- О чем же вы будете говорить? - осторожно осведомился он. - Или вы хотите его исповедовать? Неделю назад вы не могли знать о французском наступлении.
- Не знал, это верно. Но милостивый Бог не оставляет, когда ему молятся, и кто знает, может, мне удастся спасти Стефана, умнейшего человека, по злому навету упрятанному в темницу. Но рассказать его историю непросто, а смысл моего послания Стефану вряд ли будет вам ясен. Слишком заметно, что вы человек войны, а не науки. Вижу, что вы уже слышали об этом монахе, только ради Бога, не верьте слухам!
- Теперь мой долг рыцаря требует, чтобы я помог вам. Я решил сопровождать вас до Брессюира, чтобы дорогой вы были в безопасности, - развязно сказал Альберт, стараясь казаться еще пьянее. - По обе стороны реки еще много английских солдат, в том числе тех, кто бежит от справедливого возмездия, и таких надо опасаться больше всего.
Монах склонил голову.
- Я буду признателен вам, благородный рыцарь. К сожалению, даже монахи нынче не могут без опаски передвигаться по дорогам. Но я заметил: выговор у вас немного... Вы родом из Нормандии или из Бретани? - глаза священника странно блеснули.
- Да, я бретонец. К тому же пробыл в английском плену три года, пока мои родные собирали выкуп. И действительно немного привязался их выговор. Но уже этой осенью я откликнулся на призыв Дю Геклена и бился с ним рядом, отстав из-за ранения оруженосца. Но я не сомневаюсь, что коннетабль, который сейчас под Сен-Мором, выполнит свой долг перед королем и без меня, я же выполню свой долг перед Богом, проводив вас до крепости Брессюир.
- Я с благодарностью принимаю вашу помощь, - сказал монах, но голову склонил набок, словно не до конца доверяя.
- Вашего ослика можете пока оставить в стойле на попечении хозяина. У меня есть для вас лошадь. Монахам вашего ордена не запрещено передвигаться на лошадях? - Альберт уже перекрикивал шум ссоры, завязывающейся за одним из столов. Он порядком осоловел и не замечал гвалта в таверне.
- Папа Гонорий III разрешил монахам ездить верхом, - последовал ответ.
- Хорошо... Тогда уж предлагаю и переночевать в моей комнате.
- Не откажусь разделить с вами не только пищу, но и кров, - почтительно ответил Валентин.
- А вы расскажете что-нибудь интересное на ночь. Ведь этот Стефан, судя по слухам, - алхимик? Да и вам, наверное, эта наука не чужда? - спросил Альберт, поднимаясь, и остановил пробегающую мимо с кружками жену хозяина: - Мне нужен свет в комнате. Простынь, одеяла или шкуры. А также жаровня. И еще вина.
Они поднялись по скрипучей лестнице, такой крутой, что в доспехах Альберт бы уже свалился, и зашли в комнату. Хозяйка проследовала за ними и поставила на табурет плошку, фитиль которой плавал в каком-то вонючем жире. Уже темнело, Альберт плотно закрыл ставни и оглянулся на стук - зашла какая-то неопрятная девка и накинула на тюфяк серую шершавую простынь, а на кровати сложила одеяла и шкуры, сильно пахнущие бараном. Впрочем, на запахи Альберт уже внимания не обращал: сказывалось вино. Да и вообще нос Уолша был, по-видимому, не такой уж чувствительный, просто Альберт успел привыкнуть к ночевкам на свежем воздухе. Также девица принесла новое белье, подождала, не отворачиваясь, пока Альберт снимет подкольчужник, и забрала его в стирку. Следом появился хозяин, втащив на вытянутых руках треногу с жаровней, и, пожелав спокойного сна, удалился. Завершила череду гостей жена хозяина, она поставила на пол кувшин с вином, две кружки, хитро подмигнула и тоже ушла. А к раскатам хохота и звукам лютни с первого этажа уже примешивался женский визг.
- Брат Валентин, так расскажите мне, невежде, об алхимии, - попросил Альберт, устраиваясь на своей половине большой кровати. - Да уж ложитесь, под разговор, глядишь, и заснуть получится, а то тут такой шум.
- Хорошо, - покладисто ответил богослов. - Так вам о сути алхимии рассказать? Только учтите, даже азы поймет лишь человек с достаточным образованием.
- О, я достаточно образован. Говорите, а я постараюсь понять.
- Не скрою, я увлечен этой наукой - алхимией, - пространно начал отец Валентин, положив голову на подушку и вглядываясь в мрак потолка. - И занимаюсь я этим с ведома нашего аббата, человека очень знающего. Много было у меня странствий по разным землям, городам и замкам, и я беседовал с людьми учеными и мудрецами, хранителями алхимической премудрости. Я поглощал их писания одно за другим, бессменно склоняясь снова и снова над трудами, но сути не нашел. А ведь я изучал алхимические книги двояко, стараясь уразуметь в них и то, что говорит в пользу мужей, их написавших, и то, что говорит против них. Ведь многие, слепо следующие этим книгам ученые, богачи, епископы, каноники и знатоки философии потерпели крах, затратив бездну бесплодных усилий. И все потому, что увлеченные этим искусством, они оказались неспособными вовремя изменить путь. Однако меня не оставляла надежда. Я продолжал безостановочно трудиться. Путешествуя по городам, монастырям и замкам, с благословения аббата нашего, я продолжал наблюдать. Я настойчиво изучал алхимические сочинения и размышления над ними, пока наконец не нашел то, что искал, но не посредством собственных скудных знаний, а посредством Божественного Духа.
- И все же, в чем суть, на ваш взгляд? - опять спросил Альберт, уставившись на жаровню. Красные угли гипнотизировали.
- А суть в том, если вы способны это понять, что золото - металл совершенный, здоровый. Остальные же металлы - это не что иное, как то же золото, но больное в той или иной степени. Например, свинец - это прокаженное золото, - сказал монах и даже приподнялся, опираясь на локоть. Глаза его возбужденно сверкали. - Но для успешного превращения больных металлов в золото необходимо лекарство, известное как философский камень или как эликсир. Только с его помощью возможно вылечить больные металлы, вернув им совершенство золота. Да и не только золото делают с помощью философского камня. Человеческое тело, подверженное старению и болезням, тоже можно излечить.
- Понятно, - сказал Альберт. Его глаза уже закрывались под убаюкивающий голос богослова.
- Не обижайтесь, но не думаю, чтобы вам было действительно понятно. Для этого нужно серьезное образование. Хотите, я лучше вам расскажу истории великих философов, ученых и алхимиков? Их жизненные пути порой очень занимательны. Взять хотя бы историю Раймонда Луллия. Он родился на острове Майорка в знатной и богатой семье и всю юность растратил на любовные приключения. Однажды он воспылал страстью к живущей в Пальме замужней даме из Генуи. Ей же досаждали выходки красавца Раймонда, желавшего доказать ей свою любовь. Тогда она согласилась увидеться с ним наедине и назначила свидание в собственной спальне. Луллий был убежден, что наконец-то покорил ее, однако дама встретила его очень холодно, спросив, не желает ли он полюбоваться грудью, которую неоднократно воспевал в своих стихах. Удивленный Луллий ответил, что у него нет более заветного желания. Тогда молодая женщина, распустив корсаж, показала ему изъеденную болезнью грудь со словами: "Смотри, Раймонд, смотри, сколь уродливо тело, возбудившее твою страсть. Не лучше ли было тебе возлюбить Иисуса Христа, от которого ты можешь ждать вечной награды?" Луллий был потрясен. Терзаясь стыдом и угрызениями совести, он устремился в исповедальню и поклялся, что отныне посвятит жизнь свою прославлению Господа и обращению неверных в христианство.
- Это его на старости лет забили камнями в Алжире, когда он отважно проповедовал христианство на рыночной площади? - спросил Альберт.
- Да... - глаза Валентина удивленно раскрылись. - Однако редко встретишь рыцаря, который знает имена великих мужей науки.
- Я особенный рыцарь, - сказал Альберт и улыбнулся. - Укрывайтесь одеялами - будем спать. Завтра с рассветом нам надо покинуть гостеприимный Сомюр.
- ...помоги мне, Господь, наступающую ночь провести спокойно, чтобы, вставши с убогой постели моей, мог я делать угодное пресвятому имени Твоему во все дни моей жизни и побеждать нападающих на меня врагов телесных и бестелесных... - читал молитву Валентин, устраиваясь поудобнее.
Альберт, который встал, чтобы задуть паклю, подумал, что постель действительно убогая, и врагов много, и хорошо, что дома ему бы такая молитва не подошла. Он вернулся в постель, натянул на себя поверх одеяла еще и шкуру и дотронулся до кольца на груди, про которое даже забыл. Ощупывая пальцами грани бриллианта, он уже сквозь дрему задал последний на этот день вопрос:
- А почему этого монаха Стефана, к которому вы идете, называют Зеркальным Дьяволом?
Валентин вздрогнул.
- Он изучал зеркала, - ответил богослов, чуть помедлив. - Это кое-кому не понравилось.
6
"Париж, угол улицы Писарей и улицы Мариво", - еще раз прочитал Альберт и отложил папку. Так уж повелось, что первый утренний час все удивительное и загадочное его абсолютно не трогало. Все казалось или прозаичным, имеющим реальное объяснение, или попросту шарлатанством. По крайней мере, думать о Николя Фламеле не хотелось совершенно, а вот желание провести день вне замка вспыхнуло с новой силой. Альберту, как историку, очень хотел сейчас сравнить древний Сомюр с современным городом, пока свежи впечатления. Присутствовало к тому же и другое необъяснимое ощущение, наверное, сродни тому, которое испытывает преступник, возвращающийся на место преступления.
Удачно подловив Андре - тот как раз собирался за покупками, - Альберт доехал с ним до станции и успел на проходившую электричку до Тура. В вагоне он не терял времени, читая захваченную в замке книгу о лошадях, - хотелось знать о них больше, это могло пригодиться, ведь Альберт даже не знал, как часто надо кормить коня. Миловидная девушка, сидящая напротив, тоже уткнулась в книгу, и тревожила историка сильным ароматом крема от загара. Этот запах неожиданно разбудил какие-то приятные ассоциации, связанные с морем и отдыхом, потому что запах крема от загара всегда там, где солнце, море и отдых, или там, где горный снег, размазанный по лицу от падения на склоне. Есть запахи, которые у большинства связаны с приятными вещами.
Через полчаса увлекательного чтения, узнав много нового, Альберт прибыл в оживленный Тур. Час до отправления следующего поезда - на Сомюр - был потрачен на осмотр прилегающих к вокзалу улиц. Этот город впечатлил уже самим вокзалом и общей атмосферой. На провинциальный город он был совсем не похож: слишком много людей было на горячих от солнца улицах, в прохладных магазинах и пропахших корицей кафе; слишком торопливы были пешеходы и расторопны продавцы; караваны машин с верблюжьей неспешностью продвигались в пробках, и воздух над капотами дрожал. Совсем не чувствовалось той ленивой меланхолии, которая бросалась в глаза в Ле Мане. Вообще, Альберт давно заметил, что в крупных городах выходные похожи на будние дни, а в маленьких - будни напоминают выходные. Но Тур казался особенным, возможно потому, что в XV веке он стал столицей Франции. Лишь Генрих IV не любил Тур, поэтому и вернул столицу в Париж.
Сойдя с поезда в Сомюре, Альберт взял такси и направился на набережную Мэйо: судя по всему, именно там раньше проходила городская стена. Отсюда уже хорошо был виден замок - он был почти таким же, как в прошлом, из светлого туфа, покоряющий воображение своими сказочными башнями. Но, конечно, постарел. Впрочем, старил его скорее город. Теперь все вокруг было другое, и замок казался если не лишним, то каким-то слишком большим для маленького современного города, словно совестил всю округу: дескать, что же вы, ничего лучше меня, старика, не смогли построить? В прошлом главенствовавший и являвшийся высшей неподсудной силой замок, почти обитель богов, ныне напоминал воина, когда-то могучего, но теперь сидящего в кресле-каталке. Домашним надо работать и не до воспоминаний, и только дети иногда подбегают, устав от своих игр, садятся рядом и просят рассказать что-нибудь о подвигах, осадах и рыцарях.
Конечно, этот замок - в какой-то степени кормилец города, но это совсем не то, что для рыбака море. Скорее, возникают ассоциации с генеральской пенсией, которую этот генерал, в силу скромного образа жизни, раздает многочисленным домочадцам.
Река давно изменила русло, мост уже стал другим, гораздо больше, красивее, да и не единственным. Альберту вздумалось было отыскать то место, где он прятался в кустах, наблюдая за солдатами Дю Геклена, но идти было далеко, да и застроено все давным-давно, ничего уже не найти.
Неожиданно почувствовав себя очень старым, ибо вспоминал события многовековой давности, как вчерашний день, Альберт направился к замку, рассчитывая где-нибудь там и пообедать. Для этого пришлось взбираться на холм по витым улочкам, и на пригорке он нашел небольшое кафе, похожее на павильон, совмещающее в себе блинную и магазин сувениров. Оттуда прекрасно было видно замок и часть города, а также Луару, и, пока готовились блины, он любовался окрестностями и исследовал интернет на предмет информации о Зеркальном Дьяволе. И хоть не нашел ничего интересного, зато блины были съедены во внушительном количестве. Спускаясь обратно с замкового холма, Альберт радовался, что идти теперь надо вниз.
Любопытство было удовлетворено, удалось развеяться, а дорога успокоила нервы. На следующий день был намечен визит в Брессюир.
Возвращался он тем же путем, через Тур, но уже слишком устал и на этот раз покинул вокзал лишь для того, чтобы где-нибудь посидеть в ожидании обратной электрички. Вдруг среди множества лиц мелькнуло одно очень знакомое, и Альберт не отводил взгляда, пока не понял, что это Антон Ольховский, сокурсник по университету. Они успели сдружиться во время археологической практики в Новгороде, по окончании же университета их дорожки разошлись, и Альберт слышал от кого-то, что Ольховский подался в коммерцию.
Антон тоже его узнал, расплылся в улыбке и неспешно, уверенно направился навстречу, издали протягивая широкую короткопалую ладонь. Бывшие сокурсники обменялись рукопожатиями, причем Антон даже приобнял Альберта, покровительственно похлопав по плечу. После нескольких общих фраз было решено выпить по чашке кофе в честь встречи.
- Весь день переговоры, так и город не посмотрю, - важно жаловался Антон, усаживаясь за столик у окна. - Но как все-таки тесен мир! Ты здесь какими судьбами?
- Кое-какие изыскания провожу, с историческими документами работаю, - ответил Альберт и неожиданно почувствовал, что это звучит как-то несолидно.
- И какая же тема?
- Столетняя война.
- И как, удалось погрузиться в атмосферу? - Ольховский подмигнул.
- Удалось... Можно сказать, что я провел много времени в Средневековье, - серьезно ответил Альберт.