- Ну, сколько? - спросил Блейк через минуту.
- Шесть, - ответил я.
Он улыбнулся.
- Говорят, из него можно выжать двенадцать, но у меня получилось только десять. - Блейк взял мой блокнот и добавил к записанным мною словам ещё четыре: "соло", "тост", "ватт" и "волость".
Достав из кармана четвертак, я вручил его сопернику. Он победил меня третий раз кряду. За последние несколько лет Блейк брал верх так часто, что я утратил счет своим поражениям. Впрочем, ему вообще не было равных.
- Кстати, вы слышали о первой модели ДНК? - спросил он.
- Да.
- Жаль. - Блейк покачал головой. - Мне нравится огорошивать этим людей.
Я улыбнулся ему, не в силах скрыть удовольствие.
- А знаете ли вы последние новости об "Азиатской молодежи"? Эта их борьба за право больного отказаться от лечения. Прямо подарок для всякого, кто ратует за применение фтористых соединений.
Об этом я тоже был наслышан. Похоже, моя осведомленность огорчила Блейка, и он побрел прочь в поисках другого собеседника, с которым можно было бы скрестить шпаги.
Блейк коллекционирует медицинско-философские софизмы. Он возносится на вершины блаженства всякий раз, когда ему удается путем логических рассуждений доказать хирургу, что тот не имеет морального права оперировать больного, а терапевту, что его главная обязанность - угробить как можно больше пациентов. Блейк обожает слова и играет понятиями, как ребенок тряпичным мячом. И забавляется этой игрой, потому что она не требует от него никаких усилий. С Артом он поладил мгновенно. Год назад они, помнится, четыре часа кряду спорили о том, несет ли акушер моральную ответственность за судьбу детей, которым он помогает появиться на свет.
Вспоминая разговоры с Блейком, я понимаю, что они не более важны и полезны, чем, скажем, созерцание тренировки атлета в гимнастическом зале. Но Блейк умеет распалить собеседника. У него очень строгий ум, и это дает ему преимущества при общении с представителями самой строгой профессии на свете.
Слоняясь по комнате, я слышал обрывки разговоров и анекдотов и думал о том, что попал на типично медицинское сборище.
- ... а вы слышали о том французском биохимике, у которого родились близнецы? Одного он окрестил, а другого не стал и использует его как контрольный образец...
- ...у них у всех рано или поздно начинается заражение крови...
- ... и он ходил. Ходил, представляете? С содержанием калия...
- ... черт, а чего ещё вы ждали от подпевалы Хопкинса?
- ... вот он и говорит: курить я бросил, но лучше сдохну, чем откажусь от выпивки...
- ... конечно, можно регулировать газы крови, но это не поможет вылечить сосуды...
- ... она была славная девчушка. А как одевалась! Наверное, они потратили на её гардероб целое состояние...
- ... конечно, он взбесился. А кто бы не взбесился...
- ... какая там олигурия. Он пять суток не мочился и все равно выжил...
- ... у семидесятичетырехлетнего старика. Мы провели частичное иссечение и спровадили его домой. Все равно она медленно растет...
- ... печень провисла до колен, честное слово, и никакой патологии!
- ... она грозилась выписаться, если мы не прооперируем, так что, понятное дело...
- ... а студенты вечно ропщут, их хлебом не корми...
- ... похоже, девчонка просто откусила ему эту деталь...
- ... правда? Гарри - с той маленькой сестричкой из седьмой палаты? Белокурая такая?
- ... просто не верю. Он публикует столько научных статей, что человеку жизни не хва...
- ... метастазы до самого сердца...
- Короче, история такая. Тюрьма в пустыне и двое заключенных. Один старик с пожизненным сроком, другой - молодой новичок. Парень без умолку болтает о побеге. Проходит несколько месяцев, и он рвет когти. Через неделю охранники водворяют его обратно в камеру, полуживого от голода и жажды, и он рассказывает старику, какие страсти-мордасти пережил на воле. Песок до горизонта, нигде ни одного оазиса, никакой жизни. Старик послушал малость, и говорит: "Да знаю я, знаю. Двенадцать лет назад сам бежать пытался". "Правда? - спрашивает молодой. - Так чего ж ты мне ни разу за все эти месяцы не сказал, что лучше не рыпаться? Почему не предупредил, что это бесполезно?" А старик пожал плечами и отвечает: "Так кто же станет публиковать отрицательные результаты?"
Часам к восьми, когда я уже начал уставать, в комнату вошел Фриц Вернер. Он приветственно махал рукой и что-то весело говорил. Я двинулся к нему, но на полпути меня перехватил Чарли Фрэнк.
Чарли стоял, согнувшись пополам, с физиономией, искаженной гримасой боли, как будто его только что пырнули ножом в живот. Вытаращенные округлившиеся глаза смотрели скорбно и печально. Можно было подумать, что Чарли лицедействует, но это был самый что ни на есть подлинный его облик. От него веяло приближающейся бедой, тяжко нависшей над согбенными плечами, гнувшей его к земле. Я ни разу не видел на лице Чарли улыбку.
- Ну, как он там? - сдавленным полушепотом спросил он.
- Кто?
- Арт Ли.
- Все в порядке.
Я не испытывал ни малейшего желания говорить о Ли с Чарли Фрэнком.
- Его и правда арестовали?
- Да.
- О, боже! - ахнул Чарли.
- В конце концов все утрясется, - сказал я.
- Вы действительно так думаете?
- Да, - ответил я. - Действительно.
- Господи! - Чарли закусил губу. - Могу ли я чем-то помочь?
- Едва ли.
Он все никак не отпускал мой локоть. Я многозначительно посмотрел на Фрица, в надежде, что Чарли заметит мой взгляд и отцепится, но этого не произошло.
- Послушайте, Джон... Тут некоторые говорят, что и вы тоже замешаны.