, с этого момента можно было не опасаться. Опять же склады и причалы сгорели и сие нашей эскадре в плюс. Вот такие у нас были забавы. Охота и перехват европейских судов, поджоги и наведение ужаса на прибрежных жителей, которые бросали свои рыбацкие лодки и деревеньки, после чего убегали подальше от моря. При этом каждый из нас был сам по себе, но делал общее дело. А когда пришел черед встретить большой караван, боевые корабли и трофейные купцы были на месте. Час “Ч” наступил своевременно. Флориан Губер меня не обманул и, увидев входящие в пролив торговые суда и когги, я подумал, что ворюге можно доверять. Это хорошо, ведь мы собираемся наведаться в эти края еще не один раз, а он любит деньги и ради них готов снабжать меня информацией. Однако мысли о будущем мешают. Поэтому я сосредоточился на настоящем и кивнул сигнальщику, молодому парню из новгородских язычников. Он подошел к высокому борту нефа, на котором я расположился вместе с многочисленными пленниками и охраной, и вскинул над головой красный флажок. Знак был замечен, и эскадра стала выстраиваться в боевой порядок. На острие мои нефы, которые метнут во вражеские когги с крестоносцами зажигательные снаряды, хотя бы по три-четыре штуки, а потом их поддержат арбалетчики и гранатометчики. Справа и слева пойдут драккары, а за ними шнеккеры и лодьи, которые постараются не вступать в сражение с военными кораблями, а займутся торговыми судами.. Все готовы? Да! Тогда пошли! Вперед! Круши католиков! Пришла пора отослать в царство мертвых несколько сотен вражеских душ и этим хотя бы немного отплатить родовым богам за спасение от ужасной бури, а нашему народу за то, что он нас вскормил и вырастил. Мы его защитники, а значит идем в битву не только ради славы и денег, но и ради общего дела, наших жен, детей, свободы и родной веры. Гойда! Развернуть паруса! Ветер попутный! На драккарах, не отставать! Гребите мужчины! Наше время пришло!
Глава 27.
Земли бодричей. 1144 Р.Х.
– Завтра днем нас разобьют. Хриплый надорванный голос Густава фон Юнга прозвучал негромко. Однако люди, которые сидели вокруг небольшого ночного костра, шесть усталых и голодных мужчин в грязной потной одежде и рваных пропахших дымом плащах, его услышали. Больше из тыловой охранной сотни покойного Иоганна Байзена после многочисленных стычек с бодричами никто не уцелел, а из благородных рыцарей в живых остались только опытный Юнг и молодой Седрик фон Зальх. Все остальные воины отряда пали в боях с венедами, которые вцепились в войско Фридриха Саксонского, будто клещами, и нападали на германцев днем и ночью. “Сколько же дней прошло после моего первого боя? – не обращая внимания на слова Юнга, сам себя спросил Седрик. – Десять? Одиннадцать? Нет. Двенадцать. Сначала была ночная битва под Рериком, где армия потеряла много лошадей, запасы продовольствия и скотину. Затем шесть дней мы простояли под крепостью со странным названием Лу-га и предприняли четыре неудачных кровавых штурма. Ну, а потом началось отступление, во время которого погибла треть войска. Сначала полег сохранивший лошадей элитный рыцарский отряд баварца Генриха фон Рашпа, который шел в авангарде и был вырублен вражескими воинами-храмовниками в тяжелой броне и на белых жеребцах. И тогда Юнг говорил, что раз боевой клич врагов звучал как “Святовид!”, а их кони были одной масти, то это религиозные фанатики деревянных истуканов с острова Руян. На другой день после этого наемники из Мерзебурга и Мюнстера попали под залпы спрятанных в лесу мощных стрелометов, дротики которых насквозь пробивали человека в полном доспехе, а затем на их расстроенные боевые порядки налетели легкие кавалеристы бодричей и пехота. Тогда из наемников выжили очень немногие, и Фридрих приказал остановиться, после чего попытался выбить варваров из окрестных лесов. Вот только ничего хорошего из этой затеи не вышло, так как венеды встречали крупные отряды католиков стрелами и отходили, а мелкие группы германцев вырезались. Пфальцграф понял, что венеды ослабляют его, и снова начался полуголодный марш на Саксонию. Вчера арбалетным болтом в голову был убит Ребиндер, который находился в боковом охранении, а сегодня вечером мы схоронили попавшего под меч вражеского всадника-налетчика Лиделау. Каждый день отмечен гибелью знакомых мне людей и поэтому я помню, что их было ровно двенадцать”. – Эй, Зальх! – окликнул молодого рыцаря голос Юнга. – Спишь, что ли? – А!? Где!? – Седрик очнулся, вскинул голову и посмотрел на командира. – Что с тобой? – сидящий напротив Седрика ветеран пристально всмотрелся в осунувшееся лицо юноши. – Задумался. – А я уж, было, подумал, что ты повредился разумом или ослаб и тебя придется бросить. – Как бросить? Зачем? Мы куда-то выдвигаемся? Юнг приложил указательный палец к губам: – Т-сс! Спокойно, Зальх. Не кричи, а то нас могут услышать. Тихо. Зальх кивнул: – Понял. Ветеран удовлетворенно моргнул, оглядел воинов и притихший лагерь пфальцграфа Фридриха, который расположил остатки своего войска в чистом поле между двумя лесными массивами, после чего снова обратил внимание на Зальха и заговорил: – Припасов нет. Лошадей тоже. Оружие нуждается в починке. Сервы и обозники, скоты, разбежались по окрестным лесам или сдались в плен бодричам. В войске осталось не больше пяти тысяч воинов и почти половина из них переранена. Венеды повсюду, впереди, позади и по флангам, а до ближайшего саксонского поселения два дня пути пешим ходом, и это если нам не будут мешать. Правильно все говорю? – Да, – ответил рыцарю кто-то из воинов. – Верно, – поддержал его другой. – Так все и есть, – согласился с командиром Седрик. Густав опять огляделся, посторонних рядом с костром не обнаружил, и продолжил: – Вот и думается мне, что завтра бодричи перекроют нам дорогу к отступлению, а то и сами на наше войско с утра пораньше навалятся. Мы, конечно, будем сражаться и постараемся пробить себе путь. Однако с ранеными на плечах и на голодный желудок прорваться не получится, а в то, что венеды нас испугаются и разбегутся, мне не верится. Поэтому я считаю, что надо уходить из лагеря. Самим. Налегке. Не дожидаясь нападения язычников. – А получится? – спросил ветерана Зальх. – Получится. В лагере неразбериха и про нас никто не думает. В тыловом охранении на дороге у меня есть знакомые, которые тоже не прочь покинуть нашего доблестного Фридриха, так что уходить будем не сами по себе. Выйдем после полуночи. До утра затаимся в лесу, я сегодня неплохую лощину приметил, отсидимся в ней и начнем отход. Вот только пойдем не в Саксонию, а на соединение с войсками Адольфа Шауэнбургского, который сейчас на побережье. Бодричей хоть и много, но они не могут быть везде. Значит, основные их силы прикрывают направление на запад, а на севере только дозоры. Я уверен в этом и места здешние мне более-менее известны, так что выберемся. Что скажешь на это, Зальх? Ты с нами? Еще неделю назад молодой рыцарь, возможно, ответил бы категорическим отказом, ибо тогда он считал, что рыцарь не может поступиться честью, бросить своего полководца и убежать с поля битвы. Но во время изнурительных маршей и на привалах после стычек с венедами Седрик не раз вспоминал слова своего батюшки, который говорил, что иногда жизнь должна ставиться выше законов рыцарства и приказов неблагодарных графов и герцогов. При этом старый Зальх всегда кивал на свою покалеченную ногу, а потом добавлял, что будь он в свое время поумнее и поосмотрительней, то не стал бы калекой. Седрик это никогда не забывал, а побывав на настоящей войне и посмотрев на то, как руководят войском пфальцграф Фридрих и его приближенные, понял, что батюшка прав. Полководцы приходят и уходят, у каждого свои цели и понимание того, как правильно вести войну, а жизнь одна. Кроме того, сидящие рядом с Зальхом воины, которые были преданны Юнгу, словно псы, вели себя несколько странно. У одного, того, что справа, в руках был кинжал, которым он молча строгал палку, а другой, слева, придвинулся поближе к рыцарю. Возможно, это была случайность. Однако Седрик подумал, что если он не примет предложение Густава, воины набросятся на него и убьют. Почему? Да потому, что юноша мог доложить о планах своего командира людям пфальцграфа, и для Юнга это стало бы несмываемым позором, не только для него лично, но и для всего его рода. Ну, а так, если все пройдет тихо, никто и ничего не докажет. Шел отряд, отбился и остался один против орды варваров. Затем храбрые воины совершили десяток подвигов и уничтожили сотни врагов, а потом смогли пробиться к другим католикам. Все логично и просто, настолько, что это понимал даже неопытный Седрик. Поэтому решение Зальх принял быстро. – Да, я с вами, – глядя прямо в глаза Юнга, сказал Седрик. Командир был удовлетворен, а юноша краем глаза заметил, что воины рядом с ним расслабились и отодвинулись. Значит, он принял единственно верное решение, и после этого дороги назад уже не было. Юнг стал отдавать своим людям приказы и они, превозмогая усталость и слабость, собрали нехитрый скарб отряда, упаковали в походные мешки броню, проверили обувь и наточили оружие. За этими занятиями время до полуночи пролетело незаметно. Лагерь германцев затих и забылся тревожным сном, после чего воины, затушив костер, поднялись и цепочкой двинулись в сторону леса. Вскоре дезертиров окликнули. Это было боевое охранение, в котором у Густава имелись знакомые. Между ним и караульными состоялся короткий разговор, к группе Юнга присоединилось еще десять человек и все вместе, по узкой неприметной балке беглецы втянулись в неприветливый темный лес. Вокруг царила кромешная тьма, и двигаться дальше было невозможно. Но делать это никто и не собирался, поэтому воины затихли и стали ждать рассвета. Лагерь пфальцграфа находился от них на расстоянии одной мили и был как на ладони. Седрик видел костры и мелькающие на их фоне человеческие тени. Ему было страшно и казалось, что за каждым темным кустом прячется враг, а еще юноше хотелось спать, и в его животе бурчал голодный зверек, который требовал пищи. Вот только еды не было и юноша, как в детстве, закрыл глаза, постарался отвлечься и подумать о чем-то хорошем. Мысли потекли плавно и размеренно, Седрик представил, что он дома, и вскоре, забыв про страх и голод, задремал. Сколько он проспал, Зальх не знал, а проснулся юноша оттого, что на его плечо легла чья-то рука. Седрик вздрогнул, открыл глаза и обнаружил, что наступило раннее утро. После чего он поднял голову и увидел рядом с собой Юнга, который кивнул в сторону поля и еле слышно прошептал: – Глянь-ка Седрик, вовремя мы ушли. Зальх поднялся, приник к шершавому стволу большого дуба и посмотрел на ясно видимый лагерь германского войска. Там зажигались дополнительные костры и между ними суетились люди. Потом взвыли сигнальные трубы, чей зычный глас донесся до спрятавшего беглецов лесного массива, и практически одновременно с этим послышался многоголосый рев бодричей, которые в больших количествах выходили из окрестных лесов и окружали германцев плотным кольцом. Седрик обернулся к Густаву и спросил его: – Наши отобьют врага? Ветеран, лицо которого было скрыто тенью деревьев, помедлил и отрицательно качнул головой: – Не думаю. Венеды выбрали отличный момент для удара и врагов слишком много. – Так, может, нам пора уходить? – Еще не время, Зальх. Пусть все враги втянутся в битву, а то знаю я повадки этих дьяволопоклонников, наверняка, в лесу полно дозоров и ловушек. Так что терпи, смотри, как убивают наших товарищей, запоминай это и мотай на ус, которого у тебя пока еще нет. Глядишь, пригодится, когда сам полководцем станешь. Юноша понимал, что Юнг прав. Однако его горячее сердце от обиды за своих земляков, которые попали в ловушку, рвалось из груди, а рука стискивала рукоять меча. Ему хотелось вернуться обратно и ринуться в бой против язычников, но сделать это он так и не решился, а когда Седрик хотел подойти к самому краю опушки, откуда можно было четче рассмотреть битву, Густав резко придавил юношу к земле, и прошипел: – Тихо... Бодричи рядом... – Где? – полузадушено выдохнул Зальх. – Смотри... Густав отпустил Седрика и он увидел, что вдоль леса к лагерю Фридриха Саксонского выдвигается огромная масса из людей и лошадей. Фыркали боевые жеребцы, позвякивал металл, и поскрипывали многочисленные повозки. Отряды хорошо вооруженных воинов двигались слаженно и быстро, но неожиданно они остановились. От мысли, что варвары заметили спрятавшихся германцев и сейчас рванутся на их поиски, живот Зальха скрутило, его сердце дрогнуло, и он пригнулся. “Господи! – мысленно взмолился юноша. – Помоги!!!” Впрочем, бодричей беглецы не интересовали. Они построились в боевой порядок, а потом вдоль их строя проехался крупный бородатый брюнет на мощном жеребце. Это был вождь, без сомнений, и немного позже Юнг сказал, что это сам Никлот. Полководец венедов приподнялся на стременах, оглядел своих воинов, рассмеялся и выкрикнул несколько фраз. Бодричи отвечали ему радостными криками и потрясали оружием, а затем они продолжили свое движение к лагерю германцев. Венеды удалились, страх немного отступил и Седрик смог выбраться на опушку. Вид на стиснутое лесами поле открывался великолепный, и молодой рыцарь стал свидетелем последней битвы Фридриха Саксонского со своими исконными врагами. На окраинах лагеря уже кипели ожесточенные схватки. Остатки боевых дозоров и охранение встречало бодричей клинками и давало пфальцграфу драгоценное время на то, чтобы собрать в кулак силы. В центре лагеря в это самое время строились наемные пехотинцы, изнуренные сражениями ополченцы из сервов, немногочисленные стрелки, спешенные рыцари, знаменитые саксонские секироносцы, воздевшие к небесам деревянные кресты священники и несколько десятков конных аристократов из свиты пфальцграфа. Все они хотели выжить и были готовы сражаться. Однако подлые венеды не принимали правильного боя грудь в грудь. Враги окружили войско германцев и замерли, после чего на католиков обрушились стрелы, арбалетные болты, сулицы, метательные топоры, дротики поставленных на повозки стрелометов и какая-то дьявольская огненная смесь. Зальх не понимал, что это и его душа трепетала от ужаса. Да и как не бояться, когда происходит нечто необъяснимое? Из рядов бодричей вырывалось сразу несколько воинов в руках которых находились какие-то камни или горшки. Враги кидали свои снаряды в германцев и затем сразу пять-шесть воинов оказывались охвачены огнем. После чего горящие люди размахивали руками, выбегали в поле, а затем падали на землю и катались по ней. “Что же это такое? – подумал Седрик. – Откуда у язычников такое оружие и почему бодричи не принимают правильного боя?” Ответ Зальху был не нужен – он и так все понимал. Венеды, во владения которых пришло войско католиков, получили помощь от самого Сатаны и они берегли свои жизни. Язычники знали, что сильнее германцев, и были намерены уничтожить захватчиков всех до единого. Ну, а поскольку варвары находились на своей территории, то они могли никуда не торопиться. Обстрел шел без остановки. Саксы, бавары, тюринги, фламандские наемники, швабы, франконцы и искатели приключений со всех концов Европы умирали и падали наземь. Кольцо вокруг ставки пфальцграфа сжималось и германцев становилось все меньше. Фридрих Саксонский видел это и должен был что-то предпринять, и он не придумал ничего лучше, чем атаковать венедов. Снова завыли сигнальные трубы и отряды католиков, все вперемешку, выставив перед собой копья и щиты, начали свое наступление. Ну, а венеды, словно ждали этого. Они расступались перед германцами в стороны, а некоторые откатывались назад. Стрелы и дротики продолжали лететь в плотные колонны воинов пфальцграфа, которые пытались догнать врага и дорваться до рукопашной схватки. И когда строй германцев, наступающих по трупам своих товарищей, потерял монолитность, появился вражеский козырь. Дружный рев тысяч здоровых глоток сотряс воздух, а затем из-за спины венедской пехоты показалась плотная масса тяжелой конницы. Впереди Зальх увидел всадников на белых жеребцах, тех самых, которые посекли отряд Рашпа, а за ними шла дружина Никлота, по крайней мере, так решил Седрик. Конница летела по лагерю, снося со своего пути все, что ей мешало, и вскоре врубилась в панцирную пехоту пфальцграфа Фридриха. Резня была страшная, поскольку остановить напор венедских дружинников и храмовников могли лишь германские рыцари, которые лишились своих лошадей, либо пикинеры под прикрытием стрелков. Ну, а поскольку ничего этого в распоряжении саксонского полководца не имелось, разгром его изнуренного голодом и не выспавшегося войска был очевиден. Зальх все это осознавал и, глядя на то, что происходит на поле боя, решил не трепать себе нервы видом погибающих земляков и вернуться обратно в чащобу. Он начал отползать назад, но задержался, так как случилось нечто, что привлекло его внимание. Один из саксонских отрядов, судя по знамени пфальцграфа, который реял над ним, гвардейское подразделение Фридриха, пошел на прорыв и смог проломить оборону венедов. Секироносцы, орудуя своим грозным оружием, прорубили в строю язычников широкую просеку и, хотя все они погибли, воины смогли выполнить поставленную перед ними задачу. Саксонские гвардейцы дали своему пфальцграфу шанс на спасение, и он им воспользовался. От войска отделилось два десятка всадников, которые поскакали к лесу, и не куда-нибудь, а прямо туда, где спряталась группа Юнга, который увидел это и прорычал: – Дьявол! Уходим отсюда! Живее! Бросьте все! Бегом! За мной! Сейчас здесь будет враг! Бросив мешки с броней, воины вскочили на ноги, и помчались за своим командиром вглубь леса. Бежали они долго, до тех пор, пока шум битвы не исчез, и они не оказались на небольшой поляне. Здесь они сделали короткий привал и, оглядев своих людей, Юнг не досчитался пятерых. После чего, стремясь оказаться подальше от места гибели католической армии, он снова поднял воинов, и повел их на север. Зальх шел сразу же за Юнгом. Он старался успокоиться и откинуть прочь все, что увидел сегодня. Юноша не хотел вспоминать пронзенных дротиками рыцарей и горящих воинов, поскольку ему было стыдно за то, что они погибли, а он не смог им ничем помочь. Поэтому юноша смотрел на заливающее древнюю чащобу ярким светом желтое солнце, на зелень величественных дубов и ясеней, да прислушивался к беззаботному пению лесных птиц. И вроде бы, душевное равновесие вернулось к Седрику, но мирное спокойствие лесной чащи оказалось обманом. Враги были рядом и они не собирались отпускать беглецов. Просвистев по воздуху, неизвестно откуда вылетела стрела, которая вонзилась прямо в правый глаз Густава фон Юнга. Рыцарь, не издав ни единого звука, вскинул вверх руки и повалился на спину, а затем, уже на земле, он пару раз дрыгнул ногами и затих. Ветеран умер. Вокруг был лес, который сразу же из приветливого стал враждебным, а выхватившие оружие воины неосознанно сбились вокруг Зальха и один из них произнес: – Господин Седрик, командуйте. Что нам делать дальше? Одновременно с этим снова просвистела стрела, а за ней следом еще две, и сразу три германца повалились на траву. При этом по-прежнему никого не было видно, и тогда Зальх закричал: – Бежим! Опять страх, мерзкой больной занозой, колол его душу. Волосы на голове юноши, который чувствовал, что за ним наблюдают, и в него целится невидимый стрелок, шевелились. Ужас гнал его вперед, и в этот момент рыцарю хотелось замереть на месте и принять смерть, как избавление. Однако он продолжал бежать, а доверившиеся ему воины, спотыкаясь и дыша, словно загнанные лошади, следовали за ним. Зальх тоже задыхался, плащ зацепился за колючие ветки какого-то кустарника и слетел, а ножны меча колотили по левому боку Седрика. Ноги наливались свинцом, мозоли на ступнях лопнули и кровоточили, бурелом на его пути тормозил движение, но он все равно бежал. Как долго продолжался бег Седрика, сказать трудно, а остановился юноша лишь на берегу дурно пахнущего болота. Дальше дороги не было, поэтому он упал на влажную землю и замер, немного отдышался, спрятался в густом кустарнике и только после этого смог осмотреться. Перед ним болото. Рядом буйная зеленая растительность и несколько разлапистых деревьев, а где-то невдалеке слышны перемежаемые звоном стали крики на немецком и венедском. Надо было что-то делать и, воровато оглядевшись, Седрик решил скрыться от погони, которая, наверняка, идет по его пятам, в болоте. Но тут затрещали кусты и рядом, не заметив юношу, остановились люди. Кто это Зальх не видел и он снова затаился. Однако тут неизвестные пришельцы заговорили, и Седрик понял, что это свои, и не абы кто, а сам Фридрих Саксонский с ближними людьми. За малым, рыцарь не вышел к ним, и только мысль о том, что за сбежавшим пфальцграфом бодричи станут охотиться особо, удержала его от неосмотрительного поступка. Саксы, тем временем, перекинулись несколькими фразами, и пошли вдоль болотистого берега, а спустя пару-тройку минут вслед за ними двинулись венеды, полтора десятка крепких лесовиков в медвежьих накидках с топорами и луками в руках. Враги шли очень тихо, и Зальх едва их не прозевал. Но ему повезло. Он не дернулся и не пошевелился. Кусты скрыли его от язычников и, дождавшись, пока они пройдут мимо, юноша опять собрался погрузиться в болотную жижу. Однако снова заминка, поскольку рядом появился перепоясанный веревкой священник в разорванной черной сутане и большим медным крестом на груди. Лицо у монаха было знакомое, юноша видел его пару раз в ставке пфальцграфа, но все равно он не собирался его окликать и, скорее всего, пропустил бы священнослужителя мимо, если бы не случай. Монах, полный сорокалетний шатен, остановился на краю болота и стал метаться из стороны в сторону. Явно, он не знал, куда ему бежать, и тут за его спиной возникли два бодрича, крепкие молодые парни в полотняных рубахах, ровесники Седрика, которые были вооружены короткими копьями и длинными ножами, а помимо того за плечом каждого висела котомка. Они что-то радостно выкрикнули и древками сбили священника в болотную грязь. Тот молча упал, а венеды вскинули свои копья и приготовились его убить. Смотреть на это спокойно, как зритель, Седрик не мог, тем более что у него мелькнула мысль о том, что, убив монаха, бодричи непременно обнаружат и его. По этой причине молодой рыцарь, который растерял своих товарищей, решил вмешаться в происходящее рядом с ним событие. Зальх выскочил из кустов, и под его ногой хрустнула ветка. Венеды обернулись, но было поздно. Седрик уже был рядом с ними, и верный меч находился в его руке. Взмах клинка. Блеск стали, и превосходное оружие опустилось на голову первого противника. Голова молодого язычника не была ничем прикрыта, поэтому острая сталь легко рассекла его черепную коробку и расплескала мозги ополченца по траве. Второй бодрич, увидев это, отчего-то растерялся и замер в ступоре, а затем попытался отпрыгнуть в сторону. Бесполезно. Меч Зальха впился ему в спину и, вытаскивая из чужого тела клинок, который дымился кровавым паром, он услышал голос поднимающегося с колен священнослужителя: – Благодарю тебя, молодой рыцарь. Ты спас меня, и Господь не обойдет тебя своей милостью. Кто ты, назови свое имя? – Меня зовут Седрик фон Зальх, – по привычке, юноша слегка поклонился. – А я Максимилиан Улекс, – ответил священнослужитель и спросил Седрика: – Ты не знаешь, где находится пфальцграф? Юноша прислушался к наполнявшим лес звукам и в той стороне, куда ушел Фридрих Саксонский и его телохранители, уверенно распознал шум боя. – Он там, – Седрик указал направление и добавил: – Однако я не советую вам туда идти. Возможно, я не прав, но рядом с Фридрихом вы найдете только гибель. – И что же мне делать? – монах был растерян. – Я приставлен к войску архиепископом Адальбертом Бременским и не могу умереть, не сообщив ему о том, чему стал свидетелем. – Не знаю, что вам сказать, святой отец. Поэтому предлагаю вам идти вместе со мной. Седрик кивнул на болото и Улекс пожал плечами: – А ты сможешь пройти через эту трясину? – Не уверен, – честно признался Зальх. – Но если мы останемся здесь, нас точно найдут и прикончат. – Ладно, я с тобой, сын мой. Веди. – Не торопитесь, святой отец, – Седрик кивнул на мертвых бодричей. – Сначала нам необходимо спрятать этих язычников, взять копья, которые послужат нам, и прихватить с собой их котомки, где может оказаться еда. – Да-да, ты прав, Седрик фон Зальх. Улекс и молодой рыцарь прихватили сумки бодричей, в которых, действительно, оказалось немного еды. Затем сообща перенесли мертвые тела в болото и погрузили их в жижу, где Зальх смог нащупать корневища деревьев и ремнями привязать трупы к ним, а после, промеряя путь копьями, германцы пошли через болото. Они двигались через осоку, но не ломали ее, а отгибали растения в стороны. Оба четко понимали, что их постараются найти, но надеялись на провидение Господне и на удачу, которая все еще была с ними. Лишь только Улекс и Зальх скрылись в болотной растительности, как на берегу появилась очередная группа язычников, которые перебили всех беглецов из группы Юнга, и решили догнать Седрика. Однако они его не обнаружили и встали на след пфальцграфа, а когда бодричи поняли свою ошибку, искать молодого рыцаря и монаха было поздно. Приближался вечер и на поле боя, где была разбита армия Фридриха Саксонского, который не пожелал сдаться в плен и погиб в лесу, сражаясь с врагами, начинался раздел добычи. Поэтому поиски были прекращены. Что же касается Седрика фон Зальха и Максимилиана Улекса, то беглецы смогли пересечь болото и после целого ряда приключений спустя шесть дней выйти к берегу моря, где они присоединились к остаткам разбитой под Дубином армии Адольфа Шауэнбургского, которая отступала к границам Священной Римской империи. Из всего войска Фридриха Саксонского вырваться смогли только они. Больше не спасся никто и хитрый Улекс, который видел, что войско гольштейнского графа, подобно отрядам саксонского пфальцграфа, вот-вот будет окружено, смог добиться, чтобы ему выделили лошадей для скорейшей доставки его персоны в Любек. При этом Масимилиан не забыл про Седрика и забрал его с собой. Вот так случайная встреча двух людей спасла жизни им обоим. Потому что из-за вовремя появившегося рыцаря священнослужителя не убили лесовики. Ну, а благодаря монаху Зальх покинул войско гольштейнцев за сутки до того, как на них навалились основные силы бодричей во главе с князем Никлотом. Такова судьба отдельно взятых людей. Одно событие тянет за собой другое, а потом из них складываются кусочки, которые кладутся в мозаику огромной картины мира.
Глава 28.
Скагеррак. 6652 С.М.З.Х.
Куда ни глянь, все море в парусах. Наша эскадра возвращается домой и не просто так, а с победой и добычей. Варяги, бодричи и мои дружинники – все довольны, и понятно почему. Поход продлился немногим более двух месяцев. Потери есть, но они минимальны, всего один драккар, неосторожного вождя Велко Борна, ввязавшегося в бой с вражеским коггом, на котором было не меньше двухсот пятидесяти воинов, а католиков мы побили очень много. Сколько? Неизвестно, ибо точных подсчетов никто не вел. Однако минимум две тысячи человек за все время нашего лихого рейда вдоль берегов Европы на морское дно отправили и это, не считая многочисленных пленников, которые сидят в трюмах нефов и кнорров. В общем, можно сказать, что свою боевую задачу мы выполнили, а помимо того прибарахлились. Поход приближается к своему логическому завершению и только у меня под рукой, помимо двух сильно побитых штормом шнеккеров, пары нефов и драккара, еще шесть судов. Три взяты до перехвата большого каравана из Брюгге, и я про них уже упоминал. Это неф с пшеницей, галера графа Херефорда и когг с грузом оловянно-свинцовых слитков. И плюс к этому еще три нефа были захвачены в Ла-Манше: два с продовольствием, которое я легко смогу продать тем же самым бодричам, в этом году воюющим с германцами, а один с церковной казной для арагонских тамплиеров и драгоценной утварью. Богатая добыча и у остальных моих компаньонов по походу не хуже. Так что все хорошо. Фландрию и Северную Германию мы уже прошли, Западную Ютландию тоже, а сейчас входим в Скагеррак и через три дня окажемся в родном порту. Можно было бы и раньше до Рарога добраться, но не хватает людей. На трофейных судах необходимо держать воинов, а где их взять? Правильно, на боевых кораблях и отсюда наша медлительность, потому что грести некому. По этой причине сейчас у нас на весь флот только два боеготовых драккара, “Перкуно”, на котором я нахожусь, и “Славомир” Идара Векомировича. Я стою на носу корабля спиной к резной фигуре древнего бога войны. Над головой парят чайки. Слева датский берег, а справа открытое море. Палуба покачивается, набитый воздушными потоками парус тянет драккар вперед и мысли в голове только самые светлые. Скоро я обниму жену и увижу сына, а затем, если войску Мстислава Виславита или Никлоту не потребуются наши клинки, займусь хозяйственными заботами и распределением прибывших из Новгорода переселенцев. Так пройдет месяц или два, а потом я вновь соберу боевых товарищей и, до наступления осенних штормов, мы еще раз прогуляемся по вражеским торговым маршрутам. Ну, а чего? Нам надо развиваться и европейцев постоянно напрягать, дабы они не думали, что варяги уже в прошлом, поэтому охота продолжится. – Вижу паруса! – раздался крик впередсмотрящего, который сидел в узком вороньем гнезде на вершине мачты. – Сколько их? – поднимаясь, окликнул я его. – Насчитал девять. Вроде бы лодьи и драккары. – Вздеть броню! Приготовиться к бою! Сигнальщик, вызывай на подмогу “Славомира”! Экипаж “Перкуно” стал готовиться к возможному боестолкновению. Парус был спущен. Воины облачились в броню, закинули за спину щиты и сели на весла, а я, уже в кольчуге, вместе с Поято Ратмировичем снова встал на носу. Вскоре рядом появился драккар Идара, и мы направились к приближающимся кораблям. Примерно, я уже понимал, кто идет нам навстречу, не враги, а друзья, флотилия лютича Вихорко Воробья. Однако, как гласит древняя заповедь: “Добычу взять – это только полдела. Главное, ее до дома дотянуть”, и я считаю, что это верные слова. Поэтому необходима осторожность, даже с теми, кого ты считаешь союзником. Вот и приходится перестраховываться. “Перкуно” и “Славомир” оторвались от нашей эскадры и приблизились к передовому кораблю зеландских земляков. Драккары встали один напротив другого, и на борту большой боевой лодьи появился стройный коротко стриженый блондин, который, как и я, был без шлема, но в кольчуге. Он поднял вверх раскрытую правую ладонь и произнес: – Здрав будь, Вадим Сокол. Я повторил его движение и тоже поприветствовал лютича: – Здрав будь, Вихорко Воробей. – Гляжу, вы с добычей? – мой собеседник кивнул на паруса за кормой “Перкуно”. – Да. А вы за добычей? – За ней самой, – подтвердил Вихорко. – Идем католиков бить. – А чего так поздно? – Собирались долго. – Сбыслава Русая не видел? – Нет. Но знаю, что он на месяц раньше меня из Роскилле вышел и вроде бы собирался пройтись вдоль берегов Англии. – Ясно. Новости с материка есть? – Там война. Пока ничего толком неизвестно, но наши должны победить. Ведь мы все заодно, а значит, врагам нас не одолеть. – Это верно. Слово за слово. Мы обсудили предстоящий поход Воробья, который собирался проскочить к берегам Нормандии, и я дал ему пару дельных советов. Мой флот уже проходил мимо, нам пришло время прощаться, и тут Вихорко сказал: – Кстати, Вадим, утром я корабли твоих друзей видел. – Кого именно? – Будимира Виславита и Авсеня Беридраговича. “Опань-ки! – мелькнула в голове мысль. – Первопроходцы вернулись. Только немного раньше, чем их ожидали. Отчего так? Может, они не достигли Нового Света или, наоборот, уже все сделали и возвращаются с результатом? Неизвестно, а значит, необходимо догнать наших путешественников, любопытно будет пообщаться”. – Вихорко, а где ты их видел? – Невдалеке отсюда, у северной оконечности бухты Яммер. Они на рейде стояли и чинились. – Что-то серьезное? – Нет. На “Соболе” паруса латали, а у “Внука Вилы” пара верхних досок по правому борту раскололась, словно лодья с вражеским кораблем сходилась. Я спросил, не нужна ли помощь и сопровождение к Зеландии. Однако Виславит больно гордый, ты это знаешь, и сказал, что они сами справятся. Вот только это вряд ли. – А почему так думаешь? – Рядом замок ярла Бруни Стейсона, который никому не подчиняется, а у него три драккара. – Это точно? – Конечно. Мстислав, когда по Ютландии гулял, едва меня по его душу не послал. Но потом все назад отыграли, и ярл уцелел. – Считаешь, что он нападет на Будимира и Авсеня? Вихорко ухмыльнулся: – Если добыча слабая, то он не утерпит. Такой уж человек, подлый и коварный. Так что если хочешь помочь своим друзьям, поторопись, а то всякое может случиться. – Благодарю, Воробей, – я кивнул лютичу, и мы расстались. Драккары разошлись. Я прислушался к своим чувствам и ничего не почуял, слишком далеко Будимир и Беридрагович. Однако резон в словах Вихорко был, датский ярл, который плевал на приказы своего короля Кнуда Пятого и соседа Свена Эстридсена, мог напасть на первопроходцев и это было бы весьма плохо. Значит, необходимо поторопиться к ним на помощь. Я повернулся к Поято и сказал: – Правь на северную сторону бухты Яммер. Идем полным ходом, и Векомировичу подайте знак, чтобы за нами шел. Командир пруссов согласно мотнул головой и “Перкуно” помчался к месту стоянки наших путешественников. Шли мы ходко и “Славомир”, который держался за кормой “Перкуно”, не отставал. Гребцы рвали жилы и потому к месту стоянки “Внука Вилы” и “Соболя” мы успели вовремя. Воробей, словно в воду глядел, Бруни Стейсон все таки напал на варяжские лодьи. Глупец! Ведь он не мог не знать, что за это последует расплата, поскольку место последней стоянки варяжских кораблей известно и уже осенью он ответил бы за их захват своей шкурой и разорением замка. Однако, видать, жадность застила датскому ярлу взор и он не сдержался. Курощуп чертов! Сначала пришли внутренние ощущения. Моя ведовская суть почуяла драку, а затем, когда “Перкуно” и “Славомир” обогнули узкий мыс, пред нами предстала следующая картина. К двум большим венедским лодьям, которые были сцеплены бортами, прижались датские драккары и еще один спешил к викингам на помощь. На палубах кораблей шла жестокая рубка, и я, пробежав на корму, приложил к губам сложенные рупором ладони и окликнул Векомировича: – И-дар! – Слу-шаю! – откликнулся варяг. – Я пойду на помощь к нашим, а ты перехватывай третий драккар и, если получится, высаживайся на берег. – Мне замок взять? – Да-а! Надо данов за наглость наказать! – Сделаю! “Славомир”, подобно хищнику, рванулся на идущий от берега старый драккар с головой оскалившегося ворона на носу. Исход этой схватки, лично для меня, был очевиден, ведь у Векомировича воины один к одному, отборные головорезы, которые любого противника в бараний рог согнут и на мелкий фарш порубят. Поэтому я о нем не думал. Идар поставленную перед ним задачу выполнит, а мне предстоит контрабордаж. Направляемый умелой рукой кормчего, разогнавшийся “Перкуно”, ударил по борту датского корабля и тут же на его палубу полетели стальные кошки. Зацеп! Захват! Пора показать викингам, кто в этих водах самый главный. – Бей данов! – закричал я и, выхватив верный булатный клинок, рванулся на вражеский корабль, где нас уже заметили и были готовы встретить с оружием в руках. Прыжком я перемахнул с борта “Перкуно” на палубу датского драккара. За мной дружинники, но я на острие атаки, как и положено вождю, который смел, силен и удачлив. Передо мной строй из викингов, все в доспехах и оружие некоторых из них уже испачкано кровью. Славянской кровью, которая не должна остаться не отмщенной, и потому боевая ярость накрывает меня моментально, с полтычка, с одного только взгляда. Я двигался очень быстро, а готовые принять меня на свои клинки викинги к этому были не готовы. И отметив, что на “Соболе” все еще идет бой, я решил поторопиться. – Беридрагович, мы уже идем! Держись! – мои слова разнеслись над морем и сцепившимися кораблями, а затем, сразу после проредившего ряды викингов дружного арбалетного залпа, я вломился в строй врагов. Подобно змее, мой клинок метнулся в горло первого противника. Змиулан раскромсал пока еще живую плоть и вскрыл вены викинга. Один был готов, и я навалился на него всем телом. Толчок и строй противника разорван. Косой замах вправо и кто-то из данов отскакивает. Тычок острием влево и свободного пространства становится больше. Передо мной возникает полуголый рыжеволосый здоровяк с пеной вокруг оскаленного рта и в его руках обоюдоострый топор. Берсерк? Ха! Меня не напугать, и не таких бойцов валил. Прикрытая латной перчаткой левая ладонь сжимается в кулак и бьет викинга в нос. Хрящи, наверняка, сломаны, и на мгновение он теряется, рычит, словно раненый зверь, и вскидывает над головой топор. Это потеря времени и пока он готовится меня убить, я уже атакую. Змиулан вонзается в его голую грудь, и острие снизу вверх проникает между ребрами и вонзается в горячее сердце северного воина. Второй готов. Удар ногой в грудь берсерка и он падает на румы левого борта. Красиво так, шейными позвонками прямо на край гребной скамьи. Быстрые взгляды по сторонам. Мои дружинники разметали строй викингов и оттесняют их на корму. Надо спешить на выручку Беридраговичу. Медлить нельзя, а значит, вперед. В шесть широких шагов я пересек палубу датского корабля. Затем запрыгнул на широкий планширь и отсюда перескочил на “Соболя”. Воины старого Авсеня еще держались и даже если бы мы не появились, очень может быть, что они имели бы шанс отбиться. Разумеется, если бы не подошел третий вражеский драккар. Да и что это была бы за победа? Сколько бы варягов уцелело? Десяток израненных бойцов, не больше, а с таким количеством гребцов добраться до Роскилле через Скагеракк и Каттегат практически невозможно. Это факт, так что мы не зря пришли на помощь славянским первооткрывателям Нового Света. Передо мной прикрытая кольчугой спина датчанина и это хорошо. Змиулан вонзается в нее, пробивает проволоку и еще один противник умирает. Слева опасность – я чувствую ее, и вовремя оборачиваюсь. Мне в лицо летит узкий стальной клинок, и я пригибаюсь. Меч пролетает над головой, и я делаю четкий низкий выпад в тело противника. Змиулан бьет врага точно, но не может пробить стальной нагрудник, которым прикрыт здоровенный викинг-богатырь, судя по позолоченному шлему, сам ярл или, как минимум, командир одного из его кораблей. Лица противника не видно, ибо оно прикрыто красивой медной маской в форме личины, но зато я слышу его голос, гневный и одновременно с этим несколько растерянный: – Я убью тебя! – Ну да, без этого никак. Машинально, я ответил викингу на датском и, уклонившись от очередного вражеского замаха, прыгнул на него и двумя ногами ударил богатыря в грудь. Раскинув руки, он вывалился за борт, как раз в щель меж кораблями, а я упал на палубу и надо мной нависли сразу два противника. Один попытался достать меня топором, а второй тяжелой дубиной. Однако я вовремя перекатился в узкое свободное пространство между румами и снова встал на ноги. Враги, рыжебородые дядьки лет по сорок, в броне, но без щитов, оскалившись, наступали на меня. Однако я был спокоен. Мне видно, что происходит за их спинами, а там появляются пруссы Поято и он сам. Ну, а что в таких случаях положено делать воинам, которые видят, что их вождь в беде? Верно, выручать его, хотя я мог бы справиться с двойкой викингов самостоятельно. – Дзан-г! – в грохот битвы на палубе “Соболя” вплетается звон арбалетной тетивы и один из викингов умирает, даже не поняв, что стало причиной его гибели. – Шмяк! – в тело второго датчанина вонзается тяжелая секира, но он не погибает. Превозмогая слабость, викинг попытался обернуться навстречу пруссам, но ему в бок засадили короткое копье, и только после этого он свалился. Все происходило очень быстро. Без прелюдий и долгих маневров – так, как я учил своих дружинников на тренировках. Ярость. Напор. Стремительность. Лучшая тактическая подготовка и арбалетные болты перед рукопашной. Вот наши козыри, которым викинги могут противопоставить местечковую выучку, от случая к случаю, боевой опыт и наглость. Этого мало, ибо время меняется, а вместе с ним видоизменяется и манера сражаться. Поэтому победа остается за нами. “Соболь” был очищен от противника быстро, и совместно с варягами Беридраговича мы перебрались на “Внука Вилы”. Молодой Будимир и его ватага рубились с викингами, словно в последний раз и это помогло им продержаться до нашего появления. После чего арбалеты и наши клинки сделали свое дело. Датчан загнали на их драккар, и только после этого я немного расслабился. Повоевал и будет. Дальше без меня справятся, ведь Поято рядом. И обтерев клинок Змиулана об одежду мертвого датчанина, я обернулся к Авсеню и Будимиру. Молодой варяг был залит кровью с ног до головы и прихрамывал на левую ногу, а его старый компаньон встряхивал контуженой головой и пытался снять помятый шлем. Я ему помог и когда Беридрагович освободился, кинул взгляд на корабль викингов, где остатки датчан пытались сдаться, но в плен их никто не брал. Затем посмотрел на море, отметил, что Идар справляется без меня, и обратился к нашим путешественникам: – Ну, здравствуйте, вожди. Чем порадуете? Нашли Винланд? – Здравствуй Вадим, – за двоих ответил Беридрагович. – Винланд нашли и карту составили. Но про это позже поговорим. Пока же, поклон тебе за наше спасение. Авсень, не чинясь, поклонился мне в пояс. Будимир, неохотно последовал его примеру, но ограничился лишь легким кивком и сказал: – Благодарю тебя, Вадим. Вроде бы, все нормально. Однако после этого произошло то, чего я, честно сказать, никак не ожидал. Беридрагович схватил благородного Виславита за загривок, пригнул к самой палубе, а затем прохрипел: – Голову ниже, Будимир... Ниже... Если бы не твоя высокородная гордость, то сейчас бы с нами был Вихорко Воробей и я бы не потерял своих людей... Будимир вывернулся и отскочил от нас с Авсенем. Его правая рука упала на меч, и он оскалился: – Кто же знал, что даны налетят, дядька Авсень!? – Я об этом знал и тебе говорил! Набычившийся Беридрагович тоже схватился за оружие, и за спинами двух вожаков встали остатки их ватажников, которым, наверняка, драться между собой не хотелось. Однако если командиры сцепятся, то и им придется, разумеется, если дело не ограничится поединком. Это плохой расклад и я встал между Будимиром и Авсенем, после чего раскинул руки и прокричал: – Тихо! Оружие не трогать! Кто в драку кинется, того мои воины остановят! Неожиданно рядом со мной встали два пожилых волхва, один служитель Святовида, другой Велеса. Как их зовут, мне было неизвестно, но люди они были опытные, ведь других в дальний поход не послали бы. Поэтому когда жрец Святовида стал успокаивать Беридраговича и Виславита, я этому не удивился. Работа у него такая, гасить конфликты, вот он ее и делает. – Не для того вас Руян к берегам Винланда посылал, чтобы вы друг дружку возле самого дома покрошили. Поэтому успокойтесь. Будет желание биться, то никаких препятствий, но лишь после того, как расскажете о нашем путешествии Векомиру. Живы остались и слава богам. Все! Успокоились! Жрец человеком был духовно сильным. Его слова загасили конфликт в зародыше. Будимир признал, что был не прав и вскоре они с Беридраговичем, который приходился ему двоюродным дядькой по матери, пожали друг другу руки. Тем временем викингов добили, и я стал богаче на два драккара, а Идар взял на абордаж третий вражеский корабль и начал высадку на берег, где находился замок покойного Бруни Стейсона, который утонул в водах родной бухты. Двигаться дальше смысла уже не было. Показались корабли моей флотилии, и я приказал организовать стоянку на берегу. Это, конечно, минус еще одни сутки до встречи с родными, но иначе никак. Ночью через проливы идти надо осторожно и постоянно быть начеку, а Будимир и Авсень, которых не бросишь, потеряли много народу. Кроме того, Векомирович захватил дом наглого датского ярла и разграбил его, благо, все викинги находились на кораблях, и сопротивление ему никто не оказал. Да и мне требовалось перебросить часть экипажей на трофейные драккары, которые бросать жалко, хоть и не новые, но все же корабли. Короче говоря, флотилия остановилась на ночлег. Крупнотоннажные суда встали на якорь, а драккары, шнеккеры и лодьи выползли на грунт. Зажигались костры, и готовился ужин. Идар пригнал из клоповника Стейсона рабов, которые волокли на себе не очень большую добычу, а я присел к костру наших путешественников и снова завел разговор про их поход. Вожаки отвечали охотно, а волхв Святовида по имени Радован, иногда вставлял свои дельные замечания. Говорили мы долго, ведь тема для меня интересная, и вот что я узнал. Поход для варягов сложился удачно, сказывалась хорошая подготовка. Тринадцать с половиной месяцев назад они вышли из скандинавских проливов и взяли курс на Шетландские острова. Путь знакомый, так что добрались быстро. Там была короткая остановка и снова в путь. Далее по курсу лежали Фарерские острова, где они не останавливались, а затем показалась Исландия, где мореходов не привечали, но и не прогоняли. Ну, пришли варяги, да и ладно. Не безобразничают и за все платят серебром, значит, гости. Впрочем, новая остановка тоже была короткой. Вожди торопились, так что путешествие продолжилось. Третья стоянка была на юго-западной стороне Гренландии в поселении Братталид, и вот там-то варяги задержались надолго, на целых три недели, потому что требовалось провести починку снастей и просмолить борта. Опять же местное население встретило гостей очень радушно, ибо, насколько я понял, тамошние викинги, потомки норвежцев, жили очень замкнуто и крайне бедно. Дерева нет, ресурсы отсутствуют, кормятся охотой и рыболовством. Однако свое поселение не покидают. В общем, дичают, но своей жизнью, как ни странно, поселенцы были довольны. В Братталиде Авсень и Будимир получили проводников до Винланда, где тоже имелось небольшое поселение норгов и снова пустились в путь. По пути они попали в серьезный шторм, но выстояли и все-таки добрались до заветной цели, нашли обосновавшихся в Новом Свете викингов, которых было всего триста пятьдесят человек вместе с женщинами и детьми, и это была четвертая стоянка экспедиции. Отношения с местными, которые называли свои владения Маркланд, наладились не сразу, потому что с одной стороны, варяги прибыли с исторической родины, а с другой могли стать конкурентами и соперниками в деле заселения Винланда. Однако волхвы, которые знали, что ничего хорошего у норвежцев из их затеи не выйдет, смогли убедить викингов в добрых намерениях венедов. Ну, а после того как Будимир и часть его ватаги при поддержке жрецов помогла викингам локализовать и разгромить крупный отряд донимающих северян дикарей-скрэллингов, начались братания. Осенью Беридрагович прошелся вдоль материка на юг и добрался до земель, где произрастал виноград и множество диковинных растений. Климат там был неплохой, но зато имелись агрессивные индейцы, с которыми пришлось немного повоевать. После чего, приметив хорошую бухту, в которой можно поставить укрепленный городок, Авсень вернулся в Маркланд и вместе с Будимиром стал готовиться к зимовке и возвращению на родину. Зима прошла тяжело. Варяги часто болели и несколько человек, несмотря на поддержку волхвов и советы адаптировавшихся норвежцев, так и не смогли оклематься и умерли. Люди грызлись между собой и тосковали, а затем от скуки варяги совершили не очень удачный поход на индейцев, во время которого было потеряно сразу семь воинов. Впрочем, это компенсировалось тем, что была взята неплохая добыча: меха, продовольственные запасы, женщины и шаман, который после общения с волхвами, не взирая на языковой барьер, смог поведать им немало интересного и нарисовать схему окрестных земель. Наконец, пришла весна. Рядом с поселением викингов в остроге осталось два десятка варягов, наиболее психологически устойчивые мужчины, и два волхва. Это первое поселение венедов в Новом Свете, которое, вполне возможно, со временем будет эвакуировано, поскольку в данном конкретном случае многое зависит от решения жрецов и желания варягов осваивать заокеанский материк. Однако продолжаю. Будимир и Авсень благополучно достигли Братталида, затем Исландии и Фаррер, но в районе Шетландских островов они сцепились с одним местным царьком и ушли к родным берегам только после боя, в котором было потеряно еще полтора десятка варягов. Только добрались до Скагеракка, а здесь Вихорко Воробей мимо идет и Будимир отказывается от его помощи. После чего лодьи с половинным экипажем остаются сами по себе и быть бы варягам битыми, если бы не мы с Векомировичем. Вот такие расклады. И что же имеется в сухом остатке? Добраться до Нового Света на лодьях и больших драккарах вполне реально, хотя лучше под это переоборудовать те же самые когги или нефы. При благоприятных условиях два с половиной месяца туда, месяц на ремонт и два с половиной месяца назад. Округляем, и получается полгода. Форпост в тех краях организовать тоже можно. Однако кому он сейчас нужен? По большому счету, никому. Разве только волхвам, как место, куда в самом крайнем случае, когда не будет иного выхода, можно отправить часть беженцев, вот и все. Ну, а переселяться на отдаленный материк охотников будет немного, поскольку земель и рядом полным-полно. На территориях материковых венедов, а так же в Швеции и Финляндии. Это можно предугадать, так что переться ради необжитых владений черт знает куда, смысла нет. Вот и получается, что открытие сделано, а толку с него пока немного. Варяги привезли какие-то семена, которые надо распаковать и посмотреть, что это такое, добыли информацию и составили вполне приличную карту. Однако совершать новый переход через океан они желанием не горят. Слишком трудно это психологически, а дома столько интересного, что тот же самый Беридрагович сразу сказал, что больше он в Винланд не ходок. Да и Будимир, как услышал, какие дела на родине без него творились, сразу посмурнел. Другие вожаки германцев и данов били, много добычи взяли и стали героями, а он потратил год своей жизни на дальний поход, про который теперь не имеет право никому рассказать, ибо это тайна. Расходились мы уже заполночь. Уставшие за день люди ложились спать, волхвы и опытные целители из варягов перевязывали раненых, караульные стерегли покой боевых товарищей, а мне было не до сна, поэтому я пришел на берег моря, где присел на обточенный водой большой валун. За моей спиной догорал датский замок. Отблески огня прыгали по водной глади и, глядя на их причудливое движение, я зачерпнул горсть прохладной соленой воды, плеснул ее на лицо, обтерся рукавом рубахи, задумался и подвел промежуточный итог своей деятельности. Рейд вдоль европейских берегов, считай, что уже завершился. Как я уже отмечал ранее, он был для меня удачен, а помимо того сегодня мы выручили варягов-первооткрывателей. Жизнь продолжается. Однако что дальше? Будущее изменилось и теперь оно скрыто от меня, а поскольку я не провидец, то отныне не смогу сказать, что король такой-то, совершит какой-то конкретный поступок. Впереди подернутая густой дымкой мгла и по этой причине в моей голове возникает множество вопросов. Отобьемся ли мы от крестоносцев, и сможем ли создать крепкое государство, которое не развалится и простоит века? Не знаю. Сколько я проживу, и не окажется ли мой следующий морской поход последним? Неизвестно. Правильно ли я все делаю? Наверняка, нет, и можно было бы шевелиться быстрее. Получится ли выполнить волю бога Яровита и сберечь родную веру? Об этом можно только догадываться. Вопросы. Вопросы. Вопросы. А с ответами туговато. Впрочем, как бы не сложилась жизнь Вадима Сокола дальше, одно мне известно точно. Я не сдамся, и буду драться с католиками и любыми другими противниками моего народа до конца. До тех пор пока жив. Пока сердце бьется. Пока есть кто-то, ради кого стоит лить кровь врагов. Пока живы славяне, которые не забыли, чьи они потомки, и пока не умерли такие понятия, как совесть, честь, правда, любовь и верность. И это не красивые слова. Нет. Я многое сделал ради достижения своих целей, и это только начало. Главные события, как водится, всегда впереди. Поэтому война и укрепление моей структуры продолжаются, и какой бы жизненный срок мне не отмерила судьба, я всегда буду знать, кто мне свой, а кто чужак. Ну, а раз так, то воину бога Яровита всегда будет известно, на чьей он стороне.
Эпилог.
Клерво. 1144 Р.Х.
В полупустой рабочей келье Бернарда Клервоского перед большим медным распятьем Христа, которое висело на стене, преклонив колени, стояли два человека. Первый, сам настоятель местной обители, который был облачен в свою привычную повседневную одежду, перепоясанную грубой бечевкой темно-серую рясу. Второй, его ученик и верный последователь, аббат Бернардо из монастыря Санте-Анастазио-алле-Тре-Фонтане. Гость настоятеля Клерво, крупный сорокапятилетний мужчина с аккуратно подстриженной темно-русой бородкой и усами, одевался, как и подобает цистерианцу: белый балахон, черный капюшон, черный фартук-скапулярий и черный пояс. С виду, это был сильный, спокойный и уверенный в себе человек. Однако иногда внешность бывает обманчива. На самом деле в душе аббата Бернардо, в миру Бернардино Паганелли из Пизы, бушевала буря и иногда, шепча одновременно с учителем знакомую молитву Душа Христа, он сбивался. – Anima Christi, sanctifica me… Corpus Christi, salve me. Sanguis Christi, inebria me… Aqua lateris Christi, lava me. Passio Christi, conforta me. О bone lesu, exaudi me… Infra tua vulnera absconde me. Ne permittas me separari a te. Ab hoste maligno defende me. In hora mortis meae voca me. Et iube me venire ad te, ut cum Sanctis tuis laudem te in saecula saeculorum… Amen! Последнее слово итальянский аббат выдохнул через силу, после чего он размашисто перекрестился, вслед за настоятелем Клерво встал на ноги и вместе с ним покинул келью. Два священнослужителя молча прошли по узкому сумрачному коридору и вскоре вышли из храма во двор, где стоял ласковый и погожий летний день. Было тепло и приятный свежий ветерок, прилетающий к святилищу с окрестных полей, обдувал тела людей, которые ступили на огибающую святую обитель тропу. Здесь к ним присоединился худой блондинистый паренек, самый молодой ученик Бернарда Клервоского, датчанин Асбьерн Виде. Мальчишка, который, несмотря на жару, накинул на голову капюшон, следовал за двумя Бернардами, французом и итальянцем, по пятам и старался быть незаметным. Это было привычное его поведение, и аббат Санте-Анастазио-алле-Тре-Фонтане не обращал на датчанина никакого внимания. Да, честно говоря, ему вообще ни до чего не было дела. Он думал о предложении, которое сделал ему Бернард Клервоский, на коего с момента их знакомства старался равняться и походить. Поэтому сейчас итальянец размышлял только над этим и ждал от своего учителя вопроса. Ждал его и дождался. – Итак, брат Бернардо, что ты решил? Француз остановился, а итальянец послушно замер рядом с ним и выдохнул: – Учитель, боюсь, что это невозможно. Как я, обычный аббат и не кардинал, могу стать новым папой римским? Как? Настоятель Клерво усмехнулся, положил на плечо будущего наместника бога на земле руку и сказал: – В нужный час, друг мой, кардиналы примут правильное решение. Такова воля Господа, переданная мне самой Богородицей. – И все же... – Стоп! – Француз вскинул правую ладонь и оборвал итальянца. – Брат Бернардо, ты сомневаешься в себе, а это недопустимо. Ты долгое время пробыл вдали от меня и стал забывать то, чему я тебя учил. Вспомни мои слова. – Какие именно, учитель? – Паганелли понурился. Бернард Клервоский кинул косой взгляд на стоящего рядом Асбьерна и обратился к нему: – Юноша, что мы проходили с вами вчера? – Основы веры, – не поднимая глаз, ответил ставший с недавних пор круглым сиротой датчанин. – И что я сказал? – Было сказано следующее. Все, что есть в нашей вере, основано на достоверной и прочной истине, а так же подтверждено пророчествами и чудесами от Бога. Поэтому сомневаться в словах небесных посланцев, передающих нам волю Бога, нельзя. Клерво посмотрел на Паганелли и тот согласно кивнул: – Я понял вас, учитель. – Это хорошо, что понял. И ты готов принять крест, который тебе предстоит нести до самой смерти? Итальянец помедлил и согласно мотнул головой: – Да, если такова воля Господа. Однако я буду нуждаться в ваших наставлениях. – Они будут, брат мой, ведь ты станешь первым цистерианцем, который наденет на свое чело папскую тиару. И хотя для вида я отдалюсь от тебя, оставить своего брата по ордену и лучшего ученика без поддержки у меня не получится. Поэтому ты всегда сможешь получить мой совет и наставление Богородицы. – И что же говорит Мадонна? – Паганелли мелко перекрестился и с благоговением посмотрел на безоблачное синее небо. – Когда я стану папой? – Она сказала, что тебя объявят папой через полгода. Это случится зимой следующего года, а раз она так говорит, значит, это непреложная истина. – Ясно. Вот только смогу ли я соответствовать такому высокому посту? Время сейчас трудное и наша вера находится в кризисе. Еретики множатся. Сарацины в Испании и Святой земле начали новое наступление. По сообщениям из Иерусалима вот-вот падет Эдесса. Папы меняются очень быстро, и народ не имеет к ним доверия. Кардиналы погрязли в распутстве и роскоши. В Риме всем заправляет патриций Джордано Пьерлеоне и верные ему наемники и бандиты из черни. Во Франции король Людовик бьется со своими вассалами. В Англии гражданская война. В Германии склоки и король Конрад Третий точит зубы на итальянские города. В Польше между собой режутся братья-Пясты. Восточные ортодоксы расширяют влияние на Европу и недавно послали в Венгрию большую группу проповедников. На севере мы почти потеряли Швецию, а наше влияние в Дании и Норвегии снизилось. Последователь Пьера Абеляра еретик Арнольд Брешианский продолжает критиковать мать-церковь и ее высших иерархов, но одновременно с этим просит простить его и дать возможность вернуться в Рим. Богомерзкие язычники бесчинствуют вдоль берегов Европы, а недавно они разбили войска Фридриха Саксонского, Адольфа Шауэнбургского и фон Штаде, и сейчас осаждают прибрежные города германцев. Кругом беды, разорение, ереси и голод, и в этот момент во главе церкви должен встать по настоящему сильный человек, не я, а вы, мой учитель. – Это хорошо, что ты следишь за событиями в мире, Бернардо, – нахмурившись, произнес настоятель Клерво, – и я доволен, что ты не переоцениваешь свою значимость и смотришь на все критически. Однако именно ты станешь папой, а не я. – Но почему? Потому что я итальянец и для большинства кардиналов буду своим? – Ты не прав. Дело не в твоем происхождении, хотя это свою роль, конечно же, играет. Суть в другом и я мог бы еще раз сказать тебе, что такова воля Господа и на этом прекратить наш разговор. Однако, ты мой ученик, которого я люблю, словно брата, поэтому назову тебе иную причину. Папа обладает слишком большой властью, заполучив которую, он очень быстро меняется. Иногда в лучшую сторону, а случается, что и в худшую. Уж кому, а тебе про это хорошо известно. По этой причине я не могу стать наместником бога на земле, ибо понимаю, что в таком случае очень быстро утрачу все человеческое, что во мне есть, и вскоре превращусь в монстра, который именем Господа выжжет половину Европы. Нет. Я нужен на своем месте, как проповедник и наставник, а папой должен быть человек вроде тебя, в меру добрый, умный, иногда сомневающийся и прислушивающийся к моему мнению. Паганелли не ожидал услышать от своего учителя такую речь, которая заставила его он по-новому взглянуть на Бернарда из Клерво. Ну и кого же он увидел? Все того же несгибаемого борца за веру и великого мистика, который слышит голоса Богородицы и самого Господа. Но в этот момент в нем проявилось нечто обыденное, мирское и человеческое, и итальянец подумал, что в душе наставника, которая имеет свои темные закоулки, тоже идет постоянная борьба, и он, подобно ему, может быть в чем-то не прав. Такие выводы очень сильно удивили Паганелли, и для самого себя он решил, что папская тиара, конечно, тяжела. Однако ответственность, которая лежит на общающихся с высшими существами и ведущих невидимую войну с демонами подвижниках церкви, вроде его учителя, еще тяжелее. Впрочем, развить свою мысль итальянцу не удалось. Настоятель Клерво двинулся дальше по тропинке вдоль храма, а когда итальянец встал рядом, продолжил беседу: – Бернардо, вскоре ты станешь папой, и тебе предстоит очень важное дело. – Какое? Я должен навести порядок в церкви? – Это само собой. Необходимо продолжить гонения на еретиков и приструнить церковных иерархов, которые стали забывать, что они священнослужители. Но это дело долгое, на десятилетия. В первую очередь ты должен заняться организацией нового Крестового похода. – Второго Крестового в Святую землю? – Нет. Мы должны собраться с силами и ударить по венедам. – А как же Иерусалим!? – удивился итальянец. – Он никуда не денется. Сейчас самая главная наша забота это северные язычники и пока мы не разберемся с ними, этой занозой в теле Европы, про Святую землю можно не вспоминать. Итальянец помедлил, посопел и произнес: – Мне кажется, что вы ошибаетесь учитель. Наш основной враг это сарацины, а не венеды. Поэтому я предлагаю организовать два Крестовых похода. Один в Святую землю, а другой на венедов. – Нет. Все силы необходимо бросить против язычников. В голосе Бернарда Клервоского прозвучали командные нотки, и все внутреннее естество будущего римского папы содрогнулось. Однако он уперся, не сдался и сказал: – Мне нужны объяснения, наставник. Крестовый поход дело очень серьезное и я хочу знать, почему северяне более опасные противники, чем сарацины? – Я тебе отвечу, Бернардо, – француз покосился на своего итальянского ученика, слегка покачал головой и продолжил: – В данный момент на севере происходит нечто очень странное. Долгое время с венедами не возникало больших проблем и мы, я и другие высшие иерархи церкви, не обращали на них никакого особого внимания. Германцы все больше оттесняли язычников к морскому берегу и вскоре они должны были исчезнуть. Однако несколько лет назад стали происходить события, которые меня сначала насторожили, а затем встревожили. Северяне, словно обрели новые силы и стали гораздо умнее, чем они есть на самом деле. Они сами перешли в наступление, смогли объединиться, объявили о создании государства Венедия и отбили натиск германцев. Ну, а про то, что происходит сейчас в водах Ла-Манша, Любеке, Ольденбурге, Швеции и Дании, ты и сам прекрасно знаешь. Все эти события взаимосвязаны и когда в последний раз меня посетила божественная покровительница, она приказала растоптать Венедию. – Богородица, действительно, так сказала? – А ты сомневаешься в моих словах!? Лицо Бернарда Клервоского запылало гневом, и он навис над своим итальянским тезкой, который машинально втянул голову в плечи и пробормотал: – Нет-нет, не сомневаюсь... Просто это так неожиданно... Настоятель Клерво быстро успокоился и кивнул: – А вот для меня это не неожиданность, а наоборот, закономерность. Давно надо было венедов раздавить, и я удивляюсь, почему наши предшественники не сделали этого раньше. По какой причине? – Возможно, им не хватало сил? – Может быть. Однако сейчас это не важно. Теперь нам предстоит сделать то, что не успели другие подвижники нашей матери-церкви, и для Крестового похода против славян мы должны привлечь всех, кого только возможно. Французов, германцев, итальянцев, англичан, поляков, венгров, богемцев и рыцарские ордена. Всех последователей нашей веры без остатка. – Учитель, мне кажется, что если мы затеем нечто подобное, то в итоге соберется чрезмерно большая армия, для которой потребуется огромное количество припасов и опытные командиры, коих у нас не так уж и много. Да и убедить европейских монархов вместо Святой земли отправиться против венедов, будет нелегко. – Ты ошибаешься, Бернардо. Венеды рядом, а Святая земля далеко. Поэтому европейским королям проще отправиться на север, чем на восток. – И все же многие монархи будут настаивать, что правильней кинуть силы на выручку Иерусалиму. – Ну, таких упрямцев можно спокойно отпустить. В чем-то ты, конечно же, прав, на востоке крестоносцы тоже нужны. Однако главная наша забота это Венедия, после которой придет черед приморских дикарей и восточных еретиков-ортодоксов. – Трудная перед нами поставлена задача, хотя государство язычников мы развалим. Паганелли тяжко вздохнул, а его наставник мягко улыбнулся и сказал: – Тебе необходимо отдохнуть и о многом подумать, мой друг. Асбьерн проводит тебя в свободную келью. Посиди, помолись и поразмысли над будущим, а подробней относительно наших планов, мы поговорим позже, и не один раз. – Хорошо. Итальянец, в сопровождении юного датчанина, отправился обратно в храм, а Бернард Клервоский полной грудью вдохнул напоенный ароматами луговых трав воздух и обернулся в сторону севера. Где-то там, за добрую тысячу миль от Клерво, а то и больше, находилось Венедское море, где волхвы собираются с силами и готовятся встретить армии католиков. Только все это напрасно, ибо, что сможет противопоставить относительно небольшое языческое государство той мощи, которую за пару-тройку лет соберут крестоносцы? Ничего кроме ярости своих воинов и нескольких древних секретов, а поскольку этого мало, Бернард справедливо считал, что победа будет за католиками, в авангарде которых пойдут преданные Господу тамплиеры и цистерианцы. Ну, а что будет после уничтожения язычников, он представлял себе достаточно четко и ясно. В пределах Европы начнется строительство Царства Света, в коем все люди станут жить по божьим заповедям, а враги церкви будут уничтожены или встанут под знамена крестоносцев, перед которыми склонится весь мир во всем его многообразии. “Да, именно так все и будет, – блаженно зажмурившись, подумал Бернард, представив давнюю мечту, которой он посвятил всю свою жизнь без остатка. – Только так и никак иначе, ибо таково предсказание Богородицы. Но для начала придется уничтожить тех, кто упрямо держится за старую веру и поклоняется демонам. Перебить этих недочеловеков или превратить в бессловесных рабов, которые станут трудиться на своих господ и славить истинного бога”.
Конец Второй Книги.