Даудинг был уверен, что истребители возьмут свое, и ни о чем другом. особенно не беспокоился. Его занимала лишь проблема обороны аэродромов, так как зенитных установок было явно недостаточно, местами не хватало и личного состава.
На некоторых участках местное ополчение занималось строительством оборонительных укреплений по периметру аэродромов. Армия главным образом укрепляла свои собственные линии позиционной обороны, наземный же обслуживающий персонал аэродромов был вооружен кое-как. Армейские надеялись, что “зажравшиеся ВВС” смогут как-то продержаться в случае нападения. На аэродромах, даже если они располагались вблизи побережья, имелось лишь стрелковое оружие и только в лучшем случае — пулеметы.
Люди на войне
Занятые своими крупномасштабными задачами, военные, как это нередко случается, не думали о положении страны в целом. Рабочим, вкалывающим по двенадцать часов в сутки, тоже некогда было предаваться размышлениям. Часть населения, вернувшись домой после рабочего дня, отправлялась патрулировать в составе отрядов местных добровольцев, стоять вахты со службой воздушного наблюдения, участвовать в работе Вспомогательной пожарной службы или помогать полиции. Люди на добровольных началах обслуживали машины скорой помощи, работали в женской добровольческой организации или в службе оказания первой помощи — всего и не перечислишь. Роль руководящего Центра играло министерство внутренних дел. С ним были связаны министерства транспорта, здравоохранения, пищевой промышленности, тяжелой промышленности, труда и пенсионного обеспечения. Национальная гражданская оборона традиционно подчинялась системе комитетов, функционирующих через массовые добровольные службы. Эти организации, как правило, [102] возглавлялись немногочисленным оплачиваемым персоналом. Руководство службы воздушного наблюдения, от которого могло зависеть благополучие целого района, часто состояло из одного служащего. Сплошь и рядом этот чиновник не имел представления, как действовать в экстремальных обстоятельствах. Он и его подчиненные психологически не способны были к принятию быстрых решений в военной обстановке. Иногда начальник городской полиции брал шефство над наблюдателями, но его методы часто казались неприемлемыми городским административным службам. Эти службы просто не воспринимали его приказов, придравшись к командному тону или якобы слишком суровым для гражданских лиц требованиям. За работу службы обычно отвечал какой-нибудь управленец, который должен был вербовать добровольцев для работы в пределах вверенного ему участка. До падения Франции ощущался недостаток в рабочей силе. Когда же над головами мирных жителей загудели самолеты Кессельринга, в районные службы хлынули толпы волонтеров. Однако за имеющийся короткий промежуток времени их можно было обучить лишь кое-каким элементарным действиям.
Впрочем, каждый ощущал потребность “участвовать”. Многие патриотически настроенные граждане добровольно возлагали на себя обязанности защитников национальной безопасности. Если кто-то случайно пользовался фонарем при затемнении или, упаси Бог, говорил с иностранным акцентом, тут же расползались слухи и поступали сообщения о зловещей пятой колонне. Когда 31 мая убрали сигнальные посты, чтобы затруднить высадку десанта, вице-адмирал Рамсей, по горло занятый эвакуацией из Дюнкерка, получил огромное количество донесений, авторы которых требовали незамедлительно информировать Адмиралтейство о бесчисленных актах саботажа в Дувре и окрестностях: протечках коммуникаций, случаях неправильной парковки автомобилей или перепродажи имущества по завышенным ценам.
Никто из “верхов” не мог точно сказать, как поведет себя недисциплинированное гражданское население, столкнувшись с разрушительными бомбежками и появлением вражеской армии на английской земле впервые за много веков. Во Франции беженцы перекрывали дороги и задерживали передвижение войск, поэтому в Великобритании было строго запрещено покидать дома, но требовалось “оставаться бдительными”. [103]
Уже первые незначительные июньские воздушные налеты вызвали волны спонтанных перемещений обезумевших от страха людей. Трудно было даже сказать, как будет работать оборона Королевских ВВС, профессиональная, но не прошедшая проверки в бою, тем более никто не мог требовать эффективных действий от добровольцев-”любителей”. У городских служб не было никакой уверенности в том, что будет функционировать связь, а также доставляться и распределяться еда. Все понимали, что голод или болезни могут быстро подорвать обороноспособность городов, расположенных на побережье.
Промышленное производство было подорвано ночными воздушными налетами. Нарастающее давление противника и постоянно усиливающееся напряжение выявили недостатки работы муниципалитетов. Но когда 19 июня военное командование рекомендовало осуществить передачу большей части функций гражданского самоуправления в руки одиннадцати региональных комиссаров (назначенных на пороге войны для обеспечения спокойной работы административного аппарата во время ненормальных условий), правительство отвергло это предложение. Не решаясь тревожить население и молясь о том, как бы не опрокинуть сложившуюся иерархию, правительство взяло на себя ответственность за риск полного коллапса системы управления и позволило продолжать работу существующим местным административным учреждениям, запуганным и запутавшимся в хитросплетении мирных и военных задач.
И первая проверка этой, сложившейся впопыхах, системы произойдет 19 июня, когда разведывательные операции Кессельринга уступят место дневному наступлению больших воздушных формирований. [104]
V. Испытание
Разведка Кессельринга
Для взволнованных наблюдателей на Британских островах и для персонала радарных станций воздушная деятельность врага, проявившаяся в небе вскоре после рассвета в среду, 19 июня, казалась похожей на разведывательные полеты Кессельринга в предыдущие 2 недели. Мерцавшие точки на экранах радаров показывали несколько одиночных самолетов, приближавшихся на большой высоте; радиосообщения от вспомогательных морских сил говорили о движении других самолетов, летевших вблизи поверхности и недоступных радарному обнаружению; затем с наблюдательных постов стали поступать сообщения об отдельных двухмоторных самолетах, совершавших пролеты на малой высоте над берегами, — видимо, в целях ознакомления с местностью, — что они, кстати, и делали в действительности. Немцам, готовившимся осуществить вторжение менее чем через месяц, очень не хватало хороших разведывательных данных, и важнейшей задачей для них стало сфотографировать как можно больше районов, являвшихся целями предстоящей операции, не забывая, разумеется, и про предполагаемые [105] места высадки. Перехватчики 11-й авиагруппы к тому времени совершили несколько “вылазок” из Биггинхилла, Мэнстона и Хоукинга, но их действия ограничивали строгие инструкции Даудинга, который понимал, прослушивая переводы радиопередач немецких ВВС, что сражение только начинается. В течение битвы Даудинг должен был очень внимательно изучать радиопереговоры летчиков врага, хотя и он, и вышестоящее командование не могло полностью опираться на сведения, полученные таким образом. В этом англичане оказались правы.
Большинство мест боевых действий были изолированы и находились близко к морю. То тут, то там дальние разведчики “Do.17P” падали, окутанные дымом, или скрывались в облаках или в низко висящем утреннем тумане. Время от времени можно было услышать отдаленный шум стрельбы авиационных пулеметов — это “спитфайры” и “харрикейны” собирались убивать.
Но в 06:00 внимание операторов, работавших у радаров, было привлечено необыкновенно большим числом мерцающих точек, показывавших массивный перелет авиации через Па-де-Кале; такого наблюдатели не видели со времени напряженных дней битвы за Францию. Вскоре стало очевидно, что эти воздушные формирования держали курс на Па-де-Кале, где в тот момент в западном направлении двигался конвой, охраняемый вооруженным траулером и двумя миноносцами. С аэродромов были подняты эскадрильи истребителей, в то время как резервные самолеты занимали свои позиции. За прошедшие две недели, пока подразделения Даудинга восстанавливались, им приходилось сталкиваться только с малыми формированиями врага, и они несли лишь небольшие потери. Но сегодняшний враг казался очень сильным.
В течение двадцати минут истребители, быстро набирая высоту, видели над и перед собой плотные группы Bf.109 и Bf.110, прикрывающие двадцать шесть бомбардировщиков Do.17, которые выстраивались для атаки на колонну судов. Английские [106] истребители сразу же были вовлечены в яростную схватку с противником, превосходящим их числом и занимавшим лучшую тактическую позицию. Когда английские самолеты попытались добраться до бомбардировщиков, немецкие истребители накинулись на них сверху. Все новые и новые формирования включались в бой с обеих сторон: система радионаведения указывала эскадрильям RAF место боя, в то время как истребительная авиация Германии усиливала прикрытие своих бомбардировочных сил.
Самолеты кружились по небу, словно в водовороте, опускаясь почти до уровня моря; сражение разбилось на множество мелких отдельных битв. Бомбы вспенили морскую поверхность, маленькое торговое судно внезапно появилось между поднимающимися столбами воды и начало тонуть. Сражение перемещалось к гавани Дувра, где миноносцы в гавани и орудия противовоздушной обороны открыли огонь, равным образом стреляя по своим самолетам и по врагу. Покалеченные и поврежденные самолеты падали на землю, окруженные со всех сторон парящими парашютами. Затем все стихло; противники разлетелись для дозаправки и пополнения боеприпасов для следующего сражения. Битва закончилась так же внезапно, как и началась. Но это была всего лишь прелюдия к новой оперативной схеме, разработанной Кессельрингом. Атакуя корабли, он задумал втянуть самолеты Королевских воздушных сил в сражение в том воздушном пространстве, которое он выбирал сам и которое располагалось вблизи его собственных баз. Направляя все усилия на уничтожение “спитфайров” и “харрикейнов”, он намеревался обеспечить успех операции “Морской лев” и эффективно помешать Даудингу укрепить силы Истребительного командования после сражения за Дюнкерк.
Содержание и структура операций подготовительного этапа определялись не только очевидной необходимостью завоевать превосходство в воздухе. Они предназначались также и для того, чтобы ввести в заблуждение британскую разведку, приучить ее рассматривать ту или иную немецкую деятельность в водах Ла-Манша или над ними, на самом деле напрямую связанную с Вторжением, как некие стереотипные мероприятия, не предвещающие ничего особенного. Например, регулярное движение немецких прибрежных конвоев и перемещения транспортной авиации между французскими аэродромами имитировали обычные коммерческие рейсы и организационные операции. С другой стороны, [107] интенсивность этих передвижений нарастала, причем таким образом, чтобы те англичане, которых не удалось ввести в заблуждение маскировкой мероприятий в портах Ла-Манша под обычную каботажную торговлю, неминуемо пришли бы к предположению о кульминации в августе.
Налеты Кессельринга на конвои и порты составляли часть хитроумного плана. Он пытался нанести противнику максимальный вред и продемонстрировать превосходство над англичанами, но при этом избежать серьезной тревоги в их рядах, предпочитая способствовать погружению врага в чувство ложной безопасности. В последнем Кессельринг потерпел неудачу. Руководству штаба не составило труда распознать смысл деятельности “Люфтваффе”, тем более что “Ультра” обеспечивала командование RAF дешифровкой едва ли не всех немецких радиосообщений. Так что отвлекающие немецкие воздушные налеты принесли пользу только Великобритании: дали ценную и очень нужную практику службам гражданской обороны, выявили несколько основных недостатков в работе организаций на местах и начали приучать население к сущности “воздушного блицкрига” с его пока еще не самых тяжелых форм. Постепенно новизна ситуации исчезала, и люди начинали, к примеру, видеть достоинство в том, чтобы своевременно прятаться в укрытиях, а не стоять, наблюдая за происходящим.
“Люфтваффе” систематически сменяли свои боевые подразделения, чтобы как можно большее число эскадрилий могло приобрести опыт в том деле, для которого немецкие воздушные силы не были предназначены, — стратегических бомбардировках. Интенсивность атак увеличивалась тем быстрее, чем больше соединений начинало действовать с только что захваченных аэродромов. [108]
Самолеты Третьего воздушного флота Шперле прекратили поддерживать операции наземных сил (битва за Францию заканчивалась) и заняли позицию на левом фланге Второго воздушного флота — в районах Бреста и Шербура. В это же время Пятый воздушный флот начал прощупывать северные районы Британии, действуя со своих отдаленных баз в Норвегии,— предполагалось, что это отвлечет часть английских истребителей на защиту Шотландии и Оркнейских островов.
Налеты на район Дувра, начавшиеся 19 июня, распространялись на все большую и большую территорию, пока они не охватили целиком южное и восточное побережье. В это же время небольшие группы самолетов по ночам пробирались в глубь Британских островов, дабы разрушить ключевые промышленные предприятия, являющиеся звеньями в технологической цепочке самолетостроения, такие, например, как завод двигателей “Роллс-Ройса” близ Дерби.
Быстрое нарастание операции вызвало острое беспокойство Даудинга. Во второй половине дня 19 июня немцы снова атаковали тот же конвой, который понес потери утром, и совершили дополнительный налет силами двенадцати Ju.88 на конвой из Ньюхэвена, двигавшийся в восточном направлении. Вечером, когда этот второй конвой вошел в пролив, он был полностью уничтожен. В каждом из этих случаев истребители Королевских воздушных сил были вовлечены в сражение в неблагоприятных для них условиях, над морем.
Истребители Bf.109 и Bf.110 управлялись очень опытными пилотами. Их заданием была так называемая “свободная охота”, когда истребитель самостоятельно ищет себе цели, лишь косвенно поддерживая свои бомбардировщики. “Спитфайры” и “харрикейны”, атакующие строй бомбардировщиков, сталкивались с немецкими “охотниками” и вынуждены были принимать бой в тактически невыгодной позиции. В тот день потери Королевских воздушных сил составили 12 самолетов, все — истребители, но только 2 пилота было убито. ВВС Германии потеряли 15 самолетов, [109], но лишь восемь были истребителями (один летчик был убит), оставшиеся же силы представляли из себя разномастную коллекцию разведывательных самолетов, бомбардировщиков и единственного гидросамолета, который случайно сбили во время ночной миссии по установке мин. Такие потери были явно не в пользу Королевских воздушных сил.
{83}
“Битва конвоев”
20 июня с рассветом, сразу после обычных налетов и разведывательных миссий, крупными силами бомбардировщиков была атакована колонна транспортных судов из Норт-Фоленда, и в этот раз с более неприятными последствиями, чем днем раньше. Сначала действовали пикирующие бомбардировщики Ju.87, потопившие два торговых судна и миноносец. Несколькими часами позже, еще большее количество Ju.87 вместе с горизонтальными бомбардировщиками атаковали другую колонну судов из Портленда, и опять с некоторым успехом. Английские перехватчики атаковали немецкие самолеты, но, в свою очередь, были обстреляны немецкими истребителями. Потери возрастали. Стала вырисовываться сравнительная эффективность воздушной техники сторон. “Спитфайр” и Bf.109 мало отличались друг от друга в бою, “стодевятка”, однако, превосходила “харрикейн”, который, в свою очередь, был лучше Bf.110. Из немецких бомбардировщиков Ju.87 был легкой добычей (ВВС Германии [110] потеряли 8 таких самолетов в тот день), a Do.17 и He.111 (которые появлялись над Портлендом) были очень уязвимы, если действовали без прикрытия. Впрочем, и лучший из немецких бомбардировщиков, Ju.88, был слабо защищен от вражеских истребителей.
Все зависело от исхода борьбы между истребителями первого класса: Bf.109 против “спитфайров” и “харрикейнов”. В тот день перевес оказался на стороне немцев: они лишились только трех Bf.109, в то время как английские потери составили 5 “спитфайров” и 6 “харрикейнов”, причем половина пилотов были убиты или ранены.
Удовлетворяло англичан лишь то, что сражение доказало возможность перехвата самолетов противника по командам с земли. Постепенно показатели работы системы радионаведения улучшались, так как наземные операторы набирались опыта.
Немецкие разведчики, пытавшиеся воспользоваться хаосом, чтобы незаметно пройти через оборону англичан, были в замешательстве: слишком часто они оказывались “пойманными”. Из ста самолетов, отправленных на подобные полеты в тот день, около [111] < Карта “Битва за господство в воздухе и за Проливы” > [112] 30 процентов вернулись, когда были обнаружены; 40 процентов были вынуждены скрыться от погони в облаках и 30 процентов были либо подбиты, либо сильно повреждены. Лучшим тактическим приемом, который придумали немцы, была маскировка разведчиков группой самолетов, участвующих в налете на города или аэродромы. Уже над вражеской территорией разведчики отделялись от бомбардировщиков и уходили в глубь Британских островов — английские предупредительные системы, как правило, следили за основной группой и теряли след отдельных самолетов. Впрочем, несмотря на несколько удачных вылетов, немцы не были удовлетворены собранной информацией; до сих пор они знали слишком мало о составе английских береговых частей, не говоря уже о войсках, дислоцированных в глубине страны.
Решающее значение для будущих побед имела кампания по установке минных заграждений на море. Мины выставлялись преимущественно с воздуха, и делалось это с непреклонной решимостью: самолеты посылались на задания даже в ночи на 19 и на 20 июня, когда все другие вылеты были отложены из-за нелетной погоды.
Хотя установку мин можно было производить и днем — надводными силами под прикрытием “воздушного патруля” и береговой артиллерии и ночью — с воздуха, — полностью парализовать работу портов не представлялось возможным. Английские истребители контролировали узкие проливы в короткие часы темноты, что создавало угрозу самолетам-постановщикам мин. Выставленные мины уничтожались тральщиками; бомбардировщики бомбили фарватеры, чтобы закончить дневную очистку “прочищенных каналов”, по которым двигались колонны судов. Установка минных заграждений, задуманная как часть операций по прикрытию флангов вторжения, оказалась в известном смысле обесцененной.
Основную роль в минных постановках немцы отводили воздушным силам, но самолеты-носители смогли сбросить только незначительную часть необходимых мин, — хотя и делали это с [113] надлежащей точностью. Все же воздушное минирование имело свои последствия — не только по принесенным повреждениям, но и по сдерживающему эффекту, который оно произвело на операции береговых сил. Был сильно поврежден эскадренный миноносец из Ширнесса; то и дело вооруженный траулер или какой-либо другой корабль подрывались на минах. (Еще три английских миноносца были повреждены при бомбежке Дувра.)
В сложившейся стратегической обстановке такие потери военно-морское министерство Великобритании просто не могло себе позволить.
Для Даудинга, к концу июня, ситуация выглядела удручающе. Хотя производство истребителей резко возросло, а английские летчики хорошо проявляли себя, если вступали в бой с равными силами противника, в большинстве воздушных сражений отмечалось заметное преимущество эскадрилий “Люфтваффе” в силах. Потери в рядах пилотов начали превышать пополнения. Между тем враг, располагая большими резервами летчиков (набор 1939 года составлял от 10 до 15 тыс. человек, более чем достаточно для длительной кампании), не демонстрировал ни малейшего замешательства. Слабым местом немцев была, скорее, нехватка самолетов; хотя английская разведка приписывала немецкой промышленности производство 1500 самолетов в месяц и считала, что в составе ВВС Германии насчитывается 5000 самолетов в действии, реальными цифрами были 725 и 2000 соответственно. Эти показатели, конечно, ограничивали Геринга, но цифры, приведенные английской разведкой, сдерживали Даудинга, который стал еще одной жертвой ложных донесений, представленных его же союзниками.
Пока что он считал своей основной задачей восстановить истребительные эскадрильи и довести их количество до пятидесяти двух, как того требовал план обороны Великобритании. [114]
Плохо функционировали спасательные службы флота. Это означало, что английские летчики, подбитые над морем, имели меньше шансов выжить, чем немецкие пилоты, которых подбирали гидросамолеты Не-59В, окрашенные в белый цвет. Немцы действовали под зашитой Красного Креста — практика, которую не одобряли англичане, в скором времени начавшие сбивать эти самолеты (после того, как немцы проигнорировали предупреждения, сделанные по дипломатическим каналам).
Морское министерство Великобритании требовало обязательно сохранить береговую торговлю, что вынудило Даудинга расположить эскадрильи у побережья — на аэродромах Лимпна, Хоукинга и Мэнстона, дабы обеспечить охранение конвоев в реальном времени. Обычно, однако, эти самолеты не успевали вовремя набрать высоту, необходимую, чтобы перехватить высотные бомбардировщики. Напротив, их самих легко “перепрыгивали” немецкие истребители, которые держали инициативу в своих руках.
Вызывала беспокойство уже обнаружившаяся уязвимость аэродромов. Двадцать седьмого июня одинокий фоторазведчик Ju.88, летевший на малой высоте, проскользнул над Хоукингом, не получив ни одного выстрела в свою сторону, — и это была не единичная случайность. Низко летевшие самолеты было трудно обнаружить, обе стороны это знали.
Двадцать восьмого июня Даудинг обратился к военно-морскому министерству Великобритании с просьбой прекратить дневное передвижение торговых судов, чтобы снять напряжение со своих истребителей — и одновременно сохранить миноносцы. Но Черчилль отказался, сочтя такое отступление неким признанием слабости Британской империи, и решение было отложено.
Батареи Ла-Манша открывают огонь
Двадцать девятого июня, вскоре после рассвета, в Дувре и Фолкстоуне сработали сирены, оповещая о приближении традиционной [115] утренней смены разведчиков. А несколькими минутами позже прозвучал громкий взрыв рядом с батареей Лэнгдона, охраняющей вход в гавань Дувра. Те, кто не успел спрятаться в укрытиях или глубоких бункерах, подготовленных еще до войны местным муниципалитетом, были захвачены врасплох, но скорее удивлены, чем напуганы. Люди, которые отказались покинуть Дувр , и близлежащие города, уже привыкли к жизни под огнем и разбиралисьв бомбежках лучше, чем жители любых других районов Великобритании. Они знали на собственном опыте, что упавшая поблизости бомба вызывает пятиминутный шок, потом следует двухчасовое восстановление, сменяющееся долгим периодом эйфории при воспоминании о происходящем; они знали, как возвращается нормальная жизнь и приходит гордость от преодоления страха и последствий травм, — так бывало всегда, за исключением тех случаев, когда события громоздились друг на друга, смешивая эмоциональные состояния в некий коктейль из страха, напряжения, отчаяния, гордости и усталости.
Этот особенный взрыв прозвучал странно и вызвал интерес уже потому, что ни одного самолета поблизости не было слышно. Три минуты спустя, послышался другой взрыв рядом с гаванью, и тем, кто хорошо изучил звуки войны, стало ясно, что город подвергается артиллерийскому обстрелу с французского побережья. Снаряды падали друг за другом залпами по четыре с регулярными и довольно длинными перерывами, — немецкие орудия систематически обстреливали гавань.
В это время к порту приближалась колонна из 18 торговых судов в сопровождении двух миноносцев. Судя по показаниям радаров системы оповещения, этот конвой мог быть целью для вражеских бомбардировщиков. Незамедлительно миноносцы, которые провели ночь в патруле, вышли в море и присоединились к охранению конвоя.
То, что произошло потом, оказало решающее воздействие на исход всей операции “Морской лев”. Пикирующие бомбардировщики атаковали корабли из Фолкстоуна. Орудийные расчеты из Булони и Кале обратили внимание на разрывы бомб и открыли огонь по конвою. Было видно, как корабли то исчезали за столбами воды, то снова появлялись; артиллерия эсминцев непрерывно стреляла по воздушным целям, но на многих устаревших миноносцах угол возвышения орудий был ограничен [116] сорока пятью градусами; такие орудия были бесполезны против бомбардировщиков, пикирующих под большим углом.
Совсем не повезло лидеру “Кодрингтон”, который был потоплен Ju.87 при выходе из гавани. И это было лишь началом дня, в течение которого сражение охватило весь Ла-Манш, в результате чего сильно пострадали эскортные корабли.
Один такой корабль был поврежден недалеко от Портленда, еще один миноносец потопили “хейнкели-111” у побережья Саффолка. Дневная работа стоила ВВС Германии пятнадцати бомбардировщиков, гидросамолета-установщика мин и девяти истребителей, но взамен немцы уничтожили пятнадцать английских истребителей и два легких бомбардировщика “бленхейм” (во время разведывательной миссии у берегов Бельгии).
Подсчитав потери, Министерство воздушных путей сообщения, равно как и Морское министерство Великобритании перестали настаивать на том, что перемещение судов по Ла-Маншу в дневное время суток должно продолжаться и впредь. Выгодные для врага цели должны были быть ограждены от него, самолетам RAF запретили вступать в бой, если складывается тактически невыгодная обстановка, а Королевский флот отныне входил в Ла-Манш только ночью.
Британский флот отступает
Даудинг настоял на своем. Количество колонн судов должно быть уменьшено, и корабли должны форсировать Па-де-Кале только ночью. Перехват вражеской авиации будет осуществляться исключительно над районами сухопутного вторжения, чтобы избежать опасности сражения над водой. Одновременно с этими решениями морское министерство Великобритании неохотно вывело свои миноносцы из Дувра и направило их в Портсмут. Это, как правильно отметил довольный и весьма оптимистически настроенный Кессельринг, было “тактической победой высшей степени важности”. Уход миноносцев и очевидное нежелание истребителей Королевских ВВС вступать на следующий день в сражение над проливом предоставили и авиации Германии и ее флоту полную свободу действий в Па-де-Кале в дневное время. И самое главное: раз немецкие корабли днем передвигались по проливу по своему усмотрению, они могли выставлять большое количество [117] мин заграждения. Теперь подводные лодки и самолеты могли сконцентрироваться на установке мин непосредственно в английских водах. Активные заграждения, выдвинутые к побережью, изматывали британские тральные силы.