Когда было уже слишком поздно, ее отец начал советоваться с любым, кто мог бы сказать что-то о создавшемся положении и подсказать из него выход. Хейслер желал, чтобы его ребенок имел собственную индивидуальность, но не хотел, чтобы он был отщепенцем. Поэтому он приглашал на консультации нейрологов, хирургов, воспитателей, психологов, специалистов в области детской психики - и ничего не добился. Все соглашались, что это случай атавизма, и предлагали в качестве лекарства тысячи решений - от психоанализа до грубого лишения свободы передвижений и бандажа на нижние конечности девочки. Наконец разозленный Хейслер заплатил им за труды и за молчание, рявкнул; "Чтоб вас черти взяли!" - и отослал обратно. Он не знал, кто такие черти, но выражение это доставило ему облегчение.
Все тут же разъехались, за исключением одного старичка, который наряду с прочими занятиями увлеченно изучал генеалогию. Вместе с хозяином они образовали интересную пару, сидя лицом к лицу в своих миниэкипажах: один был мужчиной в расцвете сил, энергичным, крепко сложенным (не считая усохших ног), прирожденным лидером, а другой - старым, седовласым, высохшим мечтателем. В комнате остались только они, не считая ребенка, который беззаботно играл в солнечной оконной нише.
- Я, кажется, сказал, чтобы вы шли к чертям,- буркнул магнат.
- Но как? - последовал логичный ответ.- Остальные ведь тоже вас не послушались и просто уехали из вашего дома. Скажите мне, где находится ад и те черти, к которым вы нас послали? Наши подводные лодки изучили морское дно до глубины в пять миль. Наши самолеты достигают звезд. Гора Эверест покорена. Я читал различные дневники путешественников, но нигде не встретил описания ада. Несколько веков назад теологи утверждали, что это место, куда отправляются после смерти грешники, но с тех пор как мы стерилизовали два процента Брайанта, грешников не осталось. Несмотря на ваши миллионы и неограниченную власть, вы сами находитесь ближе к аду, глядя на своего ненормального ребенка.
- Но, профессор, умственно она развита превосходно,запротестовал Хейслер.- Ей семь лет, а результаты тестов Винет-Саймона на уровне десятилетнего. Если бы она перестала ходить! Конечно, я горжусь ею, но хотел бы, чтобы она была, как другие дети. Кто захочет жениться на ней? Это же просто неприлично. Вы только взгляните, что она вытворяет!
- Невероятно! - воскликнул старик.- Я читал об этом в книге трехсотлетней давности. Когда-то множество детей делали то же самое.
- Но что это такое?
- Это называлось "кувыркаться".
- А что это значит? Почему она так себя ведет? - Хейслер вытер пот со лба.- Над нами будут смеяться, если сообщение об этом попадет в газеты.
- Вы достаточно сильны, чтобы этому помешать... Кстати, скажите, вы изучали историю своей семьи? Знаете, чья кровь течет в ее жилах?
- Нет. Я никогда этим не интересовался. Разумеется, я принадлежу к Сыновьям Американской Революции, и тому подобное. Мне просто принесли нужные документы, и я расписался в нужном месте. Но я никогда их не читал, хотя хорошо заплатил за публикацию книги об этом.
- Значит, ваш предок был революционером? Где эта книга? Хейслер вызвал секретаря, который въехал, выслушал распоряжение и вскоре вернулся с историей семьи Хейслеров. Старик торопливо открыл ее. В комнате царила тишина, нарушаемая только голосом девочки, игравшей с плюшевым медведем. Потом вдруг старик рассмеялся.
- Теперь все понятно. Вашего предка, принимавшего участие в Революции, звали Миллер, Авраам Миллер из города Гамильтон. Его мать похитили и убили индейцы. Он был родом из весьма уважаемой линии пешеходов; впрочем, в то время все ходили пешком. Миллеры и Хейслеры породнились через супружество, и произошло это лет сто назад. Ваш прадед имел сестру, которая вышла за Миллера. О ней идет речь на странице триста тридцатой, вот послушайте.
"Маргарет Хейслер была единственной сестрой Уильяма Хейслера. Независимая и слегка со странностями, она совершила безумный поступок, выйдя замуж за фермера по фамилии Авраам Миллер, принадлежащего к наиболее известным предводителям движения пешеходов в Пенсильвании. После его смерти вдова с единственным сыном, восьмилетним мальчиком, исчезли, несомненно, погибнув во время всеобщего уничтожения пешеходов. В письме, написанном брату ее до замужества, она хвалилась, что никогда не садилась в автомобиль и никогда не сядет, что Бог дал ей ноги, чтобы ими пользоваться, и что ей посчастливилось встретить мужчину, тоже имеющего ноги и желающего на них ходить, как повелел Господь".
- Вот вам и секрет вашей дочери. В ней возродилась сестра вашего прадеда. Сто лет назад эта женщина предпочла умереть, нежели поддаться моде. Вы сами говорили, что малышка едва не задохнулась от плача, когда ее пытались посадить в машину - это явно наследственная черта. Желая сломать это силой, можно убить ребенка. Остается просто оставить ее в покое. Делайте, что Хотите - это ваша дочь. У нее такая же сильная воля, как у вас, и, вероятно, ничего изменить не удастся. Пусть пользуется ногами. Вероятно, она будет лазить по деревьям, бегать, плавать, прогуливаться.
- Вот, значит, как,- вздохнул Хейслер.- Это означает конец нашей семьи. Никто не захочет жениться на обезьяне, будь она даже сверхразумна. Вы действительно думаете, что однажды она залезет на дерево? Думаю, вы правы, и если существует ад, он станет моим уделом.
- Но ведь она счастлива!
- Да, если мерой счастья служит смех. Но разве все не изменится, когда она подрастет? Она будет не такой, как все. Где она найдет себе друзей? Конечно, в ее случае не применят закона об уничтожении, мое положение этого не допустит. Я мог бы даже приказать отменить его. Но она будет одинока, очень одинока!
- Научившись читать, она забудет об одиночестве. Оба посмотрели на девочку.
- А что она делает сейчас? - допытывался Хейслер.- Похоже, вы знаете об этом больше, чем все, с кем я разговаривал прежде.
- Прыгает! Разве это не удивительно? Никогда не видела никого прыгающего, и все-таки делает это! Я тоже никогда не видел прыгающих детей, но знаю, как это называется. На иллюстрациях Кэт Гринвей были прыгающие дети.
- Да будут прокляты Миллеры! - проворчал Хейслер. После этого разговора Хейслер взял старика к себе. Единственной его обязанностью было изучение привычек детей пешеходов, чтобы определить, как они играли и для чего использовали ноги. Потом он должен был передавать это девочке.
Он же ведал и всеми вопросами ее духовного развития. С этого времени случайный зритель мог видеть из окна самолета, как сидящий на траве старик показывает золотоволосой девочке рисунки из очень старых книг и оба разговаривают о них. А потом ребенок делал такое, чего уже сто лет не делал никто: она играла мячом и скакалкой, танцевала народные танцы или прыгала через бамбуковую' палку, закрепленную на двух вертикальных. Целые часы они проводили, читая, и каждый раз старик начинал со слов:
- Так было в прежние времена.
Время от времени устраивались приемы для других богатых девочек, живших по соседству. Они были вежливы - как и Маргарет - но Приемы не удавались. Девочки, передвигавшиеся только в своих миниавтомобилях, смотрели на хозяйку с интересом и презрением. У них не было ничего общего с этим странным ходячим ребенком, и после их отъезда Маргарет заливалась слезами.
- Почему я не такая, как другие девочки? - допытывалась она у отца.- Неужели так будет всегда? Другие смеются надо мной, потому что я хожу на ногах.
Хейслер был хорошим отцом, он выполнял свое обещание проводить с девочкой каждый день по часу и передавал ей свои знания и интеллект так же старательно, как занимался делами фирмы в часы работы. Часто он разговаривал с Маргарет как с человеком взрослым и зрелым.
- У тебя есть свое собственное лицо,- объяснял он.- То, что ты отличаешься от других, не значит, что ты хуже их. Возможно, у обеих сторон имеются свои достоинства... Во всяком случае, стороны следуют своим естественным склонностям. У тебя другие привычки и иное строение тела, нежели у остальных, но возможно, именно ты более нормальна. Профессор показывал нам снимки наших предков, и у всех были ноги, как у тебя. Откуда нам знать, стал человек лучше, или дегенерировал? Иногда, глядя, как ты бегаешь и прыгаешь, я завидую тебе. Все мы привязаны к земле, зависим от наших машин во всем, что делаем, а ты можешь идти, куда захочешь. Единственное, что нужно тебе для жизни - это пища и сон.
В каком-то смысле ты превосходишь нас. Но с другой стороны, профессор говорит, что ты можешь пройти максимум четыре мили в час, тогда как я могу проехать более ста.
- Но зачем ехать так быстро, если я никуда не спешу?
- Это-то и удивительно. Почему ты никуда не спешишь? Мне кажется, что не только твое тело, но и разум старомодны, как будто взяты из прошлого. Я стараюсь проводить с тобой в доме или в саду, по крайней мере, час в день, но в остальное время меня постоянно что-то подгоняет. Ты делаешь удивительнейшие вещи, например, обзавелась луком и стрелами. Я купил тебе лучшее огнестрельное оружие, а ты никогда им не пользуешься, зато добыла в каком-то музее лук и в конце концов подстрелила утку, после чего -как рассказал мне профессор развела огонь, поджарила ее и съела. Даже ему дала попробовать.
- Но это было очень хорошо, папа, гораздо лучше, чем синтетическая пища. Даже профессор сказал, что после такого сочного куска мяса почувствовал себя моложе.
Хейслер рассмеялся.
- Ты просто дикарка, настоящая дикарка.
- Но я умею читать и писать!
- Верно. Ну, теперь беги поиграй. Хотелось бы мне найти тебе другого дикаря для компании, но что делать, все они вымерли.
- Ты уверен?
- Пожалуй, да. Честно говоря, последние пять лет мои агенты прочесывали мир в поисках колонии пешеходов. Несколько экземпляров сохранилось в Сибири и на Татарском Плато, но они отвратительны. Я бы предпочел увидеть тебя среди обезьян.
- Иногда я мечтаю о каком-нибудь друге, папа,- несмело прошептала девочка.- Чтобы он мог делать все то, что умею я. Может ли исполниться эта мечта?
Хейслер улыбнулся.
- Я верю, что она исполнится. А теперь мне нужно спешить в Нью-Йорк. Что тебе привезти?
- Привези мне кого-нибудь, умеющего делать свечи.
- Свечи? А что это такое?
Она побежала, принесла одну из своих старых книг и прочла ему абзац. Книга называлась "Благородный пират", и ее герой имел обыкновение читать в постели при свете свечи.
- Понимаю,-сказал под Конец чтения Хейслер.-Теперь я вспомнил, что когда-то такое было в католических соборах. Значит, ты хочешь их делать? Поговори с профессором и закажи, что требуется. Гмм... что ж, они могут пригодиться ночью, если погаснет свет, но такого никогда не бывает.
- Я не хочу жить при электрическом свете, хочу иметь свечи и спички, чтобы их зажигать.
- Спички?
- Ну, папа! В некоторых делах ты полный невежда. Я знаю массу слов, которых ты не'знаешь, хотя и такой богатый.
- Согласен. Хорошо, я постараюсь узнать, как делают эти твои свечи. Прислать тебе пару уток?