Саморазвитие - это прежде всего борьба!
Отец гордился девятилетним Алочи. Это был уникальный подарок природы, экземпляр, который был избавлен от всего обезьяньего и с рождения уже был человеком. Николай научил его говорить, и теперь сам Алочи учит тому же своих братьев и сестёр. Некоторые из них уже разговаривают, хотя язык их пока ещё весьма беден.
Лаборатории были расположены в отдельном помещении. Над самой рекой стояли длинные деревянные дома, где выращивались сотни детей от четырёх до девяти лет.
Ечука хорошо знал законы наследственности: именно это обеспечило успех его делу. Он добился результатов не на протяжении нескольких поколений как это было когда-то на Фаэтоне,- а в первом же поколении маленьких землян...
Из спальни вышел космонавт. Он слегка пошатывался, а по щёкам его под скафандром текли пьяные слёзы. Упав отяжелевшим телом в деревянное кресло, Рагуши сказал:
- Ты думаешь, Ечука,- начал он, всхлипывая,- мне не больно оттого, что я вижу на двух наших планетах?.. Я их люблю одинаково. Понимаешь? Одинаково... А что любить, я тебя спрашиваю? Куда всё идёт, к чему? Мы передали на Землю свой опыт, свой разум. А знаешь ли ты, великий человекотворец, что вместе с разумом ты сеешь будущую гибель для этой планеты? Или не понимаешь ты этого, Ечука?.. Она ещё в зародыше - страшная эта гибель. Будто змеиное яйцо. Но змея обязательно когда-нибудь вылупится. И проглотит Землю. Проглотит, Ечука!..
- Рагуши! - печально проговорил отец.- Зачем ты так много пьёшь?
- Потому что я вижу беду, которой пока никто не видит. Не тот разум мы передали сюда, не тот, который нужно! Мы не очистили его от страшных пороков. Мы не вынули из него змеиного яйца...
- Тебе надо выспаться, друг...
- Слушай... Слушай, Ечука!.. Я ношу в себе огромную скорбь вселенной... И прячу её вот здесь - он ударил себя ладонью по широкой груди...- Вот здесь!.. Даже тогда, когда смеюсь. И тогда, когда пью... Фаэтон так много прожил, что можно было бы понять, в чём недостаток нашего разума. А разве мы поняли это?.. Мы убийцы, Ечука! Не утешай себя - ты тоже убийца. Тебе кажется, что ты создаёшь и выращиваешь разум. А на самом деле ты выращиваешь силу, которая уничтожит всё живое на Земле. Ты смотрел вниз, когда мы летели через пустыню? Вот такой когда-нибудь будет вся Земля...
- Разве это сделали земляне? Это сделал твой верховный по велению Бессмертного.
Рагуши откинул назад голову. Скафандр звякнул, ударившись о деревянную спинку кресла.
- Ха-ха-ха!.. А ты думаешь, что они когда-нибудь не создадут себе вот такого Бессмертного? Ещё, может быть, на каждом материке возникнет свой... Эти-то "верховные" и "единые" и начнут между собой борьбу за то, кого считать настоящим единым... Это же и есть то змеиное яйцо, о котором я говорил! Мы его бросили на Землю. Мы, Ечука!.. Сначала нужно было изменить природу собственного разума, а потом распространять его на разные планеты. Рядом с великим в нём живёт мелкое, ничтожное. И эта муть иногда побеждает даже разум гения. Гений перестает быть гением в то мгновение, когда пожелает, чтобы другие люди считали его богом. Но, к сожалению, мы этого не замечаем. А если и замечаем, то почему-то очень легко соглашаемся с тем, что он имеет на это право... И склоняем перед ним колени...
- Разве Материк Свободы склонил колени перед Бессмертным?..
- Поэтому я и говорю о нашей незрелости... На одном полюсе властолюбие, на другом - свободолюбие... Эти два полюса раздирают планету. И всё может кончиться страшной катастрофой - они разорвут её на куски!..Рагуши выпрямился, поднялся и шагнул к Ечуке.- А может, так нужно?.. Может, это всемогущая материя сама подбросила нам вот эти два полюса? Может, материя играет в познание самой себя?.. И люди ей нужны, как нам бактерии для брожения?.. Только разум дошёл до её глубочайших тайн, и она кричит: хватит! Начнём, уважаемые, все сначала... И с помощью своей игрушки - того же самого человеческого разума - разрушает созданное на протяжении миллиардов оборотов. Так точно, как человеческое дитя ломает игрушечные домики, вылепленные из песка. Разрушает, чтобы начать снова, где-то уже в ином месте...
Ечука-отец сдержанно улыбнулся.
- Дружище мой, Рагуши! В твоих соображениях есть немало справедливого. Но ты мыслишь масштабами одной или двух планет, а вовсе не масштабами вселенной. Разум возник не сегодня и не вчера. Он так же вечен, как и материя. Как пространство, время и лучевая энергия... В бесконечной вселенной бесконечное количество разумных миров. И я уверен, что они общаются между собой. Так же, как общаются звёзды, посылая лучи друг другу. Но не каждая планета находит в себе силы присоединиться к этому безграничному разуму. Так же, как не каждое зёрнышко, брошенное в почву, даёт добрые всходы и рождает прекрасные цветы. На тысячу зёрнышек какая-нибудь сотня может и погибнуть. И может, это будет наш Фаэтон...
- Значит, ты тоже об этом думаешь?! - с тревогой воскликнул Рагуши.
- Об этом нельзя не думать. Об этом думает каждый мыслящий фаэтонец. Это и заставляет учёных Материка Свободы искать в нашей Галактике новые планеты, где можно привить разум... На Фаэтоне сложилось необычайно тяжёлое положение. Нависла угроза над самим его существованием. Мы, фаэтонцы, своевременно не поняли, какую смертельную отраву прячет в себе то змеиное яйцо, о котором ты говорил. И если действительно с нашим Фаэтоном случится беда... Если он обречён на гибель...- Ечука-отец закрыл глаза и долго молчал. Лицо его болезненно передернулось.- Тяжело, дружище, об этом говорить! Но разум только тогда разум, если он умеет смотреть правде в глаза... По сути, это вещи одного порядка - Разум и Правда... Так вот... Те планеты, где мы сеем зёрна разума, где он когда-нибудь разовьётся и преодолеет все преграды... А я верю в эту победу. Верю, дорогой мой скептик!.. Если бы я в это не верил, я бы отдал предпочтение другим существам, а не человеку... Так вот, этот могучий разум и сумеет понять причины, которые привели наш Фаэтон к гибели. Человечество учится на трагических катастрофах так же, как ребёнок на собственных синяках и царапинах. Гибнут народы, гибнут планеты, но не гибнет Материя, Мать разума... И может быть, именно земляне станут тем звеном, которое присоединит к разуму вселенной нашу солнечную систему. А материя, она не играет с нашим разумом. Она лишь сырьё для его создания...
- Тогда что же такое вселенная? - растерянно спросил Рагуши. Его глаза уже отрезвели.- Как же ты понимаешь вселенную?..
- Вселенная... Вселенная - это вместилище разума. Разве наш организм со всеми его сложными органами существует не для жизни мозга? Ведь в наших клетках тоже сокрыты целые миры - миры молекул, атомов... Вот так и составные части вселенной... Наш Фаэтон - даже не клетка в жизни вселенной. Даже не атом, а что-то меньшее, значительно меньшее... И если ему суждено погибнуть, всё равно можно считать, что он своё совершил. Он бросил зёрнышко разума на другие планеты.- Отец положил руку на плечо Рагуши.- И ты, мой друг, честно послужил этому делу... Поэтому-то имеешь право считать, что жизнь свою прожил не зря.
- Значит, ты веришь, что земляне иначе устроят свою жизнь?
- Верю! Они должны пойти дальше, чем мы. И тогда они сольют свой разум с разумом Вселенной. Но пока этого не произошло, пока цивилизация живёт отдельно, её нельзя считать зрелой. Ещё даже неизвестно, будет ли она жить или погибнет. Разум десятков иных планет поможет ей преодолеть любые катастрофы... Ты представляешь, Рагуши, какой прекрасной станет тогда судьба отдельного человека?..
- Но пока наступит эта пора, люди будут перегрызать друг другу глотки за право называться богами... За власть над другими людьми...
- Это детская болезнь человечества. Переходный период... Зрелому разуму не понадобятся никакие боги!
Как-то после очередного возвращения с Фаэтона Рагуши появился у них особенно радостный и возбуждённый. Такое настроение у него бывало тогда, когда он мог чем-то обрадовать Ечуку и Колю. Видимо, вся жизнь космонавта была наполнена стремлением приносить радость. Иного смысла он не видел в ней.
Пригласив их в ракету, он, с нарочитым спокойствием обращаясь к Коле, сказал:
- Сейчас ты увидишь Лочу. Она передала тебе нитку от своего шахо...
Коле казалось, что руки космонавта, закладывавшего нитку в свой шахо, двигались чересчур медленно, словно Рагуши и в самом деле решил проверить выдержку Коли. А ему хотелось крикнуть: "Скорей, скорей!"
Но вот на экране, наконец, появилась Лоча. В традиционной одежде космических встреч и разлук...
Казалось, она и в самом деле была соткана из луча - из того самого луча, свободно блуждающего по вселенной, который, закончив свой полёт, сгущается в нагромождение атомов, и они, в свою очередь, медленно обрастая другими атомами, превращаются в планеты, в человеческие сердца, в прекрасное женское тело...
Вся она словно узелок, туго завязанный на луче, и весь её облик пронизан доброй печалью, порождённой великим женским ожиданием.
Коля заметил, что Лоча стала какой-то другой, и только теперь отчётливо понял, как долго жили они в космической разлуке. По земному ей было теперь около тридцати оборотов.
Но время ложилось на её лицо не седым пеплом, омрачающим облик и западающим в морщины,- оно легло всё тем же летучим лучом, который только проявил её женскую красоту. Лишь грусть в её глазах свидетельствовала о том, как тяжко дается ей ожидание...
Она сделала шаг, как бы торопясь ему навстречу и тихо, словно он был где-то рядом, проговорила:
- Акачи!.. Мой Акачи!.. Не сердись, что я напоминаю о себе. Не сразу я решилась на это. Ты, наверное, знаешь, что Бессмертный запретил передавать земным каторжанам какие-либо сведения об их жёнах и детях. Если он узнает, что я передаю тебе эту нитку, наш друг погибнет. Но Рагуши заверил меня, что о ней никто не узнает. Нитку помог приготовить Чамино в комнате Лашуре, где мы были когда-то вместе с тобой. Ни один фаэтонский шахо не слышит моих слов, и поэтому я могу говорить обо всём откровенно...
Коля невольно потянулся к ней - в пространство, туда, где она стояла точно живая, но пальцы ощутили всего лишь холодную поверхность экрана. И ему стало больно оттого, что Лоча не заметила его порыва, словно была незрячей.
- Между нами пролегла чёрная, глухая немота,- глядя на него, говорила Лоча.- Ни ветра, ни звука... Чамино подарил мне ящичек с двумя окулярами. Когда смотришь в них, твоя Земля становится такой большой, что я вижу на её поверхности синие моря и зелёные материки. От Рагуши я узнала, где именно лежит твой материк. Он зеленеет на полторы ладони выше холодной шапки, белеющей на Южном полюсе. Иногда мне кажется, что я действительно вижу тебя. Ты теперь совсем не похож на того Акачи, которого я знала. Лицо твоё потемнело, глаза сузились, и от них до серебристых висков пролегли тёмные лучики... Иногда я путешествую вместе с тобой. Они так хороши, леса твоей планеты! И оттого, что они никем не тронуты, в них страшно. Мы вместе купаемся в тёплых озёрах, свободно ходим по дну океанов, собираем подводные травы, живём в океанских пещерах, там даже под водой значительно светлее, чем на поверхности нашего Фаэтона... Как мне хочется на Землю! - Лоча, будто опомнившись, легонько встряхнула головой, и глаза её стали печальными.- Извини!.. Мне так много хочется тебе сказать, но мысли мои путаются, и я понимаю, что говорю вовсе не то... Если бы я могла услышать хоть одно твоё слово! Но я знаю, что это невозможно... Я часто слышу упрёки: зачем ты называешь себя его женой? Ты же никогда ею не была. Это всего лишь твой каприз, но ради этого каприза ты обрекла себя на вечное одиночество... Что они могут понять?.. У вас там есть птицы, которых мы знаем лишь по изображениям, завезённым на Фаэтон космонавтами. Одна такая птица всегда висит перед моими глазами. Я смотрю на неё и спрашиваю себя: согласилась ли бы ты, Лоча, быть вот такой земной птицей, чтобы жить там, где твой Акачи?..
...Однажды Единый появился на моей стене горизонтов и с неожиданной добротой проговорил: "Рабыня божья! Ты пробудила во мне великую жалость. Я дам тебе в мужья своего лучшего советника". А я ответила ему: "Не жалей меня, Всевышний. Сделай меня земной каторжанкой. А не хочешь - сделай земной птицей". Но он поднял угрожающе свой сухой перст, доброта его пропала, а в голосе зазвучал металл: "Те, кого я покарал, не имеют права жить в памяти ненаказанных". Он так и сказал, словно человечество делится только на два лагеря - на тех, кого он покарал, и тех, кто ещё не подвергся его каре.
...Какая я теперь счастливая! Мне уже не нужно каждую неделю ходить во Дворец, чтобы расчёсывать ненавистную бороду Единого. О-о, ты не знаешь, какая это была пытка!..
Я не сказала тебе, в чём именно состояла моя обязанность. В сплетнях, которые раздавались вокруг, не было и капли правды. Люди не понимали, какое наслаждение Бессмертный получает от расчёсывания бороды...
А я должна была молчать. Так как правда не всегда бывает лучше, чем ложь. Какое же отвращение я чувствовала к самой себе!
Часами я расчёсывала его бороду. Больше ничего. Он словно бы засыпал. А мой мозг будто пронизывал какой-то луч, мой мозг был в его страшной власти. И в нём возникали картины одна ужасней другой. Я видела себя и его. Только себя и видела всегда такой, какая я есть на самом деле. А он всякий раз был другой. Но потом, когда ему рассказали, как я прощалась с тобой, он начал принимать твой образ. И тогда мои мысли уже не подчинялись мне.
О прости, мой любимый! Это был обыкновеннейший гипноз. А разве виноват человек, которого принуждают видеть в мыслях то, что он мечтает видеть наяву?
Потом Всевышний сказал:
- Акачи никогда не вернётся из ада. Я приму его облик. И возведу тебя на трон божий. Ты станешь бессмертной, как и я.
Я билась головой о его колени. Но Бессмертный жестоко отбросил меня. Ему, наконец, опротивело подделываться под тебя. И он захотел стать самим собой. И захотел, чтобы я любила его таким, каков он есть. Но я скорее умру...
И тогда Чамино забрал меня из Дворца. И теперь я живу у Лашуре. Теперь я счастлива. Я могу думать о тебе. И жить тобой!
Коля слушал, слушал... И смотрел на свою Лочу. Уже не только он, но и Рагуши и Ечука знали наизусть каждое её слово, каждое её движение на экране. А Коля требовал, чтобы Рагуши снова и снова закладывал нитку в свой шахо.