— Если вы трус, то это ваши проблемы!
Никак не могу привыкнуть к американской манере говорить все, что ты думаешь в лицо, не думая о последствиях. У нас — дуэли быстро научили следить за языком.
— Мистер конгрессмен, я вице-адмирал флота и участвовал лично в большем количестве боевых операций, чем вы профинансировали, сидя в своем Конгрессе. Подозреваю, что самая серьезная переделка, в которой вы участвовали лично — это сафари, на которое вы съездили по приглашению какой-нибудь фирмы, занимающейся лоббизмом. Там — тоже самое сафари, мистер конгрессмен, вот только непонятно кто есть кто — кто охотник, а кто дичь.
Вместо ответа — конгрессмен расстегнул рубашку. Несколько белых шрамов выделялись на загорелом теле.
— Как-то раз — я тогда еще не был конгрессменом — я шел по улице и увидел, как один ублюдок грабит женщину с ребенком. Как потом оказалось — это было уже не первое его дело и даже не десятое. У меня не было оружия, мистер вице-адмирал, потому что я не вижу в нем смысла — но я схватил этого ублюдка и держал его до тех, пока нас так не нашла полиция. Четырнадцать ножевых ранений и примерно три пинты крови на земле — но я его не отпустил. Вот так вот.
Я покачал головой. Вот упрямый ублюдок. Такие есть — они считают, что могут в одиночку переделать мир, и от этой болезни не излечивают даже четырнадцать ножевых ранений и три пинты крови на земле. И теперь, получается, придется лететь и мне, потому как присутствие североамериканца на месте требует присутствии и русского. Кроме того, мне брошен открытый вызов и обвинение в трусости.
— Нормального туалета там не будет. Душа по утрам тоже.
— Я родился в доме, где не было ни того, ни другого.
— Отношение к оружию вам придется пересмотреть. Невооруженный человек в джунглях — не более чем жертва.
— Пусть так.
— Мистер Ругид?
Полковник старался сохранять нейтральное выражение лица. Но это был его конгрессмен, а не мой.
— Я подберу вам обмундирование, сэр. И научу обращаться с оружием. Прошу вас следовать за мной.
Когда полковник с конгрессменом вышли — все мрачно посмотрели на меня. Гражданский в такой ситуации — не более чем обуза. Все хорошо поняли мою мотивацию не ехать, я тоже почти что гражданский теперь. Но теперь — деваться некуда.
— Все — пресек не относящиеся к делу мысли я — готовимся к вылету. Группе разведки — подберите нам хоть какую-то посадочную площадку в этом районе. Техникам — проверить вертолеты. Остальным — подготовить снаряжение, запас провизии как минимум на неделю. Выступаем ночью…
Рок-н-ролл этой ночью!
Рок-н-ролл этой ночью!
Все будет просто хорошо!
Если захочешь…
Да, точно. Полный рок-н-ролл…
Система обеспечения пролетов в ночных условиях на Боинге была лучше, чем на Сикорском, потому что Боинг был машиной для поддержки специальных операций, а Сикорский — переделанным тяжелым гражданским транспортным вертолетом. Поэтому — первым шел неуклюжий, двухвинтовой «чемодан» Боинг, за ним, как привязанный — Сикорский. Нас, сидящих в темном десантном отсеке Сикорского изрядно мотало, я летал на этой модели десятки раз, но никогда не припомню такого неровного полета. Видимо, пилот старался держаться поближе к Боингу, и попадал под воздушную струю от его винтов.
А так был полный рок-н-ролл.
Прошли побережье, обходя устье Амазонки, где стояли североамериканские военные корабли, пошли над самым лесом, чтобы не попасть им на радары. Внизу чернота — хоть глаз выколи. В десантном отсеке освещение выключено вообще, сидишь и думаешь — грузовые контейнеры принайтовили правильно или нет? А то — при такой болтанке сорвется контейнер и будет… рок-н-ролл этой ночью.
— Что это за песня? — спросил меня конгрессмен. Он вымазал лицо черной маскирующей краской, от которой потом шелушится кожа, тискал в руках дробовое ружье Атчиссона и был абсолютно счастлив.
— Русский рок, сэр.
— Русский рок? Подарите пару альбомов?
— А ваши избиратели поймут?
Конгрессмен рассмеялся в темноте вертолета и дружески ткнул меня в бок. Никогда не понимал неисчерпаемой жизнерадостности североамериканцев… жареный петух, что ли не клевал по настоящему? А калифорнийцы — были североамериканцами вдвойне.
Еще как высадимся. Ночью, посадочной площадки нет ни хрена…
Высаживались по тросам. Один трос сбросили с хвостовой аппарели, второй — через люк в полу. У североамериканского вертолета люка в полу нет, им сложнее…
Благодаря системе навигации GPS армейского стандарта — пилот Боинга вывел нас точно на ту самую просеку, где мы нашли тела. От земли до верхушек деревьев — от восьмидесяти до ста метров, с такой высоты можно прыгать на парашюте. Если спускаешься по тросу — руки сожжешь к чертовой матери, даже с кевларовыми перчатками…
Земля подхватывает, толкает в ноги, когда терпеть жгучую боль в ладонях уже нет никаких сил — я не высаживался таким образом с вертолета уже четырнадцать лет, но навыки не утратились, тело вспомнило все. Моментально — в сторону, в место в цепи, прикрывающей посадочную площадку. Разница между тем, что было тогда и тем, что есть сейчас в том, что тогда охранял я — а теперь охраняют меня.
Конгрессмен-калифорниец скис почти сразу и когда ему предложили спуститься в корзине, которой поднимают на борт сбитых летчиков — он согласился. Так и спустился — как в аттракционе.
Оставалось спустить по тросу грузовой контейнер с самым необходимым — и все.
Спустили.
— Перекличка! По порядку номеров — доложить.
Доклады — один за другим, привычные короткие фразы. Приземлились удачно, ни одного выбывшего.
На мгновение включив ходовые огни — вертолет двинулся вперед и в сторону и сразу же исчез за кронами деревьев. Величественные, такие, что их просто невозможно до конца понять, если не видишь с большой высоты джунгли — поглотили звук лопастей и мы остались одни.
Одни — посреди Амазонии.
Я достал из кармана дозиметр, у каждого из нас был индивидуальный, но за радиационную безопасность отвечал я, потому что побывал в Тегеране и прошел курсы, какие прошли все, знал о дозах и их опасности, о порядке приема препаратов, выводящих из организма радионуклиды. Век бы не знать — да вот знаю… Прибор лениво защелкал… фон выше нормы, но опасности для здоровья нет. Для того, чтобы нахвататься — нужно торчать несколько лет в этом месте.
— Фон выше нормы, но опасности нет. Упаковка номер один, принять по одной таблетке.
Капсула номер один — это просто йодсодержащий препарат и еще кое-что для поддержания функции щитовидной железы. Это просто — йодная профилактика — пока. Не слишком вкусно… напоминает морские водоросли, которые в детских садах и гимназиях едят.
После коротких переговоров — командиры русской и североамериканской группы скомандовали разбивать временный лагерь. Русские занялись распаковыванием грузовых контейнеров, североамериканцы — сторожевыми постами. Завтра — Сикорский поставит в десантный отсек дополнительный бак и доставит нам еще груз на внешней подвеске, запланировано два рейса — утром и вечером. И послезавтра — будет то же самое. Если будет.
Конечно же — они узнали. Большие люди — снова пришли сюда, пришли чтобы нести погибель. Заповедное место, где волей Богов упала звезда — снова в опасности…
Проснулись от сырости. Шел дождь. По местным меркам — небольшой, по русским — почти ливень. Все оборудование, наши палатки, наши спальные мешки — хорошо, что морские, водонепроницаемые — все это плавало в грязной воде.
Всю первую половину дня мы занимались тем, что спасались от воды. Вымокли все до нитки, не помогало ничего — даже под одеждой из гидрофобной ткани было плохо. Снаружи вода, а изнутри — липкая пленка пота на коже, ощущение просто омерзительное.
Осмотрели трупы. Видимо, их объели птицы или кочующие амазонские муравьи, а может сначала одни, а потом — другие. Мы нашли остатки формы — но не нашли ни единого предмета снаряжения, ни единого ствола, пусть даже сгнившего напрочь, ни одного солдатского медальона. На скелетах — не было следов повреждения огнестрельным оружием, отчего они умерли — понять было невозможно, но явно не от пуль. Кости скелетов показали повышенный радиационный фон, настолько повышенный, что нам пришлось собрать и упаковать их в специальные кейсы, выложенные свинцом, чтобы отправить источник радиации отсюда первым же рейсом. Это сразу охладило пыл желающих сунуться в джунгли.
В середине дня все-таки прилетел Боинг. Доставил первую партию груза на внешней подвеске, несмотря на совсем нелетную погоду. Отправили кости на изучение группе ядерной безопасности, все еще сидевшей на нашем авианосце.
Уже когда все разгрузили, когда вертолет улетел — мы услышали крик. Дикий крик с северной стороны площадки — и падение чего-то тяжелого. Кто-то крикнул — не стрелять! кто-то бросился туда, кто-то — поспешно занимал круговую оборону…