- Восемь-восемь-шесть-сто двадцать пять! Технет с обычным для любого из них угрюмым выражением неподвижного лица сделал шаг вперед.
- Топор, сучья. Семь-один-три-пятьсот шестнадцать!
Шагнул другой, столь же невозмутимый.
- Собирать, грузить отходы. Два-три-четыре-ноль-восемь-ноль!
Технет, в другом мире отзывавшийся на обращение "Милов", присоединился к вызванным ранее.
- Пила, валка. Три-семь-шестнадцать-двадцать три!..
Разводка на завтрашние работы заканчивалась, похоже, без происшествий. Можно было, пожалуй, расслабиться, но Милов все еще не позволял себе этого, знал по опыту, что опасность возникает в самый, казалось бы, неподходящий миг. Да и не мог он сейчас добиться внутреннего спокойствия: слишком сильным стало ощущение ускользающего времени, вырывавшегося прямо-таки со свистом, как воздух из разгерметизированного космического корабля, чтобы безвозвратно рассеяться в бесконечности. Удивительным казалось, что другие не чувствуют, как почти совсем уже не остается времени для жизни; и хотелось затопать ногами и заорать: "Да быстрее, вы, что вы тянете резину, жизнь ведь уходит!" С трудом великим заставлял себя Милов стоять спокойно, словно бы в запасе была вечность в степени вечности.
Но вот прозвучала и команда разойтись; Милов сделал несколько шагов в сторону, чтобы видеть сразу всех собравшихся. Никто вроде не проявлял к нему особого интереса - нормальное состояние для технетов, никогда и ничем не интересующихся. Они медленно разбредались по сторонам, чтобы вскоре (Милов успел уже составить представление об их обычном распорядке) погрузиться в спокойную неподвижность, нарушить которую могло бы, наверное, только какое-то сверхчрезвычайное происшествие. Нет, не было никакого повода для беспокойства. И все же Милов ощущал его, снова предчувствие - из тех, что до сих пор обманывали его очень редко, никогда, по сути дела. Особенно когда он находился (как он сам называл такое состояние) на боевом взводе.
А сейчас Милов был именно в таком состоянии. Он не мог понять - что же его тревожит. Что-то, находившееся совсем рядом с пониманием, но все еще не складывавшееся в четкие мысли и формы; так бывает, когда нужное слово вертится где-то на кончике языка, но никак с него не срывается.
Неопределенность, одним словом. Самое неприятное, что только может быть. Потому что неопределенность всегда указывала на допущенную в чем-то ошибку. В рассуждениях, в поступках, в словах ли - но где-то произошла накладка. Наверное, она была небольшой, иначе Милов заметил бы ее почти сразу, во время того почти бессознательного контроля своих действий, какой происходил регулярно, через каждые час-два. Маленький промах, но большие всегда вырастают именно из маленьких, не осознанных и не исправленных вовремя. Вот и сейчас Милов чувствовал, что не осознанная им ошибка будет расти, и, когда достигнет таких размеров, что он ее увидит, -- будет слишком поздно.
Надо было немедленно и спокойно подумать.
2
(59 часов до)
Прислонившись спиной к стволу кряжистого дуба (в этом поселении заготавливалась сосна, немногочисленные дубы никто не трогал, дерево это пользовалось здесь уважением, сохранившимся, как полагал Милов, еще от людей), он медленно, поворачивая голову слева направо, обвел взглядом поляну, на которой производился развод, по краям окаймленную жилыми и служебными строениями, вместе и образовывавшими Лесное поселение номер сто восемьдесят шесть. То самое, в которое он должен был прийти, заменив умиравшего в старой ракетной шахте резидента по кличке Мирон, и в которое он и пришел на самом деле, потратив на поиски минимум времени.
Солнце закатывалось, и здесь, в лесу, наступили уже легкие сумерки время, располагающее к расслаблению и лирическому настроению. Воздух был свеж, сосновый аромат успокаивал, настраивал на лирические воспоминания, легкую, сладкую тоску. Нет, день прошел без опасностей: никого не разыскивали (никого - это означало его, прочие Милова сейчас не интересовали), среди звеньевых и распорядителей не замечалось ни малейшего волнения, какое Милов наверняка уловил бы, если бы те были озабочены чем-то, кроме обычной завтрашней работы. Он не верил, разумеется, что База не ищет его; наверняка искали - но, значит, не ожидали от него такой наглости: появиться близ границы и именно там, где находилась промежуточная стоянка конвоя. Не хватало, видно, у них воображения... Итак, в этом отношении - в событийном плане - все было в порядке вроде бы. Значит, ошибка возникла не здесь. В словах? Нет, за минувший день, первый в этом поселении, он почти не произносил их, как и полагалось исправному технету: только отрапортовал начальству о прибытии и, получив направление в цепь, в третье звено, отозвался стандартной формулой повиновения. Вот и все его разговоры.
Оставалось думать, что ошибка вкралась в рассуждения. В планирование поступков. Такие неточности наиболее опасны. И ее надо было немедленно найти.
Планы его были вроде бы несложны и логичны. Как он убедился при обмене мгновенными и выразительными взглядами с начальником поселения большего при формальном представлении не могли себе позволить ни один, ни другой, - при первой же возможности он получит место в Восточном конвое, и даже на возникновение такой возможности будет оказано определенное влияние. Тут, похоже, все обстояло так, как и должно было. Потом конвой направится к близкой отсюда восточной границе - не туда, куда двинулся бы, продолжай Милов выполнять почти уже полученное на Базе задание, но пойдет по контрабандистской тропе для того, чтобы попытаться протащить громоздкий груз там, где теоретически он пройти вовсе и не мог. Обдумывая такое развитие событий еще по дороге к поселению, Милов пришел к выводу, что самым разумным будет - способствовать успеху этого варианта. Груз должен оказаться на территории соседнего государства. Там он сразу же попадет под незримый надзор тех служб, которым и надлежит такой надзор осуществлять. А для того чтобы службы знали, когда и, главное, где им ждать гостей, Милов должен был предупредить их сразу после того, как время выезда станет ему известно (первое сообщение), и потом, уже с дороги - когда примерно выяснится маршрут (второе сообщение и последнее). Конечно, указать точное место пересечения границы он заранее не сможет, однако тяжелые машины даже и повышенной проходимости все же не в состоянии катить по пересеченной лесистой местности, хоть какие-то дороги им нужны, пусть и не автобан. А количество дорог в каждом секторе является конечным и достаточно хорошо известным - как с прежних времен, так и по регулярным наблюдениям последних лет. Так что дать направление означало - дать все. И таким образом, кроме всего прочего, засветить и перекрыть едва ли не последнюю дыру в границе, через которую утаскивалось уворованное в России. И, разумеется, не без деятельного участия самих россиян.
"Все-таки патриоты мы большие, - подумал Милов, внутренне и злясь, и усмехаясь. - Хоть и воруем, ту же Россию обкрадываем, но все равно патриоты. Воруем свысока..."
Что речь идет о воровстве, у него более никаких сомнений не было: с нормальной внешнеторговой операцией у всего происходившего не имелось ничего общего. Правда, и здесь дело тоже велось с размахом, и от него кормилось наверняка множество народу по обе стороны якобы непроницаемой границы... Непроницаемой - как для кого, получалось. И вовсе не надо было гнать самолет аж из Штатов, а просто - договориться с российскими контрабандистами, которые и сами густо наживаются, и соседям, будь они хоть трижды технеты, дают заработать. Всего и делов. И доставили бы они в Технецию не только тебя, но наверняка и целый полк провезли бы с полным вооружением...
Хотя, тут же поправил он сам себя, на полк технеты никак не согласились бы. Независимостью своей, пусть сколь угодно эфемерной, они дорожат. А вот провезти наверняка позволили бы что угодно - бизнес есть бизнес, он уже в основе своей наднационален...
Ну что же: возьмем их и тут за горло. Жесткой хваткой.
Способ связи Милова не заботил: все из того же своего тайника он заблаговременно извлек рацию, и теперь она, в гидроизолирующей пленке, была зарыта совсем рядом с поселением - на таком расстоянии, на какое можно отдалиться, как бы прогуливаясь в свободные минуты. Так что ошибки, кстати сказать, не было сделано и тут: если бы кому-то, чрезмерно любопытному, и захотелось бы поинтересоваться содержимым сумки нового обитателя Лесного поселения сто восемьдесят шесть, он не нашел бы там ничего, что вызвало бы хоть малейшие подозрения. Все было чисто.
Он медленно втянул ноздрями воздух, от какого успел уже отвыкнуть в больших городах обеих полушарий. Что же, счесть ощущение опасности ложным? Ведь и такое бывало - хотя редко, очень редко подводила его интуиция.
Но на сей раз - почти сразу же понял он - не подвела. Наоборот, вовремя предупредила...
3
(58 часов до)
Темнело быстро, и он не сразу опознал технета, неторопливо прошедшего мимо него в двух шагах. Может быть, Милов и не обратил бы на него внимания, если бы не взгляд, мгновенный и острый, брошенный тем исподлобья именно на Милова. Только долгая практика позволила человеку перехватить этот взгляд и определить, что в нем было что угодно, только не традиционное технетское безразличие. Нет, то был жесткий, понимающий и - ненавидящий удар глазами,
Как ни странно, этот невзначай перехваченный взгляд успокоил Милова. Неопределенная ситуация сразу сделалась конкретной, то есть поддающейся оценке и побуждающей к определенным в своей последовательности и целенаправленности действиям. Короче - начиналась обычная работа.
Все это Милов даже не подумал - оно само мгновенно сложилось в уме и определило последующие его действия. Обладатель острого взгляда сделал пять или шесть шагов, когда Милов отделился от ствола - не для того, чтобы следовать за интересовавшим его субъектом по пятам (слишком прямолинейные действия могли сразу насторожить противника - напряженного по какой-то своей причине ничуть не меньше, чем Милов), но чтобы последовать в ином направлении: под острым углом к курсу, каким следовал технет, продолжая при этом наблюдать за удалявшимся существом при помощи бокового зрения.
"Ну что же, - подумал он как-то очень спокойно. - Когда-то ведь все должно было начаться. Спасибо и за то, что дали оглядеться, даже обжиться как-то, и за то, что не позволили дальше лениться. Потому что обстановка тут, если разобраться, почти дачная, располагает к безделью - ведь не назовешь же серьезной работой то, чем все мы тут занимаемся". Большое дело: ну, с раннего утра приступили к работе на лесоповале (так он про себя именовал эту деятельность, называя ее привычным термином, а не так, как все остальные, "регуляцией растительности"). Дело было не очень-то пыльным, механизация, против ожидания, оказалась неплохой, а персонал - достаточно сноровистым и опытным, хотя на работе, откровенно говоря, никто не горел, да никто и не подгонял, чтобы горели. Так и в этот день - двигались вперевалку, даже пилы крутились как-то с заметной ленцой, хлысты валились не часто, трелевали их к поляне тоже со многими перекурами, так что Милову показалось, что и не среди технетов он вкалывает - существ, которым уже изначально положено быть усердными двадцать четыре часа в сутки, - но среди своих, привычных, отечественных работяг, тех, кому всякое монотонное занятие изо дня в день - вусмерть, а вот дай им чего-нибудь такого, одноразового, чтобы сверх сил, чтобы вообще невозможно это сделать по всем статьям - только тогда они себя покажут по-настоящему, во всей красе и могуществе... Нет, здесь земляков не было, да и людей вообще не было однако, надо полагать, многолетнее соседство и общение с вышеупомянутыми оказало-таки свое влияние даже на искусственно созданные и запрограммированные характеры: сначала здешних туземцев, а потом уже и вытеснивших их технетов. Так что большой доход от этого хозяйства государство будущего вряд ли получит, и это как-то не укладывалось в заранее возникшую у Милова схему, по которой именно лес и должен был оказаться одним из основных продуктов экспорта и, следовательно, источником надежных денег.
Но все-таки нужно вспомнить день поминутно. Что было? Неспешно вышли после первой заправки из ангара (так называлось легкое сооружение, у людей наверняка именовавшееся бы бараком), молча, с неизменно неподвижными лицами погрузились на открытую платформу, трактор зафырчал, потом рыкнул посильнее и потащил.
Заправку на этот раз Милов перенес уже достаточно спокойно - не так, как вчера вечером, когда оказался к ней совершенно не готовым. Он просто не знал, чего ожидать, когда все сошлись в середине барака; хорошо, что заметил, что каждый держал в руке стакан, и сообразил прихватить свой тот, что оказался все в той же технетской сумке. Старший звена из объемистой посудины налил каждому; запах, сразу разнесшийся по комнате, Милову оказался хорошо знакомым, и он сразу же ощутил, как что-то повернулось в желудке - в предчувствии привычного некогда переживания. Как и все прочие, безмолвно подставил стакан. Когда налито было последнему, все вытянули руки со стаканами, старший кивнул, и все одновременно проговорили вполголоса: "Судьба, благослови Технецию!" - и разом же вылили. Милов, заранее не знавший текста, пробормотал что-то себе под нос, а в питье постарался не отстать, чтобы не вызвать никаких подозрений. Все тут же разошлись - спрятать стаканы до следующего раза; Милов, воспользовавшись этой паузой, проглотил таблетку из аптечки Орланза; теперь-то он понял, для чего они были, и обрадовался: кто знает, какое воздействие оказал бы на него стакан чистого спирта - такой практики у него давно уже не было. Таблетка, надо полагать, ладно подействовала - хмель не ударил в голову, что, несомненно, произошло бы в ином случае, потому что никакой закуси выдано не было, - вероятно, технетам она не требовалась, калорий в дозе спирта было более чем достаточно, чтобы самое малое полдня отработать в хорошем темпе. Да никто никакой закуски, судя по всему, и не ждал - сразу пошли грузиться.
Нет, все в порядке было и вечером, и с утра. Без накладок, подобных той, городской, без недоразумений. Может быть, потом что-то сделалось не так? Вспоминай дальше, пока есть возможность.
4
(57 часов до)
Дальше (восстанавливал Милов события дня), дальше случилась первая неожиданность - хотя даже не совсем и неожиданность, но все же приятная, подтверждавшая, что все было рассчитано правильно. Пока добирались до сегодняшнего рабочего места, проехали по широкой просеке. И чуть в стороне от нее на расчищенной от мусора полянке стояли уже четыре здоровенных тягача с полуприцепами - того сорта, что колесят по всей Европе и еще дальше; на тентах, накрывавших трейлеры, виднелись яркие надписи - названия транспортных фирм, которым машины принадлежали, а также были на бортах круги, закрашенные в национальные цвета Технеции - две коричневые полосы и одна посередине - желтая; здесь, впрочем, были не полосы, а кольца. Машины, видимо, прибыли недавно - шоферы похаживали вокруг них, заглядывали снизу, били ногой в тяжелой бугее, сильно размахнувшись, по громадным тугим скатам, словно хотели гол забить невидимому противнику. И было все это не что иное, как Восточный конвой, встречи с которым Милов так ждал и который ему удалось наконец впервые рассмотреть как следует в неподвижности. Впрочем, понятие неподвижности относилось только к самим машинам, зато вокруг них прямо сейчас, на глазах Милова, начиналась какая-то суета: легко оттеснив шоферов, подошла целая группа технетов, вооруженных кистями и краскопультами, банками с краской, легкими стремянками - словно бы тут, на месте, собирались заняться если не капитальным, то, во всяком случае, косметическим ремонтом машин. Милов, естественно, и вида не подал, что маляры его хоть как-то интересуют, даже головы не повернул в ту сторону; как, впрочем, и остальные технеты, наверняка видевшие эту колонну не в первый раз. А это свидетельствовало о том, что окно контрабандистов находилось и на самом деле недалеко; эта мысль доставила тогда Милову удовольствие: постепенно он приближался к местам главных событий. Ну, и какая же ошибка была им допущена в это время? Никакой.
Дальше. Проехали мимо машин; шоферы проводили трактор с платформой равнодушными взглядами. Шоферам этим до самой темноты, надо полагать, делать тут было ну совсем нечего, и они, уступив поле деятельности мастерам цвета и линии, теперь лениво укладывались на припеке, непосредственно усваивая солнечную энергию и преобразуя ее во что-то им нужное, а может быть, и не преобразуя вовсе, кто их знает. Так поступали все водилы, кроме одного; тому отчего-то на месте не лежалось, не сиделось и не стоялось, был у него, наверное, какой-то конструктивный дефект или что-то в нем вырастили с брачком; не иначе как обрабатывали его в конце месяца, а то и полугодия, когда не до качества, гони вал. Вот он смотрел на проезжавших мимо с какой-то истовой внимательностью, успевая за доли секунды измерить и взвесить каждого и сделать какой-то вывод для себя, создать программу действий. Милов тогда отметил этого технета чисто механически, органы чувств сработали без участия сознания, без команды; органы эти подчас лучше знают, что нужно их владельцу, чем его хваленый здравый смысл.
Они проехали, наблюдатель остался позади. Но уже через час тип этот приперся на делянку, где звено, включавшее и Милова, занималось своими делами. Ну, явился - и хрен с тобой, присутствуй, но только не мешай, не путайся под ногами, здесь опасно, особенно без сноровки, тут и острый инструмент, и деревья падают то и дело, и тракторы снуют, тянут хлысты, л укладывают лес в штабеля - бывает, что бревно срывается и грохочет вниз, грозя переломать все на свете, - так что нечего здесь шататься посторонней личности. Однако этому технету все было, похоже, трын-трава, и он бродил туда-сюда, пока не надоело. И бродил - сейчас это Ми-лову вспомнилось совершенно ясно - все время неподалеку от Милова, как бы описывал круги, в центре которых Милов оказывался постоянно, как бы ни приходилось ему менять местоположение. Милов ухе и тогда это заметил, днем, но почему-то не оценил должным образом; все-таки сказалась расслабленность. А ведь мог бы сообразить сразу, что было в этом какое-то несоответствие логике и смыслу.
Но вот кончилось рабочее время и пришла пора для куда более важных дел: предстояло выйти на связь, и, пожалуй, не только с Востоком, но и с другими, кто должен был слушать его в ближайшие два часа; если он не успеет, то связь отложится на целые сутки, а сейчас (подсказывало все то же не обманывающее предчувствие) за сутки могло произойти очень много событий - и предвиденных, и совершенно неожиданных. И надо же было, чтобы теперь, очень некстати, опять появился этот тип и на сей раз все-таки заставил обратить на себя серьезное внимание.
Наверное, главным тут оказался все же его взгляд; тогда, днем, на делянке, когда он нарывался на скандал, глаза его оставались привычно бесчувственными, а на этот раз эмоций в них было столько, что через край переливалось. И стало ясно, что это вовсе не технетские развлечения, а что-то совсем другое.
Однако время не прошло для Милова даром: кое-что он успел понять, к чему-то приготовиться, а главное - снова и снова прокручивал в голове всю новую информацию и сопоставлял с тою, что досталась ему от Мирона в ракетной шахте. Некоторые выводы он для себя сделал и сейчас только искоса поглядывал на отдалявшегося хулигана. Тот вышагивал неторопливо и важно, словно чувствовал себя крупной величиной здесь, среди вальщиков леса. Шагал, заложив руки за спину...
"Ну что же, друг мой милый, - подумал Милов не без мрачной иронии, ты ведь сам решил для меня некую задачку, к которой я еще только примерялся. Заслуживаешь благодарности - только боюсь, что будет она выглядеть несколько своеобразно. Нет-нет, не сию минуту еще, гуляй себе спокойно, у меня есть дела более срочные, но, как только разделаюсь с ними, я к твоим услугам. Сейчас пошел уже отсчет моего времени, сейчас люди тут и там внимательно прослушивают эфир, и я не хочу заставлять их волноваться понапрасну..."
Так он думал, и тем не менее что-то заставляло его по-прежнему идти в том же направлении, не выпуская технета из поля зрения. Наверное, опять предчувствие - хотя где-то в мозгу хронометр отсчитывал минуты и секунды.
Да, идет, заложив руки за спину. Руки за спину...
Это и было тем маленьким толчком, какого не хватало миловской памяти, чтобы исправно сработать. Руки за спиной! И вся походка - немного расхлябанная и в то же время напряженная, долгими годами выработавшаяся у человека, привыкшего ощущать затылком пристальный взгляд конвоира и слышать перестук его сапог. И тут же, как по заказу, фигура эта совместилась в памяти Милова с той, что он видел - и тоже со спины - ночью в складе на Базе: тот, что явился туда, чтобы заменить пораженного лучевой, похоже, болезнью водителя. И все стало таким же прозрачным, как ключевая вода в месте, достаточно удаленном от цивилизации.
"Итак, ты его, как говорится, вычислил; но все его поведение свидетельствует о том, что и он опознал тебя, окончательно убедился и теперь будет немедля что-то предпринимать. И уж коли все стало вроде бы ясно, ни в коем случае нельзя спускать с него глаз, но напротив - следить за каждым шагом, выяснить, что он собирается предпринять, и, если понадобится - упредить. Он опасен. Здесь и сейчас. Что будет потом увидим, но с ним надо решать сейчас. И не только для того, чтобы обеспечить собственную безопасность. Этот урка теперь состоял тут в ранге водителя на машине конвоя, был одним из четырех (кстати, а пятая машина куда девалась? Их раньше было пять, совершенно точно - пять. Значит, должна подойти позднее? Или вообще не будет участвовать в предстоящей вылазке? Но это потом, потом...). И если он выбывает, то открывается вакансия - та самая, что так нужна сейчас Милову: теплое местечко для него самого. То есть налицо тот самый случай с одним выстрелом и двумя зайцами.
Выстрел, впрочем, следует понимать метафорически. Не из чего сейчас стрелять, да и лишний шум. Есть, однако, другие способы...
Уже почти совсем стемнело. Милов изменил направление и теперь приближался к водителю. Сама собой возвратилась способность двигаться беззвучно, хотя под ногами полно было хрусткого материала.
Теперь стало уже ясно, что шофер направлялся к стоянке машин. Если это действительно он, то наверняка намеревается сейчас сообщить на Базу ведь именно на Базе заметил он Милова и именно с подачи Базы занял место выбывшего из строя водителя в конвое, - да, сообщить на Базу, что беглый Милов обнаружен. Как сообщить? Ну, это не составит для него трудности: нельзя представить себе, чтобы машины конвоя не были радиофицированы. Именно это он сейчас и сделает.