- Я не намерен даже обсуждать такую возможность.
- Вы ставите меня в неравное с вами положение, Михаил Илларионович.
- Вы находитесь в нем с того момента, как занялись этим вздорным делом, Рюрик Андреевич.
Старик величественно прошел мимо нас к своему старому добротнейшему столу необъятных размеров. У него ушло добрых полминуты только на то, чтобы обогнуть правое крыло стола, подойти к широкому кожаному креслу и взяться за его шагреневую спинку.
Мы с Юрой за это время успели опомниться, обидеться, решить уйти и оказаться уже у двери, когда нам в спину полетела последняя фраза академика:
- Однако вздорность дела и вправду почему-то не мешает ему занимать меня до крайности. Завтра я привезу вам гинеи.
- Рюрик Андреевич, вами последнее время в редакции недовольны. У меня тоже такое впечатление, что вы забросили работу. В чем дело?
- Одну минуточку, Александр Васильевич, - я вскочил, - мне, кажется, звонят, я сейчас. (Мой стол стоял у самой стены кабинета Главного, и звонок моего телефона иногда пробивался сюда через штукатурку и кирпич.)
- Странную вещь хочу я вам сообщить, Рюрик Андреевич, - голос Юры звенел сегодня так, что километры телефонных проводов не смогли сделать его менее пронзительным.
- Какую же странную вещь, Юра?
- Все наоборот, Рюрик Андреевич, все наоборот.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Нет, сначала вы мне скажите. Что вы хотели доказать анализом гиней, Рюрик Андреевич?
- Да то, что в них больше золота, чем должно быть, Юра.
- Больше?.. - голос Юры Сразу упал, наступило молчание. Я подул в трубку, испугавшись, что нас разъединили. - Да здесь я, Рюрик Андреевич. Но вы же Обвиняли Ньютона в подделке монет?
- Стали бы вы проверять гинеи, если бы я с самого начала сказал, что в них должно быть больше, а не меньше золота? Но вы и сами, Юрчик, могли бы догадаться, чего именно я хочу. Зачем мне Ньютон - фальшивомонетчик? Мне требуется Ньютон-алхимик. Притом великий алхимик. Первый удачливый алхимик. Откуда же ему иначе было взять золото?
- Но как этого не замечали раньше?! - в голосе Юры было удивление, но куда больше в нем было священного трепета. - И как вы сумели до этого додуматься?
- Ну, что лишнего золота не замечали, это понятно. Монеты всегда проверяли на "недовес" золота. Никто не боялся, что ему передадут презренного металла. А додумался я... Знаете, отвечу вам словами нашего общего знакомого Ньютона: "Я все время думал об этом".
- Илья Всеволодович, вас не затруднит взглянуть на рот этот листок?
- Пожалуйста, Рюрик Андреевич... Так-так, золота столько-то промилле, серебра столько-то, меди... Зачем вы мне это показываете?
- Здесь выписан химический состав средней ньютоновской гинеи, глубокоуважаемый Илья Всеволодович. И она, оказывается, содержит золота больше, чем полагается.
- И вы опять будете настаивать на том, что лишнее золото Ньютон сработал лично? Может быть, при содействии Мефистофеля? Как вы вообще относитесь к Мефистофелю, Рюрик Андреевич? Не нашли ли вы ему живого прототипа?
- Вы хотите меня оскорбить, Илья Всеволодович? Не удастся. Вот, прочтите то же самое на официальном бланке. Здесь и состав и справка о том, что золота в монете больше нормы.
- Хорошо. Прочел. Но чего вы от меня-то хотите?
- Всего-навсего того, чтобы вы изготовили золото.
- А смысл, смысл? Кому это золото будет нужно? Представим себе на минуту - не дольше, - что вы правы. Если я завтра повторю Ньютоново открытие, послезавтра в мире будет такой финансовый кризис, что паника 1929 года покажется шуткой. Кому нужно золото, потерявшее цену?
- Нужно! И на обшивку спутников, да и вообще. Ленин же говорил, что мы будем делать из золота общественные уборные!
- Только после победы коммунизма, вспомните цитату поточнее, Рюрик Андреевич. Но, в конце концов, не в том дело. Блефом заведомым не хочу заниматься. Жизнь коротка, а серьезных дел хватает.
- Верных дел?
- Что вы хотите этим сказать?.. - Трушин вскочил на ноги - столько презрения было в моем голосе. - Как вы смеете разговаривать таким тоном?
- Простите, Илья Всеволодович. Я это не столько в ваш, сколько в свой адрес. Тоже люблю только верные дела. Еще раз простите - и до свидания.
- Нет уж, какое там "простите". Давайте объяснимся.
- Ну что же. Вы, я уже знаю, много раз проверяли экспериментами теорию относительности.
- Да.
- Все время оказывалось, что старик Эйнштейн прав.
- Так.
- И вам никогда не хотелось, чтобы именно по этому пункту великий Альберт ошибся?
- Хотелось ли мне этого? Не то слово! Ради этого я и брался за такие эксперименты. Я нарочно проверял устои. Если бы хоть один из них рухнул... Мне говорили: зачем ты за это берешься? Выбери эксперимент, где больше шансов на открытие, возьми дело повернее... А меня привлекала именно степень риска. Риска неудачи... Ведь подтвердить известное значило для меня потерпеть неудачу. Что делать? Привык. Зато отработал методику. Стал доктором...
- И вам это нравится?
- Что?
- Докторская степень, отработанная методика? Не надоело вам чувствовать себя мудрецом?
- Знаете, Рюрик Андреевич; со мной давно никто так нагло не разговаривал.
- Обидно за вас, Илья Всеволодович! Вы слишком привыкли к тому, что все теории оказываются верными.
Трушин сел и засмеялся:
- Нет, вы мне определенно нравитесь, Рюрик. Знаете, я думаю, что нам пора обходиться без отчеств.
- Идет.
- Такое упрямство заслуживает вознаграждения. Черт с вами, я подумаю завтра над вашей идеей. А пока пойдемте выпьем. За то, чтобы я перестал чувствовать себя мудрецом.
- Вы мне нравитесь еще больше, чем я вам, Илья. Пойдемте, выпьем. И знаете, где? У меня дома.
СОН ВТОРОЙ. ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ИСААК ИСААКОВИЧ!