— Видишь, — обратился он к Альберту, насмешливо сверкая глазами, — я отдыхаю, как ты и хотел. Ты должен бы радоваться… Хватит торчать, как пугало в огороде! С каких пор я должен повторять свои приказы дважды?! — он понизил голос, последние его слова прозвучали в самом низком доступном ему регистре, так что у Альберта даже загудело в голове. Это был уже плохой признак: император начинал раздражаться. Следовало поторопиться.
Всех женщин, которых обнаружили в замке, собрали в большой зале на втором этаже, приставив к ним усиленную охрану. Приказ императора касался как служанок, так и знатных дам. Нарушить его не решился никто — император выразился совершенно однозначно и шутить не намеревался. Ослушника ждала смерть.
Всего женщин набралось около двух десятков. В основном это были служанки, перепуганные насмерть и зареванные, но было и несколько знатных дам разного возраста. Эти пытались разыгрывать спокойствие и холодность, но не надо было быть ментальным магиком, чтобы видеть, что они так же напуганы, как и самая распоследняя кухонная девчонка. Они держали друг друга за руки, губы у них дрожали, а в глазах стояли слезы. Того гляди, разревутся, позабыв о достоинстве. По-настоящему спокойной выглядела только одна, молодая девушка примерно возраста Вернера. Она сидела там, где ее посадили, и смотрела перед собой неподвижным взглядом, не обращая ни на кого внимания. Вернер решил, что она слепая.
Появление императора прошло незамеченным. Женщины были настолько заняты своим несчастьем, что не видели ничего вокруг себя, и проскачи мимо них в эту минуту конный отряд рыцарей, они не заметили бы его.
Впрочем, охранники тоже почему-то императора увидели только тогда, когда он уже приблизился к пленницам. Вернер, от чьего внимания это обстоятельство не ускользнуло, выразительно посмотрел на Альберта, многозначительно подняв брови: опять магические штуки! Это император тоже очень любил — отводить глаза окружающим, когда хотел избежать внимания к своей персоне.
Император скользил по сбившимся в кучки женщинам быстрым взором, не задерживая внимания ни на ком, пока вдруг не увидел среди них кого-то, чей вид заставил краску прихлынуть к его лицу. Адъютанты снова переглянулись: вот это новость! Особенно удивлен был Вернер. Он никак не мог ожидать, что может быть что-то общее между императором и этой белесой девицей-истуканом.
Однако император смотрел именно на нее, в этом не было никаких сомнений, и лицо у него было странное. И глаза у него стали странные — будто он призрака увидел. Но не такого, от которого убегаешь сломя голову, а такого, о приходе которого мечтаешь днем и ночью. Ну, вот как будто это был призрак давно умершего любимого человека — так это определил для себя Вернер, по-другому он не мог сформулировать.
— Это же дочка тутошнего королька! — зашипел вдруг Альберт, толкая его в бок локтем. — Как же я сразу не догадался?
— Что? — не понял Вернер, который не присутствовал при разговоре с Гунтером и про какое-то там давнее сватовство помнить не помнил. — Ты о чем?
Альберт открыл рот, чтобы ответить, и тут же захлопнул его. Император уже стоял, повернувшись к ним, и лицо его медленно принимало свой нормальный цвет.
— Я хочу, — проговорил он голосом ровным и низким, — чтобы вы нашли в этом клоповнике комнату, где будет прилично находиться молодой девушке. Если такой комнаты не найдется — устройте ее сами. И проводите туда вот эту молодую госпожу, — он недвусмысленным жестом указал прямо на бледную неподвижную девушку, которая до сих пор в его сторону и бровью не повела. — Эта комната должна хорошо охраняться; но проследите и за тем, чтобы у молодой госпожи было все, что она попросит. Ясно? Выполняйте. А меня оставьте на время в покое, обойдусь без вас.
— Что прикажете делать с остальными пленницами? — спросил Альберт.
— Не знаю, — ответил император с таким видом, как будто у него сильно болел зуб. Решать эту проблему ему пока явно не хотелось. — Пусть пока остаются здесь. Охрану, соответственно, не снимать.
Альберт сильно сомневался, что в разоренном королевском замке осталась хоть одна комната, пригодная для молодой девицы, но император выразился ясно: "устройте сами". В этом, собственно, и состояла должность Альберта и Вернера — устраивать и воплощать в жизнь все пожелания императора. То есть, естественно, те пожелания, которые он почему-либо не мог или не хотел воплощать сам.
— Кажется, спать нам сегодня не придется, — сокрушенно сказал Вернер товарищу, выходя из залы. — Барден сам не спит и другим не дает.
— Чем спать, я бы лучше вымылся, — вздохнул Альберт.
— Размечтался!..
— Хоть помечтать… Смотрю я на его величество и завидую: что есть твой медведь, никакой усталости его не свалить!
— Да, — согласился Вернер. — Император у нас — железный человек. Хотя… видел, как его проняло, когда он утопленницу эту бледную увидел? Я уж думал, удар его хватит. Аж побагровел. Вот тебе и железный!
— Ты про королевскую дочку? Дурак! Он же сватался к ней. И уж наверное не потому, что имел виды на ее приданое. Сдалось оно ему… Значит, что-то было между ними.
— Точнее, у него к ней. Она-то, сам видел, даже не посмотрела на него. Как будто он пустое место.
— Сдается мне, — осторожно сказал Альберт, — что боги ее умом обидели.
— С чего бы императору свататься к убогой? — в сомнении спросил Вернер.
— А ты его обычной меркой не меряй. Колдун он, а кто их разберет, этих колдунов? Может, он что-то такое в ней видит, чего не увидит больше никто, хоть все глаза прогляди. Он же не глазами смотрит, — для пущей убедительности Альберт постучал себя зачем-то по лбу, — а Борон разберет чем. Поверишь ли: иногда он на меня смотрит, а мне кажется, что он душу из меня вынимает, покрутит-покрутит перед собой, что-то там разглядит, усмехнется, и обратно положит.
— Есть такое, — согласился Вернер. — Временами я его просто боюсь.
— А то! Кто ж его не боится…
— Нельзя его не бояться, — подхватил Вернер. — Особенно если то, что о нем говорят — правда.
— Представляю, как ему все это надоело, — задумчиво сказал Альберт. — Мне надоело бы, если бы меня все боялись и болтали бы обо мне Борон знает что.
— Ты просто не пробовал. И кстати, хватит болтать. А то солдатня выгребет из замка последнее, что тут еще осталось ценного, и придется "благородной госпоже" ночевать на голом камне. За дело!
И они с молодым азартом принялись за дело, а именно — пошли освобождать от солдат приглянувшуюся им комнату.
— 2-
До постели Эмиль добрался только к рассвету, и повалился на нее, не помня себя. Сил не оставалось даже на то, чтобы смыть с лица кровь.
Всю ночь он занимался всеми теми проблемами и обязанностями, которые сваливаются на командующего большой армии, расположившейся в новом месте. Голова у него шла кругом: нужно было наилучшим образом расположить в замке гарнизон, и позаботиться о размещении всех солдат, и выяснить, как обстоят дела с продовольствием, и еще сделать тысячу необходимых дел. Как назло, именно теперь у Эмиля не было никакой охоты заниматься этими делами. Приходилось силой заставлять себя сосредоточиться на задаче, требующей его вмешательства и немедленного решения. Эмиль с трудом удерживал мысли в нужном русле, потому что они все время норовили обратиться совсем к другому предмету, не имеющему ничего общего с военными нуждами.
Конечно, можно было переложить все эти заботы на плечи старших офицеров, самому полностью устраниться от них и заняться тем, к чему его тянуло. В конце концов, для чего еще нужны старшие офицеры, как не для помощи своему главнокомандующему? Но Эмиль любил быть в курсе всех дел, происходящих в его владениях и среди его людей. И исповедовал старый принцип — если хочешь, чтобы дело было сделано как следует, сделай его сам. Ему казалось: стоит упустить хоть какую-нибудь мелочь, и разрушится все, что он с таким старанием выстраивал в течение последних пяти лет. Разумеется, такой образ жизни был утомительным. Мало того, временами это изматывало до полного изнеможения. Альберт — верный Альберт, в последние месяцы ставший ему почти как брат, — частенько укорял его за такую беспощадность к себе. Но что было делать? Не так-то легко удержать в руках власть, особенно если ты — «одержимый» Гесиндой, и подданные тебя называют Барден, Колдун, а приближенные постоянно испытывают на прочность.
В общем, спать он лег с головой тяжелой и совершенно больной, в наспех приготовленную для него постель. Комната была холодная, нетопленная и несла на себе отчетливые отпечатки разыгравшегося недавно в замке сражения, но Эмиль ничего этого не замечал. Перед тем, как лечь, он не забыл отпустить своих адъютантов с наказом хорошенько выспаться. Уж очень умотанный вид был у обоих мальчишек. С другой стороны, он приказал его разбудить немедленно, если что-нибудь случится.
Ничего, к счастью, не случилось, и проснулся Эмиль сам, уже под вечер. Окна в его «апартаментах» не были закрыты ставнями, и при желании он мог бы полюбоваться роскошным кровавым закатом в холмах. Но такого желания у него не возникло; злое алое солнце и горящее пурпуром небо слишком уж напоминали ему о крови, которой в последние дни и без того было пролито достаточно.
Кстати, о крови. Эмиль поднес к лицу руки — они все еще были покрыты запекшейся темно-коричневой коркой; не лучше выглядела и одежда под доспехами. Он покачал головой и мельком заглянул в висящее на стене чудом уцелевшее темное зеркало. Собственное отражение не радовало. Эмиль провел ладонью по щеке, сдирая с нее присохшую кровь, и поморщился от прикосновения двухдневной щетины. Все одно к одному.
— Побриться бы не помешало, — пробормотал он и крикнул, повысив голос так, чтобы его услышали в соседней комнате, где расположились на отдых адъютанты: — Альберт! Вернер! Хватит дрыхнуть!
Не прошло и минуты, как дверь распахнулась, и на пороге возник Альберт — помятый со сна, взлохмаченный, но с глазами ясными и устремленными, как обычно, на своего повелителя. Эмиль отметил, что, в отличие от него самого, юный адъютант с ночи успел умыться и сменить одежду, и выглядел уже почти пристойно.
— Принеси сюда свечи, воду и чистую одежду, — приказал он. Потом подумал и добавил: — И одежду выбери поприличнее. Я намерен нанести один визит…
Альберт кивнул понимающе и немедленно скрылся. Эмиль заглянул в соседнюю комнату и усмехнулся: Вернер продолжал спать как ни в чем не бывало. Молодые люди устроили себе постели прямо на полу, а накрывались какими-то видавшими видами одеялами, умыкнутыми, вероятно, из комнаты для прислуги. Во сне Вернер был особенно хорош и как никогда походил на девушку со своими разметавшимися по одеялу черными кудрями. Как, однако, обманчива внешность, подумал Эмиль. Характер у Вернера был отнюдь не девичий. С отчаянной храбростью он бросался навстречу любой опасности, и мало кто из ровесников мог сравниться с ним в искусстве владения мечом. За эти достоинства Эмиль и приблизил его к себе. Ему нужны были люди, которые без раздумий и без оглядки бросятся туда, куда он прикажет. Люди, готовые, если понадобится, умереть за него. Оба, и Вернер, и Альберт, были именно такими людьми.
Быстро темнело. Альберт принес откуда-то целую охапку свечей, которые расставил по всей комнате и зажег. Получилось очень романтично, о чем Эмиль и сообщил ему не без ехидства.
— Я бы сказал — таинственно и загадочно, — улыбнулся в ответ Альберт. — Как раз соответствует вашему статусу.
На это Эмиль только неопределенно хмыкнул.
Вдвоем с проснувшимся Вернером, Альберт притащил целую кадушку с горячей водой. Она была маловата, чтобы влезть в нее целиком, да и не разводить же сырость в спальне, пусть импровизированной, и Эмиль вымылся только по пояс. Но и этого хватило, чтобы почувствовать себя гораздо лучше. Потом он облачился в выбранную для него Альбертом одежду и зачесал назад мокрые волосы. Туалет завершил накинутый поверх черного стеганого камзола серый шерстяной плащ, у горла скрепленный серебряной брошью в виде черепа. Ничто в его облачении не свидетельствовало о высоком положении, если не считать одной детали — серебряного перстня с крупным сапфиром на среднем пальце левой руки. Восемь лет назад Эмиль получил этот перстень вместе с королевским венцом, и с тех пор не снимал его никогда — в отличие от короны, которую он почти никогда не носил.
— Ночью вы получили распоряжения насчет одной молодой госпожи, — обратился он к адъютантам, взиравшим на него в безмолвном почтении. — Надеюсь, все выполнено в точности?
— Разумеется, ваше величество, — ответил Вернер. — Совершенно в точности, за исключением того, что госпожа никаких пожеланий не высказывала и вообще не произнесла ни слова, насколько мне известно.
Эмиль кивнул. Ничего другого он, в общем-то, и не ожидал. Если она даже никак не показала, что узнала его… впрочем, а с чего он взял, что она узнала? Все-таки столько лет прошло. Да и вид у него теперь был… не слишком парадный, в отличие от того дня.
— Покажите мне ее комнату, — распорядился он. — Я хочу поговорить с ней.