Война богов - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Скорбь и печаль языческих богов.

Сражение.

Победа Геркулеса над Самсоном.

Святые женского пола кидаются в атаку под предводительством Юдифи: атака не удается, но Юдифь кое-что приобретает.

Отступление языческих богов. Блокада Олимпа.

Вылазка Приапа с сатирами.

Покинув мир, пристанище печали, Шесть праведных (преданья говорят), На небеса отправившись, стояли У наглухо закрытых райских врат. Выходит ангел, каждого подряд «Какой ты веры?» строго вопрошая.

П е р в ы й

Вот добрый мусульманин пред тобой.

А н г е л

Иди в магометанский угол рая. Налево он. Ну, подходи, второй!

В т о р о й

А я — еврей.

А н г е л

Так разыщи скорее Своих в раю. А ты зачем еврея Толкаешь? Кто ты?

Т р е т и й

Лютеранин я.

А н г е л

Войди ж! Твоих собратий тут семья. Не заблудись: храм лютеран направо.

Ч е т в е р т ы й

Я — квакер.

А н г е л

Ну, так шляпы не снимай. Найдется и для квакеров забава: У них свой клуб, где курят трубки.

Ч е т в е р т ы й

Браво!

П я т ы й

Я добрым был католиком, узнай, И удивлен до крайности, признаться, Что мавр и жид идут со мною в рай.

А н г е л

Иди, иди, не стоит удивляться. Еще один? Поди сюда, шестой! А ты какой же веры?

Ш е с т о й

Никакой.

А н г е л

Но каждый ведь во что-нибудь да верит!

Ш е с т о й

Я веровал в бессмертие души, Да в бога, что поступки наши мерит.

А н г е л

Войди же в рай! Где сесть — ты сам реши. Так умствовал (безумствовал, скорее) Один мудрец, философ-нелюдим. Благой господь да сжалится над ним! Не верьте сей кощунственной идее! Нет, верьте так, как верили отцы, Любите так, как матери любили! Любите, верьте, чтобы вам открыли Свои врата небесные дворцы! Но погодим: сейчас война начнется На небесах, и рать пойдет на рать; Не все успел Христос завоевать, Мы поглядим, как дело обернется. Забыты всеми, в вотчине своей Языческие боги прозябали. Что за напасть! Чем дальше — тем трудней: Дары, куренья — все позабирали Счастливые соперники у них... Ну, как прожить без жертв и благовоний? Голодным дела нет до церемоний, И воины на стенах крепостных На скудное роптали пропитанье, Жалели о былом преуспеянье; Нахмурив лоб и стиснув кулаки, На христианах душу отводили, Людей и так, и этак поносили. Но был рассеян приступ их тоски Вдруг облаком большущим фимиама «Ого! — они воскликнули, — у нас На много дней окажется запас. Ура! Обед сюда несется прямо, И червячка мы заморим сейчас!» Надежда на обед не оправдалась, Хоть слюнки у язычников текли. Ведь облако сие сопровождалось Эскортом многочисленным: с земли Добычу сорок ангелов несли. И, не внимая трезвому рассудку, Солдаты рассердились не на шутку. Нарушен был Юпитера приказ: Набросились они без дальних фраз На ангелов, едва живых от страха, Осыпали их со всего размаха Ударами под вопли «Караул!» И не один без крыльев улизнул. Хотели завладеть своей добычей Язычники (таков войны обычай). Не тут-то было! К ангелам как раз Из рая подоспело подкрепленье. Спешит и от Юпитера тотчас К своим подмога; вновь кипит сраженье. Хоть было тридцать против одного, Однако неизвестно, кто кого? Держался каждый воин молодчиной, Отважны у Юпитера бойцы. Но вот Самсон... Дрожите, наглецы! Он победит вас челюстью ослиной, Оружием, прославленным навек: Когда-то он убил сто человек, Размахивая ею, как дубиной. Бегите же, не то вам всем — капут! Но ты, Самсон, гляди все время в оба Семь волосков, что у тебя растут На темени — оберегай особо: В них — мощь твоя! Вот в сечу он полез Один смельчак бежит наперерез: «Я в силищу твою не очень верю! Найдется дело моему мечу: Твой зад я им слегка пощекочу И ширину твоей спины измерю!» Но тут ослиной челюсти удар Обрушился на челюсть краснобая. Невесть куда девался речи дар, И каждый, от беды себя спасая, Стал биться молча, местью устрашен. Победу торжествует наш Самсон: Все небо сплошь усеяно зубами, Которые он выбил... Беглецами Был Геркулес об этом извещен. Алкмены сын, чьи очи засверкали, Покинув вал, на выручку спешит. Огромными скачками он бежит, И христиан сердца затрепетали. Так иногда, рыча, с ливанских гор Спускается свирепая гиена; От бешенства из пасти брызжет пена И мечет пламя разъяренный взор. И смерть, и страх подкрались вместе с нею К пасущимся у ручейков стадам, К собакам, овцам, детям, пастухам... Гордясь непобедимостью своею, Герой, что филистимлян одолел, Алкида ждал, неустрашим и смел. Но столь же храбр и победитель Кака Кого не сокрушит его атака? Огромною дубиной, разъярен, Богатырю удар наносит он. На мелкие кусочки разлетелся Самсона шлем; невольно наш герой Склонил главу, потер ее рукой. Мир перед ним внезапно завертелся, Посыпались вдруг искры из очей. Он на ногах огромных пошатнулся, Но лишь на миг. — «Вот я тебя, злодей!» И челюстью ослиной размахнулся Силач Самсон. Тут всемогущий бог Богатырю еврейскому помог: Хоть Геркулес увертливый нагнулся Дубина разлетелась на куски... Узнайте мощь Самсоновой руки! Храбрец Алкид в лицо ему швыряет Обломок, остававшийся в руках, И за власы противника хватает. Всех христиан объял великий страх, Они вопят: «Ах он, проклятый! Ах! Погибнет чудодейственная грива! Допустим ли, чтоб потерпел урон Непобедимый, гордый наш Самсон? Спасем его! На помощь, братцы! Живо!» Так, если ястреб хищный нападет На зяблика, и жертва нападенья Уже не мелодическое пенье, А жалобные крики издает Слетаются тотчас лесные птицы: Дрозды, скворцы, малиновки, синицы И остальная птичья мелюзга, И окружают лютого врага, Хотя вниманья тот не обращает, Летят за ним, и писк их оглашает Леса и рощи... Так же защитил Богатыря ретивый этот пыл. Алкид к угрозам этим глух остался: Самсона он за волосы таскал, Покуда начисто не оторвал Святой вихор. О, что за вопль раздался! А вслед за тем какой поднялся крик Во вражьем стане! Головой поник Самсон — куда весь пыл его девался? Он тягу дал; но враг, неумолим, Его дубася, мчится вслед за ним. Пытаясь захватить предмет раздора, Язычники накинулись толпой. Хоть натиск был отбит очередной От аппетита бесятся обжоры, Вновь ломятся, и вот в конце концов Прокладывают путь среди врагов. Приблизившись к своей заветной цели, От голода они осатанели; Со всех сторон насели смельчаки На облако, и сразу на клочки Пахучую добычу разорвали. Порывы ветра клочья прочь умчали. Их ловят нападавшие... Но вот Все воинство из рая поспешило, И глас архистратига Михаила Команду: «Стр-р-ройся!» зычно подает. И Троица, покинув штаб-квартиру (Шесть тысяч ангелов — ее конвой), Благословив войска, их командиру Дает приказ начать великий бой. Язычников напрасны все усилья: Что может сделать горсточка солдат, Когда враги ей противостоят Сплошной стеной, и у врагов есть крылья? Разумнее, пожалуй, отступить. Такое было принято решенье. В порядке совершилось отступленье. Чтоб натиск нападавших отразить, Нужна была мощь Марса и Беллоны. Пыл недругов умерив боевой, Они крушили целые колонны, И вскоре на небесной мостовой Нагромоздили тел большую груду. Но сыплются удары отовсюду С удвоенною силою на них, И Марса пыл неукротимый стих. «Проклятие! — вскричал он, — им конца нет! Ведь этак и рука разить устанет!» Неустрашим, врагам наперекор, Он сдерживал их яростный напор. Теперь заглянем в райские чертоги. Святые пола женского в тревоге Остались, и гадали вперебой, Чем кончится кровопролитный бой, Участия Юдифь не принимала В их болтовне; задумчиво шагала, Склонив главу, невдалеке она, Своими мыслями поглощена. Доказывали всем неоспоримо Походка и отрывистая речь, Что амазонка, скукою томима, Мечтает: чью бы голову отсечь? Остановясь, воскликнула святая: «Черт побери! Горазды вы болтать. Не лучше ли врагам бока намять, Чем здесь, в раю, бездельничать, скучая? Кто мне поможет в замысле лихом? Эй, женщины, последуйте за мною! Зайдя во фланг, на них мы нападем И разобьем, клянусь вам головою!» Ее слова и величавый вид, Кулак, врагу издалека грозящий, И взор, свирепый как у Эвменид, И поза гордая, и меч разящий, А особливо — дела новизна Всех увлекли. Да здравствует война! Три сотни дев спешат к Юдифи смелой. Она переодеться им велела, Случайностей желая избежать. Плащи они накинули — ведь сыро! У каждой-щит, и каска, и рапира: Коль подражать бойцам, так подражать! На небесах Юдифь уже бывала И впереди отважно зашагала. Их полк, за облаками прячась, шел И подбирался к цели постепенно. Но зорок был и бдителен отменно Надежный страж — Юпитера орел. К владыке он отправился с докладом И Феб с немногочисленным отрядом Разведку в поднебесье произвел. По тучам и они маршировали, Пока воительниц не повстречали. Кто струсил — вам нетрудно угадать. .. Посовещавшись, обратились вспять Все девы, или попросту удрали, Щиты свои и шлемы побросав И окрикам полковницы не вняв. Меж тем отряд свой в боевой порядок Построил осторожный Аполлон. Меч золотой выхватывает он. «Какая нерешительность повадок! Как много на одежде лишних складок! Все это странно: рук их белизна, Колен округлость, бедер ширина. В военном деле, видно, очень слабы Сии враги... Неужто это — бабы? Взгляну вблизи!» И с поднятым мечом К ближайшей он направился бегом. От ужаса присела амазонка, Увидев меч, и завизжала тонко: «Ударит он! Попала я в беду! Уж лучше я заране упаду!» И поскорей бросается врастяжку Она ничком... Смеется удалец: Ведь под плащом заметил, наконец Он кое-что, и пощадил бедняжку. «Вы видели? — солдатам он сказал. Ну, так и есть, я верно угадал. Их убивать, пожалуй, не годится. Отшлепаем-ка их по ягодицам!» Услышав это, рявкнули «ура!» И, буйною веселостью объяты, На амазонок ринулись солдаты. Их возбуждала славная игра. Тузили всех, особенно дурнушек: Для них не пожалели колотушек. К хорошеньким судьба была добра: Рука, удар не нанося напрасный, Касалась кожи белой и атласной, И ласкою вдруг делался шлепок, И вместо «хлоп!» вдруг раздавалось «чмок!» Одни из дев поспешно удирали, Другие не спешили убегать, Как бы желая, чтобы их догнали, Догнавши же — отшлепали опять. Игра богов! Повсюду в то мгновенье Виднелись белоснежные зады. Как не пожать победы той плоды, Особенно, коль нет сопротивленья? И вот такая воцарилась тишь, Что было б слышно, как бежала мышь. Но перейдем к вождям, к их поединку. Сражаться так Юдифи — не в новинку. Ее поймал бог Пинда молодой. «Ну, берегись! — святая прошептала. Бороться я не буду, милый мой, Но ты своей заплатишь головой За честь мою». Противиться не стала Она, хоть целомудренна была, Желаньям бога, да и не могла... Ждала она, сама раскрыв объятья, Когда начнет ее противник млеть, Вошла во вкус приятного занятья Врага потом успеет одолеть! В утехе Феб ее опережает И сызнова атаку начинает (На то он бог). «Добро! Теперь ты — мой!» Юдифь решила, ловкою рукой Придвинув меч, лежавший недалеко. Святая ошибалась, и жестоко: Феб вовремя удар предотвратил И за руку коварную схватил. «Черт побери! Стараюсь вам в угоду, А вы меня задумали убить, Как будто я хотел вас оскорбить... Не стоит заводить такую моду. Вы беспрестанно тянетесь к мечу, Стремясь меня скорее уничтожить... Я добр и подражать вам не хочу, А только ваши прелести умножить». Коварным он дотронулся перстом До некоего места, что причастно Рождению истомы сладострастной; (Мы словом греческим его зовем). Он произнес при этом два-три слова (Заклятие, наверное), и вдруг То место выросло... Велик испуг Юдифи, и не чаявшей такого. Она глядит, смущенья не тая: «Кто — женщина или мужчина я?» Опомнившись, святая наша хочет Ударить Аполлона; тот хохочет. Ее удар легко он отразил... Но этот поединок прерван был Не приняли участия в сраженье Уродливые старые дуэньи: Они спасались бегством от шлепков. Чего они боялись, в самом деле? Преследовать их вовсе не хотели. И, отбежав на сотни три шагов, Они назад с досадою глядели. Читатели легко вообразят Их злость и гнев... Чего не натворят Сердитые старухи? Страх минутный Рассеялся; спешат они назад, Дабы напасть на тех, кто невпопад Игре предался новой и распутной. Хоть кое-кто ее уже кончал, Но ряд бойцов, замешкавшись, отстал Последние особенно годились Для кары, и немедля напустились На них старухи. Вот борьбы исход: Кто шлепал — был отшлепан в свой черед. Друзья, за них не думая вступаться, Тем зрелищем сбежались любоваться, Дразнили их: «Ну, будете вы знать, Приятели, как вовремя кончать!» Отшлепав их, святые недотроги Набросились и на притворщиц тех, Чьи принципы не очень были строги, Кому был бой предлогом для утех. Посыпались ругательства сначала, Затем пинки; пинков старухам мало, Их гнев растет, их руки — как клешни... Вот в волосы вцепляются они, И кой-куда еще ожесточенно (Язычники глазели восхищенно) И подкатились под ноги вождям... Как передать Юдифи возмущенье? Она вскричала с гневом: «Стыд и срам! Где видано такое повеленье? Как! Вы пришли, чтоб колотить врагов, И передрались из-за пустяков На их глазах! Сбесились, вероятно? Какой позор! Вы спятили с ума? Эй, перестать, покуда я сама Не выдрала вам волосы! Понятно?» От слов святая к делу перешла И расточать удары начала. Смеялся Феб, конечно, до упада. Затем ушел, встав во главе отряда. Долину эту между облаков Теперь зовут Долиною шлепков. А общее сражение все длилось... Язычникам несладко приходилось, Их дрогнул строй .. Как разъяренный барс, Сражался, окружен врагами, Марс. «Что нужно вам, о сборище каналий? Воскликнул он. — Вас дьявол обуял? Должно быть, захотелось этой швали, Чтоб я вторично всех пообрезал?» Погнулся щит, шлем с головы свалился... На кучу им поверженных врагов Он встал ногою твердой, укрепился. Марс отступать не может! Не таков! Отчаянно, со всех сторон теснимый, Боролся он один, неустрашимый. Над всеми возвышался сей колосс, Как бури не боящийся утес. И увидал Юпитер: до победы Им далеко; грозят большие беды. Схватив эгиду и перуны, он Сесть на орла сбирался, разъярен. «Слепому гневу не давайте воли! Рекла Минерва. — Такова судьба. Смиримся, в ожиданье лучшей доли! Нас не спасет бесплодная борьба. Есть и у них перуны в изобилье, Перунам вашим старым не чета. Зачем же вам в кичливого Христа Кидать их? Надо скрыть свое бессилье. На время перемирье заключим. Взгляните: наши храбрые солдаты Отважны, но теснят их супостаты. Их слишком мало. Прикажите им Вернуться снова к стенам крепостным. Запритесь в них, а я пущусь в дорогу. Отправлюсь я и к Гогу, и к Магогу. Я иноземным расскажу богам О гибели, что угрожает нам; В их интересах оказать подмогу». Благоразумному совету внял Юпитер, вынудив себя сдержаться; Минерве полномочия он дал, А воинам велел ретироваться, И вовремя; неравный этот бой Мог оказаться битвой роковой. Лишь Марс с Беллоной не могли уняться: Свирепые, войдя во вкус резни, Повиновались нехотя они. Крушить врагов героям не терпелось, А отступать им вовсе не хотелось. Когда они кидались напролом, То ангелы летели кувырком. Победою, отнюдь не пораженьем, Казалось, был ознаменован день. Но все ж, когда легла ночная тень, Язычники вздохнули с облегченьем. Является архангел Михаил; Немедля штурмовать он предложил. Но отклика намеренье такое Не встретило: все жаждали покоя, И ангелов усталых сон манил. Уж возроптать воители хотели; Вдруг отложить велело новый бой Святое трио (нежиться в постели Оно любило). Протрубив отбой, Архангел часть полков у стен расставил, А остальных обратно в рай отправил И приказал взять раненых с собой. Все в лагере утихло; всех объемлет Уж не желанье славы, а покой; Смежает очи трус, как и герой; Кто сладко спит, а кто лишь чутко дремлет. Марс и Приап на страже у ворот С сатирами в полночный час стояли. «Вздыхаешь ты, Приап? Ужель устали Твои солдаты? Или страх гнетет?» «Конечно, нет! Но скучно нам ужасно». «Я так и знал. Занятье это, ясно, Сатирам вряд ли может подойти. Беднягам не по вкусу это бденье, Ведь воздержание для них — мученье... Как мне вас жаль!» — «Шути себе, шути! О битве я мечтал сию минутку И с христианами сыграю шутку: Я кое-что придумал, и непрочь Использовать получше эту ночь». «Как именно?» — «Я знаю» — «Говори же!» «С войною ты знаком, конечно, ближе, Чем я, и превосходно знаешь сам: Без вылазок осады не бывает. Наведаемся мы к тем господам, Которые вкушают отдых там. Любой из нас туда дорогу знает, Спать не дадим мы набожным ханжам. Во тьме ночной, сулящей наслажденья, Мы скоротать сумеем свой досуг». «Мысль хороша! Ты молодец, мой друг! Вы любите ночные похожденья, Ловите же благоприятный час!» Скрипя, врата раскрылись, и тотчас, Ночною тьмой окутаны, сатиры Покинули Олимп, как дезертиры.