83379.fb2
Своё рабочее место он увидел сразу: Возле поленницы в одном из углов двора стоял большой дубовый кругляк с прислонённым к нему немаленьким топором. А рядом были раскиданы, так сказать, полуфабрикаты, которые предстояло, гм.., измельчить и сложить в ту самую поленницу.
- Картина Репина 'Дрова', - невесело пробормотал парень, и направился к вышеописанной композиции. Рубить дрова - это не то занятие, которым следует заниматься прогрессивному и продвинутому челу, но - голод не тётка.
Подойдя к топору, Витя решительно засучил рукава, поплевал на ладони, как делали все рубильщики (или рубальщики?) дров, виденные им в кино, когда собирались брать в руки топор, и взялся за отполированную до блеска длинную рукоять.
Топор оказался тяжёлым. Витя размахнулся, и обрушил на несчастный чурбак молодецкий удар. Сразу же выяснилось, что красивого размаха для того, чтобы расколоть чурбак пополам, явно недостаточно. Топор застрял, и вылазить обратно никак не хотел. В конце-концов Вите удалось извлечь топор на белый свет, и, водрузив чурбак в исходную позицию, нанести по нему ещё один удар. Получилось... Чурбак раскололся на две половинки, с которыми справиться было уже легче.
За первым чурбаком последовал второй, третий... ...пятый. Дела шли ни шатко, ни валко, но куча 'сырья' потихоньку уменьшалась, а кучка 'готового продукта', наоборот, увеличивалась. Так продолжалось до тех пор, пока Вите не подвернулся дубовый чурбак...
Маша вышла во двор как раз когда Витя боролся с первым чурбаком. Полюбовавшись с минуту его страданиями, она решительно направилась в сторону двери, несомненно ведущей на кухню. Ибо именно из-за этой двери по всему двору распространялись всякие вкусные запахи. Сглотнув слюну, Маша толкнула дверь и решительно шагнула вперёд...
Оглядев открывшуюся её взору картину под названием 'Вид кухни изнутри', она сразу вспомнила неизвестно где и когда услышанную умную мысль: 'Тому, кто любит колбасу и уважает законы, лучше не знать, как делается то и другое'.
Нет, здесь не готовили колбасу и не писали законы, но все эти закопчёные стены, плохо помытые полы, люди, шныряющие туда-сюда, одетые совсем не в белые халаты, а в не очень чистые кожаные фартуки, сочащееся кровью свежее мясо и полуразделанная рыба... В общем, только заглянув в это помещение одним глазом, любой санинспектор из Машиного мира сразу закрыл бы эту кухню навсегда. То есть до получения ну очень большой взятки от её владельцев...
Не успела Маша толком разглядеть окрестности, как перед ней со словами 'Пришла, наконец!', материализовалась та самая разбудившая их с Витей девица. Она сразу же взяла быка за рога, задав бедной девушке тот самый вопрос, над ответом на который она мучалась не далее, как вчера вечером:
- Что ты умеешь?
Со вчерашнего вечера никаких новых умений у Маши не появилось, так что она только беспомощно развела руками, надеясь, что в таком случае её определят на самую неквалифицированную работы - уборщицы. А уж там она как-нибудь справится, тем более что, судя по всему, к качеству уборки здесь особых требований никто не предъявляет.
Однако Судьба в лице хозяйской дочки распорядилась иначе, и отвела бедное дитя (это Маша так себя называла, когда надо было что-то делать. Когда надо оправдываться перед родителями по поводу очередного, мягко говоря, позднего возращения домой она, наоборот, напирала на то, что является уже вполне взрослым половозрелым индивидуумом) к мойке. На деревянном столе у которой были сложены громадные закопчёные снаружи и измазанные жиром внутри сковородки. Получив спецодежду - кожаный фартук, и инструменты - скребок, тряпку и ведро речного песка, девушка тяжело вздохнула, и приступила у работе. В дополнение к своим громадным размерам, сковородки оказались ещё и очень тяжёлыми. Уже через пятнадцать минут девушке стало понятно, почему в деревнях Вилла Рибо и Вилла Баджо похожую по размерам и степени загрязнения посуду было принято чистить всем миром...
В это время Витя мучился с дубовым чурбаком. Топор застрял в нём намертво, и вылезать обратно на белый свет не хотел, не смотря на все Витины старания. Парень даже умудрился пару раз поднять топор вместе с упрямым куском дерева. Но безрезультатно. Пот заливал глаза, руки тряслись, на ладонях натёрлись красные мозоли, грозящие вот-вот превратиться в волдыри... Хотя, с мозолями Витя никогда раньше дела не имел, так что о надвигающейся опасности и связанных с ней неприятностях даже не подозревал... Парень с радостью отбросил бы строптивый чурбак в сторону и рубил другие - более податливые, но, увы... Очень не хотелось позориться перед местным населением и Машей - оказаться неспособным даже на то, чтобы нарубить дрова... Отсюда-то, скорее всего, придётся скоро, возможно сегодня, уйти, но вот Маша... Та потом будет долго вспоминать.
В общем, Витя разозлился и обиделся на всех: На гнома с эльфом, не пожелавших чуть помочь финансами будущим спутникам, на дочь хозяйки, давшую ему это задание, на Машу с её острым язычком, на непонятно кого, забросившего его сюда, в этот неуютный мир... И на этот чурбак, черти б его взяли!
Злость, бурлившая в груди, искала выхода... И нашла его. Неосознанным движением Витя поднял правую руку, и направил указательный палец на чёртов пенёк. С пальца сорвалась яркая оранжевая искра....
Раздался гулкий удар. Дубовый чурбак разорвался на мелкие щепки, тут же разлетевшиеся далеко по двору. Каким то чудом ни одна из них Витю не задела. Топор тоже благополучно просвистел над ухом, и скрылся где-то за спиной. Витя ошеломлённо опустился на пятую точку.
Из состояния транса его вывело громкое 'Ик!', послышавшийся сзади. Обернувшись, Витя увидел ту самую хозяйкину дочку, выглянувшую из кухонной двери, чтобы проконтролировать его работу. Только сейчас она была не румяная, как обычно, а ровного белого цвета, как чистый лист бумаги. Не удивительно - в косяке двери рядом с её головой торчал глубоко вошедший в дерево топор.
Девка глубоко вдохнула, и Витя приготовился выслушать бурный поток эпитетов, относящихся к виновнику такого замечательного полёта колюще-рубящего инструмента, а заодно и попрощался с мыслью о завтраке.
Однако та какое то время только беззвучно открывала рот, подобно выброшенной на берег рыбине, а потом выдавила из себя:
-Ик! Думаю, на лёгкий завтрак, Ик!, ты уже заработал. Сложи, Ик!, дрова в поленницу и иди в зал. Ик!
После этих слов лицо хозяйской дочки, к которому уже начал возвращаться прежний цвет, исчезло из проёма, а Витя тяжело поднялся, и принялся собирать нарубленные поленья и складывать их в поленницу.
К концу чистки первой сковородки Маша была в состоянии, близком к отчаянию. Ей казалось, что она драит эту тяжёлую железяку уже полдня. Красивый маникюр с цветочками, нанесённый на длинные ногти, исчезал на глазах вместе с самими ногтями, ломающимися один за другим. Кожа на пальцах белела и складывалась в какие-то противные мелкие складочки. Ситуацию усугублял один из местных поварят. Рабочее место Маши находилось у стены, и она, как и следовало ожидать, начав работу, повернулась 'к столу передом, к кухне задом'. Да ещё и немного наклонилась... Чем не преминул воспользоваться этот озорник.
Нет, не в том смысле, не подумайте! Это ж всё же была приличная кухня, да и народу вокруг многовато... Поварёнку просто показалось очень занятным тихо подкрадываться сзади, и щипать девушку за оттопыренную туго обтянутую джинсами часть тела. После первого такого щипка Маша чуть не уронила себе на ногу тяжёлую сковородку. После третьего - пообещала 'уронить' её на голову обидчика. Или ниже... Поварёнок обиделся, и пробурчав 'Чего ж тогда такие штаны одевать?', отстал.
Но и без него дела шли преотвратно. Сковородка чистилась медленно. Непривыкшие к работе руки неприятно ныли. И это не считая пропавшего маникюра и сломанных ногтей. Маша почувствовала себя такой несчастной и одинокой, такой несправедливо обиженной злой судьбой, что даже расплакалась. Правда, из гордости шмыгать носом она старалась как можно тише, чтобы никто не слышал, а слёз её увидеть и так никто мог - ведь, как уже было сказано, стояла она лицом к стенке. Так что слёзинки катились по её щекам и свободно капали вниз.
Пока одна из них не попала в бадейку с мутной водой, в которой надо было смочить тряпку, которую надо было потом окунуть в песок, после чего приступать к окончательной зачистке сковороды.
Вода в бадье моментально окрасилась в чистый изумрудный цвет, и вроде бы, даже мягко засветилась. От удивления Маша сразу перестала плакать. Это что ж это должно быть налито в бадейку, чтобы от одной слезинки такое происходило? Явно не вода. Девушка с опаской посмотрела на свои руки, представив, что вот сейчас они начнут таять, как воск на солнце. Или, на худой конец, покрываться страшными язвами.
Но ничего не происходило, и Маша решилась: осторожно, стараясь не касаться пальцами поверхности странной жидкости, она макнула тряпку в неё, потом в песок, и мазнула по сковородке. Эффект превзошёл все ожидания! За тряпкой оставался ровный чистый след!
Ничего себе! Маша повторила эксперимент. С тем же результатом. Воодушевившись, девушка принялась ускоренно дочищать оставшуюся посуду, опасаясь, что волшебный эффект пропадёт так же внезапно, как и появился. Так что не было ничего удивительного в том, что однажды она не рассчитала и случайно капнула странной зеленью себе на палец. Там, куда попала странная жидкость, кожа сразу приняла нормальный вид, даже лучше прежнего. Маша не поверила своим глазам. Немного подумав, она макнула палец в бадейку целиком. Палец стал почти таким же, как был до начала этого издевательства. Даже ноготь отрос. Только краска не вернулась, но это мелочи...
Маша, воровато оглянувшись по сторонам, засунула в бадейку обе руки... Высунула, и потом с минуту стояла, любуясь своими любимыми, маленькими, красивыми, самыми замечательными, очаровательными, любимыми... Нет, 'любимыми' уже было... В общем, любуясь своими ручками, она так увлеклась этим занятием, что и не заметила бы приближения хозяйкиной дочки, если бы та по своему обыкновению не смахнула своим пышным задом с одного из столов какую-то оловянную миску, которая тут же со звоном свалилась на пол. Маша вздрогнула, и, схватив тряпку, в два взмаха руки дочистила последнюю сковородку. Так, что когда работодательница подошла, чтобы принять работу, всё уже было закончено. Придирчиво оглядев каждую сковородку, хозяйкина дочка удовлетворённо кивнула, и, почему-то икая, произнесла:
- Годится! Ик! Переодевайся, мой, Ик!, руки, и иди, Ик!, в зал.
Молодые люди вошли в зал одновременно. Маша - из дверей на кухню, а Витя - с заднего двора. Оказалось, что ни гном, ни эльф к завтраку ещё не вышли. Не сговариваясь, парень с девушкой направились к тому самому столу, за которым вчера беседовали со странным незнакомцем. Не успели они усесться на скамью, как на лестнице, ведущей на второй этаж, появился гном. Естественно, со своим неразлучным мешком. Спустившись вниз, он первым делом направился к стойке, где принялся детально обговаривать свой заказ с одной из хозяйкиных дочек. Не успел он полностью завершить этот ответственный процесс, как на лестнице показался эльф. Ведущая переговоры с клиентом девица сразу отвлеклась на остроухого, чем вызвала неудовольствие Нара.
Маша тоже приклеилась взглядом к изящной фигурке Перворожденного, чем вызвала неудовольствие Вити.
- Кроссавчег! - ехидно прокомментировал он явление ушастого.
- Чо ты понимаешь? - возмутилась Маша, - В Бабруйск, животное!
- А чего тут понимать? - хмыкнул Витя, - он больше на женщину похож... Недаром к нему вчера педики приставали...
- Дурак ты, Витя, и шутки у тебя дурацкие, - заявила девушка, - он просто метросексуал! А насчёт голубизны, так подойди, и сам об этом ему и скажи...
- Ну, невежливо это... - стушевался парень, вспомнив вчерашние метаморфозы нового знакомого, - И вообще, непонятно, что вы, женщины, в этих метросексуалах находите!, - быстро перевёл он разговор на другую тему.
- Да они хотя бы носки меняют каждый день, а не раз в месяц, как некоторые! - доступно разъяснила женское отношение к метросексуалам Маша.
- Я не раз в месяц меняю, - обиделся Витя.
- Ну, раз в неделю, - безразлично отмахнулась от него Маша, восхищённо наблюдая за грациозными движениями эльфа, тоже подошедшего к стойке сделать заказ. Тут уж Вите крыть было нечем.
Закончив с обсуждением тонких вопросов меню, гном и эльф присоединились к своим новым знакомым. Состоялся краткий обмен приветствиями, но пообщаться будущая команда не успела: хозяйкины дочки начали подавать завтрак. В принципе, заказы Нара и Эилдусара, которого Маша в мыслях для краткости окрестила 'Эдиком', от вчерашних отличались не сильно: разве что количеством пищи, которое было поменьше, чем на ужине. Путешественниками гном и эльф были опытными, и понимали, что передвигаться с набитым брюхом несколько затруднительно.
У Маши с Витей и посуда, и еда были поскромнее: На простых оловянных блюдах было щедро навалена какая-то местная неаппетитная на вид каша, к которой прилагался небольшой кусок варёного мяса. Даже очень небольшой, учитывая, что большую часть объёма этих мясных изделий занимали кости. Тяжело вздохнув, Витя зачерпнул большой деревянной ложкой немного каши, и приподнял её над блюдом. Каша сначала потянулась за ложкой, а потом разделяющая кашу на блюде и кашу в ложке пуповина оборвалась с тихим звуком 'чпок'.
- Овсянка, сэр... - грустно вздохнул Витя, отправив ложку в рот.
Недолго поборовшись с собой, Маша последовала его примеру. Голод не тётка.
Ближе к концу завтрака гном, как ни странно, первым расправившийся с едой, хотя у него её было больше всех, довольно икнул, и поинтересовался:
- Ну так что делать будем, други мои?
Эльф, грациозно дощипывающий свою зелень, олицетворял собой поговорку 'Когда я ем, я глух и нем'. Так что на вопрос Нара первым отозвался Витя, очистивший свою тарелку почти одновременно с гномом, но всё же чуть-чуть позже.
- Не знаю, - честно развёл он руками. Нас вот какие-то люди везли куда-то... А что, как хватятся?
- Не хватятся, - подключилась к беседе хозяйкина дочка, случайно проходившая мимо, и услышавшая вопрос, - Это у нас тут просто место такое - время от времени появляются люди странные, или звери... Или вообще непонятно кто. Вот его светлость Герцог и издали Указ, чтобы всех этих попаданцев, значится, ловили, и к нему доставляли...