Поход предстоял тяжелый. Потребовался всего один день, чтобы закрутилась, завертелась и набрала обороты компания.
Высочайшие горы вполне подходили под определение "чудо света". В мире были подобные горы, но числились такими же неизведанными, покрытые ореолом тайны.
Все государства искали решение убрать с лица земли Проклятую землю. Многие -- и за границами, и в собственном государстве, были недовольны невесть откуда свалившейся на них новой историей государства, и жаждали развеять миф о древнем происхождении царства-государства. Особенно беспокоились Святые Отцы, которые родили государство в муках, вытаскивая народ пещерный и необразованный в люди. Летописи Нестора, случайно найденные в подвалах монастырей, описывали страшный народ, который кровавыми жертвами опустошил государственные земли еще до их приезда в любимую страну.
Любовь к государству у посланцев из города Без Визы зачиналась прямо при пересечении границы.
Да и как не полюбишь народ, который, при своей грязи и неопрятности, с коей являлся на собрания, быв рослым, русым, голубоглазым, умеющий побить и врага, и в воде с тростинкою посидеть, и с кротким нравом, встречая и провожая пришельца из рук в руки, оставляя для него всегда в незакрытом жилище пищу, и будучи мстительным, требуя кровь за кровь даже за обиженного чужеземца, имеющий гордых жен, которые восходили на смерть по смерти мужа, ибо того требовал закон, который охранял мужей от мужеубийства, а вдовство считал позором, вдруг, обузданный человеколюбивым духом христианства, слетел с катушек и добровольно пошел к неприятелю своему требовать государя. Так и сказали: "Велика земля наша и обильна, а порядка в ней нет -- идите нами княжить и владеть нами!" И как-то сразу распределился по крепостям, записывая себя в имущество к барину и помещику, отказавшись от своих прав на себя самого и на все окрестные и дальние земли...
Как не полюбишь такой народ, который и величие, и обилие постилал под ноги обездоленным и стесненным?! И вот так: мирно, добровольно, своим умом дошедший... Склонив голову перед образованностью, сразу признав себя быдлом и крепостным рабом, который грамотность осилить не мог, разве что смотреть в рот образованных людей, чтобы испытывать перед ними благоговение и желание положить себя, живота не жалея...
Нет, с новыми фактами истории Святые Отцы смирится никак не могли.
Когда пришло известие, что в горах есть особое средство, мгновенно посыпались предложения оказать всяческую поддержку, в том числе финансовую. Это было как нельзя кстати. Экипировку и снаряжение готовили всем миром. Было решено использовать и ковры, и вертолеты, и самолеты-разведчики. Лететь в горы на самолетах не рискнули -- помнили о том происшествии, когда враг облапошил руководителей военной компании, развернув самолеты и вызвав тем самым панику в умах благочестивых граждан три пятнадцатого государства, оставив им знак, похожий на тот, который был нацарапан на скалах. Да и разбивались рукотворные изделия, падая, как раненные птицы.
Желающих сопровождать Величества было много и мало. Каждый, кто желал, мало подходил, а кто подходил, искал любой повод, чтобы не исполнить свой долг. Брать старались только самых неблагонадежных без присмотра, самых благонадежных при любом раскладе и выносливых физически.
-- Но оттуда никто никогда не возвращался! -- возмущались избранные и поставленные под вопрос.
Все желающие и несогласные сразу же направлялись в разрушенные города на экскурсию, где немногочисленные кости были выставлены на всеобщее обозрение.
-- Жадность фраерков сгубила, -- чеканил человек, назначенный ответственным за подбор членов экспедиции. -- Вот видите, сгнившая одежда! Но не вся она из того времени. Эта недавняя, ей лет двести. А эта вышла из моды лет шесть назад. А вот скелет... человек пропал. И попал сюда. И мы, возможно, попадем домой быстрее, чем планируем!
-- Если город здесь, то здесь люди заблудились, а не там!
-- А лыжи? Разве не говорят они вам, что человек в горах пребывал? Это, брат, машина там такая стояла, которая закрывала город и переправляла всех оттуда.
-- Мертвых?!
-- А вот мы и разберемся!
-- Но среди них нет останков вампиров! -- возмущались несогласные с избранием на ответственное задание.
Особенно кабинет министров, который ни в какую не желал покинуть народ во время отсутствия Их Величеств.
-- Обойдемся без революций и переворотов, -- вразумляла кабинет министров Ее Величество. -- Имейте хоть каплю уважения к тем же Святым Отцам, которые сначала не хотели, а теперь хотят, и претендуют на единственную команду в составе.
-- Им ключи нужны, чтобы править миром, вот пускай идут! -- возмущались народные избранники. -- Их много, а нас -- по одному на кресло!
-- То-то и оно, что вас мало, а получат ключи, совсем не останется! Зачем им богатое кресло отдавать под чужую задницу?!
Пожалуй, радовались альпинисты, неожиданно получившие возможность пройтись по неизведанным горам, получив указание ни в чем себе не отказывать. И люди, которым неожиданно выпала честь услужить Величествам, проведя много времени в их обществе. Еще оборотни, сразу же разглядевшие шанс отомстить за поражение -- они не забыли о Проклятой земле, в которой их убивали и серебро, и живая вода, и огонь земли. Грубая сила лучше всего выявляет слабое звено. Посчитали: в горах, без поддержки со стороны сил природы, справиться с бандой подонков труда не составит -- и пусть попробуют накрутить им хвосты лицом к лицу!
Когда члены будущей команды собрались в полном составе, и самые отъявленные скептики признали: экспедиция обречена на успех, даже если отправилась бы покорять космос, а не какие-то там горы. Подводы с продовольствием и снаряжением отправились к месту подъема за неделю. Подняли на первую гору, проверили на прочность и целесообразность в условиях, приближенных к боевым. Вампирам позволили идти в горы налегке, как на прогулку, но вооруженными до зубов: кабинет министров, партийные лидеры, оппозиция в полном составе, ретивые слуги народа, зачем-то выявляющие родословие Их Величеств -- и, естественно, их соперники. Набралось чуть больше четырех с половиной сотен. К каждому Их Величествами была приставлена охрана из государственной службы безопасности, которая придушила бы всех и сразу, если бы имела такую возможность.
И такая возможность представилась.
Не обошлось без эксцессов: министр финансов в первый же день наступил на ноги министру экономики, лидер партии "либеральные демократы" выставил ультиматум партийному лидеру "демократические либералы", а "кислятина царства" раскроила несколько черепов "обломовцам". Его Величество не растерялся и по закону военного времени приказал подкованных нарушителей спокойствия отдать под трибунал. Руки ГСБ уже давно чесались -- и руки им развязали. И когда на всех, пытающихся развести экспедицию по разные стороны баррикад, надели наручники и расстреляли на глазах у всех членов экспедиции, пока еще без наручников (количество вампиров сразу уменьшилось на треть -- до двухсот восьмидесяти), каждый понял -- Их Величества не шутят и не простая это экспедиция, а с тайным смыслом. Перед лицом опасности все члены в тот же день сплотились дружным коллективом.
Пища шла своими ногами: на каждого вампира взяли по два -- три человека. Сокращать количество людей, естественно, не стали, оборотням тоже нужна была пища. Людей выбирали качественных, самостоятельных, покладистых, непривередливых, приспособленных к жизни в горах, сразу предупреждая, что все они могут погибнуть по самой банальной причине. Каждому человеку показывали образец контракта, по которому он, в случае гибели, смог бы получить кругленькую сумму. Бумагу на руки не выдавали, обещая вручить и вознаграждение, и бумагу по возвращении в торжественной обстановке, и поначалу тех, кто не соглашался, сразу отправлялся восвояси -- бунтарей и склочников в экспедиции не приветствовали. Но когда бунтарей набралось больше половины, Его Величество приказал бумагу выправлять, уменьшив суммы вознаграждений за увечья и смерть до пределов разумного, сократив половину нулей.
-- За все в этой жизни надо платить! -- согласилась Ее Величество. -- И сытость, и благополучие чего-то да стоят, но благоразумно обойтись золотой серединой...
Людей набралось около тысячи человек.
Армия оборотней предпочитала держаться особняком. Эти не задавали лишних вопросов. Часть пути им предстояло пройти с людьми и людьми. И наравне с людьми и вампирами они несли спальные мешки, палатки, продукты для себя и для людей, оружие, ничем не выделяясь, разве что военной выправкой. Их было так много, что счет им вели постайно. В каждой стае вожак имел право облить любого члена сообщества бензином и поджечь, так что оборотни оказались еще и самыми дисциплинированными. Все вожаки подчинялись непосредственно командиру стаи и лично Их Величествам, не вмешиваясь ни в дела вампиров, ни в дела людей. Естественно, кроме тех, которые охраняли вампиров, назначенные ответственными за их подъем в горах и благополучие, и людей. Многие вампиры предпочитали взять своего зверя, который бы ухаживал и охранял господина. Но Их Величества взять из своих разрешили не более одного, который на время экспедиции переходил под начало Ее Величества. Для пущей надежности каждый оборотень был напоен слюной дракона, которая выжигала всякую крамолу, заменяя ее приятными мыслями об отмщении.
Вертолетами решено было добраться до подножия второй вершины, а если повезет, то до середины. Дальше по возможности на драконах, коврами-самолетами и пешим ходом. На этот раз драконы безропотно согласились служить в качестве средства передвижения -- экспедиция была организована исключительно с целью сохранения их вымирающего вида. Но об этом знали только сами драконы и Их Величества. Основная цель экспедиции для непосвященных в тайны рождения и смерти основной силы, охраняющей законность и порядок престолонаследия, осталась загадкой.
Весть об экспедиции затмила собой поражающие воображение сообщения о катаклизмах и катастрофах, участившихся в последнее время, унося из жизни не только людей, но и вампиров, оказавшихся в центре события: то в море смоет, то осиновый сук вдруг проткнет сердце, то спотыкнется вампир на ровном месте и полетит новость об его истаивании, то самолет вдруг ни с того ни с сего откажет, а то низшая форма жизни приспособится паразитировать на всяком месте. Три версии, не противоречащие одна другой, озвучивались на всех каналах. Первая -- заполнить пробел на карте. Вторая -- выкурить и уничтожить террористов, осмелившихся противопоставить себя государству и его конституционному строю, вступив с оным в открытую конфронтацию. Бандитов было немного: пять -- десять человек, которым из-за ярко выраженной склонности к агрессии не удалось ужиться с народом. Третья -- разведывательная операция по выявлению национальных ресурсов с целью их дальнейшей переработки и продажи на внутреннем и внешнем рынках. В общем, любая цель была благородной, и трудности никого не пугали.
Лишь Котофей Баюнович замяукал, пытаясь образумить Ее Величество:
-- Матушка Благодетельница, да кто ж тебя надоумил?! Там холодно, голодно. Сердешная моя, свидимся ли?! Веришь ли, был бы я поздоровее... Говорят, горы те чудо чудное, диво дивное, не то море там, не то они в море, а еще говорят...
-- Заткнись! -- приказала Ее Величество, обнимая кота. -- Смущать себя перед дорогой не позволю. Со мной пойдешь, будешь талисманом и духом экспедиции. Встретим Манькиного ухаря, глаза ему застишь и склонишь к сотрудничеству. Богат, умен, интересен. Все ее благодетели в ногах моих валялись, трех копеек за нее не давая, да еще благодарили за спасение, неужто этот дороже стоит?
Все, кто присутствовал при разговоре Ее Величества и Котофея Баюновича посмеялись. Не такова была Ее Величество, чтобы прощать. Признаком слабости величая падение, приговаривала оступившимся (все ж из соседней деревни, о чем Ее Величество вспоминать не любила, но Его Величество к односельчанам питал слабость): не пожалел бы души своей отдать, не пал бы так низко! Ведь ко мне вела тебя, а ты бедность с проклятым человеком разделил! Хорошо ли было тебе? И отвечали оступившиеся: нет, Ваше Величество, хуже беды не сыскать, хороша копеечка, да пахнет не так. Манькиных воздыхателей Ее Величество из виду не выпускала, муж должен был видеть, от чего она его спасала: от бедности, от болезней, от серости и убожества, от всякого худого слова и насмешек. Суть чудовища была именно такова: могла она сделать жизнь разве что никчемной. Перед дорогой она собрала их всех, чему они были несказанно рады, чтобы над обесточенным мужем еще раз каждый воздыхатель обязательно послал проклятия в адрес проклятой, вразумляя своими невзгодами членов ее банды.
После ее слов Его Величество морщился. Смотреть на Манькиных воздыхателей приятного было мало. Жена не только не прощала, она мстила, выжигая дырки в черепе, чтобы убожество и серость были на лицо. Будто он не знал. У каждого обремененного невзгодами при упоминании о Ее Величестве начинала течь слюна, а взгляд становился, как колодезь благодати. Имея такую дырку в черепе, разлюбить Ее Величество пока ни у кого не получилось. Господи, сколько их было послано -- работали бы! На теле не осталось живого места от ран, которыми Ее Величество подкрепляла свои слова. Другие могли только мечтать о шрамах, какие украшали его -- ведь не мазохист он...
Переброска первой партии экспедиции чуть ли не на вершину второй горы состоялась на четырнадцатый день к утру, второй партии к обеду. Пики второй горной гряды вертолеты перелететь уже не смогли. С помощью драконов через пару дней экспедиция достигла подножия третей гряды гор. Здесь драконы летали еще быстро и сновали туда-сюда без устали. С драконами и мудрыми наставниками покорение вершин оказалось не таким уж сложным мероприятием. И тут выяснилось, что нашлись следы банды террористов, от которой они отстают дней на шесть...
При донесении оба Величества одновременно побледнели, а сразу после этого встревожился военный совет, который собрался стихийно, окружив оба Величества с вопросительными лицами, и долгое время не могли найти что сказать друг другу.
-- Получается, если вы, Ваше Величество, видели их следы семнадцать дней назад у подножия первой горы, что две горы они преодолели за восемь -- десять дней?! -- изумился один из ста вампиров, посвященных в тайну экспедиции с самого начала. -- Да как же это?!
-- А как мы сумели за три дня? -- усмехнулся другой вампир, который как будто не удивился известию. -- Ковер-самолет или вертолет... Значит, вы правы, Ваше Величество, им помогают...
-- Это исключено! -- возразил еще один вампир. -- Ковром или вертолетом можно перебраться лишь через первую вершину. Максимальная высота подъема ковра от земли не более километра, а вертолета шести километров. Кроме того, у каждого ковра-самолета имеется опознавательный импульс-передатчик. Нет, вертолет или ковер-самолет наши бы засекли немедленно и без усиленной охраны...
-- Мы должны были подумать о маге, который, вероятно, владеет какими-то дополнительными ресурсами... В любом случае, они сейчас или спускаются с этой горы, или поднимаются на следующую, или уже во дворце устраивают переворот. Очень удобно было заманить нас всех в горы с драконами.
-- Но что они будут делать, когда мы вернемся?
-- Но теперь мы знаем, что преодолеть гору они могут за пять-шесть дней... Оборотни могут преодолеть гору за один -- два дня. Следовательно, мы можем легко их нагнать теми оборотнями, которые умеют трансформироваться в любое время. Мы переберемся через третью вершину и пустим их по следу и через пять -- десять дней вся банда будет в наших руках...
-- Не обольщайтесь, министр. Там маг! Сорок оборотней, способных без полнолуния стать собой, могут и не справиться с ним. Нам лучше не строить иллюзий и надеяться на полнолуние и драконов. Возможно, мы нагоним их сами. Все же мы поднимаемся в гору быстрее их на два -- три дня. Первая гора не такая высокая, вторая выше, но не такая, как эта. На эту гору у них, несомненно, ушло больше времени... В полнолуние, когда все оборотни смогут пуститься в погоню, мы справимся и с магом.
-- А как найдем, где стояли проклятые города? -- спросил кто-то из вампиров, благоговейно взирая на третью гору, представшую во всем величии. По сравнению с ней две первые горы показались не горами, а горками. Членов экспедиции начинало беспокоить, что каждая горная гряда была выше предыдущей в два, а то и в три раза. Троица выбирала самое меньшее из зол, горы той же горной гряды слева и справа были не только выше, но и опаснее, поднимаясь отвесно на километровую высоту, иногда под углом. Выбор маршрута оказался невелик.
-- Я знаю как, -- сказала Ее Величество, посвящая тех, кто еще не был проинформирован. -- Шакалы повсюду оставляют следы, и сейчас они не рыщут в поисках, а идут туда, где города стояли. Мы движемся следом. Оборотни быстро найдут то, что мы ищем. Во-первых, там должна лежать лампа, во-вторых, статуя, а в-третьих, нам останется взять ключ...
-- И вырвать сердце всем, кому мы обязаны нашим путешествием, -- сплюнул один из вампиров.
-- Так значит, города... тоже их рук дело? -- сразу несколько непосвященных пока голов обернулись в сторону Ее Величества с протрезвевшим взглядом.
Многие видели оставленные предателями следы, возмущаясь, что были испорчены как раз те самые подъемные места, которые казались самыми безопасными и удобными. А многие перепугались, когда поняли, что идут по следу тех же самых опаснейших преступников, которые с такой легкостью отбили все атаки на захваченную ими территорию.
-- Мы погибнем! Даже их след заразен для нас! -- вскрикнули сразу трое.
-- Не смешите! Не придумывайте им способностей, которых у них не было и не будет, -- пренебрежительно пожала плечами Ее Величество, успокаивая непосвященных. -- Не они, а неугасимые поленья, которые драконы доверили охранять моей Матушке, оставляют такой след. Они убили старую женщину, чтобы добыть поленья, и всюду таскают их за собой. Да, среди нас появились предатели. Но они бояться нас больше, чем вы можете себе представить. У нас есть оружие и драконы, нас много, а у них только это полено. И они торопятся, но преимущество на нашей стороне. Я уверена, что через пару недель мы будем дома с улыбкой за чашкой кофе вспоминать наше путешествие.
Вампиры засмеялись. Усмехнулись про себя оборотни, охраняющие совет и присматривающие за людьми, которые разбирали вещи высокопоставленных членов экспедиции. Им не было дела до проклятых городов, но предстояла большая охота, до полнолуния оставалось менее двух недель.
Люди, которые оказались неподалеку, тоже заулыбались, но не так уверенно, по большей части не понимая, о чем идет речь. Они не умели определить землю, которую Ее Величество и приближенные называли "проклятой", разве что по зеленому мху, которыми покрывались камни в тех местах. Часть экспедиции обходила их стороной, рекомендуя от таких мест держаться подальше -- но не всем, а только тем, кто обладал особой чувствительностью. Но те, кто смеялся уверенно, всегда были такими обаятельными, милыми, и когда они смотрели в глаза, хотелось стать яблоком, чтобы тебя покусали. Не поддержать их было равнозначно противопоставить себя дружному коллективу, команде, в которой каждый мог рассчитывать только на поддержку друг друга. Не каждый день простому человеку выпадала честь стоять рядом с Величествами, полетать на драконах и не быть сожженными заживо. Каждый понимал, что ему выпал шанс открыть новую страницу в истории, увековечив себя величайшими открытиями.
Но на вершину третей горы поднялись лишь через шесть дней. Поднялись, в основном, благодаря драконам, которые умели ползать по скалам и отвесным стенам с удивительной быстротой и цепкостью, когда казалось, что и пауку не за что зацепиться. За ночь они спускались вниз, загружались грузом и людьми, и уже к вечеру следующего дня оказывались на вершине, так что оставалось просто сидеть и ждать. Многие впервые осознали опасность, когда повисели вниз головой над пропастью, привязанные ремнями к сидениям на спине драконов, вцепившись руками в подлокотники. Сиденья ходили ходуном над сильными мышцами -- каркас для драконов готовился в облегченном варианте, чтобы не стеснял его движений. Кроме того, сказалась неорганизованность и отсутствие навыка. Палатки приходилось собирать и разбирать, и первыми к отправке всегда были готовы те, кто устраивался в пещерах и гротах. Но им-то как раз приходилось дожидаться своей очереди. Ибо такой привилегией пользовались лишь подрывники, которые контролировали трассу и несли с собой запасы взрывчатого материала и устройств -- им требовался отдельный дракон, специально заранее обустроенное место и охрана, а еще альпинисты особой категории и обслуживающий драконов персонал, которые следили за безопасностью и исправностью креплений и механизмов. Одной общей кухни оказалось мало, кормились в несколько заходов, а продукты и котлы пришлось разбить на две кухни, одна из которых отправлялась с первой партией, вторая в самом конце. Неожиданно испортилась погода, на вершине шел снег, у подножия -- проливной дождь. Для того, чтобы высушить одежду требовалось дополнительное топливо. Благо, у военных нашлись плащ-палатки, но их было мало.
Подножия четвертой горы достигли лишь на восьмой день от начала экспедиции, переправляя людей и грузы с вершины третей горы коврами-самолетами и опять же драконами, которые с горы спускались на порядок быстрее. Под гору им иногда лететь еще удавалось -- они почти скользили по снегу и по земле, но все же летели, перелетая через пропасти, непроходимые ледовые торосы и нагромождения скал.
Слава Богу, погода к шестому дню более или менее наладилась -- небо было хмурое и выли ветра, но дождя не предвиделось.
Низина между третьей и четвертой горной грядой была широкой и падала глубоко вниз, обогреваясь не только солнцем, но и горячими источниками. Снега здесь еще не было, или был, но таял. На шапки ледников уже налюбоваться успели и теперь радовались возможности еще раз пройтись по траве. Обширная межгорная территория густо поросла деревьями и кустарником, радуя взгляд осенним нарядом и живописными водопадами. Люди разбили лагерь, дожидаясь остальных. Первые группы прибыли сразу после подъема на третью вершину, и кто-то здесь был уже шестой день. Стучали топоры, горели костры, кто-то заготавливал уголь, чтобы пополнить запасы горючего. Видавшие виды альпинисты разевали рты, любуясь уходившими круто вверх редкими ступенями, вырубленными в твердом граните, на которых не скапливался снег. Разбрелись, фотографируясь группами и одиночно на фоне первозданных пейзажей, где не ступала нога человека, или, по крайне мере, ступала, но не часто. Кто-то брал пробы грунта и собирал для исследований камни. Кто-то порывался слетать на ковре-самолете к озеру, расположенному не так далеко от основного маршрута. Кто-то ахал и охал, когда ему показывали, как бешено вращается стрелка компаса, потеряв и север, и юг. Слава Богу, подтягивались последние группы, на третьей вершине остались лишь высокопоставленные особы, которые замыкали колонну.
Немногие обратили внимание, когда в чистом небе вдруг ни с того ни с сего по-зимнему засвистел ветер, сотрясая горы, и еще меньше услышали, лишь зябко поежившись, когда в вышине, обрушив вниз тонны выпавшего за непогоду снега, сотрясая соседние горы и запирая проходы слева и справа, отчетливо прокатился смех, и нечеловеческий голос несколько раз произнес внятно и грозно: "Умрете!". Голос прокатывался эхом, ударяясь в скалы и откатываясь назад, будто искал кого-то...
Лишь один из людей, стоявший в стороне и с тоской высматривающий третью гору, насторожился, прислушиваясь и побледнев, поднял голову и подумал, что не надо было идти с людьми, которые и плачут и смеются одновременно, и часть из них раскрывают пасти, когда лица их немного сонные. С такими людьми отношения у него не ладились. Хуже, они зачастую искали ему смерти.
Он мог бы и не ходить, но бедственное положение не оставило ему выбора. Сам он был смышленый, по крайне мере, считал себя таковым, но какой-то невидимый и беззлобный. Болезни, над которыми он посмеивался, правили его телом, странная изнуряющая тоска приходила и выкачивала его, внезапно накатывало отчаяние и сердце сжимала безнадега, от которых хотелось повеситься, и пустота внезапно окружала его дух, обрушиваясь на каждого, кому он становился не безразличен, убивая самых дорогих людей -- и он задыхался в этом вакууме. Он знал причину, по которой свалилась на него напасть -- бабка-кормилица, старая ведьма, которая влачила жалкое существование сама, проклинать людей умела и знала о проклятиях и порчах не по наслышке. Прислушиваясь к себе, он давно не питал иллюзий, что дерьмо в его голове вдруг изменит о нем свое мнение, и не пытался договориться -- дерьмо было мертвым. Были ночи, когда он плакал и завидовал людям, которые не имели представления о ночи, скрывающей людей, и не понимали его. Голова чернила его настолько предсказуемо, что иногда обезьяна имела право называться человеком больше, чем человек, который прикладывался к этому гаду, удивляя покладистой покорностью и выказывая ему то, что он меньше всего хотел бы увидеть или услышать от человека. Зависимость от погани, плюющей на него и из него самого, бесила. Бесила до такой степени, что он с удовольствием раскроил бы себе череп, чтобы вынуть ее оттуда. Но он знал, Благодетель, который истыкал его своими насмешками, наступивший на его голову и заключивший сделку с самим Дьявол, только того и ждет -- и он бежал от себя, от Благодетеля, от людей...
Новости об экспедиции добили его окончательно. Против правил он мог оказаться рядом с драконами, изучить их повадки, найти слабое место и, наконец, раскрыть секрет их долголетия. В другое время к драконам было не подступиться. Но разве неудачник, как он, мог мечтать о том, чтобы перепрыгнуть через миллионы желающих отважиться на рискованное предприятие?
На призыв он откликнулся не за тем, чтобы его взяли, а чтобы убедиться, что именно его не возьмут. Но верховный главнокомандующий ощупал его со всех сторон, заглянул в рот, смерил давление и сказал "браво!", выдавая талон на получение полного комплекта амуниции, инструментов, снаряжения и аптечки. Так быстро и внезапно все произошло, что потом, в номере отеля, куда селили везунчиков, схватившись за голову, он долго пытался вспомнить, где и как он получил свой рюкзак и спальный мешок.
"Нет, -- решил он, -- пора вернуть добро народу!" Он всегда был незаконнорожденный сын, и сама мысль узаконить себя в глазах народа показалась ему дикой. В очередной раз он убедился, что его господин эксплуатирует его и на этот раз: сам он попасть сюда не торопился, но был искренне заинтересован в получении достоверной информации. Благодетелю ничего не стоило получить ее, будучи далеко, тогда как он, прислушиваясь к себе и усматривая лишь сумерки, терялся в догадках, кто Благодетель и что ему от него нужно, ровно как чем он там занимается. Он сложил обратно разобранные вещи, с сожалением пересчитал уже полученную часть вознаграждения и собрался выйти, как вдруг два народа сразу вошли в его номер, несмело озираясь по сторонам. И на свою беду, или на счастье, он замешкался, разглядывая добрых молодцев, которые в свою очередь с одинаковым любопытством, как-то уж слишком заинтересованно, рассматривали его, загородив выход.
Не преднамеренно, просто он занял кровать у окна, а им достались две кровати, которые были ближе к двери.
Один народ был бледнолиций голубоглазый северянин, с пышными густыми золотисто-русыми локонами, напоминающими, скорее, парик, с такими женственными чертами лица, что, встретив его на улице, он бы так и подумал -- женщина, и, несомненно, обратил бы внимание. Одет он был соответствующе, в синие обтягивающие джинсы и черную кожаную куртку с блестящими заклепками, цепочка на шее удерживала ковбойскую шляпу, которая болталась за спиной.
-- Зуля, -- он протянул руку, одновременно нога об ногу снимая вышитые серебряными нитками сапоги с острым концом и на каблуке.
Глубокая голубизна его глаз завораживала и притягивала, длинные ресницы, которые почти ложились на брови, несколько раз как-то уж слишком игриво моргнули. Утонув в его глазах, он не сразу обратил внимание на правильные черты его носа и пухлых губ. Пожал концы его пальцев, едва пошевелив губами и тряхнув головой. Думать о Зуле, как о мужике, получилось не сразу.
-- Валимир... Можно Валя... Я привык.
Второй -- загорелый кареглазый южанин, противоположно мужественный, с черными смоляными волосами, связанными в пучок, разом привел его в чувство, выставив и поднеся к носу кулак. В пронзительном взгляде второго народа чувствовалась некая сила, которая могла бы разоблачить и Благодетеля, чернившего его день и ночь. Он невольно засмотрелся, забыв, что только что собирался уйти, слегка позавидовав.
Кулак разжался и парень протянул руку, как первый.
-- Игорь...
Оба парня были жилистые, высокие, как он сам. Он даже почему-то не стал сопротивляться, когда они к нему подступили и начали ощупывать со всех сторон, и совершенно растерялся, когда вдруг новоприбывшие искреннее чему-то обрадовались и, таинственно и лукаво глядя друг на друга, пришли к молчаливому согласию. Никогда прежде у него не было, чтобы его приняли вот так, сразу. Обычно приходилось долго доказывать, что он человек и чего-то стоит.
И вдруг понял, что ждет их решения, как приговора...
-- Этот, кажись, нам подойдет, -- сказал один из них, пощупав его за ягодицу.
-- Изыдите от меня! -- ответил он, грубо оттолкнув обоих. -- Благочестив я, и помышления мои не допускают сатану!
-- Наши тоже, -- прогундосил второй. -- Но как жить без сатаны? Кушать, бывает, хотца! Тьфу, святоша... -- разочарованно повернулся северянин к своему товарищу.
-- Изгнали! -- быстро сообщил он, пока те двое не разочаровались в нем окончательно. -- Лицом не вышел... Дух Святый не пристает...
Он так устал от одиночества, что ему было все равно с кем разделить его.
Так с народом он не веселился с тех пор, как ушла из жизни его бабка-кормилица, самая веселая повитуха и ведьма, которая могла часами приучать его смеяться над собой. Он помянул ее с благодарностью, невольно списав быстрое сближение на последние его тренировки и медитации, которые он применил к себе, используя ее наставления, которые вспомнил совершенно случайно, наткнувшись в столичной библиотеке на манускрипт, который выставили как музейный экспонат, найденный в архиве некого мецената, который, разобидевшись на наследников, завещал свою коллекцию раритетов городу. Она знала, как без всяких пентаграмм вызвать демона пред светлые очи и заставить раскаиваться во всяком своем происке, как обличить нечистого и избить человека, не дотрагиваясь до него, как сварить чудесное зелье или обрюхатить вдовушку и покрыть вуалью молодую девицу.
Много она в него вложила премудрости, но тогда он был мальцом и премудростями не интересовался -- а жаль, как раз их-то ему и не доставало. Пятнадцать лет спасение было под боком, но разве кто-то задумывается о могиле, когда вся жизнь впереди и все дороги открыты? Как гром среди ясного неба грянула беда, когда вдруг в скором порядке пришлось вспоминать бабкину науку, чтобы спрятать себя под вуалью и отвести глаза косенькой с косонькой.
Ребята оказались веселые, по жизни больные оптимизмом. Казалось, их ничто не волнует, шутки сыпались из них, как горох из дырявого мешка. У него так не получалось. В тот же вечер они затащили его в кабак. Подъемных им выдали немного, но в горах они вряд ли бы пригодились, и он с радостью согласился потратить состояние. Знали бы они, сколько лет он не имел на руках столько денег сразу! Но два парня, похоже, не за тем шли, чтобы помнить о его благородной бедности. Отодвинув бутылку из-под самого дорогого вина, какое нашлось в заведении, со скучающими лицами, они дождались метрдотеля и выложили ему на стол все что имели.
Метрдотель оглядел их придирчивым взглядом и предложил на выбор: или платите, или молитесь на господина в форме.
-- Программа у вас не самая изысканная, посмешить бы народ. А можно мы станцуем? -- предложил северный народец, заметив на сцене полуобнаженную девицу, искреннее удивляясь, что они заказали, чтобы им принесли такой огромный счет. -- Поплачем, глядишь, подадут...
-- Все трое? -- округлил глаза метрдотель, не без интереса приглядываясь к Зуле. -- Освистают, будете мыть посуду и полы на все дни, пока вас в ваши горы не заберут! -- пообещал он. -- И завещание на меня напишете. Я слышал, вашему наследнику подъемные полагаются?
-- Я бы лучше помыл, -- согласно кивнул он, но ему подмигнул южный народец.
-- Брось, не парься! -- сказал Игорь, не сумев скрыть довольную ухмылку.
И оба зачем-то потащили его в гримерную, раскрывая свои спортивные сумки, туго набитые барахлом...
Зуля сразу же принялся учить его извиваться у его ног, стягивая с него в нужный момент шелковые платки и полупрозрачные покрывала. Игорь забряцал браслетами, цепями и опахалами. Вскоре его поставили перед зеркалом, и он едва узнал себя накрашенного и выряженного под султана. Северный народ стал не то госпожой, не то наложницей, южный явно рабом.
-- Ты главное не тушуйся, и гладь себя по тепленьким местам, от которых бабы дуреют, а я займусь мужиками... Честно отрабатывай денежки, снимая с себя одежду, а то неустойку требовать начнут... -- посоветовал Игорь. -- Он тебя прикроет. Но не сразу, дождись, когда постучу вот так! -- он изобразил два прихлопа. -- Встанет, покажи народу красоту свою, не встанет, лучше попридержи набедренную повязку. Остановиться тоже надо вовремя. Там подклад, он не даст тебе упасть лицом в грязь.
-- Да я народу в глаза после такого не смогу смотреть! -- возмутился он, ужасаясь тому, на что его толкали.
-- А для чего тебе смотреть народу в глаза-то? -- удивился Зуля. -- Ходи, не поднимая глаз. И пусть нагибаются, чтобы в твои глазоньки заглянуть. Да ладно, брось! Мы их так насурьмили, кто опознает? Представь, что ты на невольничьем рынке, и богатые бабы покупают тебя, чтобы сделать своим сейфом....
Южный народец подсел к нему и душевно произнес:
-- Пойми, мы ничему другому не научились. Я и Зуля танцуем вот с таких лет! -- он показал от горшка два вершка. -- А театры нам не слишком рады.
Заиграла музыка. Его провели и уложили на подушки. Поставили перед ним фрукты и налили бокал вина. И он обалдел, когда вышла к нему красоты неописуемой принцесса Зулейка и запорхала по сцене, зазывая и животом, и попой, и всем, чего у нее было и не было, позволяя прикоснуться к своей ножке. А тут еще раб Ибн-Ибрагим стал ухлестывать за красоткой, выставляя его дураком. Пока он ползал, как самый настоящий придурок, теряя по дороге то башмак, то колпак, зал разрывался аплодисментами и визжал от восторга, бросая на сцену кошельки...
Сама судьба подогнала ему двух друзей -- он так и заявил им об этом, намекнув, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Но те лишь улыбнулись и переглянулись, покачав головами.
-- Ты у нас будешь третий третий, которому снесут головушку, если барыши наши достанутся не нашему Благодетелю. Нас ищут, и поэтому мы решили пожить рядом с Величествами, чтобы по доброте их, освободить себя от бремени Благодетеля...
Он отговаривал их, не так настойчиво, как сделал бы это сейчас, все же он был чужим для них и не забывал об этом, но разве отговоришь, если оба они задались целью обойти всех и войти в состав самой известной и богатой труппы при дворце Величеств?! У каждого человека есть мечты, у этих двоих -- особенно, и он понимал, что оба они заслуживают того, о чем мечтали, больше, чем другие. И когда представился случай остаться с последней группой на третьей вершине, оба его приятеля остались, не раздумывая.
Ох, если бы он знал, что успел так полюбить обоих за эти три недели, он бы заставил их сесть на ковер-самолет силой. Он еще неделю назад решил, что останется с этими ребятами, когда они вернутся, и не сомневался, что справится с их Благодетелем без заступничества Их Величеств. Он и драконов умел обвести вокруг пальца... Но так и не успел сообщить им о решении и посвятить в свою тайну, подыскивая для этого подходящий момент. А когда вдруг узнал, что они остались там, на Вершине третей горы, тревожно кольнуло сердце... Может быть, он не умел сделать такой номер, как они, зато понимал кое-что в людях, научившись от своей кормилицы. И когда, против правил, в их палатку подселили двоих из чужого отряда, впервые за последние три года он открылся, чтобы получить информацию извне....
И сразу услышал крик о помощи, и пришла боль -- как всегда в таких случаях заболела голова, но какой-то не своей, чужой болью... Нет, с болью можно жить, боль пройдет, в видении он не увидел главного -- драконов, его драконов, которые пожирали людей.
Страх отпустил, он снова подумал, что если сумеет разгадать тайну драконов Ее Величества, то победит своих. Наверное, эти были такие же опасные, но эти не видели его, как те, которые держали его голову в своих страшных лапах. Сегодня вечером он посвятит друзей в свою тайну, которая мучает его много лет. Он верил, что все обойдется, и крик о помощи не имел отношения лично к нему. Он не позволил себе слушать сердце, которое продолжало ныть, чтобы не накликать беду...
Но почему они не спускались с горы? Каждая минута превратилась в вечность. Где же вы, Зулейка и Ибн-Ибрагим? Бог не мог забрать у него друзей, как всех, кто был ему дорог...
Грохот барабана позвал людей на ужин. Он оглянулся. Драконы улетели за последней партией экспедиции давно, еще до обеда, но пока их было не видать. И облегченно вздохнул, когда один из возглавлявших экспедицию, взглянул в бинокль и весело передал по рядам: "Вижу! Вот они! К ночи будут здесь. Установите маяк!"
Он обрадовался и незаметно завернул в пуховик буханку хлеба и три банки консервов, огляделся, чтобы выскользнуть незаметно из-за стола -- и случайно подметил, что еще один вспомнил о тех, кто остался наверху. Он тоже расстегнул теплую куртку и случайно уронил внутрь небольшой кусок колбасы и вареную курицу, подобрал кем-то оставленный ломоть хлеба. Он улыбнулся: этот парень давно ему нравился. Наверное, дожидался балагура -- лицом один в один. Их постоянно видели вместе, не иначе, братья. Оба они были из группы подрывников, у которых был в экспедиции особый статус, им и места получше доставались, и на драконах они поднимались в особом режиме, и уважения к ним было поболее, чем к остальным. Но пока в их группе не было нужды, и ребята скучали. Представился удобный случай завести полезное знакомство, а если повезет, добраться до серьезного оружия -- кое-какой опыт у него имелся еще с армии, о которой он старался не вспоминать.
Познакомиться и наладить отношения оказалось делом простым. Виткас сразу же протянул руку и представился, обрадовавшись знакомству. Было заметно, что он нервничает, переживая за брата, с которым давно не расставался. Новый знакомый назывался и с ходу начал рассказывать о себе, забыв поинтересоваться его именем, не дав возможности представиться. Наверное, волновался. Запинаясь, будто извинялся, он поделился, как оба брата оказались здесь: к призывному пункту призвали всю их бригаду -- она работала в горах, очищая от снега горные трассы. Брат, услышав о призыве, увязался за ним -- в экспедицию взяли обоих. Брат подрывником не был, осваивал профессию на ходу, и сейчас Виткас не понимал, почему попросили остаться не профессионалов, а несмышленыша -- и для чего вообще понадобился подрывник на третьей вершине.
-- Валимир, -- представился Валимир, улыбнувшись, когда Виткас не без восторга признался, что всегда думал, что жил в горах, но, увидев эти, понял, что теперь не назвал бы их холмами. Глаза его горели, когда он смотрел вдаль, где поднимались одна горная гряда за другой, на горное озеро, на поваленные лавинами деревья, и тревожно смотрел туда, куда смотрел и он.
Поджидая драконов, Валимир немного рассказал о себе, невзначай намекнув, что когда-то был сапером, и, показывая добытый провиант, в свою очередь посетовал, что не сумел умыкнуть со стола спирт -- спирт давали согреться и снять напряжение.
-- У меня есть! Лучше! Коньяк! Домашний! -- радостно сообщил Виткас. -- Виноградник нам с братом от отца достался, а коньяк еще отец отжимал... А давай к нам перебирайся, -- с ходу дружелюбно предложил он. -- Ребята котел греют, помоешься, и твои не помешают. Пещера у нас небольшая, но место есть. И вакансия... -- сообщил он, едва ли заметив, как вздрогнул Валимир. -- У нас трое перед самым походом, в последний день выпили какой-то отравы... Струсили, наверное, -- расстроено проговорил он и покраснел, как будто струсил сам.
-- Ну и правильно, -- оправдал их Валимир. -- Чего им тут делать? У них, наверное, семья, дети... Брать должны были необремененных, а я смотрю, кого здесь только нет...
Неожиданному предложению Виткаса Валимир несказанно обрадовался. Радость была омрачена лишь отсутствием друзей. Во-первых, выпавший шанс оказаться в группе подрывников был еще одной удачей, во-вторых, он давно хотел посмотреть на жилище тех троих, которые оставляли надписи на скалах. Но пока случай не представился. Пещеры доставалась группе подрывников и тех, кто готовил путь для высокопоставленных особ. А он грузил и перетаскивал тяжести, когда группы экспедиции отправлялись на новое место. Кроме того, каждый, кто нес палатку, должен был поставить ее и дождаться остальных. Потом шли на ужин, а после ужина все обязаны были вернуться на прежние места. В лагере ввели комендантский час, покидать палатку от ужина до утра никому не разрешалось. Впрочем, никто и не покидал -- спали, как убитые. В горах было мало кислорода, организм здоровых людей требовал отдыха. А днем их из виду не выпускали охранники, которые были приставлены к каждому отряду. Да и не до того было, все время приходилось что-то делать, в крайнем случае начинались учения.
Валимир вошел в палатку, собрал в рюкзак свои вещи и свернул спальный мешок.
-- Ты куда? -- остановил его старший по группе.
-- Парень меня один пригласил, у них место есть. Они в небольшой пещере расположились, там где подъем начинается по лестнице. И представляешь, они там баню устроили! -- он растянул улыбку от уха до уха. -- Помоюсь по-человечески!
-- Иди, -- согласился старшой. -- Если место есть, иди. Видел я эту пещеру и подъем видел. Не знаю, парень, что здесь происходит, но как-то странно, что люди обходят стороной самые добрые места. Там подъем проторенный, кому-то не лень было вырубать лестницы. Завтра, когда начнем, вернешься...
-- И это... я, наверное, не вернусь, -- сообщил он. -- Им подрывник нужен, а я... не скажу, что специалист, но имею опыт. И моих ребят тоже отпусти, -- попросил Валимир. -- А то я без своих не пойду.
Старшой с интересом посмотрел на него, махнул рукой.
-- Ну... друг у меня там, привет передавай... Иваном зовут. Без дела они тоже не сидят, а палатку мы утром сообща соберем. Все равно на драконах подниматься. А от двух лодырей я с удовольствием избавлюсь, -- порадовался он. -- Но их, похоже, уже куда-то перебросили. Тот, с эмблемой -- старший неопределенно кивнул на выход и посмотрел на два спальных мешка, в которых лежали новые люди, -- привел мне двоих и сказал, чтобы я их вместо тех двоих принял... Тоже мне, экспедиция! -- фыркнул он. -- Я заметил, кажется, немногие обрадовались найденным припасам. Половина не притронулась ни к зелени, ни к орехам, ни к грибам, которые мы собрали на той поляне... -- старшой нахмурился. -- Неизвестно, сколько нам еще здесь, консервы бы экономить...
-- Я просто думаю, радиоактивные они. И кто-то знает, а кто-то нет, -- подал голос один из новеньких. -- Я слышал, они про полено какое-то говорили, про огонь из земли, про проклятые города... На военном совете. Мы неподалеку стояли.
-- Я завтра узнаю, -- еще больше нахмурился старшой. -- Спрошу, почему нас не предупредили.
-- Ага, и все ступени радиоактивные! -- засмеялся из спального мешка второй новенький. -- Радиация она или есть, или ее нет. Мы на драконах штурмуем горы, как крепости, а люди нормальные ходят, где легче. Иди быстрее, -- посоветовал он Валимиру. -- А то Его Величество больно строг, или охрана наша по вам затоскует -- и враз они тебя на место вернут. Все они, похоже, за людей нас не считают. Они сами по себе, а мы сами по себе. В горах так нельзя. Слышали, еще не прошло и десяти дней, а восемнадцать человек уже погибли. Нас десять человек в палатке было, восемь среди ночи исчезли. Странно как-то: то зверь, то лавина, то со скалы сорвался, а то ушли, говорят, в каком-то другом направлении. А если ушли, почему нас не разбудили? Вот, записку оставили: "Беги!", -- он вынул из кармана мятый клочок бумаги и передал старшому. -- Куда бежать? Зачем? И вещи их... После всех этих смертей нас теперь и пописать не выпустят.
В спальниках зашевелились, высовывая головы, прислушиваясь к разговору. Записку пустили по рукам. Но не все, кто-то уже спал.
-- Дурак, о тебе же беспокоятся, -- заступился за руководителей экспедиции старшой. -- Знал бы, сколько народу в этих горах сгинуло. Нечисто тут. Я от отца про горы эти слышал. Не возвращаются отсюда.
-- Как пропали? -- насторожился Валимир, предчувствуя недоброе. Обычно он не слушал, что говорили за его спиной.
-- Да так, сегодня за ужином сказали, -- подтвердил слова новенького старшой. -- Это поначалу не поймешь, кто есть, и есть ли вообще, а теперь, когда все друг друга знают, не скроешь. А свита молчит, наверное, чтобы паника не началась. Короче, кто людей знал, за ужином рассказали, что все они или оставались с последней группой, или ложились спать со всеми, а проснулись, их нет. А я вот думаю, может, троица эта, которая шныряет где-то здесь, охоту на нас устроила, а нам не говорят?
-- Вряд ли. Злой человек не стал бы в горах себя так показывать, -- не согласился Виткас, застыв на пороге, дожидаясь, когда теперь уже товарищ, соберет свои вещи. -- Те трое, пожалуй, далеко вперед ушли.
-- А что же они пишут: смерть вампирам! Смерть оборотням!? -- обижено произнес старшой, залезая в спальник. -- А подписываются как? Дьявол! И странно пишут, будто выплавляют камень. Мы люди, а они о нас что?! Совсем совесть потеряли. Кто такой Дьявол? Это же сатана!
-- А кто такой сатана? -- пошутил Виткас. -- Это же Дьявол! Да ну, -- не согласился он. -- Лес не палят, не мусорят. Не людям же смерть. Там один в яблочко непонятно откуда попал. Я яблоко видел, и следы нашел, но уж слишком далеко. И грибы и ягоды собирали они. Мы четыре дня назад прилетели, делать нечего было, и пока ждали, когда кухня подоспеет, все тут облазили. Хотел бы я посмотреть на этого стрелка! Нет, они не прячутся, смело идут, открыто. Ерунда какая-то.
-- Ребята, кто-нибудь из вас на войне был? С землей, мимо которой пролетели? А я был! У меня до сих пор огонь в глазах стоит. Может, и в самом деле Дьявол подписался? Я бы не удивился...
-- Какой огонь? -- живо заинтересовался Валимир, не обращая внимания на гнетущую повисшую тишину. Дьявол, безусловно, заслуживал внимания. Увидеть надписи ему посчастливилось только раз на третьей вершине.
-- Обыкновенный. Молнии из тучи. Одна молния -- и роты нет, еще одна -- и ракетная установка накрылась. Я думаю, мы как раз за теми предателями идем. Вон сколько оружия с собой, а зачем нам оружие, если не на войне? А если мы за ними идем, то чего от них-то ждать?
-- Ну, у нас автоматы и винтовки... -- подытожил старшой. -- Не справиться им с нами со всеми-то.
-- Стрела бесшумно летит -- пойми потом, откуда она прилетела! -- усмехнулся Виткас. -- Но сами подумайте, люди пропадают то позади, то рядом, а те, что на скалах пишут, те впереди идут -- все время впереди! Они зерна заваривают, вот, -- Виткас вытащил горсть проращенного зерна. -- И просыпают иногда. Смотрите, зерно проросло. Они тут были неделю назад.
Виткас высыпал горсть зерен на газету, поднял рюкзак Валимира и вышел.
Валимир вышел следом, заметив, что драконы вот-вот достигнут лагеря. Надо было поторопиться встретить друзей. Позвать их, наверное, он имел право. Странно, известие о смертях, вместо того, чтобы заставить его убиться, принесла ему облегчение. Он вдруг ощутил пустоту, и хотел, но не мог расстроиться. Такое затишье он всегда чувствовал перед бурей, когда уже ничего нельзя было исправить. Он почти не сомневался, что с друзьями что-то произошло, и теперь виновато смотрел на Виткаса и пытался понять, как помочь парню, когда тот поймет, что с братом случилась беда. И все же, не следовало паниковать раньше времени.