— А, нормально, кажется. Ночью без проблем, а сейчас вроде… спит. Ты чуть-чуть разминулась с Марой. У нее собрание на факультете сегодня утром.
— Ничего. Ты всю ночь не ложился? Что-то не вижу ослиных ушей, которые тебе клялась наколдовать Мара, если ты не успокоишься.
— Нет-нет, с этим все прекрасно, но… Слушай, Харпер, мне надо с тобой поговорить.
— Что-то серьезное?
— Да нет, просто происходят странные вещи. Мара говорит о каких-то возмущениях. Она боится, что ты привлечешь кое-кого похуже стража.
— Рада слышать, Бен. Я в опасности сию секунду?
— Она так не думает.
— Тогда это может подождать.
— Немного может, — сдался Бен.
Я протянула ему ключи Камерона.
— Ладно. Штучка на кольце для ключей вырубает сигнализацию. Не забудь сказать Камерону, прежде чем отдашь ключи, иначе система сработает, и вас сожрут соседи. Я позвоню, когда освобожусь, — добавила я.
Бен выглядел озадаченным, но у меня не было желания болтать с ним, пока Квинтон мрачно глядел на меня с переднего сиденья моей собственной машины.
На обратном пути Квинтон дулся первые пять кварталов.
— В чем дело? — потребовала я объяснений.
— Просто беспокоюсь, вот и все.
— Почему?
— Нехорошее предчувствие.
— Неужели?
— Ага. Назови это предрассудком. Наверное, мне просто не нравится твой парнишка. Противно видеть, как милая девушка ввязывается в… стремную историю.
— Я великолепно управляюсь со стремными историями, Квинтон. Я работаю на Пайонир-сквер. Видела и не такое.
Он пожал плечами и замолчал, но хмурился всю дорогу.
Я была рада, когда мы добрались до моего офиса и Квинтон ушел. Увиливая от работы на нежить, я чувствовала себя героиней черного детектива, а замечания Квинтона о стремных историях нисколько не улучшали настроения. Еще я гадала, как буду заносить все это в свои записи по делу.
Я нашла Камерона, но меня до сих пор мучили вопросы и непреодолимое желание их разгадать, особенно если я собираюсь принять предложение Камерона. Я позвонила в офис «ТПМ» и взялась раскапывать, кто пользовался квартирой, когда там жила Сара. Наконец отыскала адвоката по недвижимости по имени Суэто. Мы обсудили неправомерные поступки, судебные иски и уголовные обвинения, и не моя вина, если у нее создалось впечатление, будто мы коллеги.
— "ТПМ" заинтересована во многих предприятиях по операциям с недвижимостью в Сиэтле, — сообщила мне адвокатша. — На самом деле мы владеем зданием и снимаем в нем несколько квартир у управляющей фирмы, чтобы сэкономить на налогах. Еще мы вкладываем деньги в нежилую коммерческую собственность и многие другие компании, не имеющие отношения к недвижимости.
— А кто жил в данной конкретной квартире в интересующее меня время?
Как быстро она раскрылась, так же быстро и захлопнулась.
— Это конфиденциальная информация.
— Да ладно вам, Суэто. Я все равно узнаю.
— Но не от меня, извините. Если у вас нет ордера.
— Что?
— Какое вы дело ведете, еще раз?
— Дурное обращение.
— Простите. Больше ничего сказать не могу. Вам придется показать мне ордер. Приятного дня.
И она повесила трубку.
Теперь мое природное любопытство подогревалось раздражением. Я сходила в архив и убила несколько часов, просматривая дела и бизнес-лицензии. Имен я не выяснила, зато начала понимать, как расколоть скорлупу "ТПМ".
Корпорация частная, поэтому серьезную информацию раздобыть трудно, но я сделала несколько звонков, и один из моих контактов вызвался прислать по факсу все, что у него есть. Другой обеспечил списком газетных статей, в которых упоминался «ТПМ». К концу дня меня должны были завалить бумагами по корпорации.
Пока сыпались эти крохи, я снова попробовала дозвониться Филиппу Стакису. Трубку подняла женщина.
— Алло?
— Здравствуйте, мне нужен Филипп Стакис. Я не ошиблась номером? — спросила я.
Женщина ахнула.
— О господи! — закричала она. — Почему вы не оставите нас в покое?
— Пожалуйста, не вешайте трубку! — взмолилась я. — Я не адвокат и не поверенный. Я всего лишь частный детектив и пытаюсь найти предмет мебели.
Какого черта?..
— Мебели? А, ну да, конечно, — огрызнулась она.
— Нет, правда. Мой клиент ищет старый орган для гостиной, который мистер Стакис купил у Чета Ингстрома в Сиэтле в 1990-м.
На мгновение повисло молчание, затем она спросила:
— Серьезно?
— Да.
— О! У нас его больше нет, — заявила она с лонг-айлендской протяжностью.