- Я понял, что вы имеете в виду, - задумчиво сказал Гроус. - Хотя это и идет вразрез с понятиями о рыцарской чести, но... Тем не менее, доспехи только одни...
- Этот грех я возьму на себя, - ответил Альберт. - Я надену черные доспехи. Томас будет моим оруженосцем. Вы же, сэр Ричард, будете моим пленником. Кстати, очень удобно: если мы встретим англичан, вашим пленником буду я.
За одежду Томаса историк не беспокоился, так как в целом английская мода Столетней войны следовала за французской и бургундской. Англичанина в нем выдавал только красный крест на спине. Что касается языка... Английская знать и рыцарство этой поры говорили еще по-французски. Акцент же можно было выдать за бретонский... Но даже это было не слишком принципиально, ибо в то время французы лишь формировались как единая нация. Они частенько воевали на стороне англичан, как и англичане воевали на стороне французов. Да и сама Столетняя Война началась с междоусобной войны за бретонское наследство, в которой король Эдуард поддерживал Жана де Монфора, а король Филипп - Карла де Блуа. А уж какие только наемники не воевали с обеих сторон...
- Ну, со своими-то мы договоримся... - согласился Гроус. - А вот насчет французов... Надеюсь, весть о смерти черного рыцаря еще не достигла Зеленого Моста. А деньги у нас есть, так что... Я принимаю ваше предложение! Действительно, так мы будем в некоторой безопасности первое время, передвигаясь по этим дорогам. Но Томасу надо будет убрать красный крест со своей одежды.
Крест был нарисован на белой ткани, надетой поверх кольчуги на манер порядкового номера марафонца.
- Но вы же знаете, сэр: того, кто убирает красный крест с одежды, имеет право убить любой англичанин! - недовольно пробурчал сержант.
- Как только мы пересечем мост, Томас, - а я надеюсь, мы это сделаем уже вечером - ты снова наденешь этот знак. А до той поры англичан мы, скорее всего, не встретим. И другой возможности перейти защищенный мост я не вижу, - сказал Альберт.
Сержант наконец кивнул и принялся сгружать с лошади доспехи, для начала раскладывая их на прелой листве в нужном порядке. Историк же вспомнил, что, действительно, кресты, которые пришивались на верхнюю одежду или были нарисованы на доспехах, снимать запрещалось, и убийство одним англичанином другого во время войны не считалось преступлением, если последний не имел креста на одежде или доспехах. Кроме того, согласно действовавшим законам смертная казнь ждала любого вражеского бойца, пойманного носящим английский крест.
- Полагаю, сэр, кольчугу вам поддевать не следует, а то вы станете слишком тяжелым.
- Это точно, - ответил Альберт, со стоном потянувшись. - Боюсь, сегодня мне и топора-то не поднять, так что боя я буду избегать в любом случае. Под латы я одену только подкольчужник. Эх, надо было вчера постирать его в реке, за ночь бы высох у костра.
Томас улыбнулся последним словам, как хорошей шутке, и со знанием дела принялся помогать историку облачаться в латы. Через какие-то полчаса Альберт был полностью готов, даже шлем был надет и привязан ремешками. Затем сержант быстро собрал остатки провизии, шкуры и погрузил все это на лошадь Уильяма. Альберт же, сказав несколько прощальных слов над могилой своего оруженосца, не без помощи сержанта взгромоздился на вороного коня Черного Барона. Гроус уже уехал вперед, и пришлось его догонять. Уселся на свою лошадь и сержант. Его одеяние состояло из толстой, простеганной вертикальными полосами куртки, набитой паклей или чем-то похожим. Она была длиной почти до колен, приталенная и с рукавами. Сверху на куртку была надета кольчуга, тоже до колен, но уже без рукавов.
Вскоре, почти не поплутав по лесу, они вышли на дорогу. В соответствии с рыцарскими представлениями Гроус, хотя и в качестве пленника, ехал в полном вооружении, ибо от рыцаря в те времена достаточно было лишь слова чести. По дороге им только раз встретилось несколько монахов, у которых поинтересовались, далеко ли до славного города Сомюра. Оказалось - всего несколько часов пути. Подав щедрую милостыню, Альберт осторожно выспросил все, что касается моста: много ли берут за проход, много ли стражников и открыты ли ворота. Выяснилось, что охраняющих мост не то чтобы много, но и не мало, а ворота - время-то тревожное - конечно же, закрыты. В городе поджидают бегущих от Дю Геклена англичан, и ходят слухи, что уже на подходе к Зеленому Мосту готовы для них засады, где верные маршалу Сансеру солдаты сторожат дорогу днем и ночью. В свою очередь монахи поинтересовались, не будет ли опасно им идти дальше, ибо аббат приказал им идти в Ле Ман поклониться тамошним святыням, по пути собирая милостыню.
- Пару разбойников мы видели повешенными на деревьях возле какой-то деревни, англичан же почти изгнали из этих мест. Думаю, французские солдаты вас не обидят, - сказал Альберт. - Но деньги им все же лучше не показывать.
Монахи довольно закивали и, отвесив низкие поклоны, пошли дальше. А вот Альберту после этих слов несколько расхотелось идти к мосту, и он даже всерьез задумался над словами Крушаля о том, чтобы вернуться в Курсийон. Однако небо посветлело, показалось даже затуманенное солнце, и эти просветы странным образом вселили в него надежду на благополучный исход дела.
- Пожалуй, без вашего плана, сэр Роджер, нам действительно не пройти никоим образом, - вдруг сказал Гроус, впервые за утро посмотрев на историка с одобрением. - Однако же вы должны быть чертовски убедительны. Надеюсь, никто из тех, кто будет в засаде, не знает вас в лицо.
- Те из французов, которые видели мое лицо, уже не смогут ничего сказать, - ответил Альберт. - Но я могу ехать с опущенным забралом. Скажу, что его заклинило. Кстати, его действительно клинит.
Коричневые фигурки монахов уже исчезли в подсвеченной солнцем дымке над дорогой, когда Альберт подумал, что, возможно, мост Сомюра выбран ошибочно, ибо где-то же свободно пересекали Луару те самые гарнизоны англичан, которые оставили захваченные осенью замки и дошли до Брессюира. Альберт читал, что их было всего человек триста, оставшихся в живых из всей полевой армии англичан, еще неделю назад владевшей центральной Францией. Конные рыцари и латники, пешие лучники и копейщики, задыхаясь, добрались до стен, но им в спины уже хрипели кони французского рыцарства. Гарнизон не решился открыть ворота, опасаясь, что вместе со своими ворвутся и французы, и последние беглецы, хоть и сражались отчаянно, были перебиты под стенами замка.
Подумалось пройти восточнее, до Анжера, где об англичанах и не слыхали, но тогда можно было опоздать в Брессюир и оказаться в числе тех самых англичан, перебитых под стенами. Да и близость сомюрского моста слишком манила, несмотря на опасность. Кроме того, в голове у историка само название "Сомюр" ассоциировалось с настолько безобидным туристическим местом, что самую великую опасность там может представлять разве что слишком большой счет из ресторана.
С подменными лошадьми ехали быстро. По принципу: рысь-галоп-шаг и смена коней. Если учесть, что скорость лошади в галопе была примерно двадцать километров в час, то отряд продвигался вперед достаточно уверенно. Дорога была хорошая, не факт, что построена на месте римской, но имела стандартную для римской дороги ширину: чтобы проехал всадник, держа копье поперек седла. Беспокоило лишь, что Гроус выглядел бледнее обычного, и Альберт спросил, не был ли тот ранен во вчерашнем бою.
- Нет, это старая рана разнылась оттого, что долго топором махал. К сожалению, она незаживающая. Я ее привез с Востока. У неверных обычай долго вымачивать наконечники стрел в загнившей крысиной крови. Такие раны никогда до конца не рубцуются...
Альберт вспомнил вычитанную им некогда молитву из венгерской рукописи XVII века под названием "Прекрасная молитва для извлечения железного наконечника стрелы", и там было что-то вроде: "...как легко выходят из тела занозы, так легко пусть выйдет из тебя стрела, и да поможет в этом человек, принявший за нас смерть на высоком кресте; это повтори три раза подряд, в третий раз возьми пальцами стрелу и вытаскивай ее".
- А вот еще одна напасть с Востока идет нам навстречу, - поморщился Томас и, придержав лошадь, показал на пригорок, откуда едва слышался звук трещотки.
В длинной черной хламиде и черной же широкополой шляпе с белой лентой навстречу спускался человек с посохом, даже издали распространяя отвратительный запах. Следуя правилу, он ушел с дороги, пропуская отряд, и Альберт велел Томасу кинуть ему монетку, которую прокаженный тут же подобрал, пошарив в пыли беспалой рукой. От вида калеки мысли Альберта обратились к средневековой медицине и гигиене, и почти всю оставшуюся до Сомюра дорогу он размышлял и об этом, и о том, как непросто ему придется в городе.
Историк много читал о средневековых городах, но одно дело читать, а другое дело - видеть самому. Да и читая, надо сказать, он плохо себе представлял, что такое может быть на самом деле. Альберт знал, что по части убивающих запахов на улицах особенно преуспел Париж, как один из самых населенных городов. Например, изданный в 1270 году закон гласил, что под страхом штрафа парижане не имеют права выливать помои и нечистоты из верхних окон домов, дабы не облить оным проходящих внизу людей. О том, как исполнялся этот закон, можно было судить хотя бы потому, что через сто лет в Париже был принят новый, разрешающий выливать помои из окон, прежде трижды прокричав: "Осторожно! Выливаю!" И ведь все это: содержимое ночных горшков, мусор и потроха, выливаемые день за днем из окон, - все это накапливалось год за годом, превращая улицы во время дождя в зловонные болота, в которых, говорят, увязали даже лошади. Впрочем, судя по некоторым документам, улицы все же убирались время от времени.
- Луара, - как ни в чем не бывало произнес Томас.
Альберт посмотрел вперед, да и Гроус тоже поднял бледное лицо... Прорвавшееся сквозь облачность солнце низко зависло над длинным серым мостом, и его лучи плескались в ряби широко раскинувшейся реки. Альберту не удалось найти старых карт Сомюра, но теперь с северного берега он видел, что вход на мост закрывает не обычная деревянная башня, а настоящая крепость. А мост очень длинный, на каждой отмели со сторожевым барбаканом, и на том берегу он плавно переходил в подъемный мост над широким рвом, окружавшим весь город. За малыми городскими стенами, на холме, возвышался бастионами величественный замок Сомюр. Похоже, не по себе стало не только Альберту, но и его спутникам.
- Сэр Роджер, - тихо произнес сержант, - а вы уверены, что достаточно доспехов и герба французского рыцаря на щите, чтобы нас пропустили? Может, нужна еще охранная грамота или еще что? Эту бастилию трудно будет пройти.
- Что? Ах да, - Альберт вспомнил происхождение слова "бастилия", означавшего крепость или башню. Накануне историк прочитал, что год назад здесь промышляли головорезы Кэлвли и Ремброка, и всего у них было около шестисот всадников и более полутора тысяч пехотинцев. Тогда возникла угроза захвата Сомюра, и французы даже пошли на снос аббатства святого Флорана, чтобы построить на северном берегу эту хорошо укрепленную крепость, закрывающую мост.
- Сам я не видел Сомюра, - вдруг сказал Гроус. - Но слышал про него от одного из людей Рэмброка. Они не захотели идти на штурм города, с них достаточно было окрестностей. Разместились лагерем в обычной деревне, конечно, не укрепленной, ну и спокойно пьянствовали, считая себя в численном преимуществе. Между тем Сансер, оборонявший город, получил от какого-то родственника подкрепление и ночью устроил в деревне резню. Из пятисот человек Ремброку тогда удалось увести лишь восемьдесят...
- Не взял с собой бумаг Гийом де Ренкур, - пробормотал Альберт, пропустив мимо ушей историю Гроуса и отвечая на вопрос сержанта. - Но план наш, похоже, все равно провалился, - и он показал рукой назад, на просохшую дорогу, над которой вдалеке уже поднималась пыль. - Это авангард французов. Мы опоздали.
Все трое тут же пришпорили лошадей и помчались напролом в лес, стараясь скрыться как можно глубже, чтобы их не было видно за облетевшими деревьями.
- Подождите, - Альберт остановил коня. - Возьмите моего коня и езжайте дальше в лес, а я спрячусь и посмотрю...
Альберт снял шлем и отдал коня на попечение Томаса, а сам очень осторожно, пошатываясь от тяжести и мечтая не упасть, дошел до густых кустов на опушке леса и там спрятался. В черных латах он надеялся быть незамеченным.
Вдруг уже темное на востоке небо озарила ветвистая белая вспышка, и сверкнули в ответ на серой дороге железные колонны всадников. В оцепенелой, залитой мертвенной тенью долине Луары молния показалась ослепительной. И загрохотал гром.
Бастилия отозвалась пронзительными звуками рога. В них слышалось такое ожидание, такая долго сдерживаемая радость осажденного города, к которому наконец пришла помощь, что Альберт, представлявший собой неприятеля, поежился.
Входные ворота крепости уже были распахнуты настежь, а решетка поднята, из-за чего проем под башней казался похожим на зубастую пасть. А по северной стороне речной долины приблизилась к воротам французская армия. Впереди сомкнутой колонной ехала рыцарская конница, и флаги развевались над всадником в серых латах, который скакал впереди. И на одном из флагов трепетал черный двуглавый орел на серебряном поле.
"Герб дю Геклена? - удивился Альберт. - Здесь же вроде должен быть Сансер? А я думал, Дю Геклен Ноллиса преследует..."
Полководец уже подъезжал к мосту, и Альберт не мог отвести глаз, пытаясь разглядеть прославленного французского коннетабля. Рыцарь внезапно повернул вытянутое забрало в сторону леса, и Альберт невольно оцепенел и опустил глаза, хотя и знал, что в сумраке его матовые доспехи не должны просвечивать из-за кустов. Когда же он поднял глаза, Дю Геклен уже входил в крепость, и все его полчище двинулось за ним. Прошла в ворота рыцарская конница на красивых статных лошадях, за ней ехали латники и лучники на своих маленьких лошадках, высились пики копейщиков и вся эта армада стягивалась к мосту. Давно не проходила на тот берег столь многочисленная французская армия.
"Я опоздал, - расстроился Альберт, хотя было в его огорчении и какое-то облегчение. - Теперь нужен другой план. Совсем другой план".
А войско все шло и шло по мосту, и в сгустившейся мгле вспыхнули факелы, бросая на воду багровые отсветы. Лязгнули, закрываясь, ворота бастилии, и красный оскал от огней внутри крепости потух. Она окутывалась ночной тенью, воцарялось прежнее безмолвие, но наверняка по-прежнему глядели из бойниц и со стен невидимые во мраке стражники.
Альберт вернулся к своим спутникам в задумчивости. Те стояли, держа коней под уздцы и тревожно прислушиваясь к крикам птиц. Уже вместе продвинулись дальше в лес, чтобы можно было без опаски разжечь костер. Историк спешился и сел под дерево, прислонившись к стволу спиной, стянув перчатки и бросив их в листву.
- Может, уйдем дальше, сэр Роджер? - боязливо спросил сержант. - Не исключено, что наше появление на дороге видели из крепости. А вы сильно рисковали, разглядывая французов. Нервы у вас железные, как кольчуга.
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
- Это вы хорошо сказали, - одобрительно заметил Гроус. - Только вот что делать дальше?
Альберт не ответил, взял из рук Томаса флягу с вином, хорошо прихлебнул и начал размышлять. Выходит, так называемый Мост Зеленого Креста уже не перейти. Хотя, если завтра Дю Геклен уйдет на Брессюир, то можно попытаться пройти следом. Но это уже совсем опасно. Сведения о смерти Гийома де Ренкура могли дойти до этих мест. Опять же, возможно, нужна подтверждающая грамота - этого Альберт не знал.
- Давайте-ка здесь поужинаем и ляжем спать. Солдаты не сунутся в лес на ночь глядя, когда перед ними открыты ворота города, - сказал историк. - Томас, что там у нас осталось из съестных припасов? Вроде бы я видел приличный кусок солонины. Давай-ка его с горчицей, а? Еще хлеб у нас был. И вино допьем, если осталось. А завтра утром уже и решим, куда направить коней!
Томас улыбнулся и стал отвязывать от седла мешок с провизией, да и Гроус наконец привязал к деревцу коня, которого прежде держал под уздцы, и стал снимать доспехи.
- Что же, согреемся пока вином, - сказал он.
- Вина осталось немного, - покачал головой Томас, проверяя бутыли. - На два привала. Еда пока есть. Завтра надо приготовить утку, которой я свернул шею на заднем дворе таверны. Есть много солонины, а еще полно сушеной трески.