П.АМНУЭЛЬ
ВПЕРЕД, В ПРОШЛОЕ!
Весной 2002 года в истории Государства Израиль произошли два события, важность которых для страны была, конечно, несоизмерима. Премьер-министр Хаим Визель подписал с сирийским диктатором Асафом Кади договор о полном отказе Израиля от контроля за Голанами. Естественно, в обмен на мир, точнее - на бессрочное перемирие. В отличие от этого события, о втором газеты не писали: из Киева в аэропорт Бен-Гуриона самолет компании "Украина эйрлайнз" доставил нового репатрианта по имени Соломон Лоренсон.
Так вот, можете поверить, второе событие было куда важнее первого.
О том, что, заполучив Голаны, арабы непременно нарушат подписанное ими соглашение, израильские правые не уставали повторять еще со времен Рабина, когда в Сирии, соответственно, правил еще Хафез Асад, отличавшийся от Кади лишь щеточкой усов - признаком, для политика абсолютно несущественным. А о том, какую роль сыграет в истории страны С.Б.Лоренсон, не предупреждал никто, хотя фамилия его и была закодирована в тексте Торы, в книге "Дварим", глава шесть. И ученые Бар-Илана, занимавшиеся компьютерным анализом Книги, могли бы это вычислить.
Впрочем, кого в то время интересовал некий Лоренсон?
Кстати, он прекрасно понимал, что никому в Израиле интересен не будет. Возраст - самый критический: 53 года. Специальность - самая "необходимая": специалист по физике высоких энергий. И жена-украинка. В Киеве оставил должность старшего научного сотрудника, квартиру на улице Адама Мицкевича и престарелую тещу, проводившую дочь и зятя напутствием: "главное - с жидами не связывайтесь, облапошат".
Лоренсоны поселились в Рамат-Гане, сняв двухкомнатную квартиру на улице Кацнельсон всего за семьсот пятьдесят долларов. Взяли ссуду в банке "Дисконт", поскольку корзину абсорбции отменили еще в 2001 году, когда на землю обетованную ступила нога давно ожидаемого миллионного оле из давно распавшегося СНГ, а по данным Сохнута, число евреев, сидящих там на чемоданах, достигло-таки шести миллионов, сравнявшись с населением Израиля, включая вернувшихся домой палестинцев.
В ульпан супругов не взяли, поскольку у них не было денег на оплату учебы, в лишкат аводе их не поставили на учет, потому что они не имели справки об окончании ульпана, а Марию Степановну не приняли в союз уборщиц, из-за того, что она не знала, как будет на иврите "эти стекла я уже протирала". Что до Соломона Борисовича, то он покрутился день-другой на физическом факультете Тель-Авивского университета и понял, что киевская наука побогаче израильской - там он получал неплохие деньги из фонда Сороса как нуждающийся украинский исследователь, а здесь мог надеяться только на стипендию Шапиро (по имени известного начальника времен алии-90), да и то при условии, что выдержит конкурс - пять человек на место плюс экзамен по физике плазмы, которой он никогда в жизни не занимался.
Что обычно делает человек в таких обстоятельствах? Правильно возвращается туда, откуда приехал. Есть другие предложения? Правильно некоторые вешаются. Оба эти варианта, предложенные от чистого сердца, Соломон Борисович отверг. Первый - из самолюбия. Второй - из-за неэстетичности. Для судьбы Государства Израиль это решение имело, как оказалось впоследствии, принципиальное значение.
- Теория вероятности на нашей стороне, - сказал он жене. - Невезуха имеет критическую массу, а мы уже на пределе. Значит, нужно проедать оставшиеся деньги и спокойно ждать. Должно повезти в ближайшее время.
Оптимистическое заявление. Есть немало людей, для которых полоса везения началась только после смерти: они попали в рай, где круглые сутки могут теперь смотреть стриптиз с участием духа Мерилин Монро.
Как бы то ни было, у Соломона Борисовича в ожидании полосы везения оказалось много свободного времени, и он посвятил его занятию, о котором давно мечтал. Еще в Киеве он, бывало, говорил: "вот выйду на пенсию, и засяду за расчеты". По утрам Мария Степановна уходила к соседке-ватичке, приехавшей в Израиль в пиковом 1990 году, помогала ей ухаживать за детьми и получала не столько плату (пятнадцать шекелей в час - чисто символически), сколько удовольствие: малыши-близнецы были просто лапочками.
А Соломон Борисович пристраивался на кухне за сохнутовским столом и писал длинные цепочки формул. Когда что-то не получалось, он выходил на улицу и прогуливался до алмазной биржи. На ходу думалось лучше, но приходилось запоминать идеи, чтобы, вернувшись, записать на бумаге. Может, если бы у него был компьютер, даже завалящий вроде пятьсот восемьдесят шестого процессора с матобеспечением IBM Mathematics, дело пошло бы более резво, в чем, однако, Соломон Борисович весьма сомневался. Машина она и есть машина. А нужны идеи.
В трудовой книжке кандидата физико-математических наук С.Б.Лоренсона была, в частности, такая запись: "1989-1991 годы - старший научный сотрудник лаборатории физики времени, Институт физических проблем УкрАН". В лаборатории была совместная тема с московским Физическим институтом: проверка методики Н.А.Козырева об утилизации энергии времени. Собственно, именно тогда Соломон Борисович и заинтересовался всеми этими проблемами. Тему благополучно загубили - сначала не было идей, потом не стало сотрудников: кто ушел в "коммерческие структуры", кто - в политику, а прочие так и вовсе сменили гражданство. Москвичи все же успели построить некую действующую модель хронотрона, который мог перемещать предметы в прошлое на несколько микросекунд. Об этом были две публикации в "Журнале теоретической и экспериментальной физики" и одна, весьма поверхностная, статья в "Технике-молодежи". Шум затих быстро - оказалось, что в расчетах была методологическая ошибка, и ни в какое прошлое машина, скорее всего, не отправлялась.
А Соломон Борисович заболел этой проблемой. Он был убежден, что работу нужно продолжать. Но в новой реальности (суверенитет, кризис власти, экономический развал, локальные войны с Россией) физика нужна была только кое-кому из энтузиастов и таинственным западным распорядителям фонда Сороса. Впрочем, на работы в области физики времени Сорос денег не давал, и Соломону Борисовичу до самого отъезда в Израиль пришлось заниматься расчетами ядерных взаимодействий в кварковых средах...
День 12 июля 2002 года когда-нибудь станут отмечать как национальный праздник. Или как день национальной трагедии - это уж в зависимости от национальности... Поскольку именно в этот день С.Б.Лоренсон вывел формулу дополнительности массы-времени.
Когда Мария Степановна вернулась домой, ее муж сидел на краешке стола, пил кофе "Элит", который терпеть не мог, и мурлыкал полузабытый шлягер "Широка страна моя родная".
- Ты знаешь, - сказал он изумленной жене, - в жизни только один раз бывает момент счастья. Он продолжается миг и проходит, а остаются лишь воспоминания.
- Сейчас у тебя что - момент счастья или уже начались воспоминания? спросила Мария Степановна. Впрочем, она была согласна с мужем - для нее единственным и неповторимым был момент, когда ей дали подержать ее новорожденного сына, которого они так и не успели записать Сергеем, потому что малыш через две недели умер от пневмонии. Больше детей у них не было.
- Вот, - сказал Соломон Борисович, - я вывел-таки формулу перемещения во времени. То есть, это, конечно, не одна формула, да и не формула вовсе, это целая теория, и сам я пока не понимаю, как удалось продраться, но... Видишь ли, все оказалось наоборот. Может, потому никто и не сумел...
- Тебя возьмут в Технион? - спросила Мария Степановна.
- Нет. Меня возьмут в Моссад. Им это больше понравится.
Но в Моссад господина С.Б.Лоренсона не взяли. Иврит у него был убогим, а формулы в лучшей разведке мира не понимали.
Теперь скажите мне, как на духу, что бы вы сделали, попав в подобную ситуацию. Вообразите, что вы оле хадаш и сделали открытие, которое, как вы полагаете, может принести Израилю либо удивительные блага, либо неисчислимые бедствия. Министерство абсорбции, Сохнут, университеты, и тем более частные фирмы отпадают. Моссад, как мы уже видели, - тоже.
Ничего не приходит в голову, кроме как упрятать в чемодан и забыть? Да, я тоже на этом бы остановился. Господин С.Б.Лоренсон подумал и отправился к канцелярию Премьер-министра на Кикар Царфат в Иерусалиме.
Говорят, что лет десять назад русские врачи-олим, чтобы быть услышанными господином Рабиным, устраивали голодовки в саду Роз. И знаете - без толку. В те же годы поселенцы выражали свое негодование политике капитуляции тем, что жгли покрышки и на той самой Кикар Царфат драли глотки, утверждая, что не уйдут с Голан даже если правительство "Аводы" будет выкуривать их слезоточивым газом. И знаете - тоже без толку, как нам блестяще доказало правительство Хаима Визеля.
Разумеется, и господина С.Б.Лоренсона господин Х.Визель лично не принял. Да и принесенного им письма под названием "Меморандум" лично не читал, поскольку русского не знал отродясь. Но на какой-то из ступенек правительственной лестницы означенный "Меморандум" все же нашел своего читателя, и только эту случайность мы должны сейчас благодарить. Или проклинать? Опять таки, в зависимости от вашей национальности.
Впрочем, эмоции - потом. Когда-нибудь станет известно имя первого читателя "Меморандума Лоренсона", и история воздаст ему по заслугам. Во всяком случае, личная судьба господина С.Б.Лоренсона от этого никак не изменится. Я же считаю своей целью рассказать о фактах, ибо все знают следствия - они перед глазами, - но кто знает причины?
Итак, продолжаю.
В тот вечер, вернувшись из резиденции главы правительства (впрочем, он так и не сказал Марии Степановне, что не был пропущен дальше приемной), Соломон Борисович пил на кухне чай, как он любил - с сахаром вприкуску, и, блаженно улыбаясь, чего с ним не случалось уже очень давно, говорил:
- Ну вот, теперь я и тебе, Машенька, могу рассказать, что я такого наделал. Никто с меня подписки не взял, так что совесть моя чиста.
Любопытно, кто должен был брать у Соломона Борисовича подписку о соблюдении тайны? Пакид, одуревший от посетителей? Впрочем, даже у мудрейших людей бывают провалы в логике.
- Смотри, - продолжал Соломон Борисович, придвинув чистый лист бумаги, - фантастику ты не любишь, Уэллса, знаю, не читала, так я тебе объясню с азов.
- Читала я "Машину времени", - сухо сказала жена, - ты уж совсем меня за уборщицу считаешь, а у меня, если ты не забыл, филологическое образование.
- Прости... Ну так вот, беда всех попыток построить машину времени, была одна: и мы, и москвичи, да и американцы тоже, исходили из того, что чем больше масса машины, тем больше энергии нужно в нее вбухать, чтобы забросить в прошлое. Причинная механика Козырева о том же, и Хокинг с Новиковым... А на деле все не так. Энергия содержится в самом времени, ниоткуда ее брать не нужно. Это раз. И второе. Чем меньше масса тела, тем меньше в нем энергии времени, и тем меньше что?
Соломон Борисович замолчал и поднял глаза на Марию Степановну - ему нужно было услышать хоть какой-нибудь ответ, чтобы продолжить рассказ.
- Тем меньше нужно этой энергии потратить, - наобум ответила жена. Тебе еще чаю налить?
- Налей, только не такой крепкий. Неправильно. Чем меньше масса тела, тем менее глубоко в прошлое его можно забросить. Я рассчитал. Человека можно отправить в прошлое не дальше, чем на микросекунду. Именно столько и получилось десять лет назад у москвичей, а они не понимали, почему никак не могут увеличить глубину погружения. Закон природы, вроде принципа дополнительности Гейзенберга. Вот, а пирамиду Хеопса, скажем, можно заслать в прошлое на... сейчас, где это я считал... на сто двадцать лет. Чувствуешь разницу? Чтобы отправиться на тысячу лет в прошлое, нужно сделать машину массой с остров Кипр. Если взять всю нашу Землю, то ее без проблем можно отправить аж на миллиард лет назад. А Вселенную - так к самому моменту Большого взрыва. Ни на секунду больше, кстати, и ни на секунду меньше. Удивительно красивый закон природы. Я назвал его принципом дополнительности массы-времени.
- А зачем в Моссад ходил? - решилась, наконец, спросить Мария Степановна. Ее этот вопрос мучил третью неделю, но спрашивать не решалась - мало ли какие секреты вывез ее благоверный из Киева, может, было среди них что-то такое...
- А, Моссад... - отмахнулся муж. - Недалекие люди. Не понимают, в чем гарантия безопасности Израиля. Я вот...
Он встал и начал ходить по комнате, держа чашку с чаем в ладонях, будто грелся. Рассказать? С одной стороны, он не имел от жены тайн. Разве что та история с Ириной, инженером из отдела твердого тела... Но это было давно, он и сам забыл. С другой стороны, вещь слишком серьезная, и лучше до поры, до времени... А с третьей стороны, кому Маша расскажет? Близнецам годовалым, которых метапелит?
Решился.
- Слушай сюда. Израиль наш - страна небольшая. Но если проложить вдоль его границ сеть с тем физическим составом, что я рассчитал, составом, который улавливает темпоральную энергию... Израиль станет машиной времени. И мы все - в ней. Масса этой машины такова, что она - то есть мы все - окажемся знаешь где? То есть - знаешь когда? В смысле - в каком времени?
- Ну! - сказала Мария Степановна, потому что муж замолчал, вытянув руку с чашкой.
- За три тысячи лет до новой эры. В Древней Иудее. Не раньше и не позже.
- Погоди, - сказала Мария Степановна, которая, хотя была филологом и нянькой, но обладала все же развитым логическим мышлением. - Куда мы там свалимся? Там уже есть... был, то есть... свой Израиль, в смысле, вся земля эта, она ведь с тех пор не изменилась, и люди жили, а мы им на голову...
- О, ты ухватила суть! Все нормально, принцип дополнительности это учитывает. Односторонние перемещения во времени вообще невозможны. Это все равно, что черпать энергию ниоткуда. Вечный двигатель. Нет, если мы отправляемся в прошлое, то та часть материи, которую мы там заместим, окажется в будущем. То есть - в нашем настоящем. Поняла? Мы там - они здесь. Равновесие времени сохраняется. А поскольку земля, как ты верно заметила, с тех пор почти не изменилась, то это все значит: мы, люди, евреи, со всеми домами, дорогами и так далее окажемся там, в прошлом, а все, кто жил на этой земле тогда, со всем своим скарбом и коровами, окажутся здесь, между морем и рекой.
- Между Асафом Кади и Мусой Джемирелем, - заключила жена. - Хорошую свинью ты им подложишь, а? Никакого кашрута.