Все это легко читалось на худощавом и аристократически-вытянутом лице дюка Энгаса, и Эмиль не мог удержаться от усмешки. Что ж, дюк, по крайней мере, достаточно умен, чтобы при всей своей ненависти к магии все же занять правильную сторону и удерживать себя от сования палок в колеса императору. Желающих совать палки и вообще недовольных новыми порядками в последние годы находилось немало, и все они закончили свои дни одинаково печально. Гораздо печальнее, чем несчастный принц Люкка, старший брат императора…
— Поскольку вы человек чрезвычайно занятый, — проговорил Эмиль, усмехаясь, а про себя подумал: люди что-то распустились, позволяют себе игнорировать императорские приказы, нужно принять жесткие меры, — я решил помочь вам по мере сил. Мне удалось провести кое-какие исследования в здешнем архиве… жаль, что архивариуса уже нет в живых, он мог бы оказать мне в этом неоценимую помощь, и дело пошло бы быстрее… — заметил он как бы между прочим. — Так вот, господа, я подготовил для вас список, где перечислены все магические башни Скааны, — он взял со стола скрученные в свиток листы бумаги и протянул их дюку Энгасу. — Возьмите, дюк. Вам остается только разослать людей и организовать сопровождение — в общем, не мне объяснять вам, как действовать. Если с этим делом возникнут какие-то осложнения, обращайтесь напрямую ко мне… Господа! Ваши доклады я обдумаю в ближайшее время. Пока же, все свободны. Благодарю вас.
Офицеры поднимались с мест и, кланяясь в сторону Эмиля, по одному покидали залу. Эмиль, вытянув ноги, сел на стул рядом с камином и рассеянными кивками отвечал на их поклоны. Наконец, в зале остался только он и Альберт с Вернером. Молодые люди держались неподалеку от него в течение всего совещания, неприметные и услужливые, как тени, и выполняли в основном функцию секретарей, делая по знаку Эмиля нужные записи. Теперь они собирали свои бумаги и письменные принадлежности, тихо переговариваясь.
— Господа! — обратился к ним Эмиль, и они тут же одновременно повернулись к нему. — А вы что скажете про эту затею с магиками? Может, и правда, глупость, а?
Ему было душно, он встал и подошел к одному из окон. В окно толчками врывался ветер; Эмиль подставил его холодным потокам лицо, но легче не стало. Как же надоело, подумал он, сдерживать это ужасное давление человеческой массы! Я что, так и буду всегда — один против всех?.. И это даже не бремя власти: правителю в делах государственных хотя бы можно опереться на советников, офицеров… на адъютантов, в конце концов. Это — бремя гораздо более тяжкое, бремя непохожести на других и непонятости другими. Эх, Гесинда меня возьми, вот вернусь в Эдес, непременно первым делом зайду в гильдию. Там, конечно, тоже толком никто меня не понимает, нет у нас в Эдесе ментальных магиков, но там, хотя бы, посочувствуют… Впрочем, что это я распустился? Сочувствия захотелось! Смешно. Вон, мальчишки считают тебя железным человеком, ну так будь добр соответствовать представлению подданных.
— Так что скажете? — поторопил он адъютантов, которые все еще молчали.
— Вы лучше разбираетесь в магии, ваше величество, — ответил Альберт после короткой паузы. Он опять, как видно, взялся отдуваться за двоих. — Поэтому вам лучше видны все те выгоды, которые мы можем получить от создания гильдий.
— То есть, ты хочешь сказать, что лично ты никаких выгод не видишь?
— Я только хочу сказать, что магики представляют реальную угрозу для простых людей…
— Разумеется, представляют, — согласился Эмиль, мгновенно закипая. Сколько раз он твердил себе, что нужно сохранять спокойствие, но каждый раз, когда речь заходила об опасности магии, вспыхивал, как мальчишка, и бросался в бой, забывая о хладнокровии. — Ровно в той же мере, в какой вооруженный мечом человек представляет угрозу для человека безоружного. И почему никто из вас не хочет этого понять?! — он отвернулся от окна и уставился на Альберта, прищурив глаза. — Дело не в нас, а в вас! В вашем страхе! Именно страх заставлял таких, как вы, столетиями убивать людей, подобных мне. А я хочу прекратить эти бессмысленные убийства.
Он говорил о страхе, но Альберт, похоже, не очень-то его боялся. Он смотрел прямо на Эмиля, и в его серых глазах не было страха.
— Тут я не совсем согласен с вами, ваше величество. Страх перед магиком не кажется мне бессмысленным и глупым. Подумайте сами: мы знаем, как защититься от человека с мечом, но от магии у нас нет защиты. Как же тут не испугаться? Люди защищаются всеми доступными им средствами, уничтожая или по возможности изолируя источник угрозы.
Слова Альберта были не лишены смысла, и Эмиль посмотрел на него уже с интересом.
— Ну, ну, продолжай.
— Отсюда и костры, и башни, — Альберта не надо было просить дважды. — Ударить первым, чтобы самому не попасть под удар, понимаете? Вы думаете, что, даруя свободу магикам, вы освобождаете людей от страха, но на самом деле вы избавляете от страха только самих магиков. Ими ведь тоже владеет страх, иначе почему они позволяют толпе, которая, в общем-то, слабее их, лишать их свободы воли и самой жизни? Откуда такая покорность, как не от страха?.. Так вот, ваше величество, вы должны придумать, как убедить простых людей перестать бояться магиков. Иначе вы никогда не освободитесь от ненависти.
— Говоря «вы», ты имеешь в виду лично меня или вообще магиков? — уточнил Эмиль.
— И лично вас, и вообще.
— Хм… А ты-то сам чью сторону держишь, магиков или «простых» людей?
— Я держу вашу сторону, ваше величество, — твердо ответил Альберт.
Эмиль задумался.
— А ведь интересно получается, — тихо сказал он, — я сам — ни то и ни другое… Я магик, но правлю обычными людьми. А значит, должен постоянно балансировать посередине. Только, боюсь, я все же лучше понимаю магиков.
— Это естественно, ваше величество. Только ведь, если у магиков отобрать их способности, они тоже станут обычными людьми.
— Нет, — возразил Эмиль. — Они станут калеками. Но тебе этого не понять… к счастью. Мы все проклинаем этот Дар, но что бы мы делали без него?
А в самом деле — что? подумал Эмиль. Если бы этот дар не свалился на меня в тринадцать лет, я бы уже благополучно женился на какой-нибудь дюкессе, и жил бы себе припеваючи в приграничном замке в окружении кучи детишек. И ведь, наверное, мне и в голову не пришло бы строить заговоры против брата-короля — я и так был бы всем счастлив и доволен. Впрочем, кто знает?.. И совсем другое дело, если бы я лишился Дара теперь. Обрадовался бы я? Вот уж вряд ли. Скорее, повесился бы от отчаяния и бессилия. Да просто от осознания собственной ущербности и беспомощности.
Однако, дискуссию надо заканчивать. А то вон мальчишки рты пораскрывали: еще бы! император в минуту откровенности! Где еще такое увидишь? Не-ет, совсем я что-то распустился, скоро уже начну искать, в чью бы жилетку поплакаться. Противно! А причиной всему — усталость, проклятая усталость. Выспаться бы… но где взять время? Просто удивительно, сколько вещей императору, первому лицу в государстве, приходится делать самому. Вот взять хотя бы этот треклятый список башен… Так! Он снова оборвал себя. Хватит ныть! Надо сосредоточиться.
— Итак, за работу, господа, — Эмиль кивнул на заваленный бумагами стол. Резвый ветер уже успел скинуть с него несколько листков, и они разлетелись по комнате. Адъютанты не замечали беспорядка; все их внимание было приковано к Эмилю. — Будьте добры разобрать все эти документы в течение часа, и принесите их в мой кабинет. Я собираюсь сегодня же просмотреть их.
Адъютанты, словно очнувшись ото сна, отмерли и бросились ловить бумажные листки и складывать их в стопки. Эмиль с минуту понаблюдал за их деятельностью, усмехаясь, потом вышел из комнаты. У него был час свободного времени, и он намеревался немного отдохнуть, перед тем, как опять с головой нырнуть в ворох бумаг.
— 4-
— …Послушай, Берти, нам надо поговорить с императором. Мне кажется, он с ума сошел, вытворяет такие штуки, каких я от него и ожидать не мог. Так и до беды не долго!
Вернер заметно нервничал, и щеки его покрывал яркий румянец, придавший его лицу невероятное очарование. В этот момент с него можно было писать какую-нибудь романтическую картину, например "Юный рыцарь, спешащий на свидание". Он, впрочем, никуда не спешил, а стоял под раскидистым дубом, изящно привалившись боком к его стволу и скрестив на груди свои белые руки. Рядом стоял Альберт, ковыряя носком сапога траву. Он тоже нервничал, но совсем по другой причине: они оба покинули лагерь без ведома императора, и им могло здорово влететь за подобное своеволие. Время от времени он посматривал на небо. Тяжелые тучи, ходившие с утра, явно не предвещали ничего хорошего. Дожди в последнее время почти не прекращались, и это обстоятельство тоже заставляло его нервничать. Угодить под ливень вдалеке от навеса Альберту очень не хотелось.
— Какой там еще беды? — скучным голосом спросил он. — Объяснись, раз притащил меня сюда.
— Я говорю о той королевской девке, которую Барден тащит за собой из самой Скааны, — Вернер так и пыхал негодованием. — Не могу понять, какая ему в ней нужда теперь. Папаша ее — покойник, королевство Барден уже прибрал к рукам — так какой в ней толк? Ладно бы хоть, красавица какая была, так ведь нет, бледная немочь, кукла слепая, умом тронутая. Не по-ни-ма-ю! — от избытка чувств Вернер даже влепил кулаком в ствол.
— Поосторожнее с выражениями, — оживляясь, посоветовал Альберт. — Барден услышит — башку вмиг тебе снесет. С него станется, раз из-за нее целое королевство с землей сравнял. А что до понимания — не твоего это ума дело. Успокойся.
Но успокоиться Вернер не мог.
— Но не любит же он ее, в самом деле!
Альберт покачал головой. Он считал, что никому не стоит браться судить о сердечных привязанностях императора. Ибо император был человеком совершенно особенным, ни на кого не похожим, и привязанности его, наверняка, имели довольно специфический характер. Вернер, который уже год состоял на службе при императоре, и сам прекрасно знал это… но почему-то иногда забывал.
— А может, и любит, — сказал Альберт. — Откуда ты знаешь, кого он любит, а кого — нет. Вот я, например, предполагать не возьмусь. Да и послушай, тебе-то лично что за дело до королевны? Тебе-то она чем помешала?
— Мне — ничем. А вот разброд в войске из-за нее начаться может, — зловещим голосом сказал Вернер.
А ведь он, пожалуй, в чем-то прав, подумал Альберт. Может разброд начаться, еще как может. Простые солдаты, бравые вояки, прошедшие не одно сражение под командованием самого императора, ждали, несомненно, что королевна из разоренной Скааны поедет в Касот как пленница, как самый ценный трофей, захваченный имперской армией. Подразумевалось, что и обращение с ней будет соответствующее. И никто не ожидал, что Барден даст пленнице целую свиту слуг, хороших лошадей, отличный экипаж и позволит ей везти с собой более чем громоздкий багаж. Правда, он приставил к ней и охрану, но на фоне всего остального эта охрана выглядела, как почетный эскорт. Никто ничего не понимал, в том числе и старшие офицеры, и слухи по лагерю витали самые разнообразные, но все без исключения для императора не слишком лестные.
Кроме того, присутствие скаанской королевны и ее служанок в лагере нервировало солдат еще и по другой причине. Поход длился уже несколько месяцев, явственно ощущался недостаток женщин, а император даже пленниц, захваченных в замке скаанского короля, в конце концов отпустил по домам, чем вызвал у солдат большое неудовольствие — они-то намеревались натешиться вволю. А тут — эта Туве, или как ее там. Вернер обозвал королевну бледной немочью, но Альберт не мог с ним согласиться: девушка обладала своеобразной, хоть и не яркой, красотой. Она не блистала, как, скажем, блистал Вернер, но притягивала взгляд незаметно, исподволь, и уж после, приглядевшись, от нее глаз оторвать было нельзя. Разумеется, солдаты пускали в ее адрес слюни, и несколько раз Альберт становился свидетелем не слишком пристойных разговоров, касающихся северной девы. Но дальше этих разговоров, полагал он, дело не пойдет. Солдаты знали, что император сделает с тем, кто коснется королевны хотя бы пальцем. Никто из них не осмелился бы на такой опрометчивый поступок, как бы сильно ни было вожделение.
— Даже если что-то и начнется, ты все равно ничего с этим сделать не сможешь, — вздохнул Альберт. — Так что лучше не забивай напрасно голову и не волнуйся. Кроме того, все солдаты — да и офицеры тоже — императора страсть как боятся.
— Боятся, — согласился Вернер. — Боятся и почитают, как бога. Но эта девка для них — слишком сильное искушение! Если уж она так нужна ему, он мог бы отправить ее с сопровождением вперед, чтобы она не маячила ни у кого перед глазами. Но он слишком самоуверен, думает, что влияние его на людей не имеет предела, и что он может сдерживать их с помощью страха бесконечно.
— Ты полагаешь, он так думает?.. — усомнился Альберт.
— Послушай, Берти, — Вернер гнул свою линию, не отвлекаясь на сторонние вопросы, — ты должен поговорить с ним. Убедить его отослать эту девку вперед.
— Я? — Альберт вытаращил глаза. — Убедить императора? Но почему я-то?
— Потому что у него к тебе особое отношение. Да-да, не делай вид, как будто ты не замечал. Именно тебя он подпускает к себе ближе, чем кого бы то ни было. Может быть, — Вернер понизил голос, — ты даже мог бы в чем-то повлиять на него.
— Что?!
— Да не ори ты… Что, скажешь, все это не так?
— Н-не знаю… — выдавил Альберт и задумался. Да, ему иногда казалось, что император разговаривает с ним как-то иначе, чем с другими. Мягче, что ли… Но он списывал это на свое собственное особое отношение к императору. Ну, вроде как отражение эмоций: ведь все знали, что император «слышит» мысли и чувства людей. Для Альберта же Барден был не просто повелитель, правитель империи и облеченный огромной властью «одержимый» колдун… Альберт, каким бы странным это ни казалось, по-настоящему любил своего императора.