83691.fb2 Вторжение, которого не было - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 29

Вторжение, которого не было - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 29

Что касается второго фактора, ставшего причиной отказа от операции “Морской лев” — недостаточные результаты “воздуш­ной битвы за Англию”, — то в связи с этим необходимо сказать следующее: надо считать ошибкой военного руководства намере­ние достичь превосходства в воздухе над Англией посредством изолированной воздушной войны, начатой за много недель до наи­более раннего срока вторжения.

Руководство хотело получить гарантии успеха вторжения по­средством овладения воздушным пространством над Англией еще до вторжения. Тем самым только растратили силы немецкой авиации в преждевременных боях, проводившихся при неблагопри­ятных условиях.

При здравой оценке собственных и вражеских сил и возмож­ностей у командования военно-воздушными силами, по меньшей мере, должно было возникнуть сомнение в том, достаточно ли своих сил и способны ли они добиться решающего успеха в борь­бе против английской авиации и авиационных заводов, ведя бои над Англией.

Сначала командование немецких военно-воздушных сил не­дооценивало английскую истребительную авиацию, переоценива­ло действия своей бомбардировочной авиации и было застигнуто врасплох известием об оснащении противника эффективной си­стемой радарных установок. Кроме того, у наших бомбардиров­щиков и прежде всего истребителей был недостаточный радиус действия и тем самым недостаточная глубина вторжения. Вра­жеская авиация смогла уйти от наносившихся нами ударов, имев­ших цель уничтожить ее. Мы не говорим уже о том, что немец­кие истребители должны были вести бой над Англией при более неблагоприятных условиях, чем противник. Бомбардировщики не могли получать достаточного прикрытия истребителями, если они совершали полеты за пределами радиуса действия истребителей. Только одно это соображение должно было побудить командование [329] воздушных сил начать решающие бои против английской авиа­ции лишь в тот момент, когда она могла бы принять бой в равных условиях, то есть над проливом или над побережьем, в непосред­ственной оперативной связи с вторжением.

Немецкое командование, наконец, сделало еще одну ошибку, изменив оперативную цель воздушных налетов, несмотря на упо­мянутые ранее, частично предвиденные, частично неожиданные неблагоприятные условия борьбы как раз в тот момент, когда успех операции висел на волоске. 7 сентября главное направление атак было перенесено на Лондон — цель, не имевшую никакой оперативной связи с подготовкой вторжения.

Как бы ни было желательным добиться превосходства в воз­духе еще до начала вторжения, все же здравый учет всех факто­ров должен был заставить немецкое Главное командование ис­пользовать авиацию для решающего удара только в связи с втор­жением.

Конечно, можно возразить, что при таком способе использо­вания сил немецкой авиации она имела бы слишком много задач, а именно: налеты на английские воздушные базы в Южной Анг­лии; прикрытие с воздуха посадки десантов на суда во французс­ких портах; защита транспортов при пересечении пролива; под­держка первого эшелона войск вторжения при их высадке; зап­рещение действий английского флота во взаимодействии с военно-морским флотом и береговой артиллерией.

Но эти задачи не надо было решать все одновременно, хотя по времени они должны были решаться быстро одна за другой. Так, например, английский флот, за исключением легких кораб­лей, базировавшихся на порты Южной Англии, мог, видимо, всту­пить в бой лишь тогда, когда первый эшелон войск вторжения уже высадился бы.

Судьба сражения зависела бы от исхода большой воздушной битвы, которая разыгралась бы над проливом или над Южной Англией, с того момента, когда начали бы операции армиями военно-морской флот. В этой битве условия для немецкой авиа­ции были бы значительно благоприятнее, нежели при ее налетах на британский материк. Такой способ ведения войны, естествен­но, означал бы, что все было бы поставлено на карту. Но это и было той ценой, которую следовало заплатить в тех условиях, если уж вообще решились предпринять вторжение. [330]

Если Гитлер в сентябре 1940 года по упомянутым выше при­чинам отложил план вторжения в Англию, то эти причины тогда, может быть, действительно были основательными. В то время внутри германского Главного командования не было никого, кроме политического деятеля Гитлера, кто отвечал бы за общее руководство военными действиями. Не было инстанции, которая бы своевременно подготовила план войны против Англии и которая была бы в состоянии руководить вторжением как единой опера­цией всех трех видов вооруженных сил.

Если германское командование летом 1940 года в результате описанных мною причин упустило шанс успешно закончить вой­ну с Англией, то причины этого заключаются, во всяком случае, не только в недостатках организации высшего командования, но в значительной мере в политической доктрине Гитлера.

Очевидно, не подлежит сомнению, что Гитлер имел жела­ние избежать войны с Англией и с Британской империей. Он часто говорил, что не в интересах Германии уничтожить Бри­танскую империю. Если даже и не доверять полностью этим заявлениям Гитлера, то одно все же ясно: Гитлер знал, что в случае уничтожения Британской империи наследником будет не он и не Германия, а Америка, Япония или Советский Союз. Если исходить из этих соображений, то его позиция по отноше­нию к Англии всегда будет понятна. Он не хотел войны с Анг­лией и не ожидал ее. Он хотел, если это было возможно, избе­жать решающей схватки с этой державой. Эта его позиция и то обстоятельство, что он не ожидал такой полной победы над Францией, объясняют нам и то, почему Гитлер не имел плана войны, предусматривавшего после победы над Францией победу и над Англией. В конце концов, он не хотел высаживаться в Англии. Его политическая концепция противоречила стратегическим требованиям, выявившимся после победы над Франци­ей. Роковым было то обстоятельство, что его политическая кон­цепция нашла симпатии со стороны англичан.

Гитлер всегда был настроен против Советского Союза, хотя он в 1939 году и заключил договор со Сталиным. Он не доверял этой стране и одновременно недооценивал ее. Он опасался тра­диционных экспансионистских устремлений русского государства, которому он, правда, Московским пактом сам снова открыл во­рота на запад. [331]

Можно предполагать, что Гитлер сознавал, что когда-нибудь оба этих режима, ставшие непосредственными соседями, столк­нутся. Далее, политик Гитлер был одержим идеей “жизненного пространства”, которое он считал себя обязанным обеспечить немецкому народу. Это жизненное пространство он мог искать только на востоке.

Если приведенные мною соображения и допускали отсрочку столкновения с Советским Союзом до более позднего времени, то они должны были с новой силой овладеть умом такого человека, как Гитлер, после того, как он, победив Францию, практически стал хозяином на континенте, тем более, что угрожающие скопле­ния советских войск на восточной границе Германии возбуждали сомнения относительно будущей позиции Кремля.

Теперь Гитлер был поставлен перед вопросом о вторжении в Англию. Он, без сомнения, понимал большой риск, связанный тогда с таким предприятием. Если бы вторжение не удалось, то действовавшие там силы немецкой армии и флота были бы поте­ряны. Немецкая авиация также была бы значительно ослаблена в этой безуспешной битве. С чисто военной точки зрения, однако, даже неуспех вторжения в Англию не означал еще такого ослаб­ления германской военной мощи, которое нельзя было бы восста­новить. Более серьезными были бы политические последствия. Взять хотя бы тот факт, что провал вторжения укрепил бы стрем­ление англичан продолжать войну. Можно указать далее на пози­цию Америки и Советского Союза, которую они заняли бы в этом случае. Но прежде всего подобное явное военное пораже­ние, каким был бы провал вторжения в Англию, серьезно подо­рвало бы престиж диктатора в Германии и во всем мире.

Но такой опасности диктатор не мог подвергать себя. Он всегда уклонялся от мысли о решительной схватке с Англией (а в силу неправильного понимания английской политической кон­цепции тешил себя надеждой прийти в конце концов к соглаше­нию с этой страной), так он и на этот раз испугался риска. Он хотел избежать риска решающей битвы с Великобританией. Вме­сто того, чтобы победить эту страну, он надеялся убедить ее в необходимости соглашения, пытаясь выбить из ее рук последний “континентальный меч”, на который Англия, видимо, возлагала надежды: Этим уклонением от, безусловно, большого военного и политического риска Гитлер совершил великую ошибку. Ибо одно [332] было ясно: если Гитлер побоялся начать битву против Англии в благоприятный момент, то Германия рано или поздно должна была очутиться в критической обстановке. Чем дольше затягивалась война с Англией, тем больше становилась опасность, грозив­шая Германии с востока.

После того, как Гитлер отказался от решающего сражения с Англией летом 1940 года и упустил единственный для него шанс, он больше уже не мог играть на “выжидание”. Под давлением необходимости он решил теперь попытаться путем превентивной войны ликвидировать такого противника, как Советский Союз, поскольку на Западе больше не было противника, который был бы ему опасен на континенте.

В действительности же Гитлер из страха перед риском втор­жения в Англию пошел на еще больший риск войны на два фронта. Однако вследствие запоздалого планирования вторжения и в конечном счете отказа от него он потерял целый год. Год, который мог бы решить исход войны. Потеря времени, которую Гер­мании уже было не возместить.

С отменой операции “Морской лев” 38-й корпус вернулся в конце сентября к нормальной боевой жизни. Наши переправоч­ные средства были выведены из портов, подвергавшихся налетам английской авиации. Но еще ничего не было известно о намере­ниях Гитлера относительно Советского Союза, так как оконча­тельное решение о нападении на Советский Союз было принято много позднее. Первый намек на надвигающиеся события я по­лучил только тогда, когда был вызван весной 1941 года для получе­ния новой задачи. [333]

Вторжение глазами начальника Генерального шта­ба сухопутных сил

Прежде всего следует отметить, что в течение всего первого периода войны (от Данцигского кризиса до начала операции “Гельб”) Ф.Гальдер, начальник штаба ОКХ, практически не упо­минает в своем дневнике Англию. Ну, не входила она в круг первоочередных забот командования сухопутных сил!

Гальдер утомительно подробен: он описывает посещения дан­тиста, подарки по случаю всевозможных памятных дат, располо­жение помещений на передовом командном пункте. Он скрупу­лезно перечисляет офицеров, явившихся для представления по случаю нового назначения, записывает подробности мелочных пре­пирательств с Герингом или Йодлем, подробно останавливается на высказываниях фюрера. И, конечно, в сферу его внимания попадает любой, сколь угодно мелкий вопрос реального руковод­ства войной — вплоть до дисциплинарных прав офицеров-вете­ринаров или организации рутинной штабной игры по организа­ции тыла в 12-й армии.

Однако Гальдер даже не упоминает в своих заметках о “плане Редера”, подготовленном осенью 1939 года. То есть начальник штаба сухопутных сил вообще не обсуждал предложения ОКМ — ни с главкомом, ни с Гитлером. Это означает, что никакого реаль­ного оперативного плана, требующего внимания и оценки (хотя бы и раздраженно отрицательной) вообще не было; гросс-адми­рал высказал некий набор пожеланий, который прочие команду­ющие не пожелали услышать.

Следует иметь в виду, что ОКХ, формально подчиняясь ОКВ, сосредоточило в своих руках нити действительного управления войной. В распоряжении ОКВ не было реальных дивизий: Кейтель и Йодль могли требовать их привлечения к той или иной операции, могли даже заручиться в этом вопросе поддержкой [334] фюрера, но окончательное решение принимало все-таки ОКХ. И ОКХ делало это, сообразуясь прежде всего со своими планами.

Гитлер достаточно редко (особенно на первом этапе войны) отдавал прямые и недвусмысленные приказы. Но даже и они могли быть несколько задержаны или изменены “военной необходимостью”, “сложившейся обстановкой” и “повреждениями линий связи”. Командование сухопутными силами свою власть понимало и широко ею пользовалось.

Любой оперативный план, требующий участия армейских частей, где бы он ни возник — в “Люфтваффе”, у Редера, в ОКВ, даже у фюрера лично, — требовал согласования с ОКХ и без такого согласования был обречен на забвение.

То есть план, который не обсуждался в ОКХ, был не более чем эскизом, “протоколом о намерениях”. В данном случае, он оказался еще и неуместен: руководство вермахта увязло в перманентно откладывающейся, но ожидаемой “со дня на день” французской кампании.

Первый раз Гальдер упоминает Англию только 5 марта 1940 года. Упоминает в странной редакции, едва ли не пародийной:

“Подарок главкому от генерального штаба 22.3 по случаю 40-летия его военной службы. Служебный дневник ОКХ. Книгу нужно писать по главам и назвать „ОКХ в войне с Англией”.

Далее, 9 марта начальник штаба ОКХ подробно описывает тактическое учение с применением дымов (по площади). Речь пока идет о подготовке к французской кампании, но в мае-июне 1940 года вермахт не будет использовать задымление, зато во всех вариантах операции “Морской лев” этой тактической схеме отводится важное место:

“Недостаток учения — слабое дымообразование. Мое впечатление от учения: задымление площадей является действенным средством нарушения огня противника. В то время как огонь осколочно-фугасными снарядами может лишь частично помешать ведению огня противником, так как вместо выбывших огневых средств могут быстро появиться новые, задымление затрудняет противнику длительное ведение планового огня. Ему приходится поэтому вести непрерывный огонь. Но поскольку противник не знает, когда ему нужно открывать огонь, то и этот метод оказывается ненадежным. Таким образом, противник будет вынужден [335] перестроить свою систему оборонительного огня, отказаться от фланкирующих огневых средств и усилить систему фронтального огня. Это явится для противника новинкой, освоиться с которой в условиях боя у него не будет времени. (...) Вопрос использования танков требует особого изучения”.

24 апреля в ходе общего разговора на политические темы, вызванного венгерско-румынским кризисом, всплыла идея блокады Босфора и Дарданелл авиацией, действующей с баз в районе Бриндизи. Вне всякой связи с предыдущим разговором Гальдер фиксирует: “мысль о нападении на Крит и на английские корабли в Гибралтаре”.

Идея эта просуществовала, видимо, до 3 мая. В этот день в письме к Муссолини Гитлер категорически высказывается против всякого расширения войны. В изложении Гальдера это звучит следующим образом:

“На юге и в центральной части Норвегии операции закончены; сейчас идет очистка Северной Норвегии”. — Сожалеет, что англичане не выступили более крупными силами. Относительно американского послания: “Я полагаю, что все чаще появляющиеся у Рузвельта угрожающие нотки — достаточная причина, чтобы предусмотрительно и как можно быстрее положить конец войне”.

Внимание Гальдера полностью поглощено кампанией во Франции. 24 мая он констатирует появление новых обстоятельств, чрезвычайно важных в свете предстоящей битвы за Британские острова:

“Танковая группа Клейста впервые докладывает о превосходстве противника в воздухе”.

Итак, воспользовавшись тем, что Второй воздушный флот Кессельринга действует с далеко расположенных аэродромов на территории Германии, английские истребители смогли захватить локальное господство в воздухе над районом Дюнкерка.

Весьма важная запись сделана 29 мая. Лаконично, едва ли не вскользь:

“Предложения об увеличении численности воздушно-десантных войск. Мы должны отдать 16-й пехотный полк. У меня — никаких возражений”.

Второй этап битвы за Францию (операция “Рот”) не вызвал серьезного волнения в ОКХ. Тем не менее, легкой прогулкой, как [336] почему-то считает Макси, это наступление не было. В записи от 11 июля говорится:

“14-й армейский корпус имеет только 35 процентов танков от того количества, которое было у него 10 мая. Больше всего пострадала 9-я танковая дивизия (много машин подорвалось на минах). Лучше обстоит дело с танками в 10-й дивизии (100 танков), действия которой также должны быть отмечены.

Силы войск на исходе. Они могут вести только преследование, но не в состоянии участвовать в крупном наступлении (“синдром усталости”). Боеспособность личного состава обеих дивизий составляет лишь 50 процентов”.

Что касается планируемой Макси переброски крупных сил авиации в Бельгию, то 14 июня Гальдер отмечает в своем дневнике:

“Для строительства мостов важно перебросить из Брюсселя несколько эшелонов с материалами в Амьен и Лан. Но при нынешней ситуации вряд ли возможно доставить сюда сейчас какой-либо существенный груз по железной дороге”. Пока нет никаких разговоров о вторжении. Более того, начинаются подготовительные работы по демобилизации части армии и переходу сухопутных войск на новую организационную структуру. Гальдер записывает:

“...сухопутные войска выполнили свою задачу. (...) На ВВС и ВМС ложится задача — вести войну с Англией одним”. (Запись от 15 июня.)

“Ближайшее время покажет, заставят ли наши успехи вступить Англию на путь благоразумия, или же она попытается одна вести войну и дальше. В этом случае война приведет Англию к полному разгрому и может надолго затянуться”. (Запись от 22 июня; это, пожалуй, первое серьезное замечание Ф.Гальдера о перспективах войны с Англией. Заметим, что о вторжении речь пока не идет. На следующий день Ф.Гальдер указывает: “Боеприпасы для орудий „К-5” и „К-12” (против Англии)”.)

Лишь 26 июня разговор о предстоящей английской операции становится сколько-нибудь предметным. Характерно, что с самого начала он идет в весьма взвинченном тоне:

“Он опять наговорил своему командующему, что планируемая нами перегруппировка не что иное, как желание оскорбить [337] Бока. И он лучше уйдет в отпуск, а его делами пусть занимается главный ветеринар. Такая мнительность начинает раздражать. Какого-либо разумного довода против наших мероприятий он привести не может и только из стремления не дать себя ущемить хочет теперь получить кусочек побережья на Ла-Манше. Его заявления, что нынешнее распределение сил не представляет какой-либо серьезной угрозы для Англии, выглядят ребяческими. Угрозу Англии представляет количество сосредоточенных на побережье дивизий, а не разграничительные линии между ними”.

1 июля обсуждение вторжения в Англию переводится, наконец, на практическую почву: