Моментально у отделений милиции скопились гигантские очереди - люди готовы были идти по головам друг друга, лишь бы доказать свою чистоту перед законом. Но, как выяснилось, для многих это рвение оказалось роковым...
Потом уже, вечером, измотанный Днёв-старший рассказывал, как проходил учет доходов. Прорвавшись в кабинет, куда следовало предъявлять документы, он увидел перед собой небольшой столик, за которым сидел человек в милицейской форме. По обе стороны от него стояло еще два сотрудника милиции - крепкий и рослых.
Вдоль боковых стен располагались что-то вроде длинных ящиков, в которых лежали кучи документов. За спиной у милиционеров располагалась дверь.
Как рассказывал отец, он сразу смекнул, что в одну сторону стражи порядка откладывали документы тех, у кого никаких проблем не возникло, а в другую...
Ему начали задавать вопросы. Где работаете? Из скольких человек состоит семья? Где трудится жена? Чем занимается сын? И так далее. Всего вопросов было около десяти. После каждого ответа, сидевший за столом милиционер ставил в анкету галочку. Когда же все было закончено, он попросил отца подойти и расписаться. Тот послушно сделал все, что от него требовалось, но от страха, а, может, и просто из-за несобранности и суетливости ситуации, даже не посмотрел, под чем подписывается. Как, видимо, и многие другие...
Отец отдал имеющиеся у него при себе документы на себя и членов семьи подошедшему к нему здоровяку с милицейской форме, и тот аккуратно упаковал их в файл, после чего опустил в ящик, стоявший по левую сторону от стола. Отца поблагодарили и попросили удалиться, не дав никаких объяснений.
А ясно все стало позже, когда при мерно через месяц после сдачи документов пришли новые повестки. На это раз всем предлагалось вновь в недельный срок явиться в то же самое отделение милиции для получения документов нового образца. Идти надо было семьями.
Телевидение не сообщало о жертвах, которые безусловно были в тот день (будущий подполковник видел эти смерти своими собственными глазами, когда прямо перед ним от удушья в толпе умирали люди, или падали и уже больше не вставали, погибая под подошвами сограждан). Десятки тысяч людей пытались прорваться в отделение. Выходили же они обратно не через главный вход, а с другой стороны здания. Поэтому тем, кто еще только собирался войти было и не вдомёк, что происходит внутри.
А внутри шла самая настоящая фильтрация. По итогам проверки представленных месяц назад данных все население делили на три группы. Сделано все было грамотно. Безо всякой истерики в СМИ, без ненужных слухов и прочего. Весь месяц страна жила абсолютно спокойно. Наоборот, людей настойчиво убеждали, что для всех найдется место под солнцем в пределах Родины. И люди были воодушевлены. Тем более, что буквально за пару месяцев на их глазах словно птица Феникс из пепла возникло ушедшее когда-то, как казалось многим в небытие, государство, пусть и под другим названием. Революции сметающей волной цунами прокатились по бывшим республикам СССР. И результатом каждой из них становилось принятие закона о присоединении к вновь созданному Союзу Национал-Коммунистических Республик.
По итогам фильтрации, проводимой внутри отделений милиции по всей стране, людей четко делили на три группы: граждан СНКР, временно не граждан СНКР и врагов СНКР. Исходя из того, в какую группу попадала та или иная семья, для них и заканчивался поход в милицию.
Дело в том, что еще на подходах к отделению молодой тогда Борис Днёв заметил довольно приличное скопление милицейских крытых грузовиков, на которых при прежней власти бойцов ОМОН привозили на митинги, чтобы они следили за соблюдением общественного порядка. Как стало ясно чуть позже на сей раз грузовики стояли несколько для других целей - в них грузили целые семьи врагов СНКР и куда-то вывозили.
При этом, к какой группе относится та или иная семья становилось известно только в кабинете, где выдавались документы.
Семье Днёвых повезло - они получили новые паспорта и были признаны благонадежными. Да и какие претензии к ним могли быть? Разве что, кроме одной. Автомобиля.
- Вы указали, - не поднимая глаз от анкеты отца устало произнес милиционер, - что владеете автомобилем 'Жигули'. Верно?
- Совершенно верно, - подтвердил отец.
- При каких обстоятельствах он был куплен?
- При самых обычных, - растерялся глава семьи. - Подкопили деньжат, да купили. Лет восемь уже назад.
Милиционер поднял глаза и внимательно осмотрел всю семью, а потом дружелюбно улыбнулся и протянул три новеньких паспорта.
- Я вас поздравляю, товарищи Днёвы! Вы свободны.
Лишь попав на службу в органы государственной безопасности, Борис Днёв узнал, что вопрос того милиционера был, в обще-то незаконным, так как на все автомобили был установлен определенный ценовой ценз, исходя из которого их владельцев и распределяли в различные группы. При этом, само собой, это не означало, что некто, обладавший более дорогой машиной, автоматически попадал под статью врага СНКР. Разбирались весьма тщательно. Вопросы вызывали именно те семьи, которые указывали чуть ли не нищенские доходы, но при этом имели роскошное авто.
Чуть позже Днёв узнал и о многочисленных случаях попыток подкупа милиционеров прямо в кабинетах, где выдавали документы. Люди надеялись, что, в принципе, ничего не изменилось. Подумаешь, сменили вывески! Но как они жестоко ошибались! Тех, кто предлагал взятку за получение нового документа расстреливали без суда и следствия.
Сколько справедливо наказанных, а также несчастных и случайно поддавшихся искушению мужчин и женщин было уничтожено стало ясно буквально через неделю. Огромное количество квартир оказалось свободными. Да что там - кое-где пустовали целые дома, которые раньше в народе именовались 'элитными'. 'Элита' из них либо была уже на том свете, либо направлялась в бесконечных составах в восточном, северном и южном направлениях от Москвы в строящиеся в спешном порядке Трудовые Лагеря, которые с первых дней своего появления находились в подчинении у МНБ.
Соответственно, резко уменьшилось и число машин. На дорогах стало свободно, а о прежних пробках остались лишь призрачные воспоминания. Все конфискованные автомобили переходили в собственность государства. А потом большая часть из них была безвозмездно передана в братские республики для улучшения там ситуации со средствами передвижения, а оставшаяся - перераспределена между гражданами СНКР, остро нуждавшимися в личном транспортном средстве. В основном этими гражданами оказались сотрудники МНБ, но, впрочем, было среди них и довольно много обычных людей.
И вот теперь, стоя у проезжей части и вспоминая обо всех этих событиях, Днёв все же остановил свой выбор на автобусе и метро. Как это не странно, но личного автомобиля у него не было, хотя возможность приобрести, разумеется, имелась. Но подполковник сознательно отказывался от этого шага, как, впрочем, и многие другие офицеры МНБ, считавшие, что они не должны выделяться из основной массы населения и пользоваться, по возможности, общественным транспортом.
До последнего времени у Днёва, правда, была служебная 'Волга', но теперь, как показала жизнь, он ее лишился. Как и личного водителя, роль которого выполнял Лычкарев...
При воспоминании о Лычкареве у подполковника чуть кольнуло под левой лопаткой, но он моментально подавил это ощущение, заставив себя думать о текущих делах.
Днёв пошел в сторону автобусной остановки. По пути он обдумывал мысль о том, чтобы поймать такси, но с этим можно было провозиться очень долго - такси лучше было бы заказывать по телефону и заранее. А частников, разумеется, на дорогах не было как класса, так как любое предпринимательство в СНКР находилось под запретом, кроме случаев, определенных законодательством. Частный извоз под эти исключения не попадал. Это не значило, что люди не 'бомбили', как любили выражаться еще дореволюционным языком некоторые. 'Бомбили', но под страхом попадания в тюрьму или, что было куда страшнее, в Трудовой Лагерь.
На остановке скопилось приличное количество народа - видимо, автобуса не было уже давно.
- Что же они по расписанию-то не ходят? - возмущалась женщина с двумя авоськами из мешковины, набитыми, судя по всему, консервами. - Ведь есть же расписание!
- И не говорите! - поддержала ее вторая, одетая победнее, да и без туго набитых сумок в руках. Она покосилась на авоськи и робко спросила: - Тушеночки взяли?
- Да, - чуть надменно ответила первая, подозрительно
осматривая спросившую. - А вам что?
- Нет, нет, - боязливо отступила та. - Я просто спросила....
Днёву по-человечески стало жалко женщину без авосек. Никаких сентиментов в данном случае он не испытывал - то была жалость иного плана. Он прекрасно видел, что эта женщина принадлежит, скорее всего, к бывшим временным не гражданами, за которыми пожизненно ущемлялся целый ряд прав. Это было, с точки зрения высшего правосудия, вполне справедливо, так как до Великой революции, вероятно, дама без авосек имела куда больше чем та, что теперь ее подозрительно оглядывала. Но справедливость - она для всех. Так рассуждал Днёв. Тем более, что чуть менее года назад был издан закон о постепенном восстановлении в правах бывших временных не граждан, осознавших свои ошибки и прошедших перевоспитание в Трудовых Лагерях.
Днёв решил вмешаться.
- Простите, - ровным голосом обратился он к даме с тушеночкой, - предъявите, пожалуйста ваши документы.
С этими словами он извлек из кармана черную корочку и продемонстрировал ее присутствующим. Женщина изменилась в лице. Самоуверенность как рукой сняло и теперь она, побледневшая, что-то бормоча, нервно шевеля губами, копалась в своей дамской сумочке. Наконец, в ее руках появился паспорт, который она тут же протянула Днёву.
Подполковник внимательно изучил его страницы. Внешне документ был в полном порядке. Но один вопрос оставался открытым: что женщина делала в рабочее время на улице, да еще с двумя сумками дефицитного товара.
- Откуда это? - Днёв ткнул пальцем на сумки.
- Так это.... - замямлила женщина. - это я по талонам взяла, по талонам....
- Ясно, что не украли, - без тени иронии ответил её Днёв. -Вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду.
И женщина начала оправдываться, заливаясь слезами. Она умоляла не арестовывать ее (да Днёв и не собирался сдавать ее в народную милицию), говорила, что ни в чем не виновата. Что отпросилась у своего начальника ('которого и надо сажать'), чтобы успеть отоварить талоны, срок действия которых вот-вот должен был истечь.
В этот момент подъехал автобус. Зеваки резко отхлынули от эпицентра событий и приступили к штурму. Днёв продолжал пристально смотреть на женщину. И лишь в самый последний момент он отвел от нее свой взгляд и успел таки влезть в переполненный автобус. Она же осталась стоять на остановке. Одна. Возле нее на асфальте стояли две сумки с тушенкой, а в глазах читался такой ужас, что подполковнику, оказавшемуся прижатому к прозрачной двери, стало не по себе. Он понимал, что в ближайшие пару месяцев эта женщина будет каждый день ждать, что за ней придут. Или за ее мужем. Но никакой жалости к ней у Днёва не было - он ненавидел эту надменность и считал, что подверг гражданку минимальному наказанию.
Вспомнив, что надо 'оплатить проезд' (как говорили раньше, но что до сих пор можно было услышать в общественном транспорте), Днёв достал из внутреннего кармана пиджака 'Карточку довольствия гражданина' и с трудом повернулся, чтобы передать ее дальше по рукам в сторону кондуктора.
Вообще-то, последние модели общественных автобусов в СНКР уже были оснащены новейшими системами, где специальные считывающие электронные устройства располагались в самых разных концах салона и пассажир мог спокойно приложить свою карточку к одному из них, чтобы тот считал информацию о нем и снял одну поездку и общего числа положенных данному человеку в месяц. Но автобус, в который залез Днёв, оказался еще старой модификации - в нем работал кондуктор, которому все передавали свои карточки, а он сам обрабатывал их, считывая информацию, одним единственным на весь салон прибором, бывшем у него в руках.
- Вы не передадите? - попросил подполковник и, обернувшись, увидел перед собой ту самую вторую женщину с остановки.
- Конечно, - робко улыбнулась она ему в ответ и взяла карточку.
***
Она сразу чем-то напомнила ему Алю. Те же большие серые глаза, светло-русые волосы чуть ниже плеч, аккуратный носик, похожий на маленький птичий клювик. Разве что ростом его новая знакомая была немного ниже бывшей жены, но это Днёв оценил, скорее, как достоинство, нежели недостаток.