А это, в свою очередь, означало, что придется отложить связь и постараться окончательно установить технета. Потому что опознание его может изменить условия игры, и весьма основательно.
Пришлось прибавить ходу, чтобы по дуге, ведшей через кустарники, обойти противника и занять близ машин такую позицию, с которой можно будет видеть и слышать, а при нужде - помешать происходящему. Это удалось. Никаких подходящих укрытий близ машин не было, и пришлось с десяток метров проползти по-пластунски и остаться лежать, прижавшись к земле - зато совсем рядом с крайней машиной, которая, насколько Милов понял, и принадлежала старому его знакомцу.
Милов не знал, улеглись ли уже шоферы в своих кабинах на ночь или проводят свободное время где-то в другом месте. Возвращаясь, они могли его заметить, но приходилось рисковать.
Он едва успел подумать об этом, как услышал звук отворяющейся дверцы. Он донесся от первой машины, что принадлежала старшему небольшого каравана. Видимо, хозяина в машине не было; во всяком случае, никто не заговорил. Чуть скрипнуло сиденье: кто-то сел в машину. Был ли то ее водитель или миловский недруг? Если он, то почему забрался в чужое обиталище? Что там было такого, что могло бы срочно понадобиться тому, кто преследовал Ми-лова? Весьма интересно, подумал Милов, подползая поближе, и, еще не закончив движения, понял: телефон. Из четырех машин только над кабиной головного грузовика поднималась короткая антенна стандартного радиотелефона. Итак, преследователь действительно спешил выйти на связь - и не по радио, как предположил было Милов, а просто по телефону. Значит, тот, с кем он собирался разговаривать, находился не так уж далеко. Хотя здесь ничто не находилось далеко.
Милов удобно устроился под машиной, под ее кабиной, слева, так что человек, набиравший сейчас номер, находился прямо над ним на высоте примерно полутора метров. Легкие щелчки кнопочного аппарата были хорошо слышны отсюда. Потом зазвучал и голос - приглушенный, хрипловатый: сомнений не было - тот самый, с блатным акцентом, что слышал Милов и на плацу у себя за спиной, и позже - в складском эллинге:
- Хрящ это... Граф близко? Нарисуй его, дело есть. Сказал - есть, давай по-быстрому...
Наступила пауза. Милов старался дышать медленно, бесшумно, чтобы не мешать самому себе слышать каждое слово из тех, что будут здесь сказаны: нутром чувствовал, что разговор будет и для него значительным, не только для звонившего.
- Граф? Слушай, буду говорить по делу. Послезавтра с арбой буду в цветной миске, прикачу с аллеи любви... Ну да, завтра за нитку и сразу назад... Звоню? С бревна. Нет, это верняк, тут не бугор, тут сделаем бабки встанут колом... Слушай балоту, сделаешь, как я скажу, чтобы никакого бездорожья! Там, в миске, большая коробка, ты знаешь, ты там бывал, встарь ее Хилый брал на абордаж базаром, увел шмотье. Теперь по-другому сделаем. Нас разгрузят, варилы разбегутся, останется один кнацаль снаружи, а ты с урками найдешь метро - там было, было с давних пор, менты не надыбали, проедешь в мазуху и нижним кабуром нарисуешься. Надо, чтобы и амбалы были тащить придется. Бригантину подгони... Нет, гамлы там нет, все сделается о'кейно, усек?
Милов внимательно слушал без особого, впрочем, интереса: можно, конечно, было бы (в другие, лучшие времена) довести до сведения местной полиции о задуманном ограблении какого-то склада неизвестно где - скорее всего, в каком-то порту, - но не в том положении находился сейчас Милов, чтобы вступать в контакт со здешними стражами порядка. Это их проблемы. Однако похоже было на то, что волноваться ему вовсе и не следовало: речь шла не о нем... Хотя... что он там сейчас?
- Помнишь, - продолжал разговор тем временем шофер, - тут в старые времена был такой вязало вздрюченный - ну тот, что нас тогда заштопорил, когда мы вагон дури тем сдавали... Во-во. Пес лягавый...
"Чисто ботает по фене, - промелькнуло в голове. - Не отвык, хотя немало лет уже минуло, а среди технетов этот язык вряд ли в большом обиходе. Да, так что он там? Похоже, добрался-таки до моей душеньки?"
- Я его всю жизнь, как срок отволок, вентилировал, да он юзанул вовремя, я уж думал - ввек не наклекаю, а он вот он - объявился, неделю назад я его слепил. Он меня? Да пока не показал, хотя он, падло, конечно, не васек. Сдать здешним мусорам? Так он меня с ходу заложит, я же себе не враг... А зачем же он тут, по-твоему, случился? За мной ведь там, у них, еще тот вьюк числится, вот он и прилетел. Может, у них соглашение такое случилось, ты не знаешь? Ну, а чего ему еще тут искать? Нет, мне отсюда когти рвать нет никакого резона: дело золотое. Остается его завалить, тут и думать нечего. Да прямо сейчас. Я тут чистенький, да и...
Говоривший замолчал, слушая; на том конце линии, видимо, возражали. Потом заговорил снова:
- Да уймись... Усеки вот что: кроме прочего, мне это дело заказали. Он оттуда, с Базы, сорвался, ясно? И им надо ему перекрыть кислород, усек? Меня потому и воткнули в эту хренацию. Ну как, как - много будешь знать... Ну и что, что База - не контора? Конечно, если он тут со здешней ментаврой повязан, ежели тихарек этот с нашими в одну игру играет, то искать станут, но я уже на трассе буду, да и кто что вякнет? Нет, тебе незачем: он нам не нужен, лаз туда у нас есть, да только чего мы там не видали? Ну все, кончаю, пока боярин меня не зашухерил. Значит, ты усек все точно: послезавтра на большой песочной орбите, там сразу и увидимся. Я скорее всего к тому же часу подбегу, а ты до послезавтра будь на приколе - вдруг что понадобится. Бывай здоров.
Милов прополз под машиной к правой ее стороне, выбрался из-под нее. И, как ни спешил, все же не пропустил мимо внимания одну конструктивную особенность полуприцепа, под которым лежал. А именно: в отличие от тех конструкций, какие ему приходилось в свое время встречать, этот вагон снабжен был, как оказалось, зачем-то нижним люком, который запирался, надо полагать, изнутри; располагался он не посредине, а с правого бока. Милов понятия не имел, понадобится ли ему этот лаз когда-нибудь (на самом деле не лаз, конечно, - люк был достаточно велик, чтобы через него можно было грузить и средней величины ящики), но, так или иначе, увиденное запомнил. И пополз дальше, на свежий воздух.
Какая-то мысль, вернее, хвостик ее, промелькнула в голове, но сейчас не время было задумываться над этим: шофер вот-вот вылезет из кабины, и надо было мигом решать, что делать с ним и что - с собой. Кажется, смутно вспоминаться стало, действительно пересекался он когда-то с этим ярилой; да, похоже, это ярило был, но какой-то стороной прикасался и к гадости - уж не взяли ли его тогда на кайф-базаре? Повязали тогда большую кодлу, и, верно, пришлось ему тянуть долгонько до звонка, если на всю жизнь затаил он обиду и сейчас, через немало лет, опознал. Он, значит, полагает, что по его душу я и сюда явился; наверное, есть за ним что-то такое, только я об этом ничего не знаю и не до него мне совсем. Но раз он напуган - постарается меня начисто заделать, а мне сейчас нарезать дубаря вовсе не в цвет-Незаметно и сам Милов стал думать по фене - старое нахлынуло. "А в молодости все мы были решительными и скорыми на действия", - подумалось мельком. Иначе не выжить было в годы крутого расцвета уголовщины после распада Империи, о которой Милов и сейчас еще вспоминал, как о стране спокойствия - хотя на самом деле далеко не так было. Но что пройдет - то будет мило...
Он затаился у задней стенки длиннющего фургона в ожидании водилы, но тот все медлил, - наверное, решил поинтересоваться зажитком своего коллеги, где-то задержавшегося к собственному ущербу. Ну что же (продолжал Милов размышлять в том же духе), дорогой утюг, придется и мне с тобой поступить круто, потому что зуб даю - у тебя перышко где-то под рукой. У меня ничего такого нет, однако же обойдемся, надо думать, и своими силами...
Негромко хлопнула наконец дверца, и визитер из прошлого тенью заскользил от машины, шагов через десять остановился, прислушиваясь, и тронулся дальше. Туда, где, по его расчетам, должен был бы сейчас коротать время Милов.
5
(55 часов до)
Милов же шел за ним в десяти-двенадцати метрах, от дерева к дереву, шел легко, как бы пританцовывая на чуть согнутых ногах, словно играл в баскетбол и ему предстояло сейчас прорваться под корзину, лавируя среди массивных и готовых отразить его защитников. Скользил, пытаясь на ходу оценить обстановку. "Предположим, я там и нахожусь, куда он идет. Допустим, он меня нашел. Ну и что - прямо там, у всех на глазах, и нападет? Да нет, конечно, этого он себе не позволит. Ему придется меня вызвать, заинтересовав чем-то, отвести подальше в сторонку и уж там, поодаль от взглядов, освежевать скотинку. Да и вызвать он постарается так, чтобы никому это в глаза не бросилось - иначе, как только найдут тело, заподозрят его, а он всего-навсего шофер, не депутат парламента и неприкосновенностью не пользуется. Значит, последует с его стороны какая-то хитрость - не весьма сложная, особой остротой ума эта клиентура никогда не отличалась, зато подлостью - да, этого у них навалом... Но и мы со своей стороны постараемся что-нибудь этакое придумать. Понятно, его больше всего устроит, если труп обнаружится далеко не сразу, а тогда, когда и он будет далеко, да никто и не вспомнит, где и когда видели меня в последний раз и при каких обстоятельствах я исчез; и прежде всего подумают, что сбежал, и так будут думать, пока не отыщут. А отыскать могут лишь времечко спустя, если упрятать меня в соответствующем месте. Где же туг у нас поблизости такое местечко?"
Милов быстро сообразил - где и теперь уже мог со стопроцентной вероятностью сказать, куда поведет его шофер для важного якобы разговора. Предложит что-нибудь вроде: я тебя не знаю, ты - меня, разойдемся мирно... Только я ему не поверю.
"А неплохо было бы так разойтись, - подумал Милов, теперь уже не преследуя противника, но напрямик - через кустарник - направляясь к своему-и всего звена - пристанищу, где шофер и должен был через пару минут его обнаружить. Неплохо было бы, потому что, если говорить откровенно, не очень хочется мне убивать, я не за этим сюда прибыл, никто мне этого не поручал, да и вообще у нас это принято лишь в крайних случаях и лучше всего - находясь в состоянии самообороны. Ну конечно, первый ход сделает он, так что это и будет самооборона - и все равно, с радостью обошелся бы без крайней меры. Я ведь не о суде думаю, а о душевном покое - а его никто тебе не даст, кроме собственной совести... Но с другой стороны, Милов, ты ведь раздумывал над тем - как возникнет в Восточном конвое водительская вакансия? А вот сейчас она и возникнет, прямо на твоих глазах и при твоем активном и непременном участии. И хорошо бы, если бы поскорее она возникла, потому что время связи все сокращается. Да и к тому же, - прибегнул он к уже привычному оправданию, - не человека ведь станешь устранять, а всего лишь выведешь из строя механизм..." О своей гипотезе Милов сейчас предпочел не вспоминать: очень уж некстати она была.
"Но и он, - продолжал соображать Милов, уже приближаясь к бараку, он тоже ведь в этом деле не профессионал, во всяком случае, насколько я могу вспомнить, он деловой, но не мокрушник, не утюг, это я его сгоряча так обозвал. Может, ему и на самом деле будет легче разойтись добром?"
Тут же он сам усмехнулся собственному прекраснодушию. Нет, на это плохой расчет. Его совесть мучить не станет. Наоборот. Тем более что практически все это он может сделать безнаказанно. Тут, похоже, технетами не очень дорожат - да и что дорожить, если они всего лишь техническое устройство?
Милов уже подошел к своему бараку, но входить не стал, а остановился неподалеку от входа - встал так, чтобы слабая лампочка над дверью освещала его: решил облегчить злоумышленнику выполнение его задачи, вернее - первой ее части. При таком мнимом везении уголовник даже расслабится слегка - это тоже свою роль сыграет. Ага, вот и он - легок на помине...
Действительно, темная фигура сформировалась в десятке метров от Милова и стала неторопливо приближаться, - видимо, тот пытался различить, кто же это торчит на свежем воздухе в ожидании вечерней заправки. Пытался, но еще не узнал.
"Ладно, - подумал Милов, - напарника у тебя нет, и это очень хорошо, ты даже не представляешь, давний мой дружок, как это для меня хорошо, а для тебя, враг ты мой нахальный, наоборот, очень и очень плохо... Ну иди, иди сюда, приятель, тебе же хочется и на этот раз поизмываться... А я - видишь, я уже заметил тебя и испугался, - я отойду немного в сторону, как бы заранее отступая. Шажок в сторону, еще шажок... И для экономии времени - в том направлении, где в нескольких сотнях метров лежит в тайничке твое средство связи.
Шофер на этот раз не стал задевать его ни ногой, ни локтем. Но, приблизившись вплотную, лишь склонился к уху, продолжая усмехаться так, словно собирался рассказать какой-то сальный анекдот. И проговорил негромко - так, чтобы одному только Милову услышать, обдав при этом весьма ощутимым запахом хорошей заправки:
- Отойдем-ка в сторонку - потолкуем... Что-то странное почудилось Милову в интонации водителя: какая-то эмоциональная нотка, что ли, вообще-то технетам не свойственная. И это было любопытно. Тем не менее Милов постарался не проявить ни малейшей заинтересованности.
- Не положено, - ответил он так, как и полагалось сказать технету, знающему, что через несколько минут последует вечерний торжественный ритуал.
- Мы раз-два. Не пожалеешь.
Милов пожал плечами. Движение это, как он успел давно заметить, было свойственно технетам не в меньшей степени, чем людям.
- Но чтобы сразу, - предупредил он и послушно, как бы ни о чем не подозревая, последовал за шофером.
6
(54 часа до)
Технет шел вырубкой, перешагивая через низкие пеньки, а толстые обходя. Похоже, направлялся он к высоким штабелям, сложенным из бревен, заготовленных в последние дни и еще не вывезенных.
Милов шел за ним в двух шагах. Очень хорошо, очень правильно шел шофер - направлялся прямо к миловскому схрону.
Пройдя шагов пятьдесят, Милов остановился. Окликнул:
- Эй, урка!
Шофер оглянулся рывком, среагировал подсознательно.
- Дальше не пойду, - сказал Милов. - Работа ждет. Есть что сказать говори здесь.
Здесь и было самое, пожалуй, удобное место для грядущей разборки... Потому что в десятке шагов отсюда оказалась свежая, достаточно глубокая промоина, в которую можно было бы и слона скинуть, если поднатужиться, - и его там обнаружили бы далеко не сразу. Милов насторожился: раньше этой промоины не было, наверняка сегодня здесь почва оползла, потому что пониже прокладывали новый проезд и слишком глубоко врезались бульдозером; существуй она раньше, Милов знал бы об этой промоине, потому что, как и все работяги, сегодня утром сгрузился с платформы именно здесь, внизу, и поднимался по этому самому склону; тут рядом и зарыл он накануне свою рацию, чтобы не вызвало подозрений его движение, когда он пойдет за ней: нахоженная дорога... Промоина оказалась в опасной близости от тайника - а может быть, и того хуже. Отсюда, однако же, было не разглядеть, да и не до того сейчас было. Сперва - дело. Шофер же видел только то, что можно было заметить издалека; те же штабеля, к примеру. Но там тело нашли бы уже через день-другой - как только начнут вывозить, так и найдут. А в промоину никто без особой нужды не заглянет, а нужды не будет, потому что участок этот уже отработан...
- Ну, - поощрил Милов, - давай на откровенность!
Похоже, шофер секунду поколебался. Но, видно, словам уже тесно было в нем - не то что просились, а прямо-таки ломились наружу. И он сделал шаг к Милову. Остановился. Осклабился:
- Ну что же, гражданин начальник!.. Гора, как говорится, с горой не сходится, ну а нам вот где привелось. Запамятовали?
- Да нет. Хрящ, - ответил Милов с некоторой даже скукой в голосе, словно разговор шел о вещах повседневных, рутинных. - На свою память пока еще не жалуюсь.
- Вот и я. Хорошо все помню, до последнего все.
- Было, значит, время запомнить.