Напротив, Гертье вдохнул сухой, бодрящий воздух с легкостью и радостью. Белое вино, выпитое в буфете, слегка кружило голову, и вечер казался чудесным. Дамы и девицы спрятали украшенные перьями токи и береты под капюшонами бурнусов; розовые личики в бело-пуховых воротниках бархатных ротонд были милы и лукавы, глазки загадочно отблескивали, а щебет тонких голосов волновал сердце. Хотя Бабель тащил его на край извозчичьего скопища, торопясь поймать свободную двуколку, Гертье успел подарить красавицам пару беглых комплиментов, отвесить несколько многозначительных поклонов и, подпрыгнув, послать воздушный поцелуй, при этом мастерски лавируя, чтоб никому не наступить на шлейф. Мысли о выгодном, но нежеланном браке покинули его. Слышались оклики знакомых по Кавалькору: С нами, Гертье! Едем в ресторан!
- Я с Бабелем! - вскинул Гертье руку с тростью, давая понять, что на нынешний вечер он обеспечен и весельем, и приятным обществом.
- Эй! - замахал тростью и Бабель, заметив незанятый фиакр. - За полталера на Свейн!
- Прибавьте центов десять, - охотно отозвался возница, привставая, - мигом домчу! Куда прикажете, светлейший князь?
Подкатила конка. Студенты и прочая небогатая публика с галерки повалила в вагон, сталкиваясь и вскрикивая на витой лестничке, ведущей на империал. Последний пассажир, повиснув на подножке, запалил бенгальскую свечу от папиросы и стал писать вензеля искрящимся огнем:
- Виват, мсье Оффенбах! Виват, сьорэнн Мальвина!
- Потаскуха!
- Еще раз посмеешь ее так назвать, Нардо, - я тебя сброшу! головой о мостовую!
- Слушайте, да это прямо какой-то дьявольский холодище!
И студиозусы бешеным хором хватили: «Не зря зовуся я Ахиллом - хилым, хилым, хилым!»
- Вот бы когда нам пригодился твой медвежий плащ, Гертье!.. Если я обращусь в ледышку, - бормотал Бабель, угнезживаясь на сиденье, - вели растереть меня ромом. Еще час на улице - и я пойму тех воришек, что крадут ротонды! надо же им обогреться наконец!
- Надежней будет влить ром тебе в глотку! - Гертье ощутил, как неожиданно нагрянувший мороз пробирает его ноги в штиблетах и вкрадывается мурашками под панталоны. Может, в самом деле стоит побороть свою неприязнь к нареченной? Ведро угля стоит девять центов, а если холода продержатся, то уголь вздорожает и отопление квартиры влетит в копеечку. До какой же степени падения может довести дворянина нужда! Подделать доверенность - еще не горе; достаточно перезанять денег и погасить вексель, но - жениться потому, что твое жилье промерзло?! А как же честь и достоинство древнего рода?..
- Первым делом закажем пунш с лимонными цукатами, - Бабель спрятал почетный нос алкоголика в складках шарфа и поднятом воротнике пальто. - И шоколаду!
- Вот напасть, господа хорошие! - громко бросил через плечо возница. Он был из тех говорунов, которые молчание терпеть не могут. - Я вез таможенного комиссара от святого Готвина, так он сказал мне, что залив стал замерзать!
Девушка зябла; от проникающего извне мертвящего холода не спасало ни тяжелое сукно ольстера ни застегнутый поверх платья казакин, ни слоистая пелена юбок, ни чулки с башмачками, ни тем более шарфик. Руки деревенели в перчатках. Она сама поражалась, как скованным пальцам удалось так быстро извлечь из сумочки массивный «гассер».
Ее убеждали, что пуля австрийского револьвера на близком расстоянии отбросит и повалит даже грузного циркового борца, одетого в кирасу. Хваленое оружие не прибавляло ей уверенности. Она больше надеялась на телеграф, хотя и это спасительное средство может подвести. Провода могут порваться, батареи - разрядиться, аппараты Юза - поломаться.
Ее терзали два серьезных обстоятельства. Она не знала, откуда нагрянет опасность, и ей никогда не приходилось бывать в Маэне. Здесь у нее не было знакомых. Она взяла билет до Маэна потому, что это большой город, где множество людей. Есть хоть какой-то шанс затеряться… …или встретить своих.
«Не обманывай себя, - одернула она трепещущие мысли. - Не следует на это полагаться».
Вокзал был грязным, суетливым, тесным и громоздким. Ей едва не подурнело от запахов, которые витали в воздухе, несмотря на холод. Многолюдье кишело здесь, дышало сотнями смрадных ртов, кашляло, отхаркивалось и галдело. Дым стелился вдоль дебаркадера, смешиваясь с резким духом керосина и отравно-сладким угаром светильного газа, сочащегося где-то из дырявой трубы. В плотно спертой атмосфере вокзала чувствовался душок картошки, пережаренной на постном масле, мясной чад, привкус нагретого сургуча и винные пары. Она постаралась пройти через зал ожидания затаив дыхание, отыскивая взглядом телеграфную контору.
- Я хочу послать телеграмму, - положила она пальцы на барьер, истертый множеством локтей.
- Пожалуйста, сьорэнн. Возьмите бланк; вот перо и чернильница, - равнодушно показал телеграфист.
Она долго дышала на руки, стараясь вернуть пальцам гибкость. Но главная трудность была впереди - она забыла, как пишутся буквы.
Какое коварство! перо тупо ковыряло бумагу, оставляя кривые безобразные следы вместо аккуратных E-R-L-L. Оставив попытки написать адрес как положено, она почти в ярости перешла на родной шрифт - и что же? строки послушно побежали, складываясь в письмо-крик. Нет, так нельзя. Скомкав бланк, она бросила его в корзину и торопливым шагом вернулась к барьеру.
- Месьер, можете ли вы написать за меня? Я… Позорно вымолвить такое, но приходится. Могло быть гораздо хуже - если б она разучилась говорить.
- …я неграмотна.
- Диктуйте, - не выказав никаких чувств, согласился человек за барьером.
- Эрль, улица Дикелен, дом пятнадцать, Манфреду Вернике в собственные руки, срочно. Скажи Цахариасу, что Рагнхильд жестоко гонима и просит о помощи. R., Маэн, вокзал Гуфарат, до востребования.
- До востребования кому? - впервые поднял скучающие глаза телеграфист.
- Вы там пометили в конце - литера R. R - это я.
- Этого недостаточно, сьорэнн. Вы можете не называть имя, но представьте, что сюда придет за телеграммой какой-нибудь Рудольф, тоже указавший для ответа свой инициал. Произойдет путаница. Укажите хотя бы девиз, - губы телеграфиста тронула улыбка; хотя кареглазая девушка выглядела сердито, это не портило ее миловидности. - Знаете, как делают в разделе предложений о женитьбе и замужестве.
- Какой девиз?! - возмутилась злая красотка. Темные глаза ее полыхнули, лицо расцвело гневом.
- Пароль, условная фраза.
- Ах, так… хорошо. Девиз будет - «Гром и молния».
- Звучит романтично. С вас два талера и восемьдесят семь центов.
- Отчего так дорого?
- За срочность, сьорэнн. Вы сказали - «Срочно»,
- Когда телеграмму доставят?
- Сегодня, после восьми.
- То есть в эту пору вы уже закроетесь?..
- Увы и ах, но таков распорядок конторы.
Она едва не застонала. Значит, ответа придется ждать до завтра! Телеграф откроется в десять утра - а где устроиться на ночь?
Впрочем, есть гостиницы. Портовый город, узел железнодорожных путей, населенный больше, чем столица, - здесь должно быть много мест для ночлега. Другое дело, что ей никогда не приходилось искать крышу над головой.
И надо найти не крышу, а убежище!
- Что за дрянная погода! - пробурчал солидный господин в пальто с бобровым воротником, входя и потирая уши, слегка тронутые белизной обморожения. - Любезный, дайте-ка вашу бумажку!.. Я только что видел - воробей застыл на лету и упал, как деревянный! А ведь еще утром холодок был еле-еле, почти мягонький. У меня в гавани застрял корабль с товарами, - продолжал он, заполняя бланк, - можете себя вообразить? И я - понимаете?! - должен оправдываться за задержку! Пришлось ехать в портовую контору и брать свидетельство, что таких заморозков не было полсотни лет. Они вызовут ледокольный пароход, ха! а сколько он будет сюда пробиваться?
- Птицы падают?.. - потерянно спросила девушка.
- Да-с! шмяк - и готова! Я все выведал, - господин с бобром на шее был горд тем, что всюду проник и выяснил наимельчайшие подробности. - Они собрались подрывать лед. На казенном заводе в Шарлахте солдаты грузят в вагоны порошок Нобеля и бумажный порох. Вот-вот загромыхает…
- Птицы падают… - повторила она обреченно.
В восемь вечера закроется телеграф. Потом - зал ожидания. Не ютиться же на вокзале тайком, как бродяжка… Неожиданно девушка поняла - прямо-таки кожей почувствовала, - как на Маэн с моря наползает смерть. Тот, кто не скроется с улиц, не сможет согреться, - погибнет. Завтра полиция будет подбирать трупы замерзших пьяниц. Тела, похожие на камни. Десятки тел.
Она сжала пальцы от бессилия, к глазам подступили жгучие слезы горя и ненависти.