— Гостеприимством просто прёт за версту! — съязвила Дашка, тыча пальчиком в приближающегося к нам жреца. — Смотрите, какой интересный ритуал приветствия!
Мужчина с перекошенным лицом от злости тихо ругался и грозил нам уже поднятыми вверх кулаками.
— А как же тогда тут с врагами поступают? — продолжала я размышлять вслух. Не смотря на угрожающий вид, жрец не вызвал страха ни у кого из нашей теплой компании. Я стала пристально разглядывать нервного служителя храма. Несмотря на строгость, написанную у него на лице, в глазах мужчины лучилась доброта. Даже высокая степень раздражения не изгнала до конца лучики солнца, светившиеся во взгляде. Мужчина был одет скромно, но со вкусом. Ярко — желтая хламида, развевающаяся широкими фалдами, по краям была оторочена тесьмой с алым орнаментом из таких же символов и рун, что были по всем стенам храма. На груди было надето единственное украшение в виде перекрывающих друг друга трех солнц, одно из которых отсвечивало небесной синевой, другое золотом зрелой пшеницы, а третье переливалось зеленью молодой травы. Я не могла оторвать взгляда от этой штуковины!
Тем временем жрец подскочил к нам и, сотрясая воздух, гаркнул: — Выключить освещение немедленно! Кризис у нас экономический. А они нам энергию разбазаривают!
— Опаньки! — пробубнил Андрей. — Оказывается, кризис не только у людей бывает! — Я шикнула на мужа и хлопнула в ладоши. Импровизированные светлячки мигом потухли.
— Так — то лучше, — сразу успокоился служитель храма. Размеренными движениями он зажег фонарик с обычной свечой внутри. При таком убогом освещении помещение сразу же приобрело уныло — печальный вид.
— А как красиво было! — с досадой в голосе произнес Орландо.
— Да, раньше здесь всегда было красиво, — согласился жрец, — а теперь мы вынуждены пользоваться вот этим. — Он кивнул на фонарь. — Самим тошно, а что делать? Кризис!
— Не могли бы вы рассказать поподробней, — высунулась из — за моей спины Луша. — Может мы чем — нибудь сможем вам помочь? — Она вышла вперед и уселась прямо у ног служителя храма, аккуратно уложив хвостик вокруг себя.
— Почти как наша Манеки Неко! — с умилением улыбнулся жрец. Кисонька — красавица! — Он погладил Лушу по голове и почесал за ушком. Кошка мгновенно заурчала и принялась тереться об его ноги. Служитель совсем растаял. От злости не осталось и следа. Глаза его снова освещали всех присутствующих добротой и лаской.
— Понимаете, какая штука, все началось с нашей любимой всеми Манеки Неко. Она всегда встречала наших гостей и приглашала их в наш город, давая им возможность почувствовать себя счастливыми и разделить эту радость с другими людьми. От этого всем становилось теплее на душе, и тогда еще ярче горели наши солнца. Люди видели, как она машет им левой лапкой, и с удовольствием спешили навстречу счастью. А когда она махала правой лапкой, к нам спешили торговцы и караванщики. Они по ее жесту понимали, что в городе много гостей и можно бойко поторговать. В результате у нас был самый богатый город — государство во всем Фольклоре. Здесь каждый получал то, что хотел и уходил счастливым! Но после того как Манеки поранила правую лапку, махать ею она не могла. Мы лечили ее как умели. У нас никто никогда не болеет, поэтому знаний было маловато. Вот она и обиделась на нас. Решила, что нужна нам только в качестве зазывалы!
— А она еще вас как-то интересует? — перебила его Дарья.
— Конечно! Она же один из главных символов нашего Града и наша общая любимица. Когда она обиделась, то перестала махать правой лапкой. К нам перестали заезжать купцы. Денег становилось все меньше, и вот теперь, мы не можем уже покупать полые мячи. У нас нет ни денег, ни мячей, ни солнечной энергии! — вздохнул служитель.
— Так сделайте мячи, или заработайте денег! — выдал практичный Андрей.
— Мы не умеем работать. Наш Град Восходящего Солнца сотворен для радости и счастья, а не для работы!
— Между прочим, работа тоже может приносить ощущение радости и счастья, — не выдержав, вставила я.
— Нам незачем было трудиться. Наша Великая Лакшми так правила нами, что мы были и так счастливы. Да еще и делились этим счастьем с гостями города! — по щеке жреца медленно поползла скупая мужская слеза.
— А сейчас что с ней стало? — опять влезла Дашка.
— Она не получает волшебной солнечной энергии вдоволь и стала очень рассеянной. Она периодически теряет свои атрибуты власти. И у нас стали случаться катаклизмы, наводнения, голод и мор. А недавно Лакшми потеряла свой волшебный гребешок, которым расчесывала волосы. Во время этого занятия она сосредотачивалась и обдумывала, как правильно управлять нашим городом — государством, чтоб все были счастливы. Теперь наша правительница вообще ничего не помнит. Она даже забыла, что надо баловать нашу обожаемую Манеки! И кошка обиделась еще больше!
— Какой — то замкнутый круг, — констатировал мой муж. — А энергия солнечная — то куда делась? Я что — то не очень понял. — Андрей пристально посмотрел на служителя храма.
— Наши небесные львы играли мячами в долине и давали нам за это священное молоко, которым мы натирали каждую ночь наши солнца. А светила нам в благодарность давали счастливую энергию. Но у нас теперь нет ни мячей, ни денег, чтоб их купить.
— Значит, так! — высказался молчавший все это время Орландо. — Луша, возьми на себя переговоры с Манеки, а мы прогуляемся к вашей Лакшми. Потом разберемся в остальном. — Он резво развернулся на каблуках и прошествовал к дверям. — Ну, чего стоим? Кого ждем? — Мы тут же гурьбой двинули за ним, даже не попрощавшись со служителем.
— Счастливой дороги! — крикнул он нам вслед. Рывком распахнув двери, Орландо вышел на слепящее солнце.
Нам пришлось разделиться после долгих прений.
— Зачем нам вообще надо сюда заходить было? — возмущалась Дашка. — Нам, что, своих проблем мало?!
— Значит, так нужно! — веско припечатал мой муж, окинув верещащую подругу тяжелым взглядом. — Или ты замолчишь, или…
— Что "или"? Ты мне угрожаешь? — Дашка ощетинилась не хуже любой кошки. — Или что?
— Я тебя потеряю! — веско сказал Андрей. От неожиданности подружка не знала, что сказать. Она только молча открывала и закрывала рот, и таращилась на меня.
— Видишь, что такое муж? — сразу среагировала я, — это круто! Сказал, как отрезал!
Даша почему — то еще немного поизображала рыбу, выброшенную из воды и так же молча поплелась за нами. Луша, махнув лапкой на прощание, сказала:
— Встретимся у ворот! — и, деловито задрав хвост, продефилировала в сторону Манеки.
Мы, постепенно наполняясь чувством восторга, радостно озираясь вокруг, двигались в сторону дворца правительницы. Дворец оказался совсем рядом. Золотая огромная пагода возвышалась над всеми строениями в городе. Ее шпиль был виден издалека. Именно он и привел нас в обитель правительницы Града.
Великая правительница Града Восходящего Солнца, венценосная Лакшми, восседала на троне в виде огромного цветка лотоса. Рассеянно глядя по сторонам, она шевелила губами и нервно перебирала восьмью руками какие — то предметы, лежащие перед ней на столе.
— К тебе гости, о, Великая! — провозгласил слуга, войдя в тронный зал.
— Гости? Ко мне? А, ну да! Я ж правительница Града! — напряженный мыслительный процесс отразился на ее миловидном личике. — А чего хотят?
— Поговорить, о, Великая!
— Поговорить… — протянула Лакшми и задумалась о чем — то своем.
— Так позвать их, о, Великая?
— Конечно! — правительница выпала из своей глубокой задумчивости. Слуга, поклонившись, удалился. Властительница опять задумалась и, поразмыслив, задала вопрос в пустоту:
— Гостей, кажется, не принято держать на пороге…
Слуга торжественно выплыл к нам и громогласно объявил:
— Великая правительница Града Восходящего Солнца, венценосная Лакшми, ждет своих гостей! — Приглашающим жестом нам указали на распахнутые двери тронного зала.
— С Богом! — выдохнул Андрей и шагнул внутрь.
— С удачей! — исправила его Дашка и впихнула остальных в раскрытые двери.
Лакшми сосредоточенно изучала что — то в окне. Нас она, казалось, вообще не видела.
— Гм-гм, — кашлянул муж. — Уважаемая, у вас гости!
— А, да! — Правительница повернулась к нам и улыбнулась.
— Какая красавица! — восхитился Орландо, за что тут же получил мощный тычок под ребра от своей обожаемой подопечной. Оценив красоту Лакшми по — своему, Андрей продолжил:
— Кукла размалеванная, — шепнул он мне на ухо, а вслух выдал: