Маргарет Уэйс и Трейси Хикмен
Второе поколение
СЫН КИТИАРЫ
1. Странная просьба всадника синего дракона
Осень царила в Ансалоне, осень царила в Утехе. Карамон уже в третий раз за вечер повторил, что никогда прежде не видел деревьев долины в уборах столь пышных и ярких, как нынче. Красным огнем полыхают клены, а листья берез осыпаются на землю червонным золотом, каким сияют новенькие монетки, которыми расплачиваются редкие приезжие из Палантаса. И Тика, жена Карамона, в третий раз кивнула, соглашаясь: и вправду никогда еще не был праздник осени так ярок в Утехе.
Но когда он вышел из трактира - выкатить из погреба новую бочку темно-золотого эля, - Тика рассмеялась и покачала головой:
- Слово в слово то же самое говорил он и в прошлом году, и в позапрошлом. С каждой осенью у него листья все ярче и ярче, скоро они станут всех цветов радуги!
Посетители встретили ее слова дружным хохотом. Самые неугомонные принялись подшучивать над гигантом, когда он вернулся в трактир с огромной бочкой на плече.
- В этом году все листья какие-то тускло-коричневые, - сказал один скучающим тоном.
- И вдобавок сморщенные, - подхватил другой.
- Ну да, и осыпаются слишком рано, даже не пожелтев-то как следует, - заявил третий.
Карамон был глубоко уязвлен. С жаром принялся доказывать он маловерам, что все совсем не так, и даже потащил двоих вон из трактира к ближайшему клену. Пригнув книзу толстую ветку, он тыкал их в листья чуть ли не носами, приговаривая: "Ну, кто из нас прав?"
Шутники - старинные завсегдатаи трактира - нехотя соглашались, что прав Карамон. Листья и в самом деле никогда еще не были так прекрасны, как в эту осень. После этого Карамон, надувшись от гордости, словно он собственноручно красил каждый листок, сопровождал посетителей обратно в трактир и ставил проспорившим бесплатную выпивку. Это тоже повторялось из года в год.
Но нынешняя осень действительно была необычной для трактира под вывеской "Последний Приют". Никогда еще не случалось в этих краях такого наплыва постояльцев, и Карамон был склонен приписывать это оживление на дороге все тем же листьям. Действительно, многие приходили в долину в том числе и полюбоваться на удивительные деревья, что росли только здесь и нигде больше во всем Кринне. Не так давно установившийся мир побуждал к созерцанию прекрасного.
Но основной целью путешественников были все же не деревья, тут не брался спорить даже романтик Карамон. Близившийся Совет Магов привлекал людей гораздо больше, чем разноцветные листья - как бы хороши они ни были.
Ибо Совет Магов Кринна собирался крайне редко - только тогда, когда главы трех орденов - Белого, Черного и Алого - решали, что пора обсудить текущие дела. Но если уж виделась такая необходимость, созывались все от недоучек-неофитов до седых стариков, о которых еще при жизни слагались невероятные легенды.
Маги всего Ансалона съезжались этой осенью к Башне Вайрет, чтобы принять участие в Совете. Было приглашено и несколько умельцев из народа Серой Драгоценности, они не пользовались магией и не творили заклинаний, но были известны как искуснейшие мастера магических предметов и драгоценностей. Не менее почетными гостями были пятеро или шестеро гномов. Пытались прорваться на Совет и кендеры - но были вежливо повернуты назад еще у границ.
"Последний Приют" назывался так недаром: он был и в самом деле последним трактиром на этой дороге, и в нем останавливались все, кто направлялся в колдовской Лес Вайрет, где высилась среди столетних деревьев один из четырех оплотов магии на всем материке - Башня Высшего Волшебства. А посему комнаты трактира долго не пустовали.
- И все же они идут сюда любоваться листьями, - упорствовал Карамон в ежевечерних спорах с женой, - потому как любой маг мог бы просто перенестись к Башне, не утруждая себя дорогой и остановками в трактирах.
На это Тика могла только улыбаться, пожимать плечами и кивать: да, должно быть, дело действительно в листьях. И тогда Карамон чувствовал себя невероятно польщенным до нового вечера - и нового спора.
И никто не обращал внимания на то, что каждый из останавливавшихся в трактире магов - или волшебниц - так или иначе упоминал имя брата-близнеца Карамона, Рейстлина, причем упоминал с неизменным почтением. Рейстлин был известен как маг величайшей мощи - и еще большей гордыни. Своим поприщем он избрал темную сторону и едва не уничтожил мир, пытаясь в нем воцариться. Но под конец он одумался и успел спастись из когтей Тьмы - хотя для этого ему пришлось пожертвовать жизнью. Все это случилось около двенадцати лет назад, и с тех пор в "Последнем Приюте" комната Рейстлина всегда пустовала - как бы ни был велик наплыв постояльцев. В ней имелось множество всяческих безделушек (многие из них - наверняка волшебные), и некоторым особо почетным гостям изредка разрешалось взглянуть на бывшую обитель великого мага. Разумеется, ни один кендер никогда и близко не подпускался к лестнице на второй этаж.
До начала Совета оставалось всего три дня, и в этот вечер - впервые за всю неделю - трактир был пуст. Последние постояльцы покинули его еще на рассвете, ибо путь к Лесу Вайрет был не столько долог, сколько извилист, - не путешественники вступали в него, а он впускал их. Или не впускал, и тогда можно было весь день пробродить у его границ, описывая круг за кругом.
Итак, маги ушли, а обычные завсегдатаи еще не появлялись. Обитатели Утехи и соседних городов, обычно сходившиеся вечерами в трактире за кружкой зля или миской тушеного картофеля, предпочитали держаться подальше, пока не схлынет поток мимоезжих волшебников. В Ансалоне недолюбливали колдунов, даже тех, чей цвет одежд был незапятнанно бел.
Когда Карамон впервые открыл двери трактира опасным постояльцам - в тот год Совет созывался первый раз после Войны Копья, - не обошлось без происшествий. Большинство трактиров отказалось принимать съезжающихся на Совет Магов, а окрестные жители сердито ворчали, что вот, мол, понаехало тут всяких. Один из завсегдатаев "Последнего Приюта" осерчал до такой степени, что напился и чуть не подрался с каким-то молодым магом из Алых.
О том вечере толковали и по сей день, ибо это был один из немногих случаев, когда обычно благодушный Карамон вышел из себя. Пьянчужка был выволочен из трактира за шиворот, и его друзьям пришлось потрудиться, чтобы высвободить его, защемленного в развилке дерева, росшего перед трактиром.
После этого случая, едва по Утехе прокатывалась весть о новом Совете, местные любители выпить и посудачить собирались в других заведениях, а Карамон принимал проезжих магов. Потом Совет завершался, маги разъезжались, завсегдатаи как ни в чем не бывало возвращались в "Последний Приют", и жизнь входила в обычное русло.
- Сегодня, заявил Карамон, отрываясь от чистки ножей и многозначительно глядя на жену, - мы ляжем спать пораньше.
Они были женаты уже двадцать второй год, и двадцать второй год Карамон утверждал, что он женился на самой прекрасной женщине Кринна. У них было пятеро детей - три мальчика, старшему из которых, Танину, исполнилось уже двадцать дет, Стурму было девятнадцать, шестнадцать Палину; и две девочки - Лаура и Дезра, пяти и четырех лет от роду. Двое старших мечтали когда-нибудь удостоиться чести посвящения в рыцари и скитались по свету в поисках приключений. Младший, Палин, часами просиживал за книгами, пытаясь учиться магии. "Это ненадолго, - говорил, улыбаясь, Карамон. - Вот вырастет парень, и пройдет дурь". Что же до девочек... впрочем, эта история - не о них.
- Было бы очень славно, - повторил Карамон, - лечь сегодня пораньше - ради разнообразия.
Тика, намывавшая пол в общей зале, нагнула голову, чтобы спрятать улыбку, и притворно тяжело вздохнула.
- Да, - сказала она, - это было бы и в самом деле славно. Я так устала за последние дни, что сегодня, наверное, усну, едва донесу голову до подушки.
Карамон обеспокоено глянул на нее:
- Но, может быть, ты все-таки не так сильно устала, дорогая? Палин явится на каникулы только через месяц, старшие отправились навестить Золотую Луну и Речного Ветра, девочки уже спят. В трактире ни души, только ты да я, и я думал, что нынче вечером мы... э-э... немного поговорим...
Тика едва не смеялась в голос, старательно пряча лицо.
- Нет-нет, я и в самом деле слишком устала, - проговорила она с новым тяжелым вздохом. - И надо еще сменить белье и поставить мясо на утро...
Широкие плечи Карамона поникли, он отвернулся.
- Что ж, - пробормотал он, - раз так... Иди ложись, я закончу все сам.
Отшвырнув тряпку, Тика со смехом бросилась к мужу и обвила руками его могучую шею.
- Ты дикий ненасытный медведь! - сказала она нежно. - Я смеялась. Конечно же, раз здесь только ты да я, мы пойдем в постель пораньше и "поговорим", как ты это называешь! Гаси огни и запри дверь. Оставшиеся дела могут подождать до утра.
Карамон, ухмыляясь во весь рот, направился к двери. Но только он взялся за щеколду, как снаружи раздался тихий стук.
- О, только не это! - выдохнула Тика, нахмурясь. - Кого это принесло в такой поздний час? - Она задула свечу на столе и прошептала: - Сделай вид, что не слышал. Может, они уберутся восвояси.
- Как-то нехорошо, наверное... - пробормотал мягкосердечный Карамон. - Теперь по ночам холодновато...
- Ты неисправим! - всплеснула руками Тика. - Есть же еще трактиры кроме нашего...
Стук повторился, на этот раз более громкий, и чей-то высокий голос за дверью крикнул:
- Эй, есть там кто-нибудь? Я понимаю, уже поздно, но я одна и боюсь бродить в темноте!
- Это женщина, - сказал Карамон, и Тика поняла, что настаивать бесполезно.
Если еще какого-нибудь странствующего рыцаря ее муж мог отправить среди ночи искать другой трактир, то оставить на улице женщину, да еще без спутников, - никогда.
Тика злилась и потому не удержалась от ворчливого замечания:
- Что за женщина может бродить по дорогам среди ночи? Уж конечно, какая-нибудь побирушка!