Бартоломеу не нужно, чтобы его укачивали ангелы. Руки Сидониу Розы ему вместо ангелов. Старик соскальзывает в сон, пока врач меряет ему пульс. Голова Бартоломеу покачивается, как знамя, которое вот-вот свалится с древка-шеи.
Но через пару секунд он вдруг пробуждается как от резкого толчка. Кто-то, сидящий у него внутри, выпихивает его из сна. Он смотрит растерянно, медленно вытирает, будто тряпкой, лицо ладонью. Потом вдруг содрогается всем телом:
— Какой холод!
Бесприютно озирается, снова вздрагивает весь с ног до головы.
— Мне бы накрыться, а эта блядь утащила все пледы и по-завешивала ими окна.
Все же он встает и отправляется на поиски маловероятного одеяла. Его шатает. Слова шатаются тоже. Комната потеряла очертания, он только угадывает какие-то тени и вслепую огибает знакомые предметы.
— Кому холоднее, спрашиваю я вас, мне или дому?
И снова ссыпается в постель. Сворачивается пустой скорлупкой и вкладывает всего себя в тяжелый вздох.
— Меня клонит в сон, доктор, но мне как-то странно.
— Почему?
— Не в человеческий сон меня клонит. В звериный. Боюсь засыпать.
Механик опасается забираться в глубины, где живут его внутренние чудовища. И потому просыпается всегда как от удара. Мутными со сна глазами смотрит он, как врач медленно убирает стетоскоп в портфель и понимает, что тот нарочно тянет время, чтобы как можно дольше не приступать к отчету о состоянии больного. Бедный доктор, он так заврался, что врать разучился.
— У меня к вам просьба. Только обещайте, что выполните.
— Посмотрим.
— Убейте меня, доктор.
— Извините, вы о чем?
— Я прошу вас убить меня, покончить со всем этим…
— Опомнитесь, друг мой.
— Заклинаю вас всем, что вам дорого. Бывают же такие ядовитые снадобья…
— Даже отвечать не стану.
— Ладно, если вы не можете, позвольте Мунде. Помогите Мунде исполнить наше общее с ней желание.
— Вы не понимаете, Бартоломеу…
— Пожалуйста…
Торопясь с отказом врач не сразу замечает, что старик плачет. Бартоломеу всхлипывает без слез и так неслышно, что и сам не сознает, что с ним творится.
— Вы не понимаете, Бартоломеу, что ваша супруга… Знаете, что она мне сказала?
— И слышать не хочу.
— Ваша жена попросила, чтобы, если вы умрете, я бы помог умереть и ей.
Внезапно старик поднимает глаза к потолку, пытаясь удержать слезы. Он думает, что не расслышал. Просит португальца повторить, растерянно мотает головой.
— Вранье!
— Клянусь, она меня об этом попросила.
Механик пытается соединить слова и смысл. Мундинья, вечно грубая и раздражительная, вдруг захотела разделить с ним…
— Вы это сказали, чтобы меня отговорить?
— Я просто сказал правду.
— Почему вы никогда не делаете того, о чем я прошу? Недавно я просил, чтобы вы помогли мне помыться, вы отказались. И вот я опять прошу, а вам хоть бы что.
— Я готов искупать вас с ног до головы, лишь бы вы отбросили эти дурацкие мысли о смерти. Я вас отмою, вы станете снова красавцем, пойдете на улицу, подцепите девицу…
— Когда я в прошлый раз вышел из дому, вы меня унизили.
— Я?
— Пошли меня искать, будто я вовсе беспомощный…
— Я только хотел помочь…
— И помешали, — твердо отчеканивает Бартоломеу.
— Больше не буду.
— Да вы не поняли. В тот раз я пошел не за любовными похождениями, не за малолетками.
— Тогда за чем?
— Хотел найти кого-нибудь, кто сослужил бы мне эту хренову службу.
— Какую?
— Прикончил бы меня.
Он резко подносит ладонь к горлу и, будто ножом, проводит ее ребром по адамову яблоку.
— Однако, — с иронией замечает врач, — исполнитель, похоже, попался забывчивый.
— Да нет, я никого не нанял. Вышел, все понял и вернулся обратно…