Истребители
RAF 47 (включая 8, пострадавших на аэродромах)
28 пилотов убито или ранено
“Люфтваффе” 36
12 пилотов убито или ранено
Бомбардировщики
RAF 15 (включая 11, пострадавших на аэродромах)
“Люфтваффе” 54
Эти потери были серьезными как для эскадрилий бомбардировщиков “Люфтваффе” (которые потеряли большое количество самолетов из-за плохо продуманного перелета через Северное море), так и для Даудинга.
К вечеру 11 июля Даудинг еще не знал, что сбито всего девять Bf.109 и что основной объем потерь врага в истребителях составили более уязвимые и менее опасные Bf.110. Пока он не без грусти констатировал, что 28 английских пилотов истребителей были потеряны (30 процентов неприкосновенного резерва). Его “бесценные летчики”, молодые люди, чьи силы он [156] направил на рискованные попытки уничтожить вражеские бомбардировщики, гибли под ударами немецких истребителей. Состояние духа английских летчиков этого времени отражает отрывок из письма одного из них: “Я никогда не верил в то, что наступит день, когда необходимость во сне станет такой сильной, а шансы ее удовлетворить — такими малыми. Сегодня эскадрилья пять раз поднималась в воздух и дважды вступала в бой. Мы потеряли троих пилотов и четыре самолета и, по чудесным обстоятельствам, сбили около 200 воздушных машин, в чем, кажется, нет никакого толка. Они все еще прилетают, и, куда ни посмотри, — везде увидишь “мессершмитт”. И нам повезло. Вскоре они оставили наш аэродром. Как долго это будет продолжаться? Хватит ли каждому из нас сил? А когда мы устанем настолько, что не сможем правильно управлять машиной и метко стрелять, и будем считать удачей, что разглядели врага? Сколько времени пройдет, пока враг или всего лишь простая ошибка покончит с этим?”
Пилот, написавший это письмо, погибнет в воздушном бою несколько дней спустя.
Препятствие
На следующий день, 12 июля, немецкое наступление возобновилось с неослабевающей яростью, и впервые ответственные командиры на местах почувствовали приближение успеха. Возникла надежда, что “Люфтваффе” сможет поддержать высадку наземных сил на побережье Кента. В этот момент, однако, штаб ОКВ узнал скверные новости, поставившие под сомнение возможность начать операцию 13 июля. В прогнозах метеорологических служб говорилось, что с Атлантики надвигаются атмосферные фронты, несущие низкую видимость, дождь и сильный ветер, причем пик непогоды приходится на ранние часы 13 июля — именно на тот момент, когда воздушный и морской десанты должны будут приближаться к местам их сбрасывания и высадки.
Гитлер еще раз выслушивал отчеты командующих родами войск о ситуации на побережье Канала. Армия, как с гордостью заявил фон Браухич, готова! “Кригсмарине”, по заявлениям Редера, “были готовы настолько, насколько возможно при имеющихся [157] обстоятельствах”. Но операция, по его мнению, уже находилась на грани срыва, поскольку синоптики предсказывали плохую погоду и утверждали, что вероятность ошибки этого прогноза низка. “Десантирование, — утверждал Редер, — с гарантией обречено на неудачу, если мелкие суда окажутся в море при неблагоприятной погоде над Ла-Маншем”. Объяснив свою позицию, Редер посоветовал отложить операцию — хотя бы всего на 24 часа, тем более что после полудня 13 июля синоптики обещали более тихую погоду.
{119}
Настроение Гитлера эта информация, понятно, не улучшила, но Редеру (к великому удивлению командующего “Кригсмарине”) помог Геринг. Незадолго до совещания рейхсмаршал с пониманием выслушал объяснения Ешоннека относительно прогноза погоды и согласился, что в такую погоду, которая предсказывалась метеорологами, пилоты транспортных самолетов не найдут свои цели, в результате чего все наступление с воздуха может закончиться катастрофически. Геринг говорил по телефону с Кессельрингом и услышал от него, что предоставление лишних 24 часов “Люфтваффе”, для восстановления сил, закрепления успехов предыдущего дня и разрушения оборонительных сооружений в районе высадки (которым до сих пор почти не уделялось внимания), будет встречено командованием Второго воздушного флота “более чем тепло”. Фактически Кессельринг заявил, что, если кого-то интересует его мнение, он в любом случае будет просить об отсрочке. Низкие результаты, достигнутые во время самого “Дня Орла”, задержали реализацию программы воздушного наступления, [158] как минимум, на 24 часа, о чем он уже предупредил Геринга 10 июля...
Итак, Геринг принял сторону Редера и попросил, чтобы “День Звезды” был отложен до 14 числа.
Их объединенная точка зрения произвела впечатление на Гитлера. Он спросил Йодля о возможных последствиях отсрочки и получил подробное объяснение от генерала Варлимонта, который составлял диспозицию Вторжения.
Прежде всего, следовало немедленно приостановить посадку войск на суда и по возможности рассредоточить корабли охранения. Конечно, такой шаг был небезопасным: люди и корабли оставались беззащитными перед угрозой вражеских налетов и обстрелов. Тем не менее, Варлимонт заявил, что отсрочка на один день могла благоприятно отразиться на ходе боевых действий после высадки. 14 июля войска подойдут к берегу вскоре после появления первых солнечных лучей и за полтора часа до наивысшей точки прилива; приливное течение в этот момент будет самым слабым (не более одного узла), поэтому преодоление полосы прибоя не составит большого труда. Таким образом, солдатам придется пройти по берегу совсем небольшое расстояние, тем более, что берег, особенно в Хайте, был достаточно крутым. Кроме того, 14 июля график движения высадочных средств лучше согласовывался со временем авиадесантной операции.
Как и ожидалось, фон Браухич выражал сомнения; он не видел необходимости подвергать своих солдат прицельному огню на кромке воды. Редер, в свою очередь, поддержал Варлимонта.
“Итак, — объявил Гитлер, — „День S” откладывается на 24 часа и пройдет по первоначальному расписанию 14, в зависимости от представленного нам завтра благоприятного прогноза погоды на этот день”.
Никто так и не спросил о том, что произойдет с планом и вторжением, если прогноз все еше будет неблагоприятным. [159]
День четвертый — 12 июля
Давая оценку последствий отсрочки операции, Варлимонт не учел резкого усиления радиообмена. Не было ни одной, даже самой отдаленной командной инстанции, которая не нуждалась бы в оповещении. В результате, утром 12 июля британские слркбы разведки получили информацию о значительном увеличении всех видов переговоров в Бельгии и Франции; в радиопереговорах назойливо покорялись одни и те же кодированные фразы. В переводах “Ультры” также начали появляться слова и словосочетания, которых раньше не было или которые встречались редко. Фоторазведка зафиксировала мелкие, но значимые изменения дислокации судов в портах, из которых должно было начаться вторжение. На близость немецкого наступления указывало и изменение рисунка налетов “Люфтваффе”. В полдень, когда Кессельринг и Шперле направляли все свои силы на атаку побережья Англии, ВВС Великобритании совершили три особых и чрезвычайно опасных полета средь бела дня с целью сфотографировать порты Ла-Манша. Самолеты пролетели сквозь сплошную стену заградительного зенитного огня, на отходе их атаковали “мессершмитты”. Вернулся только один разведчик, сильно поврежденный, с двумя ранеными членами экипажа. На снятых им фотографиях было отчетливо видно, что часть немецкого флота, предназначенного для прикрытия вторжения, уже прибыла и готова к боевым действиям даже без участия тяжелых кораблей. Кроме того, рядом или внутри доков было замечено необычное количество боевой техники. Если вторжение не начнется сегодня, доложили Черчиллю, его следует ожидать в пределах следующих сорока восьми или семидесяти двух часов. Тем не менее, сигнал “Кромвель” передан не был — по мнению руководителей армии, пока еше не было достаточных оснований поднимать всю нацию по сигналу боевой тревоги.
Первая серия воздушных атак 12 июля была повторением событий предыдущего дня, если не считать того, что не было попытки удара через Северное море. При облачной погоде немецкие [160] бомбардировщики пытались провести в жизнь вчерашний план: уничтожающие удары по Биггинхиллу, Кинли, Хорчерчу и Нортуилду при поддержании установленного воздушного режима на аэродромах, которые уже подверглись опустошению; особое значение придавалось Тэнгмеру.
Самолеты, участвующие в воздушных налетах на Эссекс, Кент, Суррей и Сассекс, нашли свои цели, несмотря на действия перехватчиков и навигационные проблемы.
Все три секторные станции подверглись атаке. Кинли получил особенно тяжелый удар, который уничтожил контрольный центр управления истребителями и вывел сектор из строя на 18 часов. Наибольший ущерб в то утро был причинен секторной станции в Тангмире, где “штуки” совместно с Ju.88, под прикрытием Bf.109, забросали аэродром тяжелыми бетонобойными бомбами, разрушив почти все основные постройки и уничтожив на земле 24 истребителя. В это же время семь Ju.87 вновь напали на радарную станцию в Вентноре и еще раз лишили ее электричества. Серьезный урон в результате разрушения ангаров был нанесен ремонтному обслуживанию самолетов. Что касается немецких эскадрилий, то, хотя потеря десяти пикирующих бомбардировщиков была очень неприятной, эта жертва оказалась не напрасной. В течение последующих жизненно важных 48 часов от Тангмира не было ни малейшей пользы, Вентнор был выведен из строя, как считалось, почти на семь дней.
Другие немецкие самолеты, широко разлетевшиеся над территорией Великобритании, чтобы ввести в заблуждение перехватчики, также нашли себе достойные цели. Так, в своих ангарах в Ли-он-Соленте были уничтожены самолеты морской авиации, которые должны были воспрепятствовать вторжению. Очень часто, пока крупные налеты привлекали все внимание наблюдателей, два или три бомбардировщика незамеченными проскальзывали в глубину обороны. Так произошло с двумя Ju.88, приблизившимися к Брайзнортону в Оксфордшире с выпущенными шасси, как будто они хотели там приземлиться. Отважные пилоты застали врасплох всех и добились существенных результатов. Эта парочка сравняла с землей ангары и уничтожила 35 тренировочных самолетов и одиннадцать “харрикейнов”, находившихся на ремонте.
Когда этот печальный день подошел к концу, военно-воздушные силы Великобритании бесстрастно оценили свои потери примерно [161] в 100 самолетов всех типов (точное соотношение типов сбитых самолетов так никогда, видимо, и не станет известно). Командование RAF пришло к заключению, что враг, наконец, перешел к решительным действиям.
Хотя многие английские истребители еще взлетали в воздух вовремя, чтобы успеть совершить перехват, но все большее их количество не успевало в нужный момент оторваться от полосы. Причины этого были различны. Во-первых, система раннего оповещения стала функционировать со значительными сбоями. Во-вторых, 60 процентов потерянных пилотов были самыми опытными, а те, кем их заменяли, не умели сбивать врага, да и количество летчиков резерва было недостаточным. Даудинг вынужден был восполнить дефицит в личном составе людьми, которых сам он считал слабо подготовленными. Ему пришлось ввести в первую линию три польские и одну чешскую эскадрильи, которые управлялись с большим трудом из-за языкового барьера. Теперь, когда угроза вторжения стала очевидной, он не мог больше призывать другие командования перевести своих летчиков в истребительную авиацию, так как все они вскоре будут нужны на своих первоначальных постах. Наконец, потеря самолетов в два раза превысила их производство, а количество “харрикейнов” и “спитфайров” сократилось до шестидесяти трех, при выпуске около четырнадцати в день.
Исключая потери на аэродромах, соотношение общих потерь все еше оставалось в пользу англичан. [162]
Истребители
RAF 26
8 пилотов убито или ранено
“Люфтваффе” 29
2 пилота убито или ранено
Бомбардировщики
RAF 8
“Люфтваффе” 31
На краю гибели — пятый день операции
Потери существенно снизили резерв действующей немецкой авиации. Некоторые из ответственных командиров “Люфтваффе” (особенно те из них, кто был связан с бомбардировочной авиацией) с тревогой смотрели на столбики цифр, отражающих состояние эскадрилий. Все больше людей с неудовольствием отзывались о докладах разведки, которая вводила их в заблуждение выдумками о крахе английской авиации, в то время как всякий раз, когда немцы пересекали береговую линию Англии, их почти неизменно встречала сотня истребителей. Только к исходу 12 июля появились основания считать, что оптимисты все-таки правы. Бомбардировщикам теперь удавалось раз за разом прорываться к целям, а их потери 12-го числа оказались даже меньшими, чем накануне. Особое удовлетворение встречали действия истребителей, которые все с большей легкостью справлялись со своими задачами. Тем не менее, даже Кессельринг, главный оптимист среди командиров “Люфтваффе”, заявлявший о том, что достиг превосходства в воздухе над областью вторжения, чувствовал себя в тот вечер несколько неуверенно, Все же он нашел в себе силы доложить Герингу, что при благоприятной погоде 13-го, позволяющей проведение интенсивных операций, он сможет 14 июля выполнить свою задачу по безопасной доставке воздушно-десантных войск и прикрытию с воздуха высадки сухопутных сил.
“Это будет трудно, — сказал он, — но количество наших истребителей все еще составляет семьдесят пять процентов от штатной численности, и мы сможем обеспечить защиту десанта”.
По требованию Кессельринга Шперле получил через Ешоннека приказ, возлагающий на Третий воздушный флот задачу отвлечения английской авиации на запад страны. Шперле также поручалась воздушная блокада Плимута и Портсмута, с целью не допустить выход кораблей Его Величества против западного фланга вторжения. Пятый воздушный флот Штумпфа должен был действиями со скандинавских аэродромов удерживать британцев от беспрепятственной переброски войск и авиации с севера на юг Великобритании. [163]
На обоих флангах вторжения следовало выставить максимально возможное количество мин, при этом особое внимание уделялось закупорке каналов шириной в полмили, которые ежедневно прочищались британцами. Эти каналы предназначались для поддержания безопасных морских перевозок, теперь же их функционирование было решающим для быстрого маневра военными кораблями.
Германской авиации был дан приказ при любой возможности атаковать минные тральщики, а для одного из соединений Bf.110 борьба со службой траления составляла основную задачу.
Кессельринг намеревался совершенно очистить воздушное пространство между Раем и Норт-Фолендом от британских истребителей, а вечером 13-го — когда военно-морские силы вторжения уже будут держать курс на место своего назначения, а воздушно-десантные войска начнут готовиться к посадке на Ju.52 и планеры — произвести обширную воздушную бомбардировку ключевых позиций в окрестностях Дувра и Фолкстоуна и вывести из строя коммуникации, ведущие от побережья в глубину страны.
Немецкая метеорологическая служба погоды сообщала, что до конца 13 и далее в течение, по крайней мере, двух суток сохранится благоприятная погода. И действительно, в ночь с 12 на 13 июля ветры, которые поднимали на море большие волны, начали стихать. Установились условия, благоприятные для осуществления воздушной атаки утром тринадцатого июля. Так что, когда в то утро Гитлер встретился со своими подчиненными, последний веский довод отменить или отложить решение о вторжении потерял свою значимость. На этом, возможно и роковом, совещании не было ничего, кроме текущих докладов, по сотому разу переливающих из пустого в порожнее. Оно закончилось короткой фразой фюрера: “Пусть „Морской лев” начнется завтра”. Bee те, кто в своих воспоминаниях описывал эту сцену, справедливо отмечали возбуждение вождя, производящее неизгладимое впечатление на немцев. После того, как Геринг, последний из выступавших, произнес свою речь, была долгая пауза, и лишь затем заговорил Гитлер.
“Только сейчас, — писал Редер в своем личном дневнике, — раскрывается чудовищность того, что начал Гитлер. Мне показалось, [164] что в глазах, которые раньше светились только тяжелым и одержимым упрямством, я прочитал короткую вспышку страха, или, может быть, недоверия. Именно тогда у меня родилась глупая надежда, что в последний момент он распознает безрассудство своих намерений. Но это были всего лишь грезы”.
Впрочем, даже Редер был в то утро удовлетворен результатами ночных столкновений. Вновь британский крейсер и три эсминца отплыли из Ширнесса, чтобы обстрелять порты вторжения. На этот раз британцы совершили оплошность. Крейсер, корабль Его Величества “Ньюкасл”, огибая Норт-Фоленд, подорвался на мине, поставленной в сумерках час назад. Получив большую пробоину, крейсер повернул обратно в порт. В его охранении остался один эсминец, а два других отправились вперед для выполнения задачи. Таким образом, обстрел потерял большую часть своей мощи. На отходе “Ньюкасл” получил торпеду с катера и потерял ход. При свете дня крейсер оказался беззащитным перед силами “Люфтваффе”. Вскоре Ju.87, из специального авиаотряда, отправили его на дно.