Он только на другой день смог мыслями вернуться к услышанному разговору и обдумать его заново. К собственному удивлению, он вдруг поймал себя на мысли, что одержимость образом госпожи Гвелледан больше его не угнетает. Это было шоком — не узнать, а понять, что в действительности любят не тебя, лишь какую-то часть тебя, напоминающую о погибшем возлюбленном. Однако шок воспринимался скорее как нечто благодетельное. Странно, увлечённость аристократкой из древнего рода Оборотного мира показалась вдруг подобием болезни, от которой не было сил выздоравливать, а сейчас вдруг появилось желание.
Вместе с сожалением о тех чувствах, которые теперь приходилось оставлять в прошлом, — чувствах пронзительно-сладостных, пробирающих до глубины души и при всей своей противоречивости дарящих ощущение полной жизни, — пришло облегчение. Не было больше неприятной раздвоенности между двумя женщинами, одна из которых была близка душе и по-дружески дорога, а вторая будила какие-то глубинные пространства чувств. Была строгая определённость — есть Мирним, которая лучше всех на свете просто потому, что она — это она, есть то, к чему он привык и с чем сжился.
Есть Мирним, которой нужно было как-то объяснить факт своей помолвки и будущего брака с дочкой господина Даро. Эта мысль узлом скрутила его тело — думать об этом оказалось невыносимо трудно. Но нужно.
Всё утро до того момента, как на окраине лагеря, выросшего в снежной пустыне за считаные часы и даже обзавёдшегося худо-бедно накатанными из камней и снега валами, приземлились виверны, которые привезли из Даро школьниц из Уинхалла и пару дополнительных отрядов, Илья ходил хмурый. Его позвал Всеслав — встречать Мирним и Машу, а потом всем вместе идти к походному госпиталю спрашивать про Санджифа.
Дочка учительницы истории кинулась на шею юноши с такой порывистостью, что он едва устоял на ногах.
— Привет!.. Слушай, мне говорили, что тебя едва не убили!
— Я-то при чём? Это Сафа чуть не убили, а я так… Рядом валялся.
— Это же был лорд Инген, да?! Он ведь мог тебя убить. Запросто!
— Да ему не убить меня надо, а захватить. Разные вещи. Пока ему это требуется, я в относительной безопасности.
— Рассказывай! А если он отчается и решит просто убрать тебя как опасного соперника?!
— Как Санджиф? — негромко спросила Маша. — Что говорят?
— Говорят, всё будет нормально. Не волнуйся. Но к нему нельзя пока. Он ещё в себя не пришёл.
— Как думаешь, меня пустят за ним ухаживать?
— Не представляю.
— Пришёл он в себя, пришёл, — хмуро возразил, подходя, Всеслав. — Его состояние оказалось намного лучше, чем предполагали. Не встаёт, конечно, но в сознании. Вас к нему пустят. Ненадолго.
— А что предполагается дальше? — понизив голос, осведомился Илья. — Как там с военными действиями?
— Войска господина Ингена отступили. По законам стратегии сейчас предполагается развивать и закреплять успех. Так что лагерь временный. Надеюсь, скоро будет перенесён.
— А ещё того лучше, если штаб будет размещён в одном из замков Варреса, — важно вставил Беджар. — Тогда и лагерь будет неподалёку, а это горячая пища всегда и стационарный госпиталь.
— Существуют ещё законы маскировки, молодой человек. Так демаскировать штаб, мягко говоря, неразумно. Да вам пока не на что жаловаться — вашему другу вполне хватило походной операционной, и кормят вас горячей пищей два раза в день… Ладно, осматривайтесь, только не разбегайтесь. После полудня я приду и поставлю вас на работу. Лишних рук в армии нет.
Время вдруг взяло с места и понеслось вперёд с такой прытью, какой Илья прежде даже не подозревал за ним. В круговороте событий, по большей части связанных с работой по лагерю, магической или самой обыкновенной, физической, ребята едва успевали выкроить минут по двадцать на торопливый обед, а потом как-то незаметно наступала ночь, и им разрешали свалиться на расстеленных кое-как матрасах в одном из больших шатров и спать. В этой ситуации не то чтобы обстоятельно поговорить — просто перекинуться парой фраз наедине было невозможно.
Первый день они все вместе распаковывали тюки (все, за исключением Амдала и Вджеры, которые занимались боевыми демонами), второй — запаковывали их обратно, потому что лагерь спешно переносили севернее. Несмотря на то что все они понимали, для чего нужны их усилия, труд всё равно казался бессмысленным. Однако приходилось поворачиваться, и не только потому, что мастер, также обременённый кучей обязанностей, бдительно присматривал за каждым из своих подопечных, но и потому, что стыдно было бы бездельничать в окружении людей, которые мало того что трудились на износ, так ещё и вели в бой отряды демонов.
Санджиф поднялся на ноги через четыре дня после ранения. Он, шатаясь, вышел из палатки, поддерживаемый Машей (которую всё-таки допустили ухаживать за ним, и с охотой, потому что там рук тоже не хватало) — бледный до зелени, то и дело застывающий, перекособочась, переживая боль, но, несмотря на это, весёлый.
— Я был уверен, что отец мне выговорит, — поделился он с Ильёй, когда тот освободился и получил возможность передохнуть немножко.
— Надеюсь, он не стал этого делать?
— Нет. Промолчал, только спрашивал, как я себя чувствую.
— Ну и как ты себя чувствуешь?
— Вот тебе могу правду сказать — просто на редкость отвратительно.
Они посмеялись, вернее, посмеялся Илья, а его друг, которому было больно хохотать, лишь обозначил усмешку, растянув губы. Они сидели у самой госпитальной палатки, на груде распиленных дров, укрывшись от ветра. Санджифу было трудно, но он сидел, посматривал в небо, щурясь, и коротко вздыхал, не решаясь набирать в грудь больше воздуха. Каждое его движение напоминало о том, что рана ещё не зажила до конца.
— Ну, что тебе говорят? Когда ты нормально встанешь на ноги?
— Болеть будет ещё недели две. А так… Ещё неделю.
— Ну, если повезёт, бои подождут эту недельку.
— Наоборот, — Санджиф снова болезненно поморщился. — Сейчас середина марта, скоро потеплеет, начнёт таять снег, и тогда воевать станет очень трудно. Сам представляешь себе: грязь, везде вода, техника вязнет, по ночам вода замерзает, и утром такой каток, что ни пройти, ни тем более проехать. Отец обмолвился, что они очень надеются завершить войну в ближайшие две недели.
— Разве такое возможно?
— Война может длиться хоть пять дней, хоть три, — проговорила до того молчавшая Маша. — И это всегда лучше, чем три или пять лет, согласись. Было бы неплохо.
— Но маловероятно. Разве что Инген решит сдаться на милость победителей. На что мы рассчитывать не будем.
— А Бог его знает, как на самом деле обстоят дела, — с расстроенным видом сказала Мирним, садясь рядом с другом. — Может, всё давно проиграно, а может, и наоборот. Нам же никто не говорит, что творится на самом деле. Даже тебе, Илья.
— Но ты же понимаешь, зачем так делается. Чтоб сохранить тайну.
— Саф, ну в самом деле — что, кто-нибудь из нас помчится рассказывать направо и налево, что предпринимают господин Даро и его союзники и что, по слухам, затевает господин Инген?
— Нам достаточно будет это просто обсудить между собой. Помнишь, как наш разговор подслушал Ферранайр? Из-за закрытой двери. А тут и дверей-то нет. И стен. Одна видимость.
Петербуржец вспомнил случайно услышанный разговор между госпожой Шаидар и госпожой Гвелледан и нахмурился.
— В любом случае нам не выяснить, что именно затевается. Даже Саф вон не возьмётся узнавать подробности у отца.
— Не возьмусь.
— И спорю на что угодно: ни одного из нас в ближайшее время не допустят до чего-нибудь важного. Меня, наверное, даже близко к сражению теперь не подпустят — после того случая…
— И меня, — осторожно вздохнул Санджиф.
— Ну так и что нам остаётся? Только делать то, что мы можем. Таскать вещи — тоже важно.
— И порадуйся, что тебя не пускают в бой, — весело бросила Маша. — Так намного больше шансов уцелеть.
Илья промолчал — ему неприятно было вновь вспоминать ту вспышку эмоций, которая родилась в его сознании в момент, когда над ним стоял лорд Инген, и его меч в любой момент мог сверкнуть серыми красками дня перед глазами, возглашая приход небытия. Ощущение собственной беспомощности, зыбкости той грани, за которой заканчивается всё, было омерзительно, как прикосновение к чему-то склизкому в полной темноте. Но и забывать об этом было опасно. Воспоминание о том моменте, когда балансировал на грани и всё-таки не сорвался, отрезвляло.
Трудно было думать и о том, что он поступает не слишком-то красиво, не рассказывая Мирним о своей помолвке. Да, конечно, вроде бы об обмане речи не идёт, лишь об умолчании. Но умолчание это такого свойства, которым едва ли стоит гордиться. Даже понимая это, Илья каждый раз находил причины отложить серьёзный разговор. В самом деле, ведь для обстоятельной беседы даже времени толком нет. И условий — тоже. Они всё время были на людях, ни разу — наедине.
Очередной ночью его разбудили шум, какой-то грохот и крики. Он отлепил лицо от замшевой сумки, которую пристроил под голову вместо подушки. Спавшие с ним рядом Фёдор, Амдал, Сева и Катрер (и ещё кто-то из одноклассников у самой стенки шатра) пошевелились не сразу.
— Чего вскакиваешь? — пробормотал Фёдор, которого Илья случайно толкнул. — Если нужно будет, нас поднимут.
— Блин, налёт же на лагерь, кажется…
— Думаешь, нас не позовут? — сочно зевнул иркутчанин и снова провалился в сон.
Соблазн был огромен, но юноша всё-таки поднялся, натянул меховую куртку, сменившую полушубок, схватился за меч и высунулся из своего закутка. В шатре оказалось пустовато, никто не бегал, не торопился, однако и спящих поубавилось, причём значительно. Испуганный, петербуржец выскочил наружу, во тьму, которую факелы делали ещё гуще. Там оказалось теснее, и так как из-за темноты и морозного тумана он абсолютно ничего не видел, Илья тут же налетел на кого-то, а потом — ещё на кого-то, кого даже не успел рассмотреть.
А потом его поймала крохотная, но очень твёрдая рука.
— Так, только не потеряйся тут! — бросила госпожа Шаидар, вся запорошенная снежной пылью, появившаяся незнамо откуда, словно рыбина, которая вдруг выскакивает с глубины. — Держись рядом. Рванул в бой?
— Вроде того.
— Нет необходимости.
— А что стряслось-то?
— Да ерунда, небольшой налёт. Видишь же, какая погода: самое то для ночного нападения, если, конечно, магические средства ориентирования имеются в достаточном количестве.
— И?
— И ничего. У нас ведь тоже были прогнозы синоптиков. Вчера вечером наши маги смонтировали систему защиты и оповещения, да и половина отрядов ждала именно такого поворота событий. Как видишь, я уже из боя.
— А почему в лагере подняли шум только уже к концу всего происходящего?
— Когда понадобилось подкрепление, только и всего. И никакого особого шума не поднимали, иначе твои одноклассники подскочили бы как ошпаренные. Так, просто не считали нужным хранить тишину, вот и всё… Послушай, я здорово замёрзла на высоте…
— Приготовить вам кофе? В шатре, кажется, печка ещё не остыла.
— Будет очень мило с твоей стороны. Я пока покормлю Феро, а потом приду к вам и с удовольствием глотну горячего.
Илье не сразу удалось отыскать в шатре банку кофе, но, проявив упорство, он всё-таки вспомнил, в какой из тюков её запаковали, и сумел аккуратно вытащить её из-под Всеслава. Мастер, судя по всему, только недавно свалился в сон, и добыть его оттуда оказалось невозможным делом. Видимо, он был одним из тех, кто вечер и полночи монтировал защитную систему, и только недавно прилёг отдохнуть. Пропажи «подушки» мастер не ощутил.
Самым сложным оказалось двигаться по шатру, не наступая ни на чьи ноги или руки. Здесь все спали вповалку, между штабелями коробок и сумок, тусклые светильнички были включены не в каждом закутке, и частенько между спящими и их вещами приходилось пробираться едва ли не ощупью, да ещё с дровами в руках. Но Илье всё-таки удалось, он раздул огонь в печурке и поставил на неё котелок с водой. Скоро аромат кофе заставил ближайших спящих тревожно зашевелиться.
— О, благодарю! — Появившаяся наконец госпожа Элейна с наслаждением вцепилась в полную кружку кофе. — Как хорошо… Вот за что я люблю войну — начинаешь ценить самые простые блага жизни. Сытную еду, горячее питьё, мягкую постель, сон…
— Разве для того, чтоб оценить всё это, нужно воевать?
— В обычной жизни трудно так же ограничить себя, как поневоле приходится в походе. Человек по природе ленив… Ну да, да, я просто пытаюсь отыскать хорошее во всём, даже в плохом.
— Наверное, здорово уметь вот так вот… отыскивать хорошее в плохом.
— Это правильно, этому учат нас священники. Наши, разумеется. Знаю, что ваши учат чему-то другому.
У Ильи возникло острейшее желание увести разговор куда-нибудь в другую сторону.
— А что будет дальше? Ну, теперь, после нападения?
— Ну что ж. — Женщина слегка пожала плечами. — Теперь, когда нападение успешно отражено, нам придётся переходить в наступление. Надо перехватывать инициативу из вражеских рук, иначе и быть не может.
— Значит, наступление?
— В той или иной форме… Ну, видишь ли, политика — это тоже война. Это способ бескровно, а значит, дешевле добиться нужного результата. Тянуть нельзя, да наши лорды и вряд ли станут тянуть. Сегодня днём совещание, а значит, уже вечером начнутся активные действия, — она посмотрела на него, но смысл этого взгляда он не сумел понять, потому что ближайшая лампа светила очень скудно, и даже очертания её головы едва угадывались во тьме, да ещё блеск глаз.
— Значит, опять придётся паковать вещи?
— Не спеши. Собираться, конечно, придётся, но нет надобности сейчас нестись сворачиваться. Отдохни, добери пару часиков сна. Когда начнётся наступление, возможно, несколько дней будет не до отдыха.
— Блин, зачем же я тогда кофе пил… — пробормотал расстроенный юноша, надеявшийся разузнать что-нибудь важное и опять получившись вместо точных сведений пригоршню отвлечённых, как ему казалось, рассуждений.
— А тебя кофе тонизирует?
— Ну да… Не то чтобы сильно, но есть такое.
— Тогда глотни вот этого. — И госпожа Элейна вытащила какой-то крохотный пузырёк. — Немного магии и травки. Нет, это не снотворное, это расслабляющее. К тому же снимает действие кофеина. Несколько капель на ложку.
— Горечь какая!
— Можешь запить остатками кофе, теперь уже всё равно. И ложись.
— А вы?
— А мне ещё много нужно сделать, — она улыбнулась. — Очень мило, что ты обо мне заботишься.
На Илью, устроившегося на своём прежнем лежбище рядом с сумкой собственных скудных вещей, разом навалилось какое-то смутное сновидение — не успело его сознание отключиться от реальности, как па воображение обрушились какие-то образы и картинки, не имеющие к шатру посреди военного лагеря никакого отношения. Сперва это были смазанные воспоминания о медитационных залах Энглейи — хрустальные колокольчики, колеблющиеся от малейшего ветерка, отдалённый звук водопада, даже голос учителя, потом — видения из дереликта…
Юноша ощущал, что не может подготовиться к видению, однако постарался собраться и стал ждать. Только оно не приходило. В какой-то момент желание увидеть и услышать лорда Ингена, проникнуть таким образом в его планы стало невыносимым в путах слабости, спеленавшей его тело и даже сознание. Петербуржец, словно муха, завяз в паутине, и сил не оставалось уже даже на то, чтоб негодовать по этому поводу.
А потом он услышал какой-то другой разговор (и уже даже чувствовал, что это — не тот, который нужен, а потом не прислушивался), даже не услышал, а почувствовал.
— Что ещё вы можете предложить, госпожа Лаурин?
— Шаг, который вы предлагаете, рискован, неизвестно, куда он может завести. Потому что в этом деле, как в прыжке, — если ты прыгнул, ты не можешь не приземлиться. Если ты провозгласил монархию и монарха, ты не можешь не дать ему власть.
— Это мы и обсуждаем.
— Вы, по сути, предлагаете нам похоронить всё то, за что наше общество боролось двести лет и за что теперь формально боремся все мы.
— Вот оно — формально. Мы же на самом деле боремся не за, а против.
— Так не бывает. Любое «против» подразумевает какое-то «за».
Мысли Ильи с трудом продирались сквозь марево, но хоть и вяло, всё-таки двигались вперёд. «О чём они говорят? — подумал он. — Та-ак, а не наступил ли момент, которого я так боялся? И кто же будет выступать за то, чтоб дать Ингену власть, а меня выдать ему?.. Только тебе-то не всё ли равно? Тебе в любом случае крышка».
Но таково было его состояние, что даже мысль о грядущей скорой смерти не принесла ожидаемой остроты. Ну смерть и смерть. Какая разница. «Неужели это зелье госпожи Шаидар? Она напоила меня чем-то таким, что не позволит сопротивляться…» — идея эта показалась юноше на редкость дикой. Вот уж кто-кто, а леди Элейна не могла такому способствовать. Он просто не смог бы в такое поверить.
— Господин Барехов… Господин Барехов! Проснитесь…
— Он просто слишком устал.
— Господин Барехов!.. Скажите, господин Санджиф, вы сможете его разбудить?
— Постараюсь. Илья! Илья! Вставай!
Юноша с неохотой пошевелился и приоткрыл один глаз, чтоб посмотреть, действительно ли ему докучает друг, или это просто кто-то искусно притворяется. Рядом с ним действительно наклонился белый, как бумага, сын лорда Даро. Нагибаться ему было ещё трудно, поэтому он держался за живот.
— Что стряслось?
— Тебя зовут. Ты как себя чувствуешь?
— Отвратно, спасибо, что спрашиваешь. Кто зовёт?
— В шатре отца собрали совет лордов. Там уже обсуждение к концу идёт, и нас с тобой зовут.
Илья посмотрел на друга и вспомнил свой сон-видение.
Паника охватила его. Бежать, немедленно бежать! Судя по лицу Санджифа, тот совершенно не в курсе, что там планируется, поэтому столь спокоен. Но может ли на такой шаг решиться лорд Даро, ведь речь идёт о будущем муже его дочери? Наверное, может, он же политик. Юноша повёл взглядом и разглядел того, кто пытался будить его первым. Это был один из магов, служивших господину Лонаграну. «Ну конечно, он всё предусмотрели. От такого не убежишь». Молодой чародей смотрел на петербуржца с неразличимо-вежливым выражением лица.
К тому же он был не один. Чуть поодаль ждал ещё один, в мундире цветов Даро. «Обложили со всех сторон».
В этой ситуации можно было уповать разве что на чьё-нибудь заступничество. Кто может за него заступиться, отстоять? Госпожа Шаидар, госпожа Гвелледан… Или Всеслав! Мастеру местные политические перебежки из лагеря в лагерь должны быть глубоко по барабану, он ведь аурис! Ему будут ближе интересы Ильи, чем какого-то там лорда Ингена. Разве что его запугали или купили, но можно ведь рассчитывать на обратное!
— А мастер там будет? — спросил Илья, стараясь совладать с голосом. Идти туда, где решается твоя судьба, — так хоть не уронить достоинство мужчины!
— Господин Всеслав там с самого начала, — слегка удивился маг. — Он условно представляет интересы Западного Российского региона, поскольку ваш магистерий прибыть сюда не может.
В окутавшей Илью пелене безнадёжности забрезжила слабая надежда. Он поднялся и без особой спешки привёл себя в порядок. Да и куда ему бежать, если уж по-честному? Как? На чём? Он мог бы бежать лишь в том случае, если б Саф решил ему помочь, а ведь друг не в курсе и узнает обо всём лишь тогда, когда уже будет поздно.
По лагерю петербуржец шёл с высоко поднятой головой и затуманенным взглядом. Вопреки позе, полной достоинства, в душе его царили смятение и страх, с которыми ничего нельзя было поделать. На пороге шатра господина Даро юноша задержал шаг и мельком окинул серое сумрачное небо. Каким бы ни был финал сегодняшнего дня — это своеобразная грань, переступив через которую, он не сможет относиться по-прежнему ни ко всей ситуации, ни к окружающим его людям, которых он до того считал искренними.
Внутри оказалось людно, присутствовало немало тех, кого к лордам не отнесёшь, — их приближённые, служащие представителям знати маги. И из лордов — сторонников Даро — здесь находились почти все, многих из них Илья знал лишь в лицо, а некоторых вообще видел в первый раз. Все они смотрели на петербуржца — кто-то с любопытством, интересом, ожиданием, кто-то и вовсе без всякого выражения.
Господин Даро стоял.
— Добрый день, Илья. Вы не возражаете, что я обращаюсь к вам столь фамильярно?
— Нисколько, — процедил тот сквозь зубы.
И поискал взглядом тех, кто, по его предположениям, мог за него заступиться. Всеслав стоял неподалёку, подпирая спиной опору шатра, и хмуро смотрел в пол — его вид петербуржцу совершенно не понравился. Госпожа Шаидар казалась спокойной, даже безмятежной, но что в действительности могла она прятать под этой маской? Лишь взгляд леди Уин Нуар немного успокоил Илью — женщина явно и сама стремилась воздействовать на своего ученика ободряюще.
— Присаживайтесь.
— Спасибо, я лучше постою.
— Ситуация складывается таким образом, что нам необходимо предпринимать решительные и, возможно, неоднозначные действия, чтоб приобрести максимальное преимущество по сравнению с нашим противником. Беда в том, что он значительно опережает нас в идеологическом плане… Вы понимаете, о чём я говорю?
— Не совсем.
— Общество Ночного мира весьма традиционно, и одна из тех традиций, апеллируя к которой, можно добиться значительных политических результатов, — это реставрация монархии. То же самое, что и в США в середине и конце прошлого века — игра на вопросах политкорректности по отношению к лицам с другим цветом кожи. На этом (на монархии, конечно, а не на политкорректности) и играет господин Инген.
— Ну да. Я в курсе. — В душе молодого человека закипало раздражение. Не так уж легко мысленно готовиться к самому худшему, держать себя в руках — и теперь тратить драгоценные секунды своего времени на пустые разглагольствования.
— Нам придётся использовать сильные стороны нашего положения с тем, чтобы опередить противника в том, в чём он силён, чтобы переломить ход событий в нашу пользу. Проще говоря — у нас не остаётся другого выхода, кроме как согласиться с идеей реставрации монархии и противопоставить кандидатуре господина Ингена нашу кандидатуру, имеющую больше прав на престол.
В очередной раз нижняя челюсть Ильи неприлично поползла вниз. Если он чего и ожидал, то уж никак не подобного разговора. Не могут же, в самом деле, господа лорды интересоваться его мнением на этот счёт? Так к чему тогда эта беседа, да ещё в присутствии такого блестящего общества?
Глядя за изменениями его лица, лорд Даро, истолковавший его недоумение не совсем так, как обстояло на самом деле, пояснил:
— Знать нашего мира в целом более склоняется к идее реставрации монархии, с этим приходится считаться. И, поскольку у вас, в соответствии с нашими традициями, формально и фактически больше прав на престол, чем у господина Ингена, наша позиция выглядит более… убедительной.
— Но, я надеюсь, речь идёт об учреждении конституционной монархии, при значительном участии Совета знати и магистериев? — вырвалось у Ильи.
Сидящие за столом лорды зашевелились, принялись переглядываться; на многих лицах появилось выражение удивления и одобрения. Госпожа Шаидар, осторожно откинувшись на спинку лёгкого складного кресла, с многозначительной улыбкой взглянула на господина Лонаграна. Тот в ответ лишь приподнял бровь и теперь уже, не отрываясь, смотрел на юношу.
Даже запредельная выдержка лорда Даро дала трещину — отец Санджифа улыбнулся одним взглядом и поспешно ответил:
— Разумеется, именно такой вариант мы и обсуждали. Я очень рад, что встречаю в вас такое понимание нашего положения и ситуации в целом.
— Но если у вас всё уже решено, то зачем вам моё мнение? — решился Илья на некоторую резкость. Которая, впрочем, прошла безнаказанно.
— Странно было бы провозглашать вас императором и при этом не позаботиться узнать ваше мнение на этот счёт, — добродушно, хоть и ворчливо заметил господин Лонагран. — Как понимаю, вы не возражаете.
— Ну раз так надо, то что уж…
— Прекрасно! — Вступил в разговор господин Тервилль. — Не возражаете, чтоб я немного ввёл вас в курс дела? Обстановка требует активных действий. Огорошиваем противника сменой курса — и сразу прикладываем, как это у вас говорят, колуном промеж глаз. Я правильно сказал?
— Правильно, — отозвался Всеслав, Он только теперь поднял глаза и взглянул на Илью в упор, жёстко, словно думал отвесить ему хорошую пощёчину, но потом из соображения приличий решил ограничиться взглядом.
— В общем, если обрисовывать ситуацию в двух словах…
— Я на вас плохо влияю, Тервилль, — усмехнулась госпожа Элейна Шаидар.
— Похоже на то.
— Что ж, мы вас более не смеем задерживать, Илья — вежливо проговорил господин Лонагран. — И всех остальных тоже.
— Простите, как понимаю, после победы над Ингеном курс снова будет сменён на аристократический? — с лёгкой иронией в голосе осведомился юноша.
На него воззрились в удивлении.
— Разумеется, нет, — помедлив, ответил господин Даро. — После победы в этой войне будет объявлено о коронации, и вы будете коронованы. Подобного рода решения принимаются не для того, чтоб потом от них отказываться.
Петербуржец глянул вправо, туда, где ждал сын лорда Даро, — глаза Санджифа округлились, и он смотрел на своего друга с ошеломлением.
Это выражение не исчезло с его лица даже и после того, как они оба шагнули за порог шатра. Друзей обгоняли лорды и их люди, спешащие по своим делам, и все вели себя вроде как обычно, но взгляд одноклассника вполне давал понять что случившееся — из ряда вон.
— Позволь поздравить, — произнёс Санджиф, умерив голос.
— А есть с чем?
— Тебя огорчает то, что тебе предстоит заниматься политикой?
— Да я даже и не знаю… — Илья покосился на малоизвестного ему аргета, остановившегося неподалёку.
Поймав на себе недовольно-напряжённый взгляд юноши, аргет подошёл ближе.
— Приветствую вас, господин Барехов. Позвольте представиться — Селсид Клар, маг высшей категории.
— Здрасьти.
— Я буду вас сопровождать.
— Это почему?
— Мне предстоит быть вашим телохранителем.
Илья с недоумением посмотрел на чародея.
— Вы что, везде будете за мной ходить?
— Не я один. Ещё как минимум двое магов, один из них — ваш соотечественник.
— Офигеть… А если я с девушкой захочу уединиться? Вы и туда за мной потащитесь?
Мужчина едва заметно улыбнулся.
— В этом случае я подожду за дверью. Предварительно убедившись, что в комнате нет ничего опасного для ваших жизни и здоровья. Не волнуйтесь, я постараюсь не действовать вам на нервы.
Юноша посмотрел на него с огромным сомнением. Однако и настрой собеседника был таков, что спорить с ним не возникало не только желания — хотя бы представления, как это можно сделать. Ещё один вопросительный взгляд на друга — но тот явно не видел ничего странного в сложившейся ситуации, наоборот, поглядывал на телохранителя с уважением и готовностью выполнять его требования. «Да у него ж привычка, — вспомнил петербуржец. — Сын лорда — чему тут удивляться…»
Под присмотром Селсида Илья и Санджиф вернулись к шатру, после чего их наконец оставили одних в небольшом закутке, где валялись их вещи и откуда ушли все остальные ребята, с которыми они ночевали бок о бок, тесно прижавшись, чтобы не замёрзнуть, Должно быть, их приятели уже вовсю работали по лагерю, как и все предыдущие дни. И только они двое били баклуши.
— Интересно, теперь мне не придётся таскать коробки, или всё равно заставят? — зевнув, вслух подумал Илья.
— Думаю, после передислокации тебе поручат что-нибудь имеющее отношение к твоему Дару. Присматривать за организацией энергоснабжения, например… И всё-таки, что тебя беспокоит? Проблемы, связанные с твоим новым положением?
— А ты что, думаешь, я поверю, что всё это всерьёз? И не захотят ли господа лорды по-тихому убрать меня, когда я буду им уже не нужен?
— Что за чушь ты говоришь?! — Санджиф явно был шокирован. — Чем отец и его соратники дали тебе повод так думать о них?
— Они ж политики или как?
— И что с того? Разве это даёт повод ждать от них такой нечистой игры? Да и выгоды от подобной подлости меньше, чем вреда. Есть ведь репутация, которая определяет положение человека в обществе. Есть законы и традиции, которые нельзя нарушать. — Посмотрев на друга, прислушавшись к его тону, петербуржец понял, что есть ещё одна тема, которую лучше при Сафе не поднимать, — это вопрос беспринципности и практичности любого политика, в первую очередь аргетов высокого происхождения.
А потом за покрывалом, отделявшим один закуток от другого, кто-то зашуршал, захрустел краем чужой сумки под каблуком, и к друзьям заглянули сперва робкая Мирним, а за нею и Маша. Селсид маячил в стороне и словно бы без интереса посматривал на девушек. Он ни о чём не спрашивал и не пытался хоть как-то вмешаться.
— Можно? — почему-то полушёпотом осведомилась дочка учительницы истории. И, встретив изумление Ильи, уже свободнее подскочила к нему и обняла. — Слушай, нам только что Всеслав рассказал. С ума сойти! Ты — император!
— Сейчас преждевременно это утверждать, — хмуро возразил Илья. — Может ведь всякое случиться… Мир, пойдём, пройдёмся, а? Саф, не возражаешь?
— С чего мне возражать?
— Ну обсудим потом всё, ладно? — предложил Илья, уверенный, что уж с кем, с кем, а с Сафом он не будет обсуждать тему, обставленную таким количеством запретов.
— Конечно…
Юноша-аурис вынырнул из шатра, вытянул за собой Мирним и строго посмотрел на Селсида, поспешившего следом за ними.
— Можно вы будете держаться в отдалении? Я с девушкой хочу поболтать. Полюбезничать.
— Конечно. — Мужчина отступил и сделал вид, будто его тут и вовсе нет.
— Что-то произошло? — понизив голос, спросила встревоженная Мира.
— Именно то, что и произошло. С Сафом вообще бессмысленно говорить, он же помешан на чести.
— Илья, это…
— Ну а сама посуди — будет кто-нибудь вот так запросто первому же парню незнамо откуда давать реальную власть? Туфта это всё, зуб даю.
— Не знаю…
— Тут и знать ничего не надо.
— Если результат войны зависит от того, насколько убедительны будут политические действия лордов, то им и деваться некуда, — с сомнением проговорила девушка.
— Сейчас — убедительны, а потом можно будет и переиграть всё.
— У тебя ведь дар, а это важно!
— Меня с моим даром можно просто приставить к работе, я ж не против. Короновать-то зачем?
— Потому что это соответствует традиции.
— Ну и что?
Мирним несколько мгновений молчала.
— Я думаю, тебе не следует слишком уж волноваться. Ведь теперь, после случившегося, ты будешь на виду, не так просто будет причинить тебе вред. Это ведь придётся объяснять как-то.
Юноша с сомнением пожевал губами.
— Ну, может, и так… Может, ты и права. Но смотри, ко мне приставили мага, который вообще не отлипает…
— Это же телохранитель! Странно было бы, если бы, провозгласив тебя императором, не позаботились о твоей безопасности. Ещё раньше надо было охрану к тебе приставить, знаешь ли! Чтоб лорд Инген вообще к тебе не мог приблизиться.
— Хм… Слушай, тут ещё такое дело, — Илья осознал вдруг, что если он не скажет сейчас, то будет выглядеть настоящим подлецом, и оправданий себе уже не сможет придумать. — Ты знаешь о моей помолвке?
Краска сбежала с лица Мирним, и так-то бледного, как у всех аргетов. Глаза стали нереально большими, и в какой-то момент Илья испугался, что ей нехорошо, поймал девушку в объятия. Аромат луговых цветов, смешанный с ароматом тающего снега, показался ему самым прекрасным запахом на свете.
— С кем? — выдохнула девушка.
— Так ты не знала? Я думал, ты в курсе… — Он и сам был бледен, но, конечно, не осознавал этого. — Понимаешь, меня поставили перед фактом, что я должен… именно с представительницей знати… Я был бы рад предложить твою кандидатуру, но их устраивала только суперродовитая дама. Даже кандидатуры госпожи Гвелледан и госпожи Шаидар отмели как недостаточно знатные… Нет, я их не предлагал! Просто они тоже обсуждали, кого мне можно втюхать…
— Так с кем же?
— Ну, в общем, меня обручили с дочкой господина Даро, отца Санджифа. С девочкой, которая ещё не родилась… — Илья тревожно следил за выражением её лица. А девушка — это чувствовалось — с трудом могла держать себя в руках. Однако что именно ей хотелось бросить ему в лицо или что сотворить в великолепной вспышке то ли ярости, то ли отчаяния, понять было невозможно. Выдержкой своей она хоть и уступала представителям местной знати, но тоже отменно умела держать себя в руках. — Слушай, ну ты же не можешь предполагать, что я способен был заинтересоваться девчонкой, которая даже ещё не родилась?!
— Да я всё понимаю, — пробормотала Мирним. Она позволила себя обнять, и запал, накативший было и заставивший глаза засверкать, схлынул столь же стремительно. — Я понимаю, что так и должно было получиться. Рано или поздно. Неизбежно. Я понимаю…
— Мир…
— Нет, правда! Я всё понимаю.
— Мирочка…
— Прости… — Она мимоходом провела пальцами по глазам и больше их не поднимала. Из его объятий она мягко, но очень настойчиво вывернулась. — Я всё понимаю, правда-правда, но мне надо… Извини.
И кинулась прочь, в один миг пропала между палатками, за шатром, Илья едва успел шагнуть за нею, но подумал, что сейчас ему просто нечего ей сказать. То, что было сказано раньше, как-то не очень сработало. А значит, не сработает и теперь, после того, как он её догонит. Если догонит. Надо отыскать другие слова. Юноша свирепо оглянулся на Селсида, но тот старательно смотрел в сторону.
Настроение было отвратительное, каждую минуту он ощущал себя так, словно что-то давит или трёт, и — что самое главное — здесь от него самого совершенно ничего не зависело. Тесную одежду можно снять, натирающие ботинки — тоже, но в отношениях не всегда можно избавиться от тягостных ощущений одним жестом. Это всегда труд обеих сторон, и ситуацию никак не исправить, пока не достигнешь какой-то общей точки на пути от одного к другому. И сейчас, пока рядом не было Мирним, готовой обсуждать и договариваться, оставалось лишь ждать и терпеть.
Не зная, что делать и как избавиться от тягостного ощущения, Илья направился к госпиталю и взялся носить набитые снегом вёдра к огромному котлу, стоящему на огне, откуда постоянно вычёрпывали тёплую воду, и приходилось добавлять и добавлять. Идти разговаривать с Сафом не хотелось. Да и о чём? Сомнений друга по поводу искренности лордов-аргетов он не поймёт, всё прочее не подлежит обсуждению. А ни о чём другом петербуржец сейчас не мог говорить.
Зато работа хорошо успокаивала. Таская вёдра, можно было отдохнуть от размышлений, и это было облегчением. Устав, Илья пристроился возле печки, ему в руки сунули горячую миску супа и большой кусок лепёшки, даже не спрашивая, хочет ли он есть. Да и что тут было спрашивать — и без слов всё понятно. Поедая ужин, при этом едва ли ощущая его вкус, юноша думал, а о чём — и сам не очень понимал. Просто какие-то обрывки чувств, образов, идей, вялых, как прошлогодняя картошка, таких безвкусных, что их и развивать-то не хотелось.
Сгущалась темнота, то тут, то там зажигали неяркие лампы, расположенные так, чтобы свет их был направлен только вниз, а вверх не отражался, а также костры, скорее, ещё больше сгущавшие сумрак, чем рассеивающие мглу. Наползал влажный туман, который запускал морозные лапы под одежду и не давал покоя. От него хотелось спрятаться куда угодно — хоть к костру, а лучше всего — в палатку или шатёр и завернуться в одеяло. Но работу приходилось делать, хоть днём, хоть вечером, и большинство грелось именно ею.
Потом рядом появился Санджиф — он сперва с усилием, аккуратно занося руки, колол щепу и мелкие полешки для госпитальной печи, потом принялся заново растапливать её, только-только погасшую по чьему-то недосмотру. У сына лорда получалось так себе, видно было, что он ещё очень слаб, с места на место не попрыгаешь, да и по части растапливания печурок опыт у него явно был небогатый. Однако юноша-аргет упорствовал, хмурился, сдувал осыпающую руки золу, и в конце концов сумел совладать со щепочками и спичками.
— Давно я не разводил огня без зажигалки, — объяснил он другу.
— А? М-м…
— У меня есть отличная магическая зажигалка, я её всегда брал с собой на пикники. А на этот раз забыл. Да здесь мне могли бы и не разрешить ею пользоваться. Всё-таки лишняя магия, хоть и незначительная…
— Слушай, а что бы ты сделал, если б твой отец решил тебя женить на какой-нибудь знатной дамочке из соображений там интересов семьи или каких-нибудь ещё?
Друг посмотрел на Илью испытующе. Несколько мгновений молчал.
— Женился, разумеется.
— Тебе было бы всё равно? А мне казалось, ты ценишь свои отношения с Машей.
— Разумеется, — тон Санджифа был выдержанным, даже прохладным. — Я был бы рад такому решению отца, оно развязало бы мне руки. Я пошёл бы навстречу нуждам семьи, но в этом случае считал бы себя вправе жениться вторым браком на любой женщине любого происхождения. А сейчас для меня это немыслимо, понимаешь?
— Угу… — промычал юноша-аурис, думая о своём.
Оставив ведро у печи и согрев окаменевшие от холода пальцы над огнём, Илья поплёлся к шатру, где рассчитывал упасть на одеяло и больше ни на что не реагировать. Работа на пару с мыслями, от которых хотелось загородиться чем угодно, измотала его, хотя он не осознавал этого, понимая лишь, что сейчас самое привлекательное для него — возможность спокойно спать, пока не разбудят.
Но у самого входа в шатёр увидел Мирним, что-то пытающуюся упаковать в небольшой свёрток, и снова нахлынули переживания, с которыми надо было как-то справляться, а как — непонятно.
— Мир! — окликнул он.
Девушка вздрогнула и посмотрела на него со смесью испуга, смятения и смущения. Она и сама не знала, как себя вести теперь (ведь что-то же должно было измениться, а что именно и как это всё увязать со своим желанием быть всегда рядом с этим молодым человеком, Мирним не знала), а поэтому просто потупилась и застыла, предоставляя ему возможность выкручиваться из ситуации.
— Мира, слушай, — Илья взял её за плечи. — Ну правда, я же не хотел так. Меня просто поставили перед фактом.
— Это понятно. Правда, понятно, — промямлила девушка, отворачиваясь.
В душе юноши, смутно надеявшегося, что всё как-нибудь само разрешилось за день, всё оборвалось. Но одновременно с тем смутная идея, то брезжившая на грани сознания, то снова стиравшаяся, оформилась в намерение.
— Пошли, — сказал он, схватил Мирним за руку и поволок за собой.
— Куда ты? — испуганно пролепетала она, болтаясь за ним, как игрушка на верёвочке, которую пытается везти малыш, ещё не совсем твёрдо держащийся на ногах.
— Идём.
Илья помнил, что каждый раз, когда военный лагерь переносили на новое место и приводили в более или менее приличный вид, где-нибудь в стороне обязательно ставили палатку для двух священников, сопровождающих армию. Когда юноша решился спросить у госпожи Шаидар, зачем они здесь, женщина лишь коротко обронила: «Профессиональные солдаты либо очень суеверны, либо религиозны».
И теперь петербуржец тащил с собой подругу, припоминая, в каком же уголке лагеря на этот раз разместилась походная церковь. Вспомнил, что натыкался на неё, когда разносил наколотые дрова, и направился туда.
В небольшом закутке, выгороженном при помощи щитов, на скорую руку связанных из прутьев, хлопотали двое мужчин в длинных светлых одеяниях, узнаваемых так же, как и рясы православных батюшек на родине Ильи. Над серой палаткой, увенчанной небольшим тускло поблёскивающим султаном из чего-то вроде тонко нарезанной фольги, то ли нитей гранёной стеклянной рубки, гостеприимно вился дымок — внутри топилась печка. Здесь, в прямоугольнике прутяной оградки, шла своим чередом жизнь таких же людей, как и все остальные: валялись миски, свёртки, сумки с провизией, сох подпёртый шестом плащ.
Один из священников — тот, что постарше, — взглянул на петербуржца с вопросительным, но вместе с тем очень мягким выражением лица.
— Здравствуйте, — поприветствовал его юноша-аурис, не могущий припомнить, как же полагается обращаться к представителям местного духовенства. — Будьте добры, обвенчайте меня.
Выражение лиц священника и Мирним были сходны, но Илья не воспринял ни то, ни другое, хотя и смотрел на того, с кем говорил: изумление слуги божьего занимало его сейчас меньше всего. Важна была только собственная решимость требовать и настаивать, а это не так просто в ситуации, когда не знаешь ни традиций, ни даже законов толком.
— Обвенчать вас, ваше величество? — недоумевающее переспросил священнослужитель, и именно это обращение одним махом решило колебания юноши, ещё не решившего, следует ли ему упрашивать и умолять или жёстко и нагло требовать.
— Да, обвенчать. Вот с ней… С моей невестой. Прямо сейчас.
— Но… Ваше величество…
— Я настаиваю! — Илья слегка повысил голос — скорее для того, чтобы подкрепить собственную решимость.
Оба мужчины коротко переглянулись между собой.
— Да, конечно, — уже совсем другим тоном проговорил старший из них, и младший сразу полез в палатку — искать что-то. — Пройдите сюда, ваше величество. Буквально несколько минут, пожалуйста, нам нужно отыскать кольца и цепочку. Присаживайтесь пока… — И гостеприимно указал на импровизированную скамейку, организованную из кривого брёвнышка и двух деревянных обрубков, поставленных вертикально.
— Что ты делаешь?! — шёпотом воскликнула Мирним, стоило священнику немного отойти. — Ты с ума сошёл?!
— Чушь! — Теперь, когда дело пошло, и возражений больше не выдвигалось, петербуржец почувствовал себя намного увереннее. — Я хочу на тебе жениться и женюсь. Я пошёл навстречу лордам, согласился жениться на дочке Даро, так что теперь по-честному могу делать всё, что считаю нужным.
— Но… Тебе этого не простят! У тебя будет куча проблем из-за этого! Из-за меня!
— Это мы ещё посмотрим.
Девушка смотрела на Илью ошеломлённо, с восторгом и даже в чём-то благоговейно.
— А как же господин Даро? Санджиф?
— Вот уж, думаю, кто-кто, а Саф меня точно поймёт. А его отец… Да, по большому счёту, плевать мне, что тот подумает. Спишем на моё происхождение. Я в традициях не разбираюсь, и всё такое. Примитивный аурис, дикарь, знать ничего не знаю, хотел — и женился!
Она залилась краской. Выражение её глаз в эту минуту запомнилось ему навсегда — так на него никто ещё никогда не смотрел. Это был взгляд человека, перед которым забрезжила надежда на спасение в самых глубинах отчаяния, и своим спасением он был обязан тому, на кого взглянул. И даже если бы у Ильи имелись какие-то сомнения в принятом решении, после такого взгляда от них не осталось бы даже воспоминаний.
Вспышка нежности толкнула его обнять Мирним и покрепче прижать её к себе. А священники уже вовсю суетились — вытаскивали из палатки большую раскладную подставку, какие-то ларцы, сумки. Один из свёртков, будучи распотрошён, явил тусклому свету костров и исчезающим бликам вечернего света два блистающих облачения, которые и были надеты обоими слугами божьими с подобающей быстротой.
Через несколько минут Илья и Мирним были поставлены перед большой чашей на складной опоре, и священник вручил юноше длинное кисейное покрывало, объяснив, что им он должен окутать свою невесту, обязательно покрыв ей голову. Второй ждал рядом с подносом, на котором лежали кольца и толстая витая цепочка.
— По традиции присутствовать на этой церемонии могут все, кто захочет, — сказал петербуржцу священнослужитель с таким видом, будто сообщил нечто важное. — Я не могу препятствовать…
— Незачем! Пусть смотрит, кто хочет! — задорно отрезал юноша и тем словно бы успокоил собеседника.
Тот, раскрыв молитвенник, стал читать оттуда длинные витиеватые фразы на старом языке, из которого Илья до сих пор не понимал ни слова. К палатке со сверкающим султаном на макушке постепенно стягивались люди — петербуржец ловил их движения краем глаза и отмечал краем сознания, хотя ни разу не оглянулся, потому что его больше интересовала книга с молитвами. В конце концов, обряд бракосочетания у любого народа сосредотачивается на процедуре пусть символического, но всё же принесения клятв, и в совершении каких-то ещё действий вроде обмена кольцами. Почему-то Илье казалось, что от того, насколько мгновенно он успеет отреагировать на намёки священника, будет зависеть сам факт успешного заключения брака.
Перевернув страницу молитвенника, священник задумчиво взглянул на юношу и принялся, прочтя строчку, переводить её для него. Но ничего неожиданного из его уст, собственно, и не вышло — довольно банальные пассажи об ответственности и кое-что более изысканное о единении двух сердец у Истока Божьей любви, которая во всём своём совершенстве никак не может поддерживать мир, если ей не служит простая земная любовь, рождающаяся в душах смертных.
— Соедините свои руки, — попросил он, и петербуржец торопливо стиснул пальцы подруги. Священнослужитель привычными жестами, но при этом затейливым образом переплёл их руки цепочкой, потом сблизил свободные концы. Короткая вспышка энергии, заклинание пронизало воздух столь стремительно, что природы его никто не успел бы понять — и вот уже нет разрыва, цепочка цельна, и, придерживая её, чтобы не соскользнула с рук молодожёнов, мужчина продолжил читать.
Илья больше не вслушивался в то, что звучало, — он с любопытством посматривал на цепочку. Когда, оставив молитвенник на подставке, священник стал аккуратно стаскивать её, стараясь не потянуть сильнее ни за один из концов, юноша даже шею вытянул.
Под конец цепочка скользнула с их рук и повисла, образовав под собственной тяжестью затейливый узелок, висящий, как кулон.
Под речитатив второго слуги божьего получившееся украшение было накинуто на шею Мирним — судя по всему, она знала эту церемонию и воспринимала её без удивления или любопытства — просто с наслаждением.
— Омойте руки. — С этими словами молодожёнам была поставлена чаша, на дне которой плескалось чуть больше стакана воды. — Пусть грехи растворятся в священной воде и оставят вас.
Петербуржец осторожно опустил пальцы на дно чаши. Вздрагивающая ладонь девушки легла поверх его. Младший священник торопливо приблизился с полотенцем и, когда руки были вытерты, спокойно бросил влажную ткань в костёр.
— Юный супруг, надень жене своей кольцо в знак того, что твоя любовь и забота всегда будет с нею… Нет, не так! А впрочем… всё равно. Надевай, как привычно. Юная супруга, надень мужу своему кольцо в знак того, что сердце твоё и твоя верность всегда будут принадлежать ему. — Мирним неловко навинтила Илье интернациональный символ заключённого брака. Почему-то на средний палец. — Теперь ты можешь снять покрывало со своей жены, — милостиво разрешил старший священнослужитель. — Будьте же счастливы и будьте едины в своих помыслах и стремлениях.
И отступил, показывая, что его роль на сём закончена. Его помощник поспешил поднести новоиспечённым супругам большой кубок с вином, и они ухитрились одновременно отпить из него под пояснение, что теперь всё в их жизни будет общим — и хлеб насущный, и радости, и испытания, ежели таковые пожелает им послать Господь. На миг обернувшись, юноша разглядел позади Санджифа и Машу. Аргет украдкой обхватил подругу за талию и улыбался ей. А чуть поодаль от него стоял господин Даро и смотрел на сына холодным, очень напряжённым взглядом. Колючим взглядом.
«И лорд Даро здесь? — внезапно испугался юноша-аурис. — Ё-моё»…
Он инстинктом недавнего ребёнка и школьника, ещё не отошедшим в прошлое, ещё влияющим на его реакции и поступки, приготовился к нагоняю. И в тот момент, когда стянувшиеся к палатке священников лорды (откуда только узнали) и одноклассники Ильи и Мирним принялись поздравлять их обоих, петербуржец думал только о том, что сейчас будет сказано ему господином Даро, в какие уничижающие фразы тот облечёт укор за самовольное решение столь важного вопроса.
— Поздравляю, — произнёс отец Санджифа, когда до него дошла очередь. — Надеюсь, Создатель пошлёт вашей паре благополучие и взаимопонимание. Очень важно сохранить душевную близость на долгие столетия, чтоб не разомкнуть рук на жизненном пути… К сожалению, таковы уж обстоятельства, что отыскать для вас свободный закуток в шатре не получится. Места слишком мало.
— Да понятно, — поспешил согласиться Илья, изумлённый отсутствием упрёков. И лишь очень запоздало понял, что имел в виду его будущий тесть. — Ёлки, нам же тут реально вдвоём-то никак не остаться! — шёпотом, почти на ухо Мирним воскликнул он. — Было б хоть лето… Хотя и сеновал не подойдёт, потому что за мной всё время шастает этот… Селсид.
Девушка приятно зарумянилась.
— Ничего… Вот уж действительно — лучше не на бегу.
— Ты права. Наверстаем. И праздник потом устроим. Я понимаю, тебе же хочется платье, застолье, танцы, подарки…
— Ты главное до конца войны доберись в полном комплекте и здравии, а всё остальное уже приложится.
Он наклонился и поцеловал её в висок — что-то большее было немыслимо в окружении толпы, да и в относительном уединении шатра тоже. Слишком уж он был взвинчен, а она — ошеломлена и смущена.