Далее шли показания той самой Лены. Она, со свойственной молнацкомкам энергией и экспрессией, описывала все тоже самое, но добавляя свои детали, как то попытки Днёва дотронуться до ее обнаженного тела, "его звериный взгляд при виде обнаженного женского тела", а так же "слова о возможной физической расправы в будущем над ней, если она хоть слово скажет кому-нибудь".
В кабинет вошел Збруев.
- Ну как тебе художества? - осведомился он, указав на папку.
- Триллер просто какой-то с маньяком-подполковником Днёвым в главной роли, - ответил Днёв и закрыл папку, после чего спросил у генерала: - Что с ребятами?
- Ты кого имеешь ввиду? - не понял Збруев. - Тех, кто про тебя сказки-небылицы нарассказывал. Все в порядке с ними. Живы здоровы.
- Да что с этими все в порядке, я не сомневаюсь, - ответил подполковник. - Я своих ребят ввиду имел...
Збруев ответил не сразу. Он отвернулся к стене, на которой висела карта страны, плотно утыканная флажками и прочими опознавательными знаками.
- Лычкарева забили еще два дня назад. Я ничего там сделать не смог, прости Боря. Остальные полуживые по больницам сейчас отправлены. Вот такие дела... М-да...
Он повернулся к Днёву, на глазах которого неожиданно выступили слезы. Подполковник тут же устыдился своей слабости и опустил голову, чтобы начальник не заметил его реакции. Но Збруев заметил:
- Мне тоже больно, Боря. Лычкарев первоклассным парнем был. Жена осталась. Двое детей. Но им ничего не грозит. Уже хотели их высылать, чуть ли не вещи из квартиры вышвыривали, но я все же здесь успел с приказом по тебе. А это и весь процесс притормозило....
- А меня-то они чего не трогали, Павел Семенович? - спросил Днёв.
- Для суда берегли, я думаю. Вроде как смотрите, товарищи, стоит живой - здоровый, вполне упитанный, во всем сам сознался. Ну, да ты и сам все знаешь.
- А как остановить все удалось?... - Этот вопрос больше всего волновал подполковника с момента выхода из кабинета, где ему чуть не вынесли смертный приговор.
- Вот об этом, Боря, я и хотел бы с тобой сейчас поговорить....
***
Тремя днями ранее
- Товарищ генерал, машина готова.
Помощник отдал четь и вышел из кабинета. Збруев сгреб со стола кое-какие бумаги, чтобы еще немного поработать дома, и запихнул их в портфель.
Часы показывали одиннадцатый час. Засиделся он на работе. Жена звонила уже два раза и недвусмысленно напоминала, что пора бы ему уже приехать домой. Да он и сам чувствовал усталость, накопившуюся за последние дни. С момента ареста группы Днёва его ежедневно вызывали на самый верх и требовали, угрожали, снова требовали. Он как мог объяснял, что для того, чтобы требовать, неплохо было бы вернуть ему его сотрудников, таем более, такого ценного офицера как подполковник Днёв.
Вот и сегодня он был на приеме у Самого. Ну, не у Самого, а у Самого в рамках ведомства, конечно же. Разговор складывался непросто. Збруев пытался уговорить (если можно так выразиться) изменить решение коллегии МНБ по поводу Днёва и его подчиненных. Сам вроде бы и был согласен, что разбрасываться сотрудниками, да к тому же без весомых доказательств, ни к чему, но тут, как будто специально, ему занесли папку, пояснив, что это крайне важно и крайне срочно. Сам раскрыл папку и с интересом пробежал глазами по лежавшим в ней документам. А потом обратился к Збруеву:
- Ну, вот видите, Павел Семенович, что происходит-то... Вы тут сидите, выгораживаете своего Днёва, а он, оказывается, такого наворотил. Вот, посмотрите-ка... - Он подвинул папку генералу.
Збруеву с первой страницы стало понятно, что положение подполковника теперь просто критическое. Перед ним на столе лежали протоколы допросов свидетелей. Генерал прекрасно понимал, что все показания выбиты, выужены из людей с помощью угроз. Но это уже не имело никакого значения - документы есть документы.
- Разрешите идти, - поднялся Збруев.
- Идите. И думайте, Павел Семенович, как нам разгребать это дело. Времени все меньше, а спросят нас сами знаете как. А кто у нас исполнитель по волкам этим? Правильно, вы. Вот и думайте, Павел Семенович, думайте хорошенько. Ну, всего доброго. Вы свободны.
Укладывая бумаги в портфель и вспоминая этот разговор, генерал чувствовал, как сердце его сжимается, отдавая при этом неприятными покалываниями в левую руку.
'Так и до инфаркта недалеко', - пронеслось в голове.
Тяжело поднявшись, генерал прошел через весь кабинет, на всякий случай оглянулся на стол, дабы удостоверится, что ничего не забыл, и вышел в приемную, где его дожидался помощник.
- Езжай домой, - обратился к нему Збруев. - Завтра на часок пораньше будь на месте - работы много.
- Может, я до дома с вами, все же... - предложил помощник, который уже не первый год работал вместе с генералом и не любил, когда тот оставался без его заботы. - Как-то спокойнее будет.
- Я тебе все сказал, - отрубил Збруев. - Свободен.
- Есть.
Генерал не спеша спустился по лестнице на первый этаж, решив, что в его состоянии лучше подвергать себя физическим нагрузкам, чем пользоваться лифтом. Выйдя из здания министерства, он сел в служебный автомобиль, который плавно повез его в сторону Проспекта мира, где находилась его квартира.
Затормозив у самого подъезда, водитель в звании старшего лейтенанта выскочил из машины и открыл заднюю дверцу. Збруев вышел наружу, посмотрел на горящие на пятом этаже окна своей квартиры и попрощался с везшим его офицером.
Машина рванула с места и исчезла за углом дома. И в этот момент Збруев услышал прямо у себя за спиной вроде бы незнакомый голос:
- Добрый вечер, Павел Семенович.
Генерал резко обернулся и к своему удивлению увидел перед собой человека, которого меньше всего ожидал встретить в столь поздний час возле своего подъезда. Перед ним стоял Леонтий Дробинский - известный в стране журналист, сотрудник газеты 'Национал-коммунистические вести', видный политический обозреватель.
- Товарищ Дробинский? - удивленно произнес Збруев. - Что вы здесь делаете?
- Я должен поговорить с вами.
Высокопоставленный сотрудник МНБ почувствовал, что журналист взволнован. Да это было заметно и чисто визуально. Глаза у Дробинского нервно бегали, не задерживаясь по долгу на какой-либо точке, а рука, которую он протянул для приветствия, была холодной и влажной.
- Поговорить? - насторожился Збруев. - А почему при столь странных обстоятельствах? Вы словно поджидали меня где-то за углом. Почему бы вам не прийти ко мне завтра в кабинет?
- Нет-нет, - замахал руками Леонтий. - В кабинете никак нельзя. Да и здесь... - Он покосился на подъезд.
- Что здесь? - не понял Збруев.
- Здесь тоже лучше не надо, - после небольшой заминки сообщил политический обозреватель. - У вас же наверное все прослушивается тут....
- Ах, вот оно в чем дело, - сообразил генерал. - И где же вы хотите со мной побеседовать?
- Давайте пройдемся?
У Збруева промелькнула мысль, что зря он все же отпустил помощника, который как в воду глядел, предлагая его проводить. Сейчас все несанкционированные контакты были крайне нежелательны, а особенно с прессой, да еще и прессой политической. В принципе, ничего страшного в возможном разговоре с Дробинским не было - он и сам был фактически сотрудником МНБ. Ну, а как иначе? Но вот способ общения Збруева беспокоил.... И все же он решился на эту небольшую прогулку - что-то подсказывало ему, что игнорировать Леонтия не стоит.
- Хорошо, - произнес он и сам двинулся в сторону арки, которая вела на Проспект. Скрывать беседу было теперь бессмысленно - камеры наружного наблюдения на подъезде, конечно, зафиксировали их встречу.
Дробинский словно прочитал его мысли:
- Не волнуйтесь, о нашей встрече никто не узнает. - С этими словами он подхватил генерала под руку и начал увлекать в темноту двора. - Камера временно отключена, если вы волнуетесь об этом.