...Спустя три дня в разгаре войны командующему доложат, что по тому же маршруту прошедший в радиотени крейсер «Бурный» принял ракеты с ПЛ и так же, как маленький «Разлив», ушел днем спать в японскую бухту, не привлекая внимания. И экипаж, мол, отдыхает и более, пока, на связь выходить не будет. А у Гнома что-то тихо будет ликовать внутри. Потому что никто не умеет в открытом, хотя и спокойном море грузить тяжеленькие «Москиты» с лодки. Но один раз попробовали и — ничего. И только механика едва не разрезало порвавшимся тросом пополам, но отделался переломом руки. И какой японец будет искать эту дружественную группу у своих берегов — перегружающих смертельные для их кораблей ракеты с борта на борт? Смешно, ей-Богу! На приеме в Императорском дворце молодой японский дипломат раскланяется с Первым и, отведя его в сторону, скажет тихо: «Вы, русские, воюете, как мы, японцы», — и склонится в глубоком японском поклоне. «Идиот! - подумает Первый, — мы воюем лучше. Мы просто уважаем память наших дедов и поэтому раскачиваемся медленно. Исторически».
.. .Одиссея «Разлива» явилась успешным примером для солидного «Бурного». А что касается катера, то в самом начале внезапной войны японцы действительно не обратили внимания на корабль без флага и закрытый тентом в их собственных водах. Рыбаки себе ловят. Что им политика? У рыбаков своя правда.
3 сентября. Владивосток. Утро
Игорь был рад всех видеть, но не рад течению дел. На сделку ему не хватило четырех миллионов и двух дней. Предупреждал же тесть, что экономика и дипломатия — это флаконы совсем разные и мысли «о продать» и «об убить» сильно отстают друг от друга.
«А на том берегу звезд весенних салют». Но наблюдать его из-за горизонта не хочется. В этом году мадмуазель Клер скоропостижно умерла от рака крови. И все для смешливой негритянки кончилось. «Не насмотришься теперь на салюты, и вертолеты ей ни к чему», — думал Игорь.
В газете написали, что «хоронил ее какой-то богатый русский студент, пожелавший остаться инкогнито». В Интернете ничего не было. Она же была просто Клер без политической позиции. Пожилая научная мышка с золотыми глазами. Хорошо, хоть Гурия и ребята не вычислили его командировку в юность. Деньги, отложенные на самостийную неза- лежность души, ушли в скромный крестик на кладбище
Се+>и£ Т\г4*смлм* Елшл Пе+еыаьм
в Руане. А теперь вот война. И нужно очень четко понимать, что весь этот советский синдром «после казни прошу», который развели здесь командующий с его, Горского, группой требует очень четких экономических оснований, потому что счастья для всех не будет, и кто-то уйдет обиженным, й война кончится...И ядреные эти приколы нужно будет продать, списать, заинвентаризовать или превратить в шумные пу- галки общественности. Игорь не хотел поста министра. Он побыл бы президентом парочку лет послевоенного кризиса. Как будет глупо, если кто-то из ребят погибнет на этой войне... Ему нужны были все.
— Ядерную бомбу японцы, конечно, отрицают, - вещал Гном. — Но не бомба по формату и была. Направление их действий нам понятно, на Оху японцы нацелились. С двух ночи у меня с ней связи нет. И мы будем с вами иметь на Севере Сахалина что-то экстраординарное. Одно радует, американе в больший убыток влетят...
— Ты, друг, мой по старинке думаешь, что там велика американская доля? Чудак экономический. Слилась Америка, так — оставила двадцатипроцентные пакеты. Потом предъявит их, сидя на белом коне. Отмоет от крови и... Вася. Мы белые и пушистые, где мы можем получить свою долю?
— Ну, знамо дело, — вмешался вице-адмирал, — «если хрумкаешь добычу, так не пудри ей мозги...». Жду расчета возможных ударов от твоих специалистов. В радиотумане и без связи воевать, конечно, можно, но недолго. Так что должен я понять общую обстановку, и погодников что ли уже подключить...
— Я примерно предполагаю, товарищ вице-адмирал, что они хотят. Японцы там сидят с августа - гидрографы хреновы. У них там четыре океанографических судна. Кабелеук- ладчик и ледокол... Последний, конечно, к делу пришелся, в августе-то. Американе подарили. Этот меня беспокоит. На нем много десантников поместится. Но козыри у нас еще есть.
—Тебе уже везде мерещатся десантники, - вмешался вице- адмирал Веревка, старый служака, от советской сохи. - У нас не объявлена война, офицер, пограничный инцидент у нас — понял? Сколько, ты предполагаешь, можно высадить десан-
ги/шпт ПУСТыня
тных групп? И причем здесь Оха? Они претендуют на свою Кирафуто, а Север-то наш и был. Впрочем, он и так будет их экономически, если они инфраструктуру острова на себя возьмут. За что им на Северах сражаться, да еше с американцами нефтью тереться?
— Дурак ты, вице-адмирал, — устало и беззлобно проговорил Гном, — ты здесь в логику играешь, а они не за нее воюют и могут исторгнуть из себя столько десантов, сколько нам нечем встретить со всем твоим доблестным флотом. Численность на пассионарность умножаются, адмирал. А обреченность удваивается от страха. Они пока нас переигрывают в мире духов. Техника ни при чем.
Веревка хотел было вспылить, но тут Первый спокойно встал и, шикнув на Гнома — мол, «разговорчики в строю», тихо открыл дверь кабинета командующего и скрылся за ней. «Вот уж, правая рука, чес слово, — подумал Гном, — а если он японский шпион? Забавная версия. Раньше она не приходила ему в голову... Тогда чей шпион я? Стало быть, тоже японский...»
— Не хами, Александр Ильич! — вмешался Кирилл.
— Да что с вас взять! - в сердцах отозвался Веревка. — Ни штатские и ни военные — наемники, загубите вы все тут... Игроки. — Он встал и вышел из предбанника длиною в залу.
Гном отстроился обратно в беседу.
— Да нам еще в последних числах августа доложили о том, что что-то очень много транспортов снабжает эти исследовательские корабли. Я докладную писал. Японцы от- лопотались на запрос: мол, снабжение, и перемена состава, и прочие договоренности о сотрудничестве. Я так думаю, что в это «снабжение» много кого спряталось. У нас спутниковой-то нет. И японы об этом знают.-.. Да и связь у меня случайная с северами. Так, слежу по Интернету, как нам во- юется. Чудеса современной войны. Планировать операции по данным бесстрашных журналистов.
— Ну ют, друзья! Я связался с Охой, там действительно ночью высадился десант, идут бои. Пока японцев сдерживают. Кораблей серьезных наших там нет, как вы понимаете. То есть — мелочевка. Но там и население не южное, и войска покрепче будут, потому как погоды посуровее, — Пер-
Qc+uu Це+имл** EMM Ае+ммльм
вый проговорил все это на ходу. Он спускался вниз по парадной лестнице встречать каких-то «погодных шишек» из метеорологических войск. Гному это понравилось. Метеомагов ждали. «Интересно, они с прибором? Как это все хоть выглядит-то. Насыпем в облака стиральный порошек и будет большая стирка».
«Теперь нам уже очень нужна стратегия чуда», - подумал Гном и прикинул вероятность прохождения противника с севера до Сахалинского моста за двое суток. Вероятность ему не понравилась, но у него были козыри в рукаве и, на крайний случай, бомба этим японским сукам. И погода, вон, приехала... И завтра Григорич, получив подкрепление, взбодрится, а севера взвоют от ударов в тыл. Еще есть порох...
3 сентября 2012 года. Владивосток. День
Шли вторые сутки боев необъявленной войны.
«Американцы поступили мудро, - считал Первый. - Они направили своих маргиналов на войну, и те гибли и записывали хроники, топили свои компьютеры и камеры, но снова и снова наводняли Интернет исчерпывающими сведениями о режиссуре боев и нарушениях сценариев. Один, наиболее навязчивый, в свое время написал про то, что Аляску необходимо всучить России, да еще и приплатить, чтоб освоили, коли делать им нечего с русской удалью и еврейской сметкой. Этот Смит выжил, и потом Первый узнал, что по матери он — Багрицкий, а родом она из Ленска.
Резолюция ООН была определенна как никогда: в ней Японии сурово вменялось разобраться, наконец, со своими внутренними проблемами и перейти к охране собственных границ. Особенно расплывчато звучала резолюция по Северной Корее. Страна предвкушала ужас будущей войны молча. Начали японцы воевать с Россией — может, не тронут их, бедного маленького соседа. Гном готовил «лодки» против грядущей корейской операции. На него работал отдел связи слаженно и четко. Они даже смеяться успевали. Гном сильно похудел, рубашка на нем была вечно мокрая, а сам он — взмыленный от жары, напряжения и вскипающего к вечеру давления. Он был подвижен до войны, и у него оказались на флоте все знакомцы, все имели дополнительные частоты, спутниковые компьютеры, мобильники всех сетей и прочую ненужную в мире технику, зато сильно необходимую на войне. Гном гордился «Разливом», «Бурным» и приказывал Васильеву отрядить всем церквям молиться за эти корабли, их капитанов и Флот в целом. «За Штаб молиться не надо, за нас Посейдон и так воюет». Море было сравнительно тихое, сентябрьские шторма запаздывали. На звонки из дома он отвечал: «Сейчас довоюю и поговорим. Обнимаю крепко». И вешал трубку.
3 сентября. Северная оконечность острова Сахалин
Между тем, Соединение вторжения на северный Сахалин чувствовало себя прекрасно. Юные десантники, застрявшие на четверо суток на исследовательских кораблях, днем спали, чтоб не привлекать внимание, а по ночам соревновались в море на предмет боевой физической подготовки. Во время заплывов в открытом море и учебной борьбы в воде погибли восемь человек. Условия были боевые. Их записали как потери в войне. Но салютовать не стали. Настроение царило-приподнятое. Вечерами над кораблями повисали концерты симфонической музыки, настраивающей людей на романтический лад. Потом заплыв, учения в темноте и далее спите до ужина. Затем в день- М шесть транспортов подошли, тихо забрали десантников и высадили их. У японцев была простая боевая задача, ясная всем — и юным и старшим: высадка десанта на севере Сахалина, захват Охи и других опорных пунктов. Так обеспечивался контроль нефтегазовой инфраструктуры севера Сахалина. Но последнее с десантниками уже не обсуждалось. Понятно, что в штабах не в пешки играли, но экономическую составляющую игнорировать не собирались. Даже звездные войны, по мнению командующего японским флотом адмирала Кудо, — это войны за ресурсы. Императорская семья вместе с отделом JF оплакивала погибших в этом пограничном инциденте уже почти сутки громкими слезами на весь мир. От японских потоков дезы шарахались даже самые одиозные агентства. Но войну все же никто не отменял. Связь японцы порвали и себе, и русским, и им ос-
Cestui Елшл Пе+смеиФ*
тавалось действовать по выверенному плану. На втором этапе операции Штаб предписывал наступление десантников на юг к Сахалинскому мосту. Транспортные суда «в свободном режиме» должны были идти в это время к Корсакову, который к этому моменту, вестимо, будет захвачен, а оттуда возвращаться в Японию.
Четыре эсминца группы поддержки ровно к указанному времени 3.06 подошли к группе десантных кораблей, «раскланялись» и встали в морской строй. Эсминцы несли еще десант. Не зря же они приплыли сюда.
Наконец, к 6.00 подвалило соединение прикрытия из четырех крейсеров и двух эсминцев, готовое стрелять, сопровождать и даже что-то высадить, ежели этим русским мало покажется. Вторая волна десанта в районе 6.30 утра была воспринята гарнизоном Оха-Ноглики без всякий радости. Прежде всего, нашим не хватало боеприпасов. В обычном для летней Охи тумане японца, конечно, было занимательно выследить и убить, но они лезли и лезли. Два наших катера они раздолбали прицельным огнем, да и не катера были — так, бутафория одна. Командир роты послал сообщение о потерях к полудню, когда у него кончились и люди, и вертолеты. На одной из нефтяных платформ невесть откуда взявшиеся американцы держались до обеда, пока японцы не запустили к ним переговорщика, того убили, и ситуация провисла. Нефтяники подожгли нефть. Героическая платформа вырвалась из огня на своем вертолете и села на полуострове Шмидта. Потом эти рейнджеры, среди которых было два русских менеджера, как раз и сообщили Маше в Штаб и миру в Интернет о том, «какие, брат, дела». Туман сгущался, мешаясь с дымом. Горящую нефть никто не тушил. Стрелять по берегу вслепую было бесполезно. Корабли ушли, опасаясь поджариться изнутри, да и график развертывания операций второго этапа не ждал. Десантники потеряли свои цели, точнее, цели эти увязли. В Охе было нечего захватывать. Но там стреляли из каждого дома, а из разрушенных стрелять оказалось даже лучше. Взрывать все под корень у десантников не было возможности, да и задачи стереть Оху с лица земли командованием не ставилось. Чеченцы и бандиты в дружбе с ментами превратили Оху в
Сталинград, и грядущее в планах наступление врагов на мост явно захлебнулось. Русские пообещали своим интернациональным братьям по рыбе и нефти куш после войны, и те взяли на себя командование микроотрядами. Эти народности, привыкшие к партизанской войне, не сомневаясь укладывали юных десантников и только дивились: воевать японцам уже некем — детей посылают! Не лезло это в чеченскую голову. В тумане было легко ловить одиночных десантников сетью. Библиотекарша, немолодая, но крепкая тетка, просто надела вошедшему японцу на голову ведро, благо позиция у нее была подходящая — «вид сверху» — и ведро в руках. Он успел выстрелить, но пуля разбила окно, тут хранительница знаний озверела и без суеты уронила на юношу плохо скрепленный книжный стеллаж. Обнаружив струйку изо рта и остекленевшие глаза — следствие удара деревянного стеллажа с томами русских классиков повдоль и поперек тела, библиотекарша проводила себя в архивную комнатку и села подумать о вторжении. Больше всего ей не нравились взрывы. Она подкинула монетку — как лучше уберечься: остаться в невзрачном здании или выскочить и... куды бечь? По всему выходило, что стены, как и родные стеллажи, помогают лучше. Библиотека осталась цела. Ночью женщина разгребла книги вокруг японца, вытащила труп на улицу за дом и помыла пол: не сидеть же в грязи, даже если война. Библиотекарша была одинока и привыкла надеяться на себя. Она устроилась в архиве ца ночь, придвинув к двери старинные стенды городского музея, которые лежали в ее архиве с незапамятных времен. Она даже не стала курить, а прилегла на узкий топчанчик, прикрыв плечи платком, и уснула.
Японцы рапортовали, что взяли Оху, но не признали, что их наступление захлебнулось. Выяснилось, что вторая очередь десантирования промахнулась мимо Ногликов в тумане, вернулась, высадилась, но там тоже не прошло все гладко, и тоже горела нефть. Русские вгорячах раздолбали взрывом дорогу, недолго и простояла выстраданная магистраль: утром хлынул дождь и промоина вышла знатная. Парочка наших КАМАЗов в японских руках застряла в аккурат посредине небольшой глиняной реки. Это для японцев в но-
Cestui Tft^ccMXM* Елшл (Jс+ссмгм+А
вилку, а раньше, когда дожди, люди вообще туг на трое суток застревали, для нас не впервой.
4 сентября 2012 года. Владивосток. Утро
Кирилл, прилетевший из Сеула и севший на ремонтируемый Артем, рассказывал Гному и вице-адмиралу Леонтьеву:
— На Сахалине предполагается Львовско-Сандомирская операция.
Гном кивнул и перевел Леонтьеву:
— Мы в 1944-м предложили немцам на Сандомирском плацдарме сдаться. Немцы ответили стишками на русском: «мы в кольце и вы в кольце — посмотрим, что произойдет в конце». Байка есть такая сю старой войны. У нас теперь тут новая война. Застрелиться можно. Тут воюем. Тут торгуем. Тут доверяем. Тут проверяем.
— Знаю я твою байку, — ответил адмирал. — Ты мне скажи, друг ситный, что у нас с Курилами будет? Как это вы с командующим лодок туда не послали? Хотя бы дизельных. Там подводники в гневе, когда ими чужие командуют.
Они сидели на кожаном диване в приемной.
— Боюсь, «молодая не узнает, какой у парня был конец», господа, — заключил Гном. — Григорича-то отдавать придется. Сахалин меньше жалко, чем Григор'ича. Больше того, что я ему послал по воздуху, там не сядет.
— А что ты ему послал, майор вездесущий?
— Да «Илюшку» с десантом — сесть на брюхо и молиться, чтоб не взорвались. Еще вчера. Как мы с вами договаривались, товарищ командующий.