- Жениться тебе, конечно же, надо.Но будь осмотрителен. Слава Богу, выбор у тебя есть, и он неплох, на мой, конечно, взгляд.
Засиделись мы с ним за полночь, благо нужды в выпивке не знали. Обсудили все возможные кандидатуры для создания мной новой ячейки общества, ни к какому выводу я не пришел, зато обнаружил, что спать мне осталось три всего часа. Я выпроводил Николая и завалился дрыхнуть. А наутро проснулся неотдохнувшим и с квадратной головой поплёлся работать.А пока я спал, снился мне странненький какой-то заяц, был он чёрный и устойчивой для восприятия формой не обладал.И вели мы с этим зайчиком какие-то заумные беседы, которых я, конечно, не запомнил. Вернувшись с поля на следующий день, я зашёл к бабе Наташе, иногда посещавшей городскую библиотеку, и заказал ей "Алису в стране чудес".
Меня приворожили - в этом не было никакого сомнения, потому что в конце сентября я женился на Серафиме. Она оказалась бабой глупой и вздорной. Толку от неё в хозяйстве не было никакого, целыми днями, пока я работал, она сидела в деревне на лавочке со старухами, вела пустые разговоры и лузгала без конца семечки, которые я с тех пор ненавижу.В постели и бревно было бы более подвижно и эмоционально, так что три месяца моего второго брака были сплошным мраком. Да, всего три месяца, слава Богу, потому что через три месяца Сима скончалась от какой-то не вполне понятной нашей славной медицине болезни, чем избавила меня от необходимости разводиться с нею. По-человечески, мне, конечно, было жаль её, но как о любимом человеке я не горевал о ней, ибо не любил её никогда.
Потом, с отчаяния, я женился на Ольге. Хозяйкой она оказалась неплохой, зато была сварлива, и по примеру своей матери пыталась затолкать меня под свой каблук, но тщетно. Месяц почти я прожил с ней, а потом она пошла в город за платьями, и на обратном пути её настигла банда из Дома Одиночества. Они её избили и изнасиловали, после чего она впала в невменяемое состояние. Председатель опять меня развёл, а Ольгу отправили в районную психушку на вечное поселение. Навещать её там у меня желания не возникало
Так, в трагикомичном междубрачье, заполняемом работой и пьянками с Пивоваренко, прошло три года. Мне исполнилось двадцать три года. Сейчас, пять с лишним лет спустя, в преддверии двадцать третьего своего дня рождения, мне грустно и странно вспоминать об этом. К тому времени изо всех изначально имевшихся семи девок на выданье в живых осталась лишь одна Марина, а обо мне в окрестностях поговаривали, что я - Синяя Борода, и меня боялись даже ночные шакалы Дома Одиночества.И, по закону жанра, именно в Марину я влюбился по уши. Она смертельно боялась меня, безоговорочно веря во всё, что обо мне говорили, но и любила меня страстно с тех самых пор, как я диким отшельником появился в этих краях. Она обмерла от страха, а мать её упала в обморок, когда июньским вечером 1996 года ( по кукуевскому времени) я с огромным букетом купленных в Сутяжске роз появился у калитки дома, где она жила. Она не вышла тогда, и, перегнувшись через калитку, я осторожно положил цветы на землю. Она не вышла и тогда, когда я, абсолютно в трезвом уме, обсадил её забор по внешней стороне целыми кустами цветущих роз, она не вышла, а кусты не прижились, и уже через четыре дня на них было неприятно смотреть.Я страдал, я изводил себя пустыми мечтами и глупыми грёзами, я исписал все стены своего дома сонетами, я сам уже начал чахнуть и сохнуть, как те кусты, которые я посадил у её забора, а она, любя, шарахалась от меня, как лошадь от паровоза.Я писал бесконечные письма, на девяносто пять процентов состоящие из слова "люблю", но тщетно. И, когда я начал уже погружаться в пучину безумия, окончательно озверев от переполнявшей меня любви, ко мне пришёл Коля и впервые отказался от выпивки. Он посмотрел на меня так, словно первый раз в жизни видел, вздохнул и ушёл, сказав напоследок лишь одну фразу:
- Не плюй в колодец - пригодится.
Я слышал этот шедевр устного народного творчества миллион раз и, ослеплённый любовью и жаждой взаимности, не понял его.А он ушёл, и никогда в жизни я более не видел старшину Николая Пивоваренко.
Потому что через час за мной зашёл чёрный заяц.
- Сегодня удачный день, дружище, - сказал он, плавно переливаясь из одной формы в другую.- Я мог бы сказать тебе много интересных вещей, но не хочу делать этого сейчас, к тому же мы с тобой ещё встретимся. Догоняй!резким фальцетом воскликнул вдруг этот гибрид Белого Кролика с Чеширским Котом и побежал прочь от меня.Я же помчался за ним, чувствуя какой-то магнетизм между нами. Он бежал по саду, я бежал за ним, и сад почему-то никак не кончался, хотя мы уже пробежали расстояние, равное шести длинам моего сада, я бежал за этим непонятным Чёрным Зайцем, на бегу испытывая удивительное счастье. Тот самый покой, который исцелил меня после Дома Одиночества, вновь вливался в мою душу. Ушла сжигающая страсть, оставив место ровному пламени чистой любви, ушли все проблемы, страхи и предрассудки, одежда моя исчезла, и я бежал по в последний раз моему саду, голый и счастливый, стремясь догнать чёрного зайца, на бегу меняющего форму. Внезапно показался конец сада и колодец, из которого я почти пять лет ежедневно доставал воду. Не останавливаясь, заяц прыгнул в колодец, а я, не задумываясь о том, что, возможно, кончаю жизнь самоубийством, прыгнул за ним. Спустя секунду я вместе с преследуемым мной зверем оказался в кабине почти забытого мною аппарата под названием Лифт.
- Прощай, дружище, поговорим потом!- сказал заяц и исчез.Я оказался одет точно также, как в тот день, когда всё это началось, и чувствовал, что за последние полминуты физически помолодел на пять лет. Лифт остановился, и я, почти восемнадцатилетний, вышел из подъезда Дома Дикого Распутства и пошёл в метро.
Боже мой, как же давно всё это было! прошло пять (или десять, или восемнадцать с половиной, это смотря как считать) лет. Нет, решено, завтра непременно еду в Царское Село!
8.Дом Суда.
Заседание продолжается!
О.Бендер
Заседание продолжилось. Подсудимый, то есть я, мрачно оглядывал происходящее, не ожидая, впрочем, от процедуры правосудия ничего хорошего. Процесс был странен - судья одновременно являлся также и обвинителем, и защитником. Звали его Снарк. Джефферсон Форрест Снарк. Могу поклясться, что фамилию его я слышал где-то раньше. Почему-то оно ассоциировалось со словом " буджум". Что означало это слово, я не знал. Но инстинктивно - а чувства мои заметно обострились за тридцать пять "лифтовых" лет - я чувствовал, что теперь мне, точно, крышка. Потому что обвиняли меня в ужаснейшем преступлении - детоубийстве, отягощённом сексуальными извращениями.Я не совершал этого ужаснейшего злодеяния, я не мог изнасиловать и безжалостно убить пятнадцать семилетних детей ( причём одновременно!), приехавших из горда Москва, штат Аляска, в город Москву, Россия, по культурному обмену. Вся Америка, да что там Америка - весь мир стоял на ушах и жаждал кровавой смерти тому зверю, что сотворил такой кошмар. Меня "вычислили " очень просто - я просто проходил мимо возбуждённой толпы, и какая-то старая вешалка, утверждавшая, что она - очевидица, показала на меня пальцем и крикнула:
- Ловите его! Это он! Это он их всех того !
И, конечно же, меня тут же схватили, тем более, что, не разобравшись в ситуации, я и не пытался убежать. Так я и оказался на скамье подсудимых.А если принять во внимание, что Судья был также и защитником, говорить о презумпции невиновности не приходилось.В общем, меня засудили.Двенадцать апостолов-присяжных единогласно приговорили меня к смерти через обезглавливание тела, повешенного над костром. Приговор надлежало привести в исполнение немедля. Шесть здоровенных мужиков скрутили меня так, словно я был Самсоном, которого тащат в парикмахерскую. Меня затолкали в лифт и нажали на кнопку первого этажа. Лифт, выслушавший от меня немало проклятий в свой адрес, на сей раз вызвался быть моим ангелом-хранителем. Всё вокруг застенало и завыло, словно три тысячи голодных привидений разом выскочили из стен шахты, кабина бешено завертелась вокруг своей оси, и, впадая в беспамятство от перегрузки, я успел заметить, что лица, сопровождавшие меня в мой последний путь, исчезли.
А очнулся я в зале суда, на скамье подсудимых. Судья был всё тот же Джей Эф Снарк, публики не было вообще, конвоя тоже, зато были и обвинитель, и защитник. Обвинял меня Белый Кролик, защищал - Чёрный Заяц. Присутствовали также представители прессы в лице Александра Невзорова и Элис Лидделл, и некий Обри Бердслей, который вызвался быть судебным художником. Слово взял обвинитель.
- Данный господин - тут он махнул лапкой в мою сторону - обвиняется во многих преступлениях. Во-первых, он - дурак, во- вторых, он- мелочный прожигатель жизни. В-третьих, он - враль. Пауза.
- Что имеет сказать защита по поводу предъявленных обвинений? поинтересовался Снарк.
- О вкусах не спорят, Ваша честь, - встал Чёрный заяц - кстати, по поводу вкусов, я весьма голоден.А что до того, что мой подзащитный - дурак, так это ничего, я и сам, признаться, дуралей порядочный. По поводу прожигателя жизни не скажу ничего, так как ни хрена не понимаю во всех этих тонкостях. По третьему же пункту возражу, что мой подзащитный не враль, а сказочник, а это весьма разные вещи. Враль использует своё враньё в выгоду себе - моральную либо материальную, а в данном случае налицо - или наморду, это уж кому как больше нравится - враньё на потеху почтеннейшей публики. Да и непочтенной, впрочем, тоже. И всякие подонки пусть тоже веселятся. Вопросы есть?
- Нет, - ответил судья, и защитник сел.- Слово опять предоставляется обвинению.
- В- четвёртых, обвиняемый - лодырь, в-пятых, он- декадент, в- шестых, он- созерцатель.
- Ваша честь,- снова поднялся мой адвокат - В ответ на это могу привести следующие доводы.Мой подзащитный - лодырь? Так это же просто великолепно! Было бы гораздо, я подчёркиваю, гораздо хуже, если бы он был как это называется? - ах, да, злодеем!А лодырь - он же мухи не обидит! И вот сидит он себе, сочиняет потихоньку свои сказочки, вам что, плохо, что ли, от этого? Далее. По поводу декадента снова ничего не скажу, не знаю, что это такое, надеюсь, что не очень страшное...
- Очень - подал реплику Невзоров.
- ...а по поводу созерцания - опять же, это прекрасно!Ну, созерцает он, подумаешь! Зато он видит гораздо, я опять-таки подчёркиваю, гораздо больше нас с вами! И это помогает ему писать его замечательные сказки!
- Бредовые. -вставил Бердслей.
- А кто спорит, что нет?!- подхватил свежую мысль Чёрный Заяц.- Бред это, друзья мои, тоже форма самовыражения!. Бред приходит вам на помощь в трудную минуту, когда вы не можете оценить ситуацию по привычным вам меркам. Кстати, о бреде, мистер Бердслей...
- Регламент! Ваше время истекло! Слово предоставляется обвинению! загрохотал своим молотком Снарк.
- Благодарю вас, Ваша честь.- снова встал Белый Кролик.- В-седьмых, обвиняемый - враг самому себе, в-восьмых, он- космополит безродный, вдевятых, он- невежда, и, наконец, в-десятых, он - просто сволочь!
- Ваша честь! - на сей раз мой защитник поднялся с невыразимым достоинством.- Ко всему вышеизложенному я готов присовокупить также и то, что обвинитель - осёл длинноухий, но это, к сожалению, существа и вещества дела почему-то не касается. Что же до остального - идите вы все к чёртовой бабушке, ну, честное слово, мне, как высококвалифицированному юристу, до боли в ноздрях надоело слушать ваши бредни. Dixi.
- Подсудимому предоставляется последнее слово! - провозгласил судья, трижды стукнув молотком.И вот тогда встал я.
- Ваша честь, дама и господа, я не буду ничего говорить в свою защиту эту задачу превосходно решил мой адвокат.К тому же, говорить хорошее о самом себе - это, по-моему, не совсем скромно. Говорить же в свой адрес всякие плохие слова я тоже не буду - не потому, что не признаю за собой недостатков, а просто потому, что не хочется. Всё в руках многоуважаемого господина Буджума...Ой, простите, я не хотел Вас обидеть, господин Снарк.
- Видно, Буджум ошибистей Снарка!- пришла мне на помощь Элис Лидделл.
- Совершенно верно, сударыня. Итак, я хотел лишь поблагодарить вас всех за то, что собрались сегодня здесь, чтобы уделить моей скромной персоне внимание. Это всё.- и я сел, гремя кандалами, которые сохранились на мне с прошлого процесса.
- Суд удаляется на совещание!- провозгласил Снарк и ушёл. За ним побежало двенадцать тараканов, которых до этого я не видел. Вероятно, это были присяжные. Ко мне подошёл Чёрный Заяц.
- Ну, как я тебя защищал?- осведомился он.
- Просто великолепно! Особенно мне понравилась последняя часть твоего выступления.
- Не забудь, ты должен мне теперь три тонны касторки!
- У тебя что, трудности с пищеварением?- посочувствовал я своему адвокату.
- Я её ем! - несколько высокомерно заявил Чёрный Заяц. И тут вернулся суд, всех попросив встать.
- Оглашаю приговор суда!- заорал Снарк.- Подсудимый признаётся виновным в декаденстве и по этой причине освобождается от уплаты подоходного налога, так как, будучи вралем и лодырем, доходов не имеет. Суд закончил заседание. Все вон. Вон!!!
Я покинул зал заседаний. Едва двери закрылись за мной, я тотчас проснулся. Было семь часов утра восемнадцатого декабря 1995 года.
9.Homeless.
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в маве.
Л.Кэрролл. "Бармаглот"