И церемонно протянул сверток, который был спрятан у него под полой. Развернув его, Джил нашла выцветшую черную тунику, домотканую рубаху и бриджи, накидку и ремень с кинжалом. Все было помечено белым четырехлистником - знаком стражи.
9
Ночью ни один звук не коснулся внешних стен, кроме монотонного унылого шума дождя. Поужинав кашей с сыром, Джил заняла свое место среди стражников в первом карауле в Городском Зале. Беженцы, сгрудившиеся под защитой этой огромной полупустой пещеры, кланялись ей с уважением, как всем стражникам.
Руди заметил перемену в ней, когда позже сам зашел в дымный сумрак зала; это озадачило его, потому что его знание женщин, как оказалось, ограничивалось очень узкой средой.
- Поговори насчет того, чтобы выступать в первых рядах, - заметил он.
Джил улыбнулась. Она обнаружила, что мнение Руди теперь значило для нее намного меньше, чем раньше.
- Мы все в первых рядах, - ровно ответила она. - И, разумеется, с оружием в руках.
- Ты видела, как их тренируют? - он чуть-чуть поежился.
- Дешевая страховка.
Но оба они знали - вовсе не это побудило ее принять предложение Гнифта вступить в этот элитный корпус, хотя ни Джил, ни Руди не были вполне уверены в истинной причине.
В сумерках огромный зал бодрствовал; обошлось без шумных ссор, какими отличались прежние дни. Побоище в Карсте сломило дух тех, кто выжил, убедило их, как и их властителей, что бежать все равно некуда.
Руди удивился, увидев, сколь многие выжили. Некоторых он просто узнавал, как старых знакомых: вот толстяк, что был с садовыми граблями прошлой ночью, и пара упрямых баб, с которыми он болтал вчера в лесу; в углу примостились стайка русоголовых детей, смотревших на спящую женщину, которая, похоже, была их опекуншей. Те, кто, отбившись от своих, весь день прятались в лесах, теперь входили в зал по одному и по двое, как и люди, потерявшие свои семьи, укрывавшиеся в других домах города. С поста Джил у двери она и Руди видели, как они входили в зал, всех возрастов - от подростков до едва передвигающих ноги старцев; входили и медленно пробирались мимо маленьких групп, увязывавших свои жалкие пожитки, вглядываясь в лица людей. Очень редко ищущий находил тех, кого искал тут, были и слезы, и восклицания, и вопросы, и снова и снова слезы. Чаще тот, кто искал, уходил ни с чем. Один полный мужчина средних лет в грязных остатках некогда роскошной широкой черной туники и бриджах искал по залу почти два часа; потом сел на одну из куч разбитой и выброшенной утвари и тряпья у двери и зарыдал, на него было больно смотреть.
Руди совсем замерз и упал духом к тому времени, когда русоволосая стражница Сейя вышла к ним из тени огромной лестницы, ее лицо было напряженным и суровым.
- Кто-нибудь из вас знает, где может быть Ингольд? - тихо спросила она. - Нам нужен его совет. Там наверху больной человек.
- Он, должно быть, в башне, - предположила Джил.
Руди сказал:
- Я посмотрю.
Он пересек главную площадь, где порывистый свет факелов золотил рябившую под дождем грязь. Старый фонтан, до краев наполненный водой, выплескивал эбонитовые волны через край с подветренной стороны. Ледяной ветер лизал его ноги под сырым развевающимся краем подобранного плаща. Даже Дарки, решил он, не выйдут наружу в такой ливень.
Золотое сияние вело его к воротам двора. Кто-то, забравшись в старую конюшню, играл на струнном инструменте и пел:
Моя любовь - как весеннее утро,
Взлетающий быстрый сокол,
И я, голубь, полечу под ним
Скользить по дорогам летнего неба...
Это была простая любовная песня со словами надежды, света, но мелодия была полна тоски и горькой печали, голос певца почти тонул в шуме дождя. Руди вошел в темную щель двери и поднялся по предательской лестнице, ведомый слабым светом, что сочился сверху. Ингольд был один в узкой комнате. Тусклый голубоватый отблеск света от шара лежал на его голове, касаясь углов брови, носа и плоского треугольника скулы, погружая все остальное в тень. Кристалл на подоконнике осветил круг его собственных цветных отражений.
Тишина и мир царили в этой комнате. Какое-то время Руди топтался на пороге, не желая прерывать медитацию Ингольда. Он видел глаза колдуна и знал, что старик созерцает что-то в глубине кристалла, яркого и чистого, как маленькое пламя. Руди знал, что его голос, его вторжение разобьют глубокое, полное молчание, которое делало возможным концентрацию. Поэтому он ждал, и тишина комнаты просачивалась в его сердце, как глубокий покой сна.
Через некоторое время Ингольд поднял голову.
- Я тебе нужен?
Огонь над его лицом стал сильнее, серебря спутанные волосы и бороду там, где они вздымались под углом к выступающему подбородку; свет расширился, выхватывая темные формы мешков и бочонков, разбросанного тростника и опилок на полу, случайных узоров трещин и теней на каменном потолке.
Руди кивнул, с сожалением разбивая молчание комнаты.
- Там наверху, в зале, больной, - тихо сказал он. - Полагаю, ему очень худо.
Ингольд вздохнул и поднялся, отряхивая свои просторные одеяния.
- Я опасался этого, - сказал он.
Он взял кристалл, закутался в свою темную мантию, набросил капюшон на голову и пошел к двери; свет перемещался за ним.
- Ингольд?
Колдун вопросительно поднял брови.
Руди колебался, чувствуя, что вопрос будет глупым, но тем не менее спросил:
- Как вы делаете это? - он указал на слабое обрамление света. - Как вызываете свет?
Старик вытянул открытую руку, сияние переместилось к нему на ладонь.
- Вы знаете, что это, и вызываете это, - ответил он тихим и ясным голосом. Сияние в его руке усиливалось, белое и чистое, делаясь ярче и ярче, пока Руди отвел глаза. Теперь он видел собственную тень, огромную и черную на камнях стены.
- Вы знаете его настоящее название и что это из себя представляет, продолжал колдун, - и вы называете это его истинным именем. Это так же просто, как сорвать цветок, растущий на другой стороне изгороди. - На фоне белого сияния зашевелились тени, Руди обернулся и увидел сильные пальцы старика, сжавшие свет. Мгновение лучи пробивались между костяшками, потом яркость помутнела и исчезла. Блуждающий светлячок колдовского огня, висевший над головой Ингольда, теперь опускался перед ними вниз по чернильной лестнице, освещая их ноги.
- Нет контакта с Кво? - спросил Руди через минуту.
Ингольд улыбнулся его словам.
- Как ты сказал, нет контакта.
Руди, оглянувшись на крепкого седовласого старого колдуна, вспомнил, что именно этот человек создал ту искусную иллюзию понимания чужих языков; он снова увидел Ингольда, идущего навстречу Тьме в подвалах, безоружного, но в полном сиянии своего величия.
- Они все такие, как вы? - внезапно спросил он. - Колдуны? Другие колдуны?
Ингольд хитро улыбнулся.
- Нет, слава Богу, нет. Колдуны в действительности очень индивидуальны. Мы созданы такими, какие есть, как воины, барды или крестьяне, мы совсем не похожи.
- А Лохиро - Архимаг, Мастер Совета Кво? - Руди было трудно представить себе человека, которого Ингольд назовет "мастер". Он удивлялся, как этот упрямый старый бродяга уживается с Главой мировой магии.
- А-а, - улыбнулся Ингольд. - Хороший вопрос. Не найдется двух людей, знающих его, которые дали бы похожий ответ. Говорят, что он, как дракон, в смысле, что он самый дерзкий и коварный, самый смелый и расчетливый - и, как дракон, он кажется тем, кто видит его, извергающим свет и пламя. Надеюсь, у тебя будет возможность самому судить о нем.