Он не двинулся с места, а я не желала проходить сквозь него. Альберт отвернулся от меня и обратил мрачный взгляд на Камерона.
Кэм вышел вперед и протянул пустые ладони.
— Я обещаю, что не сделаю им ничего плохого, — сказал он. — Я… даю слово. Мне просто нужна помощь, и я надеюсь, что твои друзья мне помогут. Понимаешь?
Альберт еще секунду не отводил взгляда, потом кивнул и удалился. Кэм посмотрел на меня.
— Крепкий орешек. Наверное, работал вышибалой.
Я улыбнулась, и мы пошли к двери. На стук открыл Бен Дэнзигер. Он оглядел Камерона с ног до головы не менее пристально, чем Альберт, и отступил на шаг.
— Заходите.
Мара высунула голову из кухни.
— Кто-нибудь хочет кофе к пирогу?
— Я с удовольствием, спасибо, Мара, — сказала я.
— Было бы очень неплохо, спасибо, мэм, — сказал Камерон.
— О господи, зови меня Мара. Даже студенты не говорят мне "мэм".
Мара улыбнулась, исчезла на кухне и крикнула оттуда:
— Начинайте. Бен введет меня в курс дела, если я что-то пропущу.
Мы с Камероном переглянулись, Бен повел нас в зал и жестом предложил усаживаться. Сам опустился на кресло с высокой спинкой у камина. Камерон занял уголок дивана, я села рядом с ним, несмотря на головокружение, которого стоило мне это соседство.
— Значит, — начал Бен, — ты думаешь, что твой друг вампир?
Не успела я ответить, как Кэм хохотнул и оскалился, показывая зубы.
— Харпер может думать что угодно, а я знаю. Три месяца назад у меня были абсолютно нормальные зубы. А теперь полюбуйтесь. Я просыпался утром, и у меня билось сердце. Сейчас я не встаю до заката, и по моему пульсу можно засекать скорость движения льдов.
Бен смотрел недоверчиво и в то же время взволнованно.
— Ты уверен, что это не помрачение ума?
— Совершенно.
— Пойди сюда.
Кэм неспешно приблизился к Бену, тот взял его за запястье.
— Черт, ты холодный!
— Ага. Если снаружи мороз, мне надо около двух часов, чтобы набрать комнатную температуру.
— Гм… интересно почему.
— Тепловая инерция, наверно. Если становится слишком тепло, вблизи от меня не особо приятно пахнет. Лето обещает быть забавным.
— На запястье пульс не прощупывается.
Бен протянул руку к шее Кэма.
— Не возражаешь?
Кэм нагнулся. Бен прижал пальцы по бокам.
— На сонной артерии пульса тоже нет.
— С этой стороны яремная вена. Поверьте мне — я изучил свою кровеносную систему вдоль и поперек.
Бен поморщился.
— Ой. Харпер говорила, у меня плохо пахнет изо рта. Не знаю, прилагается это к моему состоянию, или я просто забываю чистить зубы. Я как-то потерял счет времени. Выбился из колеи.
— Могу себе представить.
Бен откинулся на стуле, и Кэм вернулся на диван.
— Ну, ты и вправду похож на… нежить. Ты знаешь, какая у тебя температура тела?
— Не точно. Большинство обычных градусников вообще ее не регистрируют. Наверное, около пятнадцати градусов, но не поручусь.
— Думаю, одного этого достаточно, чтобы признать тебя мертвым. Меня больше интересует, почему ты живой. Может, ты зомби?
— Вряд ли, — сказал Кэм, откидываясь на спинку дивана. — У меня есть свобода воли, я не испытываю потребности в человеческой плоти, только в крови — хотя и ее мне, как правило, хватает около чашки. Я не люблю солнце. Не отбрасываю тени и не отражаюсь в зеркалах — по крайней мере, когда сам смотрю. Иногда могу стать невидимым. Но не для Харпер.
— Что у тебя с рукой? — спросил Бен. — Ты ее бережешь.
— Один урод сломал сегодня ломом, потом Харпер меня подстрелила.
Бен возмущенно уставился на меня.
— Подстрелила?
Я ответила на его взгляд с не меньшим возмущением.
— Он на меня напал.
— Эй, ничего страшного, — вмешался Кэм. — Я заслужил. К тому же скоро все пройдет. Я быстро выздоравливаю.
Бен подошел к Кэму.