Эта история началась с вполне заурядной автомобильной аварии. Правда, впоследствии оказалось, что авария была не совсем заурядной, даже совсем незаурядной, а вся эта история началась задолго до аварии, но... Впрочем, обо всём по порядку.
Было начало девятого вечера, когда я возвращался домой. Хоть убейте, не помню, где я пропадал целый день, зато помню точно, что настроение у меня было, под стать промозглой мартовской погоде, самое что ни на есть гнусное. В таком скверном расположении духа лучше не влезать ни в какую историю — это я знал твёрдо и не искал на свою голову приключений, а спешил поскорее оказаться в своей уютной однокомнатной квартире и согнать плохое настроение на монстрах из очередной компьютерной игры. Однако в тот вечер судьба распорядилась иначе, и вышеупомянутая авария круто изменила всю мою дальнейшую жизнь.
Собственно, как таковая, авария здесь ни при чём. Ни водителя старенького БМВ, который на крейсерской скорости вознамерился свалить бетонный столб на обочине проспекта, ни его пассажира я прежде не знал, а в будущем познакомиться с ними случая не имел, поскольку они дружно отдали концы ещё до моего появления. Роковым для меня оказалось то обстоятельство, что по пути домой я немного задержался и пару минут простоял в толпе, собравшейся вокруг разбитой машины.
По правде сказать, я не принадлежу к тому типу людей, которых привлекают кровавые зрелища. Скорее наоборот: я человек очень впечатлительный, и меня мутит от одного вида крови. Но, наверное, каждому из нас в той или иной мере присуща несколько болезненная тяга ко всему выходящему за рамки обыденного, и в этом плане я не представляю исключения. К тому же я человек не только впечатлительный, но и крайне любознательный, и просто обожаю всюду совать свой нос. Так получилось, что за двадцать четыре года своей жизни я ни разу не видел настоящей аварии (помятые крылья и оторванные бамперы не в счёт); поэтому я не смог устоять перед таким соблазном и решил посмотреть на груду металлолома, в которую превратилась машина. Но едва я увидел изуродованные тела водителя-камикадзе и пассажира, как к моему горлу немедленно подступила тошнота, и я чуть ли не бегом бросился прочь от места трагедии. Тем не менее, этой короткой задержки оказалось достаточно, чтобы за мной по пятам увязался слонявшийся среди толпы кот. Поглощённый невесёлыми мыслями, я поначалу не обращал на него особого внимания, считая, что нам случайно оказалось по пути. И лишь у подъезда моего дома, когда кот, обогнав меня, остановился на крыльце, я сообразил, что всю дорогу от самого проспекта он следовал за мной.
Вообще-то я люблю котов. Всех подряд — породистых и беспородных, домашних и бродячих. С раннего детства я питал глубокую привязанность к этим гордым и независимым животным и старался не обижать их. Однако в тот вечер я чувствовал себя не в своей тарелке (уже забытые неприятности днём плюс два окровавленных трупа вечером) и поначалу собирался пнуть приставучего кота ногой. Но в следующий момент, присмотревшись к нему внимательнее, я засомневался, стоит ли это делать. Уж очень он был красив — чистокровной сиамской породы, отлично сложенный, в меру откормленный, хорошо ухоженный, если не сказать — холёный. И смотрел он на меня своими жёлто-зелёными глазищами так доверчиво, что и лёд, наверное, растаял бы от его взгляда. А моё сердце совсем не ледяное.
— Ты потерялся, котик? — ласково спросил я.
Кот замурлыкал и потёрся о мою ногу. Я присел на корточки и легонько провёл ладонью по его спине.
— Бедняжка! Что же с тобой делать? Нельзя оставлять тебя ночью на улице, ещё кто-нибудь обидит. Может, пойдёшь со мной?
Как мне показалось, кот одобрительно мяукнул. Мы вместе вошли в подъезд, и я вызвал лифт.
— Завтра подумаю, чем тебе помочь, — сказал я. — Дам, например, объявление в газету. И сам стану просматривать объявления о пропаже животных. Ты такой красавец, что хозяин наверняка будет тебя искать.
Кот утвердительно мяукнул. Не знаю, почему, но я был уверен, что он мяукнул именно с утвердительной интонацией.
— Кстати, меня зовут Владислав, — представился я.
— Мяу, — ответил кот.
Я посмотрел на него и вздохнул:
— Жаль, что у тебя нет специального ошейничка с именем. Ведь вряд ли тебя зовут Васькой или Мурчиком. Класс не тот... Ну, ладно. Если не возражаешь, я буду называть тебя просто котиком. Временно, разумеется, до встречи с твоим хозяином. Гм-м. Или, лучше, с хозяйкой — молоденькой, красивой и незамужней... — Я снова вздохнул и добавил: — Мечтать, как говорится, не вредно.
— Мяу, — повторил кот.
Это последнее «мяу» получилось каким-то фальшивым, больше похожим на человеческую имитацию кошачьего мяуканья. В первый момент я подумал, что кто-то дразнит меня, и быстро огляделся по сторонам в поисках шутника. Но ни в подъезде, ни на лестнице никого не было.
Тем временем опустился лифт, его двери открылись. Кот первый забежал в кабину.
— Ну что же, — сказал я, проходя вслед за ним. — Поехали.
Когда мы поднялись на девятый этаж, я впустил кота в свою квартиру, затем вошёл сам и первым делом поднял трубку телефона. Как и следовало ожидать, в ответ я услышал лишь тишину.
Почему-то последнее обстоятельство окончательно добило меня. Это было тем более глупо, что уже больше месяца мой телефон был отключён за злостную неоплату счетов, а погасить задолженность я так и не удосужился. Компьютерная фирма, на которую я работал, в последнее время еле сводила концы с концами, балансируя на грани банкротства, и её руководству пришлось сократить зарплату своим работникам. Так что сейчас у меня попросту не было денег, чтобы рассчитаться с телефонной компанией.
Тем не менее, молчание телефона стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. У меня был трудный, крайне неудачный день; потом я сдуру решил посмотреть на аварию, что явно не улучшило моего настроения; и, наконец, гробовая тишина в телефонной трубке, ехидно шепчущая мне, что я по-прежнему лишён доступа к Интернет... Я поймал себя на том, что примеряюсь швырнуть кейс в окно, и понял, что дело плохо. Посему я торопливо подошёл к письменному столу, выдвинул средний ящик, где на крайний случай у меня хранилась упаковка валиума, и проглотил одну таблетку, предварительно разжевав её, чтобы быстрее усвоилась. Потом сходил в кухню и запил кока-колой неприятный привкус лекарства.
Вернувшись в комнату, я снял куртку и свитер, небрежно бросил их в угол и сразу завалился на диван. Про кота я и думать забыл, а он, надо отдать ему должное, всё то время, пока я лежал с закрытыми глазами и успокаивался, не напоминал о своем присутствии.
Валиум подействовал на удивление быстро. В скором времени мои нервы угомонились, и с непривычки меня начала одолевать сонливость. Но тут, приоткрыв глаза, я увидел кота, который сидел посреди комнаты на задних лапах, устремив на меня свой умный взгляд. Даже слишком умный для животного...
— Дружок, — произнёс я, зевая. — Устраивайся, где тебе удобно, чувствуй себя, как дома. Утром мы займёмся твоими проблемами, а сейчас... — Я с трудом поднялся, снова зевнул и посмотрел на часы. — Вот это да! Ещё нет девяти, а я уже засыпаю. И самое обидное, что завтра встану ни свет, ни заря, и выбьюсь из привычного графика... Понимаешь, котик, — принялся объяснять я, расстилая на диване постель, — мне лучше работается по ночам, тут мы с тобой похожи. А из-за этих автопижонов, черти б их взяли... Гм. И действительно — берут.
Кот понял, что я собираюсь ложиться. Его взгляд сделался умоляющим.
— Не переживай, — сказал я, по-своему истолковав этот взгляд. — Найдётся твой хозяин. Спи спокойно.
В ответ кот жалобно замяукал и демонстративно выбежал из комнаты. Я решил, что он привык спать в передней, и спокойно продолжил готовиться ко сну. Когда я уже собирался выключить свет, кот снова появился.
— Владислав, — произнёс он приятным мурчащим тенорком. — Ты, случайно, не забыл поужинать?
Я почесал затылок и кивнул:
— Твоя правда, котик, перекусить нам не помешает. Проклятая авария совсем задурила голову.
— Это лекарство задурило тебе голову, — сделал уточнение кот. — Разве можно так обращаться с гостями? Ни поесть не предложил, ни попить. А я, к твоему сведению, с самого утра маковой соломки в рот не брал.
— Не «соломки», а «росинки», — машинально поправил я. — И, скорее, «во рту не было». «В рот не брал» звучит как-то... двусмысленно, что ли.
Слегка пошатываясь от действия снотворного, я поплёлся в кухню. Где-то в глубине моего естества возникло какое-то дразнящее чувство неладного. Я смутно подозревал, что со мной происходит что-то ненормальное, чего быть никак не должно. Но причины моего беспокойства оставались неясными...
— Должен тебя огорчить, — сказал я. — «Вискаса» у меня нет.
— И слава Богу, терпеть не могу «Вискас»! — с отвращением произнёс кот.
— Я тоже. А как по поводу сосисок?
— Каких.
— Франкфуртских.
Он облизнулся:
— Давай две. Варить не надо.
Я достал из холодильника пакет с франкфуртскими сосисками, разорвал полиэтиленовую упаковку... и тут обалдело замер. Бессознательное ощущение чего-то неладного наконец (и, должен признать, с большим опозданием) оформилось в понимание, что именно не так. Кот разговаривал! По-человечески...
Не помню, как долго я простоял без единого движения, вытаращив от удивления глаза, пока кот не вывел меня из оцепенения.
— Чего уставился? — нетерпеливо проговорил он. — Сосиски давай!
Я тяжело опустился на стул, вынул из разорванного пакета две сосиски и бросил их на пол перед котом.
— Не очень вежливо, — заметил он. — Кроме того, без посуды негигиенично.
— Извини, — растерянно промямлил я и потянулся за тарелкой.
Но было уже поздно — кот принялся есть прямо с пола.
А у меня в одночасье пропал весь аппетит. Я сидел, тоскливо глядя на кота, и безуспешно пытался собрать разбегавшиеся во все стороны мысли. Наконец я задал самый, пожалуй, глупый из возможных в этой ситуации вопросов:
— Так ты хочешь убедить меня, что умеешь разговаривать?
Кот ненадолго прервал ужин.
— Вовсе нет, — спокойно ответил он. — Я ни в чём не собираюсь тебя убеждать. Сам решай: действительно ли я разговариваю, или тебе только кажется. — С этими словами он снова вцепился в сосиску.
Пока кот ел, я лихорадочно искал разумное объяснение происходящему. В итоге, все мои размышления сводились к четырём версиям:
1) гипноз или чревовещание;
2) галлюцинации, вызванные валиумом;
3) мама, я сошёл с ума!
4) кот в самом деле разговаривает.
Первое предположение я тут же отбросил, поскольку кроме меня единственной живой душой в квартире был кот. А что он использовал для общения со мной — артикуляционный аппарат, чрево или гипноз — было не суть важно. Главное, что он разговаривал.
Что же до второго пункта, то валиум лишь условно относится к группе наркотических препаратов. Он не является галлюциногеном и даже в больших количествах не способен вызвать такое устойчивое и реалистичное видение, как говорящий кот. К тому же, я принял лишь одну таблетку — вполне безопасную терапевтическую дозу. Если это и галлюцинации, то валиум к ним непричастен. Такой вывод отсылал меня сразу к третьему пункту.
С сумасшествием было немного сложнее, но, в конце концов, и от этого предположения мне пришлось отказаться. Ведь если бы я в самом деле сошёл с ума, и говорящий кот оказался бы порождением моего больного воображения, то я ни на мгновение не усомнился бы в его реальности. А я сомневался — притом так глубоко и основательно, что даже заподозрил у себя психоз.
Таким образом, оставалось последнее: кот действительно разговаривал — в том смысле, что общался со мной независимо от моего психического состояния.
К тому времени, когда кот завершил трапезу, я уже окончательно утвердился в этой мысли.
«Послушай-ка, Владислав, — обратился я к самому себе. — Говорящий кот — это, конечно, невидаль. Но кто сказал, что это невозможно? Умному и самостоятельно мыслящему человеку не пристало отрицать очевидный факт только на том основании, что он не укладывается в рамки повседневного опыта».
«Верно, — согласился я. — Долой стереотипы и косное мышление! Аргументы типа: «этого не может быть, потому что этого быть не может» не для меня».
— А знаешь, дружок, — обратился я к коту. — Я тут хорошо подумал и...
— И что?
— Я уверен, что с головой у меня всё в порядке. Следовательно, ты на самом деле разговариваешь.
— Смелое признание, — сказал кот. В его голосе мне послышались озорные нотки. — А ты, оказывается, гораздо умнее, чем можно было подумать, если судить по первому впечатлению. До тебя только Инна приняла меня таким, какой я есть.
— Инна, это кто? — спросил я.
— Моя хозяйка, — ответил кот. — А меня зовут Леопольд.
— Очень мило, — сказал я. — Рад с тобой познакомиться, Леопольд. Ты уже наелся?
— Да, спасибо.
— Больше ничего не хочешь?
— Ну, если есть молоко...
— Вот чего нет, того нет, — развёл я руками.
Кот небрежно махнул передней лапой.
— Ничего, обойдусь. Я и сосисками сыт. На сегодня хватит.
— В таком случае, — сказал я, вставая, — здесь нам делать нечего.
— Конечно, — согласился Леопольд.
Мы вернулись в комнату. Я тотчас разлёгся на диване и в блаженной полудрёме наблюдал за котом, который устраивался в кресле напротив. Наконец он свернулся калачиком и заговорил:
— Вы, люди, ужасные снобы. Считаете себя единственными разумными существами в мире и даже в мыслях не допускаете, что другие животные, коты, например, тоже разговаривают между собой. Что, при желании, они могут научиться говорить по-человечески.
— Почему же не допускаем? — робко возразил я. — Иногда допускаем. Вот, например, попугаи...
— Ну, ещё бы! — возмущённо перебил меня Леопольд. — Попугаи с их мышиными мозгами никого, видите ли, не удивляют! Потому что они только повторяют услышанное, не задумываясь над своими словами. А стоит коту заговорить, люди тут же начинают вести себя так, будто чёрта узрели... Не все, конечно, — признал он. — Но подавляющее большинство.
— Их можно понять, — заметил я и сладко зевнул. — Ведь далеко не на каждом шагу встречаются такие, без преувеличения, выдающиеся коты.
— Всё равно, — стоял на своём Леопольд. — Это не повод, чтобы направлять машину в ближайший столб.
Последние слова кота заставили меня подпрыгнуть в постели.
— Так это из-за тебя?! — потрясённо воскликнул я.
Леопольд тоже поднялся, выгнулся дугой и зашипел.
— Они сами виноваты, — объяснил он неожиданно мягким, чуть ли не ласковым тоном. — Зачем было похищать меня.
Я расслабился и снова прилег.
— Значит, они тебя украли?
— А как же иначе! Неужели ты мог подумать, что такие мерзкие рожи могли иметь на меня законные права? — Леопольд развалился боком в кресле, закрыл левый глаз, а правым не моргая уставился на меня. — Хорошо, что перед этим они бросили меня на заднее сидение.
— Тебе и правда повезло, — сказал я, внимательнее присмотревшись к коту. — Ни единой царапины.
— Мы, коты, очень живучие, — самодовольно произнёс Леопольд. — А я особенно живучий. Когда машина врезалась в столб, меня просто швырнуло на пол.
— А как это вообще случилось? — поинтересовался я.
— Поверь, я не думал, что так получится. Обычно я не заговариваю с незнакомцами, мой бывший хозяин не раз предупреждал, что это может плохо кончиться. Я бы и с тобой не заговорил, если бы ты догадался накормить меня.
Я с облегчением вздохнул:
— Всё-таки здорово, что не догадался!
Леопольд открыл левый глаз и удивлённо моргнул.
— Это почему?
— Тогда бы я не узнал, что ты разговариваешь. — При этой мысли я содрогнулся. — Страшно представить: я прошёл бы мимо такого необычайного, такого захватывающего, такого потрясающего явления... Короче, говорящий кот — это сила! Я считаю встречу с тобой самым замечательным событием в моей жизни. После моего рождения, разумеется.
— Приятно слышать, — сказал Леопольд. — Ты, я вижу, человек широких взглядов. Другое дело, те типы на машине. Я сразу понял, что люди они ограниченные и с ними каши не сваришь. Честное слово, я собирался держать рот на замке и удрать при первой же возможности, оставив их в дураках. Но когда они стали прикидывать, сколько денег зашибут от моей продажи, я просто не мог смолчать и заявил им решительный протест. Наверное, я перегнул палку и наговорил лишнего... — Кот на секунду умолк, потом немного смущённо объяснил: — Понимаешь, я часто гуляю на улице, а чего только не услышишь от некоторых людей.
— Прекрасно понимаю, — кивнул я. — И что же похитители?
— Они совсем рехнулись. Тот, что сидел справа, попытался открыть дверцу, наверное, хотел выпрыгнуть на ходу из машины. Но там что-то заклинило, дверца не открывалась, и тогда этот дурак вцепился в руль. А водитель вместо тормоза нажал на газ. И врезался в столб... Мне жаль, что так получилось. Правда жаль. — Леопольд закончил свой короткий рассказ заупокойным мурлыканием.
— Такова жизнь, — со вздохом констатировал я. Меня угнетала мысль, что двое людей, пусть и не лучших представителей рода человеческого, так жестоко поплатились за кражу кота, пусть и необыкновенного. Увидев, что Леопольд тоже расстроен, я поспешил утешить его: — Ты ни в чём не виноват, котик. Это был типичный несчастный случай. Твои похитители пострадали исключительно по своей глупости.
— Omnium malorum stultitia est mater,1 — веско добавил Леопольд.
Я мигом позабыл обо всех своих грустных мыслях и от восторга готов был пуститься в пляс по комнате. Встретить кота, который не только разговаривает по-человечески, но ещё при случае вворачивает фразы на языке Цицерона, — об этом я мечтал всю жизнь!..
— Так ты говоришь и по-латыни? — спросил я, восхищённо глядя на Леопольда.
— Говорить не умею, — честно признался кот. — Но знаю много пословиц и поговорок. Я слышал их от Мэтра и запомнил. У меня хорошая память.
— А кто такой Мэтр?
— Мой бывший хозяин.
Грусть, явственно прозвучавшая в голосе Леопольда, в сочетании с прилагательным «бывший», навела меня на очевидную догадку.
— Он умер?
— Да.
— А кем он был?
— Учёным. Профессором.
— Где-то преподавал?
— Нет. Он был очень старый и... как это называется, чёрт возьми?.. В запасе?.. В отставке?.. В общем, на пенсии. Правда, у него был один ученик... — Тут Леопольд осёкся. — Послушай, Владислав. Давай не будем об этом. Мне больно вспоминать Мэтра.
— Почему?
Кот заворочался в кресле; взгляд его стал тусклым.
— Понимаешь, он был очень привязан ко мне и любил меня, как сына. Я тоже любил его... и стал причиной его смерти. А всё из-за моего злосчастного языка...
Из дальнейшего рассказа Леопольда я узнал, что два месяца назад профессор (или Мэтр, как называл его кот) был убит, когда они вместе обедали в ресторане. Его убили после того, как Леопольд, охваченный игривым настроением, сделал несколько замечаний официантке по поводу меню и её короткой юбчонки. От испуга девушка грохнулась на пол, а какой-то нервный господин за соседним столиком заорал: «Сгинь, дьявол!» — выхватил здоровенный пистолет и начал стрелять. Целился он в кота, но попал в профессора.
В том, что Мэтр был убит, Леопольд не сомневался. Он собственными глазами видел, как пуля снесла профессору верхнюю часть черепа. Охваченный ужасом, кот стремглав выбежал из ресторана, а тот нервный господин продолжал стрелять ему вслед, пока не кончилась обойма.
Дальше воспоминания Леопольда обрывались, видно, у него случился провал в памяти. Опомнился он уже в совсем незнакомой местности где-то на окраине города. Целую ночь и половину следующего дня кот неприкаянно бродил по улицам — грязный, мокрый, продрогший до костей. Наконец, совершенно обессиленный, он спрятался в подъезде одного из домов. Именно там жила Инна. Возвращаясь домой, она подобрала его, принесла к себе в квартиру, искупала, отогрела, накормила. Леопольду некуда было идти, и он остался жить у неё.
Как только речь зашла об Инне, голос кота стал мягким, а взгляд — ласковым и спокойным. Он перестал ёжиться, раз за разом запинаться и снова свернулся калачиком.
Я тоже расслабился, разомлел и, засыпая, с наслаждением прислушивался к похвалам Леопольда: какая Инна добрая, ласковая и отзывчивая девушка, какая она умная и начитанная... Это была одна из лучших колыбельных в моей жизни.
— Она очень удивилась, когда узнала, что ты говорящий? — спросил я.
— Не очень. Первую неделю я не решался заговорить с ней — боялся, что она испугается и прогонит меня. Но в один прекрасный день Инна сказала: «Ты такой умница, котик, такой сообразительный! Жаль, что ты не разговариваешь». Вот тогда я объяснил ей, что она ошибается. Инна так обрадовалась!
— Твоя Инна настоящее чудо!
— Ещё бы, — подтвердил Леопольд.
— Сколько ей лет? — по вполне понятным причинам поинтересовался я.
— Летом будет девятнадцать. Инна очень молоденькая девушка.
— Она блондинка или брюнетка?
— Натуральная блондинка. У неё замечательные белокурые волосы и красивые голубые глаза.
— Так ты и цвета различаешь?
— Конечно. А что?
— Видишь ли, — сказал я, из последних сил барахтаясь в объятиях сна, — принято считать, что все коты дальтоники. Так утверждают учёные.
— Ха, глупости! Эти учёные ничего не смыслят в котах.
— Что правда, то правда, — пробормотал я, неумолимо погружаясь в пучину забытья. — Ни черта они не смыслят ни в котах, ни в их хозяйках... Кстати, Инна красивая?
— Очень красивая, — уверенно ответил Леопольд. — Она самая красивая девушка в мире. Когда вы встретитесь, ты обязательно влюбишься в неё.
— А знаешь, котик, я уже начинаю влюбляться в твою Инну, — мечтательно сообщил я и в тот же момент заснул, позабыв выключить в комнате свет.
Ночью я видел кошмарный сон: будто я проснулся и обнаружил, что Леопольд разучился говорить. Чего только я с ним не делал — и за хвост дёргал, и на коленях умолял, — но он как в рот воды набрал, лишь жалобно мяукал и смотрел на меня пустым, непонимающим взглядом. Наконец до меня дошло, что на самом деле никакого разговора между нами не было, что всё происшедшее вчера вечером мне только приснилось. В отчаянии я проснулся...
Второе моё пробуждение было ещё хуже первого. В квартире я оказался один-одинёшенек, Леопольда нигде не было. Я долго искал его, пока не сообразил, что никакого кота, говорящего или бессловесного, вообще не существовало, что он только приснился мне. Сделав это ужасное открытие, я с горя повесился... И тогда снова проснулся — уже по-настоящему.
Было полвосьмого утра. Я открыл глаза и тотчас увидел Леопольда, который сидел на диване возле моих ног.
— Доброе утро, Владислав, — вежливо поздоровался он.
— Привет, Леопольд, — сказал я и облегчённо вздохнул. После всех ночных кошмаров я чувствовал себя безмерно счастливым. — Знаешь, жизнь — замечательная штука.
— Ясное дело, — ответил кот и потёрся о мою ногу.
Я сел и почесал его за ухом. Он довольно замурлыкал.
— Это было бы очень печально, — произнёс я, отвечая вслух на свои мысли.
— О чём ты?
Я рассказал ему о своём жутком сне.
— А ты, как я погляжу, очень впечатлительный, — заметил кот, когда я закончил. — Однако хватит болтать, я есть хочу.
Я откинул в сторону лёгкое махровое покрывало, слез с дивана и вступил в комнатные тапочки.
— Хорошо, сейчас позавтракаем. Только сперва я приму душ и побреюсь. Это недолго. Подождёшь?
— Подожду, мне не привыкать. Инна тоже по утрам принимает душ. Правда, ей не надо бриться.
— Везёт же людям! — с завистью произнёс я.
Через полчаса, позавтракав, мы вернулись в комнату. Расположившись в кресле, я пил кофе и курил сигарету, а кот сидел на диване, смотрел на меня и терпеливо ждал, когда я изволю заговорить о его проблемах.
Но я всё молчал и лишь время от времени тяжело вздыхал. Наконец Леопольд не выдержал:
— На тебе лица нет, Владислав. Что стряслось?
Я опять вздохнул и ответил:
— Честно говоря, котик, мне не очень-то хочется искать твою Инну.
— С какой это стати?
— Потому что она заберёт тебя. Ведь так?
— Разумеется, — подтвердил он. — Инна моя хозяйка. К тому же она любит меня.
— Но и мне ты понравился, — сказал я. — Я не хочу, чтобы ты исчезал из моей жизни.
Леопольд удивленно мяукнул:
— А почему я должен исчезать из твоей жизни? Подружись с Инной — сейчас весна, а друга у неё ещё нет. Этим ты убьёшь сразу двух собак... то есть, двух зайцев — и подругу себе найдёшь, и я останусь с тобой. Или у тебя уже есть подруга?
Я энергично взлохматил свои волосы.
— Никого у меня нет, но... Легко тебе говорить — подружись. А на самом деле... У нас, людей, всё гораздо сложнее.
— Знаю, знаю, — цинично проронил кот. — У вас, людей, масса всяких идиотских условностей. А Инна вообще странная в этом смысле. Парни вокруг неё так и вьются, но она совсем не замечает их. Ждёт своего принца на белом коне — это так Наташа сказала, её подруга. И ещё сказала, что в принцев верят только дурочки... Ох, Инна тогда рассердилась! Она гордо вздёрнула подбородок — стала такой величественной и неприступной, как королева! — и ответила: «А вот я, представь себе, верю. И жду. И дальше буду ждать!»
Я встал с кресла и подошёл к зеркалу. Оттуда на меня смотрел худощавый парень двадцати четырёх лет, роста выше среднего, тёмный шатен с серыми глазами, далеко не атлетического телосложения, внешне ничем не примечательный, а если уж совсем начистоту, то некрасивый...
— Я не принц, — заключил я со вздохом. — И ни капельки не похож на принца.
— Чтобы быть принцем Датским, — глубокомысленно изрёк Леопольд, — нужно родиться сыном датского короля.
— Принц, это в переносном смысле, — пояснил я. — Образно.
Кот фыркнул.
— Ну, спасибочки, просветил! — саркастически промолвил он.
Следующие несколько минут мы молчали. Каждый из нас думал о своём, как оказалось — об одном и том же. В конце концов Леопольд произнёс:
— Ты обязательно понравишься Инне. Насчёт этого можешь быть спокоен.
— А?! — Я как раз прикуривал вторую сигарету и чуть не уронил её на колени.
— Ты ей понравишься, — повторил кот.
— Почему ты так уверен?
— Потому что хорошо знаю вас обоих. Вы просто созданы друг для друга.
Я положил сигарету в пепельницу и недоверчиво посмотрел на кота, подозревая, что он насмехается надо мной. Но, насколько я мог судить, Леопольд был совершенно серьёзен.
— Ты хорошо меня знаешь? — переспросил я, делая ударение на каждом слове. — Откуда? Ведь мы лишь вчера познакомились.
— Этого вполне достаточно, — не сдавался Леопольд. — Мы, коты, очень тонко чувствуем людей. А я — особенно тонко... Думаешь, я просто так пошел именно за тобой, а не за кем-нибудь другим? — Он сделал короткую, но выразительную паузу, затем с театральным пафосом провозгласил: — Ошибаешься! Я сразу понял, что ты именно тот человек, который мне нужен. Уже тогда я знал, что на тебя можно положиться. А теперь я точно знаю, что вы с Инной два ботинка пара... или два сапога... В общем, неважно. Если ты не понравишься ей, я назову её дурой. Прямо в глаза назову — и буду прав. Лучшего друга ей не сыскать.
Я даже покраснел от удовольствия.
— Слишком много на себя берёшь... — ради проформы возразил я, хотя в душе полностью разделял мнение кота.
— Сколько хочу, столько и беру, — огрызнулся Леопольд. — Лицемер бездарный! Если хочешь, чтобы тебе верили, то сначала научись притворяться, а потом уже разыгрывай скромника. Я по глазам твоим вижу, что ты согласен со мной.
Я в замешательстве опустил свои предательские глаза.
— Ну, допустим...
— Не «допустим», а так оно и есть, — настаивал кот, страшно довольный своей проницательностью.
— Хорошо, так оно и есть, — уступил я.
— Это уже лучше, — с важным видом кивнул Леопольд. — Не стоит прибедняться, Владислав. Все люди высокого мнения о себе, часто неоправдано высокого, но в твоём случае это соответствует действительности. Ты в самом деле замечательный парень, Инна сразу влюбится в тебя. Вот увидишь.
Я вздохнул.
— Что ж, ладно. Будем надеяться, что ты прав и мы с твоей Инной понравимся друг другу. Если не не как мужчина и женщина, то хоть как брат и сестра. Это будет тоже неплохо. Я всегда хотел иметь сестрёнку, но так получилось, что... Впрочем, оставим этот разговор, сейчас он неуместен. Хватит охать и вздыхать, пора браться за дело.
— Правильно, — одобрил моё решение Леопольд.
— Ну что же, — промолвил я нехотя. — С чего начнём? Ты знаешь, где живёт Инна?
— Если бы знал, то сказал бы: «Владислав, отвези меня туда-то и туда-то». Но я не знаю.
— А какие-нибудь названия помнишь?
— Нет, — после недолгих раздумий ответил кот. — Ничегошеньки. Читать я не умею, а из разговоров... нет, не помню... Надо же! — расстроенно воскликнул он. — Два месяца прожил у Инны и ни разу не поинтересовался, где же я живу.
— Ну, а особые приметы? Магазины, кинотеатры, ещё что-то.
Но всё было впустую — ничего конкретного кот сообщить не мог.
— Инна где-то работает или учится? — с последней надеждой спросил я.
— Учится в университете.
— В каком именно?
— Как это в каком? Разве он не один?
— Увы, нет. С некоторых пор в Киеве развелось много всяких университетов и университетиков. Хотя... — Тут в голову мне пришла одна мысль. — Инна никогда не называла его «универом»?
— Она постоянно так говорит. «Иду в универ», «только что из универа», «сегодня в универе» и так далее.
— Уже легче, — обрадовался я. — Думаю, это настоящий университет.
— А остальные ненастоящие?
— Ну, по крайней мере, я так считаю. Уже по своему названию университет должен быть универсальным учебным заведением. В настоящем университете могут учиться физики и филологи, химики и психологи...
— Вот-вот! — перебил меня Леопольд. — Инна физик. Учится на физфаке.
— Да что ты говоришь?! — поражённо воскликнул я.
— А что? — спросил кот, озадаченный моей бурной реакцией.
— Дело в том, — объяснил я, — что я тоже учился на физфаке. Я закончил университет в позапрошлом году.
— А Инна в позапрошлом году только поступила, — сказал Леопольд. — Вот так совпадение!
Естественно, я сразу собрался в университет. Сначала я хотел оставить Леопольда в квартире, но он заупрямился и требовал взять его с собой. В результате я уступил ему, но с непременным условием, что он не будет разговаривать ни по дороге, ни в университете. Кот пообещал, что будет нем, как рыба.
К счастью, Леопольд знал фамилию Инны, поэтому в деканате факультета мне не составило труда выяснить, на каком курсе и в какой группе она учится. Как и следовало из слов кота, Инна была второкурсницей, и сейчас у её группы был семинар по электродинамике.
Однако на этом наше везение закончилось, Инны на занятиях не было. Я поговорил с девушками из её группы, и они заверили меня, что сегодня она вообще не придёт. Оказывается, Инна была такая умница, что сумела сдать наперёд несколько зачётов и экзаменов, и в пятницу (а как раз была пятница) у неё получался дополнительный выходной.
Вдобавок, как назло, единственная подруга Инны, которая знала её адрес и телефон, та самая Наташа, о которой упоминал Леопольд, на этой неделе отсутствовала в городе и должна была вернуться только завтра днём. Остальные девушки знали лишь, что Инна живёт где-то на левом берегу. Но там жило свыше миллиона человек. Я, кстати, тоже жил на левом берегу.
Делать было нечего. Поскольку завтра был выходной, я оставил девушкам свой адрес и убедительно попросил передать Наташе (благо та жила в общежитии), чтобы по возвращении она немедленно позвонила Инне и сообщила ей, что пропавший кот у меня. Девушки обещали, что всё сделают.
Из университета я вышел далеко не в лучшем расположении духа, но и не очень расстроенный. С одной стороны, я сожалел, что знакомство с Инной откладывается; с другой же — я был доволен, что кот остаётся со мной ещё, по крайней мере, на день.
Поблизости никого не было, и я позволил себе заговорить с Леопольдом:
— Я так боялся, котик, что ты вздумаешь поболтать с ними.
— А я боялся, — с откровенным сарказмом промолвил Леопольд, — что они первые заговорят со мной.
Держа кота на руках, я не спеша шёл по небольшой площади перед корпусом факультета в направлении Выставки.
— Ба! Откуда им знать, что ты говорящий?
— Ха! Ты же сам им сказал!
В этот момент я споткнулся на ровном месте и чуть не упал.
— Господи! Ну, я и дурак!
— Ещё какой! — подтвердил кот. — Я уже и моргаю тебе, и пальцы кусаю, а ты несёшь: «Леопольд сказал, что Инна учится на физфаке. Я, кстати, тоже здесь учился...» Тьфу на тебя!
Я еле доплёлся до невысокого бетонного парапета, окаймлявшего с правой стороны площадь, посадил на него кота, сам тоже сел и нервно раскурил сигарету. Наконец-то я понял, почему девчонки так странно смотрели на меня и загадочно улыбались. Я был уверен, что обязательно встречу в университете Инну, и даже не удосужился придумать правдоподобную историю своего знакомства с Леопольдом на случай её отсутствия. А экспромт получился крайне неудачным...
— Это ты виноват! — вскипел я. (Старичок, который как раз проходил мимо, остановился и удивлённо посмотрел на меня.) — Я сам не соображал, что несу. Я так боялся, что ты заговоришь...
— А сам заговорился, — подытожил кот.
Дед внимательно присмотрелся ко мне и к Леопольду, покачал головой, подошёл и сел рядом.
— Весеннее солнце, — произнёс он, глядя в затянутое тучами небо, — ещё опаснее летнего. Может так припечь...
— Интересно, что они подумали? — отозвался Леопольд, начисто игнорируя присутствие старичка.
— Похоже, они решили, что я всё сочинил. И о том, что Инна твоя хозяйка, и о том, что ты потерялся.
— Но зачем?
— Чтобы выведать её адрес или номер телефона.
— Думаешь, они знают, где она живёт, но тебе не сказали?
— Вполне возможно. С моей-то историей... — И я тяжело вздохнул.
— Так что будем делать? — спросил кот. — Вернёмся?
— И что мы им скажем? — задал я встречный вопрос. — Что ты говорящий? Они же всё равно не поверят!
— Не поверят, это точно, — вмешался дед. — Я тоже не верю. Мне только кажется, что кот разговаривает.
— Когда кажется, креститься надо, — огрызнулся Леопольд. Старичок немедленно последовал его совету и перекрестился. А кот повернул голову, с тревогой посмотрел на меня и спросил: — А вдруг девчонки не скажут Инне, что мы приходили?
— Скажут, не сомневайся, — успокоил я его. — И мой адрес передадут. Если не сегодня, так завтра.
— А если не передадут? — стоял на своём Леопольд.
— Тогда в понедельник мы снова придём.
— В понедельник меня здесь не будет, — категорически заявил дед. — Я весь день просижу дома.
Леопольд залез мне на колени.
— Пошли, Владислав, — сказал он, подозрительно косясь на старичка. — Здесь нам делать нечего.
Я взял его на руки и поднялся.
— Ну что ж, пошли.
— Arrivederci, amico,2 — ласково проворковал Леопольд, обращаясь к деду. Оказывается, он знал не только язык Цицерона, но и язык Петрарки.
— Пропади ты пропадом, зверь бешеный! — пробормотал старичок, вытирая грязным носовым платком вспотевшую лысину. — Управы на вас нет, душегубы проклятые...
Сделав несколько шагов, я не выдержал и оглянулся. Дед смотрел нам вслед; его взгляд был тусклым и опустошённым...
Когда на остановке в салон троллейбуса вошёл молодой человек лет двадцати четырёх с сиамским котом на руках, то ни водитель, ни пассажиры даже подумать не могли, что этот день, этот рейс, и, наконец, этот молодой человек с котом впишут немеркнущие строки в книгу их унылой, заполненной будничными проблемами и повседневными хлопотами, жизни.
Впрочем, я и сам не подозревал об этом. Я просто вошёл в переднюю дверь (для пассажиров с детьми, инвалидов и граждан преклонного возраста), как пассажир с котом, и сел на свободное место рядом с другим пассажиром с котом, точнее, как потом выяснилось, с кошкой — прелестной беленькой кошечкой. Я выбрал это место не без умысла. Я надеялся, что Леопольду захочется поболтать с соплеменником, и его не потянет говорить по-человечески.
На протяжении первых двух остановок, так оно и было: Леопольд и беленькая кошечка ласково мурлыкали — наверное, разговаривали, — и тёрлись мордочками. Словом, идиллия.
Идиллия, однако, длилась недолго. Вскоре кот подтянулся к моему лицу, положил передние лапы мне на плечо и прошипел в ухо:
— Купи у этого типа киску — сейчас же! Иначе я заговорю. Громко заговорю. Клянусь.
Я немного отодвинул от себя кота и посмотрел ему в глаза. Взгляд его был полон решимости; я понял, что в случае отказа он не замедлит исполнить свою угрозу. Покорившись судьбе, я повернулся к «этому типу», который оказался невысоким тощим субъектом лет сорока.
— Извините, уважаемый, — робко начал я. — Не могли бы вы... ну, это... продать свою кошку?
Тощий смерил меня хмурым взглядом своих блекло-серых водянистых глаз.
— Не продаётся, — прохрипел он.
Я сокрушенно вздохнул: не умею разговаривать с людьми. Некоммуникабельный я.
Леопольд выразительно мяукнул. Это было последнее предупреждение, и я, с неожиданной наглостью обречённого, вновь обратился к соседу:
— Ещё раз извиняюсь, уважаемый, но всё в этом мире продаётся и покупается, — (боюсь, это глубокомысленное замечание прозвучало в моих устах недостаточно цинично), — даже человеческая жизнь. А коты — тем более.
Тощий уже с некоторым интересом посмотрел на меня. В его глазах зажглись алчные огоньки.
— Эта кошка редкой породы, — и он заломил такую цену, что у меня челюсть отвисла.
А Леопольд в праведном гневе напрочь позабыл о своём обете молчания.
— Ты что, мужик, белены объелся? — громко проговорил он. — Или ты принимаешь нас за идиотов? Думаешь, мы не знаем, откуда у тебя эта кошка? Ошибаешься — знаем! Ты выменял её у алкаша за бутылку сивухи. Владислав, компенсируй ему затраты на пол-литра с учётом НДС и добавь сверху комиссионные за потерю времени и возможный моральный ущерб... ну, скажем, тридцать процентов, — и пусть он катится ко всем чертям.
Тощий окаменел. Лицо его удлинилось, смертельно побледнело, выпученные глаза налились кровью и чуть не вылезли из орбит.
Все разговоры в салоне в одночасье прекратились и повисла напряжённая тишина; слышно было только размеренное гудение двигателя. Водитель тряс головой, как пьяный сатир, и не очень уверенно держал руль, в следствие чего троллейбус бросало из стороны в сторону, как яхту при лёгком бризе.
— К твоему сведению, тот алкоголик не имел на киску никаких прав, — после короткой паузы продолжал кот. — Она принадлежала одной старенькой бабушке, после смерти которой он присвоил её без ведома и согласия законных наследников. Короче говоря, умыкнул. Стащил, стибрил... — Леопольд вздыбил шерсть на загривке и злобно зашипел. — Отпусти киску, слышишь!
Тощий резко вскочил. Кошка вырвалась из его рук, прыгнула мне на колени и устроилась рядом с Леопольдом.
— Бросьте свои фокусы! — взвизгнул тощий, невесть почему обращаясь ко мне.
Я сделал вид, что не слышу его. Уже давно я взял себе за правило: если не знаешь, что делать, лучше не делай ничего. Так как мне в голову не приходило ни единой разумной мысли, я решил отмалчиваться до конца. А Леопольд сухо промолвил:
— Теперь ступай, мужик. Не скажу, что знакомство с тобой доставило мне удовольствие.
— Бросьте свои фокусы! — повторил тощий ещё на октаву выше; он уже не визжал, а пищал.
В этот момент троллейбус подошел к очередной остановке. Двери открылись.
— Убирайся прочь! — рявкнул кот тощему.
Тот бросился к ближайшему выходу, пулей вылетел с троллейбуса и стремглав понёсся куда глаза глядят.
Водитель, казалось, только этого и ждал. Едва тощий выбежал, он нервно щёлкнул тумблерами, все двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. В салоне по-прежнему царила напряжённая тишина.
Поскольку соседнее сидение освободилось, коты устроились на нём и, ласково мурлыча, тёрлись мордочками.
— Любовь с первого взгляда, — объяснил Леопольд. — Весна.
Я кивнул:
— Прекрасно вас понимаю, друзья... Однако же, Леопольд, она не твоей породы.
— Как раз моей, — возразил кот. — Я понял это сразу, как только увидел её. Давно не встречал соплеменников.
— Вот как? — удивился я. — Но ведь она не сиамка.
— Я тоже не сиамец. Просто очень похож.
— Тогда какой же ты породы?
— Не знаю... То есть, не помню человеческого названия. Мэтр мне говорил, но я забыл. Моя порода не имеет к сиамской ни малейшего отношения.
— Понятно, — сказал я. — Твоя подруга тоже умеет разговаривать?
— По-человечески нет.
«Слава Богу!» — подумал я и облегчённо вздохнул.
На следующей остановке троллейбус опустел почти на две трети. В салоне осталось человек пятнадцать — самых любознательных и не слишком нервных. Они постепенно разговорились. Ясное дело, речь шла о Леопольде. Большинство придерживалось мнения, что это чревовещание; их оппоненты настаивали на том, что все пассажиры троллейбуса стали жертвами массового гипноза. Только один мальчик лет пяти робко предположил, что кот на самом деле разговаривает, — и тотчас получил подзатыльник от своего отца. «Не говори глупостей!» — сказал тот.
Леопольд недолго терпел эти оскорбительные разговоры. Для лучшего обзора он вскарабкался на моё плечо, положил мне на голову передние лапы и с этой импровизированной трибуны провозгласил:
— И не гипноз, и не чревовещание! Почему бы вам не взять пример с этого умного дитяти и не допустить, что я действительно разговариваю? Сам по себе, а?
Ответом ему была гробовая тишина.
— Да ну вас! Думайте, что хотите, — презрительно сказал Леопольд, вернулся на прежнее место и полностью переключил своё внимание на кошку-блондинку.
— Кстати, — спросил я. — Как зовут твою подружку?
Кот немного подумал, затем ответил:
— Пусть будет Лаура. Своего прежнего человеческого имени она произнести не может — не умеет, к сожалению, разговаривать по-вашему. Хотя, скажу тебе, очень интеллигентная киска.
— Лаура — красивое имя, — одобрительно сказал я. — У тебя очень хороший вкус, дружок.
Троллейбус подъехал к следующей остановке. Как только двери открылись, потенциальных пассажиров встретил многоголосый хор наших попутчиков:
— Осторожно! Говорящий кот!
Все, кто был на остановке, отпрянули и больше не проявили желания разделить наше общество. Они, наверное, решили, что это спецрейс для пациентов психиатрической больницы, которые выехали на групповую экскурсию по городу. То же самое, с незначительными вариациями, происходило и на других остановках. Теперь уже не оставался в стороне и водитель — каждый раз он включал громкоговоритель и дважды повторял:
— Внимание! К сведению новоприбывших. В салоне говорящий кот. Будьте осторожны. Внимание!..
И те немногочисленные новички, которые не испугались предупреждения: «Осторожно! Говорящий кот!», немедленно ретировались. Они здраво рассуждали, что путешествовать в обществе свихнувшихся пассажиров — ещё куда ни шло; но если и водитель не в своём уме, то это уже чересчур.
Вскоре к нам приблизилось двое отчаянных смельчаков, которые заговорили с Леопольдом, пытаясь вывести его (а точнее, меня) на чистую воду. Я не вмешивался — чёрт с ними! — единственное, чего я хотел, так это побыстрее вернуться домой. Мне стало дурно при мысли о том, насколько ограниченное мировоззрение у большинства людей, насколько убога их фантазия, какое инертное и косное их мышление. Они скорее сойдут с ума, нежели поверят, что обычный кот... ну, не совсем обычный, какой-то редкой породы, но всё же кот — и вдруг разговаривает не хуже человека. И даже лучше некоторых людей...
Вскоре мы подъехали к Московской площади. Водитель притормозил, пропуская транспорт, идущий по проспекту Науки, затравленно оглянулся на нас, взял микрофон и с робкой надеждой напомнил:
— Следующая остановка «Центральный автовокзал».
К огромной радости водителя, я поднялся и взял на руки обоих котов.
— Пошли, Леопольд, — сказал я. — Выходим.
Кот посмотрел в окно.
— По-моему, мы ещё не приехали.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Нам ещё делать пересадку. На Русановку троллейбусы не ходят.
— Почему не ходят? — возмутился Леопольд. — Какого чёрта мы должны делать пересадку?! Мы сели, заплатили за проезд... Нет, так не пойдёт! Я буду жаловаться в суд!
Услышав слово «суд», водитель почему-то испугался, снова включил громкоговоритель и решительно объявил:
— Вагон следует на Русановку.
— Желательно без остановок, — сказал кот.
— Без остановок, — добавил водитель в микрофон. — По техническим причинам все остановки отменяются.
В салоне прозвучали отдельные несмелые протесты. Леопольд смерил пассажиров пронзительным взглядом и с угрожающими нотками в голосе осведомился:
— Кто здесь недоволен этим мудрым решением?
Недовольные почли за благо умолкнуть.
— Так-то лучше, — промолвил кот. — А ты, Владислав, садись. Ещё не ровен час споткнёшься и нас уронишь.
Покорившись судьбе, я сел.
— Поехали, шеф! — хозяйским тоном распорядился Леопольд. — Прокатимся с ветерком. Ну-ка, прибавьте газу!
И водитель прибавил! Неожиданно троллейбус рванул с места и понесся вперёд с сумасшедшей скоростью.
— Эй! — крикнул я. — Осторожнее!
— Не боись! Я самый надёжный пилот в мире, — произнёс водитель в микрофон, однако его тон вызвал у меня, как, впрочем, и у остальных присутствующих, глубокие сомнения относительно нашей безопасности.
Но все мои страхи оказались напрасными. Водитель проявил себя настоящим виртуозом; в его лице отечественное кино потеряло бесстрашного каскадёра, а спорт — талантливого автогонщика, который мог бы достойно представлять нашу страну в самых престижных соревнованиях от ралли «Париж — Даккар» до гонок «Формулы-1».
По оценкам очевидцев, скорость троллейбуса на прямых участках дороги достигала 250 км/ч, а почти все повороты (в том числе и тогда, когда обгонял другие машины) он делал на двух колёсах.
К счастью, никто из пассажиров не пострадал. Те из них, кто согласился дать показания, в один голос утверждали, что какая-то невидимая сила надёжно удерживала их на сидениях. Природу этой силы выяснить не удалось — она исчезла сразу же после того, как троллейбус остановился на пересечении Русановской Набережной с бульваром Гоголя.
Водитель открыл двери и взялся за микрофон.
— Русановка, конечная, — замогильным голосом объявил он. — Вагон дальше не идёт.
Очумевшие пассажиры высыпали на тротуар и задрали вверх головы. С котами на руках, я вышел вслед за водителем через переднюю дверь.
Водитель бросил пугливый взгляд поверх крыши троллейбуса, его лицо тотчас исказила гримаса отчаяния, и он громко застонал. Ни о каком контакте с электросетью, конечно, речи быть не могло — троллейбусная линия закончилась ещё на правом берегу. Но мало того — штанги были аккуратно вложены в скобы.
— Вот чёрт! — выругался я.
Водитель опустился на тротуар и горько зарыдал.
— Бедные детки, — сквозь слёзы промолвил он.
— Чьи? — машинально спросил я.
— Мои. Дети сумасшедшего отца.
Тут отозвался Леопольд:
— Право, шеф, я не понимаю, что вас так...
Но водитель не захотел выслушивать его слов отрады.
— Не сыпь мне соль на рану, чудовище! — взмолился он. — И так жизнь дерьмовая. — Закрыв лицо руками, водитель опять затрясся в рыданиях.
Я почувствовал на себе хмурые взгляды одичавших пассажиров.
— Это всё его кот, — сказал один субъект неопределённого возраста. — Из-за него троллейбус свихнулся.
— Троллейбусы не сходят с ума, — рассудительно возразил кто-то из толпы любопытных прохожих.
— Вы не знаете этого кота, — отрезал тип. — Он кого угодно с ума сведёт.
— Владислав, — тихо произнёс Леопольд. — Мне это не нравится.
— Мне тоже, котик. Здесь начинает пахнуть жаренным.
— Значит, сматываемся?
— Гм... Хорошая мысль, — согласился я. — Сматываемся.
И мы смотались — я, Леопольд и Лаура. Пассажиры что-то невнятно выкрикивали нам вслед, но гнаться за нами не осмелились.
Уже в лифте кот спросил:
— А что такого странного нашли эти типы в троллейбусе?
Я попробовал популярно втолковать ему, как работает троллейбус, но мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления.
— Если по правде, Владислав, — сказал он, — то все твои аргументы за уши притянуты. Разве не мог троллейбус загодя хорошенько подкрепиться... то бишь, запастись энергией? Неужели и тебя удивляет, что он ехал без питания?
— Сначала удивляло, — ответил я. — А теперь уже нет. По сравнению с тобой, это просто мелочи. — Я говорил совершенно искренне. — Энергия? Ха! Что мы знаем о ней? Ничегошеньки...
Вернувшись домой, я накормил Леопольда и его подругу, после чего категорически заявил, что сыт болтливыми котами по горло и хотел бы немного побыть в одиночестве. Леопольд с пониманием отнесся к моему желанию и вместе с Лаурой отправился гулять на крышу.
Чуть позже я сделал открытие, которое значительно улучшило моё настроение — ни с того, ни с сего заработал мой телефон. Очевидно, какая-то шестерёнка в бюрократической машине телефонной компании дала сбой, кто-то не там поставил галочку, и в результате с меня были сняты штрафные санкции за неоплату счетов.
Итак, я снова получил доступ к Интернет. Дел у меня накопилось много, и я до самого вечера работал с компьютером. Когда коты, вдоволь нагулявшись, вернулись в квартиру, я велел им сидеть в кухне и не высовываться. Чувствуя свою вину за утреннее приключение с троллейбусом, Леопольд вёл себя смирно и права не качал. А ближе к вечеру я уже перестал сердиться на него, и мы с ним приятно провели время, болтая о всякой всячине. Леопольд оказался очень интересным собеседником.
В тот день Инна так и не пришла. Оказалось, что девушки из её группы не солгали мне. Они действительно не знали, как с ней связаться.
Спать я лёг около часа ночи. Засыпая, я предвкушал завтрашнюю встречу с Инной и всё пытался представить её лицо. Я очень надеялся, что кот не ошибся, когда описывал её, как блондинку с голубыми глазами. Не подумайте, что у меня в этом плане какой-то пунктик, я нисколько не комплексую по поводу цвета глаз и волос, но тем не менее я давно мечтал встретить на своём жизненном пути хорошенькую голубоглазую блондинку...
К сожалению, сны неподвластны человеческой воле, и ночью мне приснилась не встреча с Инной, а пресс-конференция Леопольда для мировых информационных агентств. Это был худший сон в моей жизни. События на этой бредовой пресс-конференции имели тенденцию развиваться от плохого к ещё худшему и достигли апогея абсурда, когда по просьбе корреспондента «CNN» Леопольд принялся излагать свои соображения по поводу ближневосточного урегулирования, по очереди становясь на позиции то арабских, то израильских котов. Этого кошмара я выдержать не смог и проснулся, обливаясь холодным потом. Меня била нервная дрожь.
Было начало пятого. Я в сердцах выругался и выкурил две сигареты кряду. Правда, меня утешало, что пресс-конференция Леопольда была всего лишь жутким сном. По сравнению с ней, троллейбусная эпопея казалась приятной увеселительной прогулкой. Успокоенный этой мыслью я снова заснул и благополучно проспал до десяти утра без всяких сновидений.
Вопреки нашим с Леопольдом надеждам, Инна не появилась ни в первой половине дня, ни в обед. Мы уже истомились от ожидания, кот шатался туда-сюда по квартире, всё посматривал на часы (по положению стрелок он мог определять время) и недовольно, встревожено, даже обиженно мурлыкал, упрекая свою хозяйку за такое, по его мнению, пренебрежение с её стороны. Я убеждал его, что Инна, возможно, не виновата, ведь всё зависело от того, когда вернётся её подруга Наташа; но Леопольд не желал меня слушать и продолжал ныть.
А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на всё рукой — как говорится, работа не волк, в лес не убежит, — выключил компьютер, лёг на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна.
— Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, — сказал я Леопольду. — Но, если допустить что Бог и Дьявол — разные проявления одной и той же вселенской сущности, то...
Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю — как к человеку и христианину, — я не стану цитировать его ответ.
В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была самим воплощением спокойствия. Почти всё это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала.
Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал.
— Наконец-то!
— Ну же, открывай! — поторопил меня Леопольд. — Это она, точно она.
Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь.
...Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб — окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил её с первого взгляда. Полюбил её всю — её ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок её сумочки, даже каждую веснушку на её милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости её стройных ног, обтянутых тонким шёлком чулок, я совсем обалдел...
Думаю, на свете найдётся немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы прекрасней её. Инна красива самой очаровательной, самой привлекательной красотой в мире — красотой жизни, красотой живой женщины, жены, будущей матери. Я никогда не понимал красоты даже самых великих произведений искусства — они способны лишь захватить дух, потрясти воображение, вызвать, наконец, слёзы восторга и вздохи восхищения, — но действительно красивой может быть только жизнь...
Когда я немного пришёл в себя — ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, — мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку.
Мы оба были очень взволнованы. То и дело мы встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я — в основном на её ножках.
Невесть сколько времени так прошло — мне казалось, что целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла:
— Не знаю даже, как вас благодарить...
— Не за что, — пробормотал я, млея. — Мне даже было приятно...
— Вот... — Она достала из своей сумки бутылку шампанского. Настоящего шампанского из Шампани, а не какого-то суррогата. — У меня было...
— Что вы! — Я энергично замахал руками. — Я не могу...
(Позже, вспоминая начало нашего разговора, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу: мы вели себя, как две застенчивые барышни из бездарного фарса викторианских времён.)
— Прошу вас, — настаивала Инна. — Вы утруждали себя лишними хлопотами. Ездили в университет.
Тут вставил своё веское слово Леопольд:
— Да уж, действительно. Владислав принял близко к сердцу мои беды. А ты почему так долго не появлялась?
— Я не виновата, котик, — ответила Инна. — Как только Наташа мне позвонила, я сразу поспешила к тебе.
— Значит, это Наташа! Ну, я ей задам...
— Она тоже не виновата. Просто она задержалась и лишь недавно приехала. — И Инна вновь протянула мне бутылку: — Возьмите, это от души.
— Вы, наверное, держали её для какого-то знаменательного события...
Леопольд опять вмешался в наш разговор, но на этот раз очень кстати. Кот, что называется, сделал ход конём.
— А разве сегодня не знаменательный день? — Он притворился возмущённым. — Я нашелся, вы познакомились, к тому же у меня появилась подруга. — И он указал лапой на Лауру.
Наши лица мигом просветлели. Мы облегчённо вздохнули и обменялись тёплыми улыбками. Я готов был расцеловать кота — он помог нам выпутаться из неловкого положения.
— Такое событие грех не отпраздновать, — сказал я. — Может, и правда выпьем по бокалу?
Инна молча кивнула. Я расценил это, как знак согласия, взял из рук Инны бутылку, откупорил её и наполнил два бокала пьянящим зельем. Коты по такому поводу получили полное блюдце сметаны.
Я не раз слышал, что шампанское, даже в небольших количествах, очень опасно влияет на молоденьких девушек. Не знаю, относится ли это ко всем молоденьким девушкам, но по крайней мере на Инну шампанское действует безотказно. Уже после нескольких глоточков она перестала смущаться и краснеть, мы тут же перешли на ты, она стала называть меня Владиком, а её — Инночкой. Вскоре мы так оживлённо разговорились, что Леопольд обиженно надулся — он привык всегда быть в центре внимания, а мы с Инной, увлечённые друг другом, почти не замечали его.
Я немного рассказал о себе, а Инна — о себе. Как я уже и сам догадался по её фамилии и лёгкому акценту, она была полькой, но родилась и выросла в нашей стране. Её отец, мать и младший брат жили во Владимире — конечно, не в Суздальском, что в России, а в более древнем, хоть и менее известном, на Волыни. Когда Инна поступила в университет, родители купили ей в Киеве квартиру, на которую не пожалели денег, поскольку были твёрдо уверены, что общежитие — не место для порядочной девушки. Зная университетские общаги не понаслышке, я должен был признать, что родители Инны — люди мудрые и осмотрительные.
Потом, к большому удовольствию Леопольда, мы поговорили о нём и вскоре пришли к заключению, что как он сам, так и его способность разговаривать — настоящее чудо. Просто невероятное чудо — однако, по нашему мнению, если бы мир был насквозь материалистичным и в нём не существовало чудес, жизнь была бы скучной и безрадостной.
В восторге от общности наших взглядов на массу вещей — от политики до философии — мы поцеловались. Разумеется, как брат и сестра. Правда, при этом я совсем не по-братски затянул поцелуй, а Инна задрожала, как осиновый лист, хотя сделала вид, что ничего особенного не произошло.
После этого инициативу перехватил кот. Он рассказал Инне обо всём, что случилось с ним в последние два дня: о похищении, об аварии, о встрече со мной, о нашем визите в университет, о старичке возле физического факультета и, конечно же, о памятной поездке на троллейбусе. Теперь у меня совсем не холодело в груди при воспоминании о том приключении; напротив, всё случившееся казалось просто уморительным. Мы с Инной смеялись до упаду — как дети.
Именно тогда мы с удивлением обнаружили, что шампанское неожиданно быстро закончилось. Или мы его так усердно пили, или оно частично испарилось — кто знает. Леопольд придерживался первой версии; мы же настаивали на второй. Расстроенная Инна упрекала себя в том, что пожадничала и принесла лишь одну бутылку. Она была безутешна, и, в конце концов, мне пришлось покаяться ей, что у меня припрятано три бутылки домашнего вина маминого приготовления. Инна игриво, даже слишком игриво, пристыдила меня за скаредность и потребовала немедленно нести вино, потому что её донимает жажда.
Чтобы вы знали, мои родители живут на юге, в исконно винодельческом крае, а моя мама — спец по части приготовления красных вин. Её вино имеет одну интересную особенность: на вкус оно кажется не крепче сока, но шибает в голову будь здоров. Я совсем забыл предупредить об этом Инну, просто забыл — без всякого умысла... Впрочем, я сильно сомневаюсь, что в своём тогдашнем состоянии она прислушалась бы к моим советам.
Итак, мы потихоньку пили вино моей матушки, болтали, танцевали, опять пили — и не заметили, как оба напились в стельку.
Моя память начала давать сбои уже на второй бутылке. Последнее, что я запомнил из того вечера, это как мы обнявшись танцевали под какую-то медленную музыку, голова Инны была наклонена к моему плечу, а я, жадно хватая губами её волосы, раз за разом повторял про себя: «Сейчас я сдурею!»
И действительно — сдурел...
Проснувшись на следующий день, я с удивлением обнаружил, что голова у меня не болит, мысли необычайно чёткие и ясные, а тело свежее и отдохнувшее, словно накануне я употреблял исключительно безалкогольные напитки. А между тем я точно знал, что вчера вечером слегка перебрал — да так слегка, что не мог вспомнить, когда именно и каким образом очутился в постели.
Впрочем, долго удивляться отсутствию похмельного синдрома мне не пришлось. В следующий момент я сделал открытие, которое заставило меня забыть обо всём на свете: в постели я был не один! Рядом со мной, вернее, в моих объятиях, лежала очаровательная девушка. Инна...
Мы проснулись одновременно. Нас разбудил Леопольд, который громко, с непередаваемым мяукающим акцентом, выкрикивал:
— В Багдаде уже полдень! В Багдаде уже полдень!..
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза и глупо улыбались. Тёплое дыхание Инны приятно щекотало мой подбородок. От прикосновений её обнажённого тела меня охватывала сладкая истома. Моя рука лежала на её бедре и совершенно безотчётно поглаживала его...
Вдруг в глазах Инны появился испуг. Она резко отстранилась от меня, села в постели и растеряно огляделась вокруг.
— Господи! — прошептала она в отчаянии. — Господи!.. Что ж это такое?!
— Весна, — коротко объяснил Леопольд.
Достаточно было беглого взгляда на постель, чтобы всё стало ясно. Я поднялся, рявкнул коту: «Брысь!», присел рядом с Инной и несмело обнял её за плечи.
По щекам Инны катились слёзы. Я пытался высушить их нежными прикосновениями губ, но они всё катились и катились не переставая.
— Я знала, — первой нарушила гнетущее молчание Инна, — это должно было когда-то случиться... Но я не думала... чтобы вот так...
— Прости, родная, — виновато сказал я. — У меня это тоже впервые, и я... ей-богу, я не знаю, что делать... Мне очень жаль, поверь...
День был ясный, солнечный, но прохладный; к тому же вечером кто-то из нас открыл дверь на балкон и забыл её закрыть. Очень скоро я начал дрожать от холода, поэтому встал и принялся второпях одеваться. Тем временем Инна молча стянула с дивана простынь и, смущённо взглянув на меня, убежала в ванную. Вслед за тем оттуда послышался плеск воды вперемежку с громкими всхлипываниями.
Одевшись, я посмотрел на часы. Как ни странно, Леопольд оказался прав: в Багдаде как раз был полдень. А в Киеве было одиннадцать утра...
Я тяжело вздохнул и стал подбирать с пола её одежду. Походя я удивлялся тому, как женщины любят усложнять себе жизнь — взять хотя бы их наряды. Из мрака забытья, окутывавшего события вчерашнего вечера, вдруг вынырнул один эпизод — как я раздевал Инну. Мне стало стыдно: судя по всему, я был далеко не на высоте.
И вообще, я никак не мог решить, хорошо мне сейчас или плохо. С одной стороны, этой ночью у меня была женщина, вернее, девушка — и какая девушка! С другой же, эту девушку я сначала напоил, да и сам упился до такой степени, что ничего не помнил о том, как я лишил её невинности и как расстался со своей. Чёрт знает что!
Инна всё ещё была в ванной. Сложив её одежду на диване, я прошёл в кухню. Там же околачивался Леопольд; его Лаура спокойно дремала под столом.
Пока я жарил яичницу с беконом, голодный кот жадно расправлялся с внушительным куском колбасы. Насытившись, он оставил объедки Лауре, а сам вскочил на подоконник, довольно зевнул и сказал:
— Хороши вы были вчера!
— Заткнись! — беззлобно ответил я, но в следующий момент встревожено воззрился на него: — Ах, негодяй! Ты подглядывал за нами?!
— О нет, ни в коем случае, — успокоил меня кот. — Когда ты взялся расстилать постель, мы с Лаурой слиняли на кухню.
— И на том хорошо, — с облегчением выдохнул я.
— Ну, как она тебе? — хитро прищурившись, полюбопытствовал Леопольд. — Понравилась?
— Заткни пасть! — прикрикнул я, неудержимо краснея. Вместе с тем, я не мог удержаться от улыбки: разговаривать с котом на обычные бытовые темы — ещё куда ни шло; но обсуждать с ним свои интимные переживания — в этом было что-то абсурдное, гротескное, ирреальное...
Из ванной послышался голос Инны:
— Владислав!
— Да? — Я мигом оказался под дверью.
— У тебя есть что-то надеть? Ну, халат... или что-нибудь в этом роде.
Я задумчиво потёр лоб.
— Халатов у меня не водится. Зато могу предложить тёплую рубашку. Годится?
— А она... достаточно длинная?
— Да.
— Тогда неси.
— А больше ничего не нужно? — напоследок спросил я.
— Ну, ещё... это...
— Хорошо, — сказал я. — Принесу и «это».
«В словах Леопольда о массе идиотских условностей есть зерно истины, — думал я, роясь в шкафу в поисках самой длинной рубашки. — После того, что случилось между нами ночью, она могла бы прямо сказать: и ещё принеси мои трусики...»
За завтраком мы не проронили ни слова. Сначала Леопольд пытался завязать с нами беседу о себе (как я уже убедился, это была его любимая тема), но мы упорно отмалчивались, не обращая на него ровно никакого внимания. В конце концов кот обиделся, гордо замолчал и вместе с Лаурой устроился погреться возле тёплой батареи парового отопления.
Поев и выпив кофе, я развесил на балконе выстиранную Инной простынь, а она тем временем помыла посуду. После этого мы вернулись в комнату, Инна села на диван, а я — в кресло.
И по прежнему молчали...
Наверное, это был один из тяжелейших моментов в моей жизни. Я должен был заговорить первым — и не о чём-нибудь, а о том, что случилось ночью. Я прекрасно понимал, что инициатива должна исходить от меня, но никак не мог подобрать нужных слов.
«Инна, мне очень жаль, но случившегося уже не изменить...»
«Инна, как только я увидел тебя...»
«Инна, хоть мы познакомились только вчера, обстоятельства сложились так, что...»
«Инна, я думаю, что нам нужно определится в наших дальнейших отношениях...»
Я полностью отдавал себе отчёт, почему тяну с началом разговора. Буквально с первой секунды нашего знакомства я понял, что Инна предназначена мне самой судьбой, что мне нужна только она — и лишь она одна... Я уже не представлял своей жизни без неё, и потому панически боялся услышать ответ вроде: «А какое мне, собственно, до тебя дело? Ты напоил меня, соблазнил, а теперь ещё смеешь говорить о чувствах. Да иди ты знаешь куда!..» Я подозревал — куда.
Чтобы набраться смелости и хоть немного успокоить нервы, я закурил. Инна бросила на меня быстрый взгляд и тоже взяла сигарету. Я неодобрительно покачал головой, однако дал ей прикурить. От первой же затяжки она закашлялась. Тотчас в комнату заглянул Леопольд.
— Инночка! — произнёс он укоризненно. — Что же ты делаешь? Потеря девственности ещё не причина, чтобы начать курить.
Щёки Инны вспыхнули румянцем. Она со злостью погасила сигарету в пепельнице.
Мне в голову закрались котоубийственные мысли.
А Леопольд, обеспечив себе путь к отступлению, продолжал:
— Однако странные вы существа, люди! И ты, Владислав, и особенно ты, Инна. Вспомни, что ты говорила вчера вечером.
— И что же? — тихо спросила Инна, блуждая взглядом по комнате.
— А то не помнишь! — фыркнул он. — «Я сошла с ума, котик! Я влюбилась!» А сегодня что — передумала, разлюбила?
Я резко вскочил на ноги с твёрдым намерением швырнуть Леопольда в окно. Но кот был готов к этому и немедленно ретировался на кухню.
Я чисто машинально захлопнул за ним дверь, чтобы он больше не мешал нам, а все мои мысли целиком были заняты анализом его последних слов. Наверное, с минуту я простоял в глубокой задумчивости, затем робко подступил к Инне, опустился перед ней на корточки и взял её руки в свои.
— Инночка, — спросил я с замиранием сердца, — так это правда?
Она потупила глаза и тихо, чуть ли не шёпотом, ответила:
— Не помню.
Тогда я поднёс к своим губам её руку и нежно поцеловал маленькую ладошку.
— Солнышко моё, я же спрашиваю не о том, что ты говорила вчера, а о том, что ты чувствуешь сегодня.
Наконец Инна подняла глаза, ласково посмотрела на меня и немного смущённо улыбнулась:
— А если да, то что?
И тут я вспомнил! Вспомнил всё, что случилось прошлым вечером. И ночью...
Это была настоящая фантастика!
Воспоминания придали мне смелости, и я уверенно обнял Инну.
— Родная моя, любимая, ты же ждала принца...
— И нашла его, — сказала она, прильнув ко мне. — Тебя, Владик.
— Я совсем не похож на принца...
— Но для меня ты принц. Когда я увидела тебя, то сразу поняла, что мы созданы друг для друга... И теперь не важно, каким я раньше представляла тебя, это уже не имеет значения. Главное, что ты мой принц, и... Не задавай глупых вопросов, лучше поцелуй меня.
Мы поцеловались. Если у меня ещё был кое-какой опыт в поцелуях, то у Инны его вообще не было; но это не мешало нам целоваться пылко и страстно...
Немного погодя Инна спросила:
— Владик, неужели это правда, что я у тебя первая?
— Правда, — ответил я. — Чистая правда. Тебя это удивляет?
— Ну... так, немного. Просто ты не похож на тех парней, которые сторонятся женщин. Тебе уже двадцать четыре года, и я уверена, что ты часто влюблялся.
Я утвердительно кивнул:
— Да, влюблялся. Но всегда влюблялся в таких девушек, которые считали, что мужчина должен первый проявить инициативу. А я всякий раз пасовал.
— Почему?
— Не знаю. Может быть, комплексы.
Инна покачала головой:
— Это ничего не объясняет. У всех нас комплексы. Людей без комплексов не бывает.
Я погладил её волнистые белокурые волосы и заглянул в её васильковые глаза. Сбылась мечта всей моей жизни — я встретил свою голубоглазую блондинку...
— Наверное, я ждал тебя, родная, — наконец произнёс я. — Ты ждала своего принца, а я — свою принцессу. Просто мне пришлось ждать дольше... Вот и всё.
Первые пять месяцев нашей с Инной супружеской жизни я иногда вспоминаю с ностальгией — точно так, как приятно бывает взрослому, возмужавшему человеку вспомнить своё беззаботное детство. Тогда мы просто любили друг друга, просто были счастливы вместе, просто жили сегодняшним днём, редко оглядываясь в прошлое и почти не задумываясь о будущем. Однако детство, какой бы золотой порой оно ни было, всего лишь прелюдия к взрослой, самостоятельной жизни. Дети не навсегда остаются детьми, а со временем вырастают; вот так и в нашу с Инной идиллию рано или поздно, но с неизбежностью восхода солнца, должна была внести свои коррективы суровая действительность.
Действительность эта нагрянула к нам в один прекрасный августовский день в облике трёх людей в штатском. Что это были именно люди в штатском, а не просто люди в строгих серых костюмах с галстуками, мы поняли из «уставного» выражения их лиц и военной выправки, ещё до того как они предъявили нам удостоверения. Двое из них оказались большими «шишками» — полковником и майором службы безопасности. Третий был рядовым агентом, в руках он держал видеокамеру; я немедленно окрестил его оператором.
Полковник показал себя человеком весьма решительным. После короткой процедуры знакомства он сразу взял быка за рога и без всяких церемоний, напрямую спросил:
— Это у вас живёт кот, который якобы разговаривает?
— Ну, да, — ответил я, поняв, что возражать бесполезно. — А что?
— И при чём здесь «якобы»? — Леопольд, уже отец четверых, к счастью, молчаливых котят, выглянул из гостиной и смерил прибывших скептическим взглядом. — «Якобы», как мне известно, подразумевает: «вроде бы да, а на самом деле нет». «Якобы» меня нисколько не касается, потому что я действительно разговариваю.
Полковник, майор и оператор на какое-то мгновение опешили. Впрочем, ненадолго — очевидно, они были готовы к такого рода неожиданностям.
— Спокойно, — сказал полковник. — Сейчас мы во всём разберёмся.
— И безо всякого чревовещания, — строго предупредил майор.
Мы с Леопольдом сделали вид, что не расслышали его реплики. Инна же возмутилась:
— Никакого чревовещания! Кот просто разговаривает, и всё.
— Спокойно, — повторил полковник; у меня создалось впечатление что «спокойно» он говорил сам себе. — Разберёмся.
Я предложил посетителям пройти в гостиную.
— Как я понимаю, уважаемые, вас интересует именно кот, а не я или моя жена?
— Конечно, — подтвердил полковник. — Именно он. А уже потом вы — как хозяева кота.
В отличии от майора, полковник мне понравился — он выглядел умным, интеллигентным человеком, — и мне стало немного жаль его. Не желая быть свидетелем словесного мордобоя, к которому уже приготовился Леопольд, я предложил («во избежание чревовещания»), чтобы мы с Инной на время их беседы удалились на кухню — тем более, что мы как раз обедали. Полковник признал, что это хорошая идея, и отпустил нас, пообещав поговорить с нами позже.
Прикрыв кухонную дверь, я сказал Инне:
— Слишком много на себя берёт. После Леопольда ему будет не до нас.
Жена полностью разделяла моё мнение.
Разговор длился более получаса — по своему обыкновению, кот пудрил собеседникам мозги. Из гостиной доносились только приглушённые голоса, слов разобрать не удавалось. Впрочем, нас мало занимало, почему спецслужбы заинтересовались Леопольдом; куда больше нас волновало, в какой степени этот интерес нарушит наш семейный уют. Мы даже не подозревали, что беда подкрадывается совсем с другой стороны...
Наконец оживлённая беседа в гостиной прервалась. После продолжительной паузы полковник что-то сказал. Майор что-то ответил (кажется, «сейчас будет»), и опять наступила тишина.
Мы подождали ещё минуту, затем прошли в гостиную.
Леопольда нигде видно не было. Полковник и майор сидели в мягких креслах, утомлённо откинувшись на спинки; глаза у них были остекленевшие, как будто им обоим вкатили по два «кубика» галоперидола3. Майор держал в руках диктофон, включённый в режиме обратной перемотки, и искоса следил за датчиком времени. Оператор сидел на краю дивана и отрешённым взглядом пялился в противоположную стену; лицо у него было белое, как мел, раз за разом он шмыгал носом, словно напуганный ребёнок.
— Где кот? — спросила Инна.
— Убежал через балкон, — ответил полковник. — Сказал, что мы занудные типы, и он уже сыт нами по горло.
«Как это похоже на Леопольдика!» — умилённо подумал я, садясь на диван рядом с оператором.
Тот затравленно покосился на меня и нервно дёрнулся, едва не уронив на пол видеокамеру.
Инна устроилась на стуле возле письменного стола с компьютером.
— А он действительно говорящий, — тоскливо произнёс полковник. — Вне всяких сомнений.
— Ну, и какие у вас к нам вопросы? — с улыбкой осведомилась Инна.
Полковник лишь сокрушённо вздохнул.
— А собственно, — спросил я. — В чём дело? Почему вы заинтересовались нашим котом?
— Дело о троллейбусе номер одиннадцать ноль восемь, — с мрачным видом ответил полковник.
— Ага, понятно. И вы так долго искали нас?
Полковник пожал плечами:
— Беда в том, молодой человек, что каждый пассажир троллейбуса давал разное описание вашей внешности. Мы так и не смогли составить ваш словесный портрет. Зато портрет кота получили во всех деталях. Наши агенты прочесали всю Русановку в поисках Леопольда, но тщетно.
— Леопольд там не жил, — объяснил я. — Да и я уже на следующей неделе съехал со своей русановской квартиры.
— Знаю, — кивнул полковник. — А мы начали ваши поиски лишь через полторы недели.
— Тогда как же вы нас нашли?
— Нам помог один бдительный гражданин. Он сообщил, что повстречал возле корпуса физического факультета подозрительного субъекта с ещё более подозрительным котом, который, кроме всего прочего, разговаривал по-человечески.
— А-а! — Я с трудом сдержал смех. — Этот старичок? Небось, он решил, что я иностранный шпион, а Леопольд — замаскированный под кота робот.
Полковник натянуто улыбнулся:
— В самую точку. Его заявление пролежало в отделе контрразведки целых четыре месяца, пока по чистой случайности не попало на глаза нашему человеку. Контрразведчики посмеивались над фантазиями бедного старичка, нам же было не до смеха.
— Значит, вы вычислили нас через меня? — спросила Инна. — Через университет?
— Да, — коротко ответил полковник и повернулся к майору: — Ну, что там?
— Вот оно, — сказал майор и нажал кнопку воспроизведения.
— ...и дался вам этот троллейбус! — прозвучал из диктофона голос Леопольда.
(Дальше я предлагаю фрагмент их беседы в виде стенограммы.)
Полковник. Но пойми же, Леопольд, он ехал без контакта с электросетью.
Кот. А я хожу и с кошками гуляю без вашего контакта.
Полковник. Дело в том, что для троллейбуса электроэнергия — как для тебя еда.
Кот. Да знаю, знаю, Владислав мне говорил. Но ведь я не должен непрерывно есть. Так почему бы и троллейбусу не проехать немного без питания?
Майор. Ничего себе «немного»!
Полковник. Ладно, подойдём к этому с другой стороны...
Кот. Какой вы зануда, mon cher colonel4! С одной стороны, с другой стороны...
Полковник. До того момента, как Владислав объяснил тебе, зачем троллейбусу штанги, ты знал об их существовании?
Кот. За кого вы меня принимаете, господин хороший?! Конечно, знал — я же не слепой.
Полковник. А знал, что без них он не поедет?
Кот (небрежно). Не хватало мне интересоваться такой ерундой! И без этого как-то жил.
Полковник. Теперь, прошу, попробуй припомнить, не возникало ли у тебя во время поездки желания убрать штанги?
Майор (удивлённо). Товарищ полковник!..
Кот (категорически). Нет, не возникало.
Полковник. Не спеши с ответом. Сначала подумай.
(Короткая пауза.)
Кот. Вспомнил! Но я их не убирал. Я только подумал, что они помешают нам обогнать другие троллейбусы, и мысленно выругал их, потому что видел, как нервничает Владислав. Ему хотелось поскорее вернуться домой, и...
Полковник. А какими словами ты их выругал?
Кот. «Чёрт бы их побрал!»
Оператор (шёпотом). Господи Иисусе!
Полковник. Когда это случилось?
(Короткая пауза; слышится нервное цоканье зубами — наверное, это был оператор.)
Кот (уверенно). Когда водитель объявил, что вагон идёт на Русановку.
Полковник. То есть, на Московской площади? Возле автовокзала?
Кот. Да, точно.
Майор (шёпотом). Сдуреть можно!
Полковник. А о чём ты думал по дороге от автовокзала до Русановки? Чего ты боялся? Чего хотел? Не спеши отвечать, подумай.
Кот. А что здесь думать? Я хотел только одного: чтобы мы благополучно добрались домой и не попали в аварию...
— Достаточно, — сказал полковник.
Майор выключил диктофон и жалобно посмотрел на шефа.
— Неужели вы думаете, что кот... — начал было я.
— Ничего я не думаю, — слишком уж торопливо перебил меня полковник. — Но факты налицо: по свидетельствам очевидцев, возле автовокзала троллейбусные штанги без чьей-либо помощи сами вложились в скобы.
Некоторое время мы молчали.
— А может, просто никто не заметил? — робко предположила Инна. — Какой-то шутник ловко вложил штанги, а его никто...
— Однако же троллейбус поехал, — возразил угнетённый майор.
— И мало того, что он тогда поехал, — добавил полковник. — Это ещё полбеды. Куда хуже, что троллейбус до сих пор ездит без внешнего питания.
— Что?! — изумлённо воскликнули мы.
— Вот так-то, — сокрушённо подытожил полковник. — Троллейбус как троллейбус, двигатель у него как двигатель — а функционирует автономно. И никто не знает, откуда он берёт энергию. Его уже по винтикам разбирали — каждая деталь как деталь, ни единого отклонения от нормы. А собрали — снова ездит без питания.
— А вы не пробовали менять одну деталь за другой? — спросила Инна.
— Пробовали, — ответил полковник. — Меняли одну за другой, пока не получился совершенно новый троллейбус. В нём не было ни единого винтика, ни единого проводка от прежнего.
— И что?
— И ничего! Всё равно ездит.
— Ого! — Инна немного помолчала. — Но ведь из старых деталей можно было собрать троллейбус...
— Мы так и сделали. До самого последнего винтика, до последнего проводка это был тот самый первоначальный троллейбус, который прежде ездил без питания. Но теперь он не ездит — зато ездит другой, собранный из совершенно новых деталей.
Это поразило меня больше всего. Получалось, что за «сумасшествие» троллейбуса отвечает не какая-то конкретная деталь, а нечто нематериальное, присущее троллейбусу, как единому целому, некий машинный эквивалент души...
— Сдуреть можно, — повторил я слова майора.
— Можно, — согласился полковник. — И дуреют. Трое наших экспертов уже лечатся в психбольнице вместе с водителем.
— И что вы собираетесь делать? — сочувственно поинтересовался я.
Ответ был немедленный и категорический:
— После знакомства с котом — закрыть дело. Как невыясненное.
Эффект от этого заявления был довольно неожиданным: майор и оператор оживлённо захлопали в ладоши, их лица прояснились.
— Это значит, — сам не веря своим ушам, переспросил я, — что вы оставите нас в покое?
— Оставим, — заверил меня полковник. — Никакой угрозы конституционному строю, государственной независимости и территориальной целостности ваш Леопольд не представляет... Гм, по крайней мере, пока его не трогать... — Тут он осёкся. — Словом, живите себе со своим говорящим котом, только не позволяйте ему откалывать такие номера — это может плохо кончиться.
— Не позволим, — твёрдо пообещал я, а после некоторых колебаний добавил: — Правду сказать, господин полковник, до сегодняшнего дня я был значительно худшего мнения о вашей организации.
Полковник нервно ухмыльнулся:
— Все мы люди, юноша. Пусть лучше я получу выговор, это не слишком высокая цена за сохранение здравого рассудка моих сотрудников... да и моего собственного. — (Его подчинённые энергично закивали головами.) — Троллейбус, который ездит сам по себе, это ещё полбеды. А вот кот, который сам по себе говорит... — Он вздохнул. — Как только мой отдел займётся Леопольдом, то не позже чем через месяц нам придётся открыть филиал при психоневрологическом диспансере.
Честное слово: этот полковник мне понравился!
Когда я провожал их, полковник вдруг остановился на пороге, внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Скажите, молодой человек, вас не удивляет вся эта чертовщина?
— Удивляет, — ответил я. — Это чудеса. Они вне научного объяснения. Но без чудес жизнь была бы скучной.
— Искренне вам завидую, юноша, — признался полковник и в который уже раз сокрушённо вздохнул.
Визит людей в штатском оказался для нас роковым. Но не потому, что с того времени нам не давали покоя сотрудники службы безопасности, вовсе нет. Во-первых, в скором времени мы стали недосягаемы для каких бы то ни было земных спецслужб; во-вторых, полковник всё-таки настоял на своём — дело закрыли и о нас забыли. Как выяснилось впоследствии, ни видеозапись беседы с Леопольдом, ни та кассета из диктофона в архив не попали. Вместо этого, к делу был подшит отчёт, в котором утверждалось, что Леопольд оказался самым обыкновенным и самым молчаливым котом из всех котов, сущих в мире. Майор и оператор, наверное, не помнили себя от радости, подписывая такой отчёт.
Говоря о роковой роли этого визита, я имел ввиду совсем другое: он заставил нас задуматься над некоторыми вещами, что привело к моментальному и бесповоротному разрушению созданного нами уютного мира, в котором реально существовали только я, Инна и наша любовь...
Когда я провёл незваных гостей до лифта и вернулся в квартиру, Инна лежала на кровати в нашей спальне, блуждая задумчивым взглядом по потолку. Я лёг рядом, привлёк её к себе и обнял. Но она была так сосредоточена на своих мыслях, что, казалось, даже не заметила моего присутствия.
— Солнышко, — спросил я, — что тебя беспокоит?
— То, чего не сказал полковник, — задумчиво произнесла жена. — О чём он не отважился сказать.
Я повернул к себе её лицо и заглянул ей в глаза.
— А откуда ты знаешь, о чём он не отважился сказать?
— Это было написано на его лице. А в его взгляде был страх — дикий, панический. Он решил, что наш Леопольд, наряду с интеллектом подростка и умением разговаривать по-человечески, также обладает неосознанными колдовскими способностями.
— Угу, — промурлыкал я, переворачиваясь на спину; Инна положила голову мне на грудь. — Кот-чародей? Забавно!
— А по-моему, не только забавно, но и поразительно, — совершенно серьёзно сказала Инна. — Поразительно то, что нам самим это не приходило в голову. Подумай, Владик. Просто подумай — больше от тебя ничего не требуется. Вспомни всё, что происходило с нами, и приложи минимум умственных усилий, чтобы это осмыслить.
Зарывшись лицом в душистых волосах жены, я принялся вспоминать и осмысливать.
Авария — настоящая катастрофа, в которой Леопольд не получил ни единой царапины...
Встреча со мной — он сразу почувствовал, что я тот человек, который воспримет его способность говорить как вполне нормальное явление. Кот также предвидел, что мы с Инной полюбим друг друга, — и его пророчество сбылось...
Разговор с тощим коротышкой в троллейбусе. Тогда Леопольд, без сомнения, попал в яблочко с тем алкашом, бутылкой сивухи и бедной старушкой. Но Лаура не могла настолько связно рассказать ему о своём прошлом; она была и остаётся обыкновенной кошкой...
Троллейбус, который поехал без питания — и который до сих пор ездит без оного...
Сила, которая удерживала нас на сидениях во время той сумасшедшей езды...
Или, скажем, полное отсутствие похмелья после знатной попойки, которую мы с Инной устроили по случаю нашего знакомства. Вдвоём мы выпили бутылку шампанского и три бутылки крепкого домашнего вина; оба были пьяны в стельку и никаким естественным образом не смогли бы так быстро отойти...
И телефон, который вдруг заработал на следующий день после появления у меня Леопольда. «Укртелеком» может по ошибке отключить телефон, но по ошибке включить его — никогда. Тут уж воистину не обошлось без сверхъестественного вмешательства...
И последнее — уж очень легко мы избавились от «опеки» спецслужб. Правда, полковник объяснил нам, почему он решил закрыть дело, и в целом его аргументы были убедительными. Но кое-что в поведении наших недавних гостей настораживало — а именно, тот панический страх, о котором говорила Инна. Создавалось впечатление, что кот, стремясь как можно быстрее избавиться от неприятных собеседников, бессознательно внушил им такой ужас, что они готовы были бежать от него куда глаза глядят. Бедный оператор!..
— Милочка, — растерянно произнёс я. — Ты, как всегда, права. Просто поразительно, что раньше мы не обращали на это внимания.
— В том-то и дело, — устало ответила Инна. — Боюсь, мы с тобой одурели от любви — и это не преувеличение. Настолько одурели, что потеряли способность трезво соображать.
— Это уж точно, — с улыбкой согласился я. — У нас никак не закончится медовый месяц... Гм-м. Но кто же тогда Леопольд? Какое-то энное перевоплощение индуистского божества?
Инна отрицательно покачала головой:
— Мне кажется, что колдовскими способностями кота наделил его прежний хозяин. Так же, как человеческой речью, как интеллектом.
Я хмыкнул:
— Очень похоже. Леопольд называет его Мэтром, то есть мастером, неохотно говорит о нём... По-моему, он боится своих воспоминаний — и, наверное, не только потому, что виноват в смерти старого профессора.
— Я больше чем уверена, что Мэтр был колдуном и обучил Леопольда некоторым чародейским приёмам.
— Но зачем?
— Не знаю. Может, это случилось непреднамеренно. Долгое время кот жил рядом с чародеем, и не исключено, что мимоходом научился у него колдовать.
— Значит, он неосознанный колдун?
— Именно так. А потому очень опасный. Ведь если он не...
Вдруг Инна осеклась и подняла голову. В её глазах застыл испуг.
«А теперь кот живёт у нас, — одновременно подумали мы. — И если (Инна) (я) не ошиба- (-ется) (-юсь), мы тоже станем колдунами. Неосознанными, опасными колдунами».
Или уже стали таковыми...
Боже, как мы были слепы! За пять с лишним месяцев мы не нашли ни единой свободной минуты, чтобы хоть немного задуматься над всем, что происходило с нами и вокруг нас. Речь идёт даже не о тщательном анализе, а о простом сопоставлении очевидных фактов...
Нет, мы не только одурели от любви.
Вернее, мы одурели не только от любви.
Это какое-то наваждение!
Какие-то чары...
Я будто прозрел в один момент!
— Инна, — спросил я, — что у нас есть пить?
— Кока-кола в холодильнике.
— Принеси, пожалуйста, я умираю от жажды.
— Сейчас, — с готовностью ответила Инна, соскользнула с кровати, вступила ногами в тапочки и вышла из спальни.
Тогда я шёпотом, но с нажимом добавил:
— А конфеты ещё есть?
— Осталось четыре, — послышался из кухни её голос.
У меня учащённо забилось сердце.
— И их принеси, — попросил я, чуть шевеля губами.
— Хорошо.
Я с облегчением вздохнул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. От напряжения у меня слегка закружилась голова.
Вскоре вернулась Инна с жестянкой кока-колы и шоколадными конфетами. Я слопал все четыре конфеты, ничего не оставив жене. И вовсе не потому, что был жадиной и сладкоежкой; просто с некоторых пор Инна вбила себе в голову, что ей надо беречь свою фигуру, и воздерживалась от сладостей.
— Кстати, милочка, — произнёс я, отхлебнув из жестянки кока-колу. — Как ты догадалась, что я хочу конфет?
Инна удивлённо подняла брови:
— Ты же сам попросил.
„Ты не могла меня слышать,” — плотно сжав губы, подумал я. — „Потому что я говорил шёпотом.”5
На какое-то мгновение Инна опешила, а потом бросилась мне на шею.
— Телепатия! — радостно воскликнула она. — Ты телепат!
(Люди добрые! Моя жена просто чудо!).
— Ты тоже телепат, — сказал я. — Вспомни, как мы разговариваем в транспорте или под громкую музыку. Мы всегда слышим друг друга. Вот только до сих пор не обращали на это внимание. А ну, попробуй...
Следующие полчаса мы практиковались в мысленном общении — успехи оказались поразительными. Телепатия давалась Инне гораздо легче, чем мне; что, впрочем, не удивительно — ведь Леопольд «обучал» её своему искусству на два месяца дольше.
В конце концов мы оба устали и решили немного передохнуть. Я прилёг, положив голову на колени жены. Она лениво трепала мои волосы, а я изнывал от блаженства.
— Телепатия, это только цветочки, — пообещал я. — А ягодки ещё впереди. Не знаю, что это будут за ягодки, но они будут наверняка.
— Я всегда мечтала стать волшебницей, — рассеянно промолвила Инна. — Но думала, что волшебниками рождаются.
— Поэтами не рождаются, — возразил я, — поэтами стают.
— Однако рождаются с поэтическим даром.
— Значит, мы рождены с колдовским даром.
Несколько минут мы молчали.
— Владик, — отозвалась Инна, — Леопольд говорил, что у Мэтра был ученик.
Я поднялся и посмотрел на неё:
— Ну и что?
— Ученик колдуна — тоже колдун. Мы должны найти его.
— Зачем?
— Понимаешь... — Инна замялась, подбирая нужные слова. — Колдовство — это искусство. И ему учатся. Мы же только перенимаем у кота его магические способности, но не учимся пользоваться ими, потому что он сам этого не умеет. Мне страшно...
— И мне страшно, — подхватил я, поняв, к чему клонит жена. — Хотя ума и рассудительности нам не занимать, я всё же не рискну на все сто процентов поручиться за нас.
— А тем более, за кота. Мы не знаем точно, на что он способен; но, судя по троллейбусной эпопее, он способен на многое.
— Ещё бы! Он может такого натворить...
И тут, лёгок на помине, в спальню вбежал Леопольд. Он весь сиял от радости.
— Владислав! Твой тёзка заговорил. По-человечески.
(Объясню, что в выводке Леопольда и Лауры было три «девочки» и один «мальчик». Своего единственного сынишку наш кот назвал в мою честь.)
Мы с Инной переглянулись.
— И что он сказал?
— Назвал меня папой. Я вот наслушался болтовни полковника, потом пошёл к деткам и очень захотел, чтобы они заговорили. Влад откликнулся первым.
„Ну, вот!” — обречённо констатировал я и передал эту мысль Инне.
„Что же нам делать?” — спросила она.
„Немедленно искать ученика Мэтра.”
— Почему вы молчите? — с подозрением спросил Леопольд. — Вас не радуют мои успехи?
— Напротив, — сказал я, — очень радуют.
— Что-то не похоже, — заметил как всегда наблюдательный кот. — На вас лица нет. Это из-за полковника с майором? Так я им...
— Нет-нет, — торопливо перебила его Инна. — Гости тут ни при чём. Просто нам нужно поговорить с тобой об одном человеке.
— О ком?
— Об ученике твоего бывшего хозяина.
Леопольд съёжился и жалобно посмотрел на нас.
— А может, не надо? Ты же знаешь, Инна...
— Да, котик, знаю. Но ведь мы будем говорить не о Мэтре, а только о его ученике.
— О Ференце?
— Так его зовут?
— Да.
— Это венгерское имя, — заметил я.
— Он и есть мадьяр, — сказал кот.
— А какая у него фамилия? — спросила Инна.
— Не знаю. Мэтр называл его просто Ференцем.
— Что ты ещё о нём знаешь? Где он живёт? Кем и где работает?
Леопольд уселся на пол и энергично почесал задней лапой за ухом.
— Извини, Инна. Я больше ничего не знаю. Он просто приходил к Мэтру, они о чём-то разговаривали в кабинете, но я их не слышал. Наверное, он тоже учёный...
Вдруг Инна встрепенулась:
— А ну, котик, представь его чётче!
— Густые каштановые волосы с проседью, массивный подбородок, серые глаза... — начал описывать Леопольд.
„Владик,” — мысленно обратилась ко мне жена. — „Помоги.”
„А именно?”
„Я пытаюсь заглянуть в сознание Леопольда. Сейчас он представляет этого Ференца, и я пытаюсь перехватить его образ.”
„И тебе удаётся?”
„Частично. Но не хватает сил... Точнее, ментальной энергии6. Давай объединим наши усилия.”
„С удовольствием. Но как?”
„Элементарно.” — (Мысленная «картинка»: два сердца сливаются воедино.)
Как и подавляющее большинство мужчин, я интерпретировал это самым радикальным образом и, вместе со своей интерпретацией, отослал Инне целый ряд удивлённых вопросительных знаков.
Ответ не заставил себя ждать:
„Сексуальный маньяк! Если не можешь обойтись без физического контакта, поцелуй меня.”
„Хорошо, уговорила.”
Наш диалог длился лишь несколько секунд — в этом и заключается одно из преимуществ мысленного общения. Леопольд ничего не заподозрил и послушно продолжал перечислять приметы ученика Мэтра:
— ...густые брови, высокий лоб, нос с горбинкой, заострённый профиль... Ага! Ни усов, ни бороды у него нет, лицо всегда гладко выбрито, с высокими скулами. И вообще, он похож на мадьяра...
Инна сидела с закрытыми глазами. Сосредоточенное выражение её лица свидетельствовало о предельном напряжении. Я обнял её за талию и прижался губами к её губам.
„Ну, наконец-то!..”
Мы и раньше были телепатами, правда, скрытыми — поэтому не отдавали себе отчёт, что в минуты любви наша близость была не только телесной и духовной, но также и ментальной. На короткое время мы становились как бы одним существом из двух личностей, и в такие мгновения все наши мысли, переживания и ощущения были нашим общим приобретением. Нам это казалось естественным. Это и впрямь было естественным — для нас.
Как только наши разумы соприкоснулись, я уже не нуждался ни в каких подсказках со стороны Инны; я сам знал, что делать. Это оказалось проще простого — подпитывать её своей внутренней энергией, чтобы она могла заглянуть в мысли Леопольда.
Наконец ей это удалось...
Однако, вместо ожидаемого образа ученика Мэтра, в сознании кота мы увидели пустоту — безграничную, беспредельную, пугающую. Мы отпрянули, попытались вернуться назад, но какая-то неведомая сила перекрыла нам путь к отступлению и толкнула нас вперёд, в пустоту. В ту же секунду окружающий мир померк в наших глазах, и мы потеряли ощущение пространства и времени.
Мы словно провалились в бездну и с головокружительной скоростью полетели вниз —
сквозь сплошной мрак
(который резал в глаза)
и мёртвую тишину
(которая звенела в ушах).
Всё наше естество пронизывал ледяной холод небытия. Ни двинуться, ни откликнуться — вслух или мысленно — мы не могли и с умопомрачительной скоростью неслись в Неизвестность.
К счастью, вскоре мы лишились чувств...
«Omnium malorum stultitia est mater» — «Глупость — мать всех бед» (лат.).
«Arrivederci, amico» — «До встречи, друг» (ит.).
Галоперидол — лекарственный препарат, широко используемый в психиатрической практике; обладает сильным угнетающим действием на нервную систему.
«Mon cher colonel» — «Мой дорогой полковник» (фр.).
Здесь и дальше мысленная речь в тексте передаётся при помощи кавычек „лапок” с соответствующей пунктуацией. Во всех остальных случаях используются обычные кавычки «ёлочки».
Ментальный — от латинского mentus, разум. В данном контексте, ментальная энергия — сила мысленного воздействия.