- А что я тебе толкую вот уже десять минут? - драматург почти смеялся.
- Я хочу найти этого духа. - Мгновенно решил Аран. - Он будет играть у меня в твоей постановке. Это будет нечто.
- Точно, - Одольфо опять побледнел.
Они еще поговорили, обсудили, но Аран засомневался, что Одольфо - его друг - в будущем напишет все то, о чем они говорили.
Вопросы сокровенного обсуждали еще двое: Богарта и Саньо. Актер принес ей цветы.
Женщина целый день изобретала предлоги, чтобы не оставаться с любовником наедине. Сейчас она была занята упаковкой распотрошенных кем-то сундуков с обувью. Не смотря на то, что директор сказал ей, что это не ее прямые обязанности, Богарта предложила помогать Секачу в разборе и упаковке декораций.
Саньо же буквально светился изнутри, в порыве светлых чувств актер напевал. Он улыбался, и люди улыбались ему в ответ, пару раз за его спиной раздавался завистливый шепоток.
- Я к тебе, моя красавица, - Саньо подошел незаметно. Он протягивал Богарте цветы.
Охранница хмурилась, ей не хотелось с ним общаться.
- Я занята, - сухо сообщила она актеру.
- А я тебя несильно и отвлеку. Хочешь, я помогу со сборами. Что делать?
- Не надо, - Богарта стала раскладывать декорацию. Саньо видел, что она делает это неправильно, но не вмешивался.
- Тебе было плохо со мной этой ночью? - На какой-то миг Солнечный забеспокоился, что вчера не доставил Богарте удовольствия. Такие вещи всегда следует уточнять, чтобы не было проблем в будущем.
- Нет, нормально, - Богарта покосилась на Секача.
Рабочий сцены вынужден был проявить тактичность. Что-то невнятно пробурчав, он отошел в сторону. Богарта облегченно вздохнула.
- Я не пойму, тебе не понравилось то, что ты увидела? - Саньо встревожился. О такой перспективе он не думал.
- Ты о своем цветочном заклятии? Не волнуйся, оно не сработало, - убедительно солгала Богарта. Обсуждать то, что она увидела, охранница не собиралась. Она вообще отрицала факт своего видения.
Актер взял ее за плечи и повернул к себе:
- Я тебе не верю тебе, мое солнышко, - прямо заявил он.
- Твои проблемы, - огрызнулась охранница.
Саньо взял ее за плечи и развернул к себе.
- Воительница, - проникновенно начал актер. Богарта покраснела, так он стал ее называть вчера ночью. - Что случилось?
- Ничего не случилось, - она вырвалась из его рук. - Не мешай мне.
- Богарта!
- Ты мне можешь не мешать? Кто тебе дал право ко мне приставать?
Саньо оценил обстановку и предпочел не спорить.
- Мы можем поговорить вечером? - тихо спросил он.
Богарта расслабилась, разговор отодвинулся.
- Попозже, не сейчас, - она постаралась улыбнуться, но ничего хорошего из нервной улыбки не вышло. - Много работы.
- Ты неправильно сложила декорации. Давай я, а тебя директор зовет, - Саньо ничего не понимал, но понадеялся, что это просто плохое настроение. Хотя нутром знал, что здесь что-то более сильное и глубокое.
Богарта растерянно глянула на кучу, которую уже уложила.
- Ты сложила их вверх ногами, - пояснил Саньо. - Давай я, - еще раз предложил он, - тебе Инрих машет.
- Хорошо, - Богарта оставила декорации в покое и побежала к директору.
Мухмур Аран после беседы с драматургом Одольфо расстроился и решил обсудить состояние драматурга с директором. Инрих закрылся в повозке с Араном. Их разговор не был предназначен для посторонних ушей.
- Он болен и серьезно, а что хуже всего говорить ничего не хочет, - Аран сгорбился, сидя за столиком.
Инрих же наоборот выпрямился, но на плечи ему давил груз прошедших испытаний и страхов за своих актеров.
- А Хэсс?
- А что Хэсс? Он с Одольфо не встречался. Ты, что полагаешь, что твой Хэсс волшебник? Да и ты, что веришь, что наш Одольфо скажет мальчику Хэссу больше, чем нам?
- Нет, конечно, - Инрих отвернулся от Арана и уставился в окошко. - Что делать будем?
- Хмм, это я тебя хотел спросить, что делать? - глухо сообщил Аран.
- Надо с ним поговорить, но уже нам вдвоем, - решился директор. - Пойдем.
- С Хэссом? - не понял Аран.
- С Одольфо, - поправил директор.
Илиста критически обозревала себя в зеркальце, которое взяла у Анны. Красивая длинная шея, безукоризненная линия подбородка, глубокие карие глаза, выразительные губу. Что еще надо для актрисы? Она обольстительно улыбнулась своему отражению, потом нахмурилась, затем изобразила крайнюю растерянность, чуть позже примешала к растерянности изумления. После этого выражение лица и поза тела выдали страсть, безумную и огромную. Страсть сменилась старостью, трясущейся и болезненной. Старость уступила место материнской заботе и гордости за ребенка.
Смену настроений и выражений Илисты наблюдал директор, который только вернулся после безрезультатного разговора с драматургом Одольфо.
- Что это тебя обуяло пообщаться с отражением? - Инрих намеревался получить от актрисы разъяснения по поводу некоторых событий ночи.
Она повернулась, на лице отразилось сочувствие:
- К Одольфо ходил?
- Ходил, - директор позволил себе расслабится. Сесть, подогнув одну ногу под себя.