Глаза Ремарио распахнулись, а потом он заплакал.
Если ему удастся полностью восстановить свою торговлю, выплата пятисот румионов за десять лет вовсе не будет выглядеть чем-то неразумным. В этом отношении бродячий торговец не шел ни в какое сравнение с торговой гильдией.
Возможно, эти слезы были от осознания возможности снова вернуть гильдию к процветанию.
- Итак, вы напишете бумагу, да? Хоро...
Услышав свое имя, Хоро вздохнула и неохотно выпустила Ремарио, после чего подтолкнула его голову кончиком носа.
Лоуренс развязал веревку, которой были стянуты руки Ремарио, и продолжил:
- Условия таковы: вы платите каждый год в течение десяти лет. В первый год это будет десять румионов. В последний – сто. Понимаете, да?
Это значило, что выплаты будут расти с каждым годом. Вместе это составит пятьсот пятьдесят румионов, но все же в целом условия были отличные.
Если Ремарио удастся восстановить процветание своей гильдии, такую сумму найти будет совсем нетрудно.
- Вы можете писать вот за этим столом.
Ремарио кивнул и, опершись на протянутую Лоуренсом руку, поднялся на ноги. Ноги его оставались связанными, так что он добрался до стола вприпрыжку и плюхнулся на стул.
- Т-так, а получателем денег будет?.. – осведомился он, обернувшись.
Лоуренс с улыбкой ответил:
- Торговая Гильдия Ровена.
Ремарио печально улыбнулся, понимая, что от этого долга ему не уйти.
Если бы Лоуренс указал себя как получателя денег, то со временем, набирая силу, Ремарио мог бы захотеть отомстить или просто отказаться платить. Кроме того, Лоуренса пугала сама мысль каждый год возвращаться в город, где жили люди, которые так подло с ним поступили, чтобы забрать его деньги.
И, что еще важнее, прямо сейчас у Гильдии Ремарио просто не было денег. Сколько бы долговых расписок Лоуренс ни имел, в ближайший год денег он бы не увидел. Даже если его долг Гильдии был полностью погашен, весь доход от контрабанды уйдет на выплату вознаграждения Норе и долгов самой Гильдии. В худшем случае и Нора может не увидеть своей награды.
Но все проблемы можно было решить, если долг перевести на торговую гильдию, к которой принадлежал Лоуренс. Продав долговую расписку Торговой Гильдии Ровена относительно дешево, Лоуренс разорвал бы все связи с Гильдией Ремарио и обратил десять лет выплат в немедленные деньги.
Ну а отказаться платить торговой гильдии – это все равно что объявить войну другому государству. Пойти на такое Гильдия Ремарио не осмелится.
- Ты большой человек.
- Все же не такой большой, как волчица, - пошутил Лоуренс.
Волчице шутка показалась более удачной, чем кому бы то ни было еще.
- Теперь все, что нам остается, – это надеяться на успех контрабанды.
Потом все завертелось.
В первую очередь Лоуренсу и Хоро необходимо было позаимствовать какую-нибудь одежду в Гильдии Ремарио, а их собственные одежды надо было отстирать тем временем от грязи и крови. Пока выстиранные одежды сохли, Лоуренс отнес долговую расписку в Торговую Гильдию Ровена; Хоро, заявившую, что она голодна, он оставил в ночной таверне. Обо всех мелочах явно предстояло заботиться Лоуренсу.
В Гильдии Ровена Лоуренса сердечно приветствовали другие члены Гильдии, собравшиеся выпить после дневных трудов. На него обрушилось множество скабрезных вопросов по поводу синяка у него на лице, прежде чем ему удалось добраться до Якоба.
Вряд ли кому-то показалось бы странным, если бы люди Гильдии Ремарио еще несколько дней назад заявились сюда и принялись стучать во все двери, требуя уплаты долга Лоуренса; но ни они, ни сам Лоуренс не появлялись. Якоб, несомненно, сильно тревожился с того самого времени, как узнал о долге.
Неудивительно, что первое, что сделал Якоб, завидев лицо Лоуренса, - сердито постучал его по голове.
Затем, однако, на глазах у него выступили слезы, и он с улыбкой распростер объятия. Конечно, он испытал огромное облегчение, увидев, что Лоуренс цел и невредим.
Лоуренс протянул Якобу долговую расписку; скорее всего, тот в общих чертах сообразил, что произошло. Он немедленно принес откуда-то мешочек с редко появляющимися на белый свет золотыми румионами и тут же, на месте купил расписку у Лоуренса.
Конечно же, теперь они оба были торговцами, заключающими сделку. Существовала вполне реальная возможность, что контрабанда провалится; в таком случае все имущество Гильдии Ремарио будет продано за долги. Обычно, когда кто-то разоряется, его имущество распродают и делят между деньгодателями соответственно размеру долгов; поэтому расписка на полтысячи румионов и в этом случае не будет совершенно бесполезной. В общем, Якоб купил расписку за ту цену, которую счел соответствующей риску провала контрабанды.
Обдумав все возможные исходы, Якоб назначил довольно осторожную цену в тридцать румионов.
В случае успеха контрабанды он обещал добавить еще сто. Это было заметно меньше, чем сумма, указанная в расписке; но ведь Гильдия Ремарио, даже если выживет сейчас, вполне могла все-таки разориться в ближайшие десять лет. Так что цена была вполне разумной.
Лоуренс вернул двадцать румионов Якобу в возмещение того вреда, который он своими действиями нанес доброму имени Гильдии Ровена. Остальные деньги он собирался потратить на подкуп мясников, чтобы те, разделав овец, после держали язык за зубами.
Что касается дополнительной сотни румионов, то двадцать из них он должен был уплатить Норе, как договаривались, и еще сколькими-то он собирался принести извинения тем лавкам, в которых просил деньги раньше. Если эти выплаты составят три десятка румионов, ему самому останется полсотни.
Таким образом, он окажется практически в том же положении, как в Поросоне, когда продал там свой перец.
Если вспомнить, что в какой-то момент он смирился с тем, что кончит жизнь рабом на гребной скамье, это могло показаться настоящим чудом.
Затем Лоуренс через своих знакомых в Гильдии встретился с мясником, которому можно было доверять. Он договорился с мясником, что тот примет овец у Норы и разделает их, не задавая никаких вопросов, за десять румионов. Лоуренс платил мяснику очень хорошо и вполне мог рассчитывать, что здесь все пройдет как по маслу.
Подготовив все, Лоуренс вернулся в Гильдию Ремарио. Там он забрал свои и Хоро одежды и оставил самого Ремарио собирать своих работников, которые сейчас, должно быть, кучковались вместе, дрожа от холода. Кроме того, Лоуренс приказал Ремарио вернуть ему повозку и лошадь, о которых он совершенно забыл. При этом он выражался довольно резко и потому ожидал, что его указания будут выполнены быстро.
Когда Лоуренс закончил приготовления, небо уже начало светлеть.
Он бесшумно шагал по утренним улицам, вдыхая холодный и сырой после вчерашнего дождя воздух.
Шел он в таверну, которая не закрывалась на ночь – не без помощи мзды соответствующим властям, разумеется.
Над городом повисло безоблачное, темно-синее, но уже начавшее бледнеть рассветное небо. Вход в таверну указывала горящая и совершенно неуместно выглядящая лампа.
- Добро пожаловать.
Голос, поприветствовавший Лоуренса, был едва различим – вряд ли из-за незаконности ситуации, просто владелец таверны устал бодрствовать всю ночь.
Таверна была полупустая и на удивление тихая; завсегдатаи молча пили свое вино, возможно, с грустью думая о неизбежном наступлении нового дня.
- Эй.
Обернувшись на голос, Лоуренс увидел рядом с собой Хоро с деревянной фляжкой и куском хлеба в руках. Сейчас она снова была одета городской девушкой; если бы какой-нибудь священник обнаружил ее в ночной таверне, это могло бы доставить неприятности – но здесь до нее никому не было дела.
Хоро поймала взгляд стоящего за стойкой владельца таверны, и тот сонно помахал ей рукой. Похоже, все то добро, что Хоро держала сейчас в руках, она выманила у владельца таверны своими медовыми речами.