- И только?
- Разумеется, - с холодком в голосе заявил я.
- И ваши встречи в кафетерии по четвергам и пятницам - чистая случайность?
- Да. Наши смены...
- А как, по-вашему, эта Сандра относится к вам?
- Мы просто знакомы. Она на десять лет моложе меня.
- Разве вам не лестно, что...
- Куда это вы клоните? - сердито спросил я, хотя уже знал ответ.
Сандра работала медсестрой на восьмом этаже терапевтического отделения. Она была очень мила - с большущими глазами, тонкой талией, чарующей поступью...
- Между нами ничего не было, - сказал я.
- И не будет, - согласился Фриц. - Тем не менее, вы продолжаете встречаться с ней дважды в неделю.
- С ней приятно поболтать, отвлечься от работы, - объяснил я. - Два раза в неделю. Свидания в укромном уголке, в пробуждающей нежные чувства обстановке кафетерия Линкольновской больницы!
- Не надо повышать голос.
- Я и не повышаю, - гораздо тише произнес я.
- Вы понимаете, - продолжал Фриц, - мужчины ощущают не так, как женщины. Вы не считаете себя обязанным заходить дальше разговоров в отношениях с этой девушкой. Вам вполне достаточно того, что она слушает вас, ловит каждое ваше слово, немного влюблена в вас...
- Фриц...
- Вот что я вам скажу. Давайте рассмотрим один случай из моей практики. Был у меня пациент, терзаемый непреодолимым желанием убивать людей. Он боялся, что однажды и впрямь угробит кого-нибудь. Но в конце концов этого человека пригласили на Средний Запад на должность тюремного палача, и он стал зарабатывать свой хлеб, поджаривая преступников. Причем делал это очень умело, стал лучшим палачом за всю историю штата. Теперь у него несколько патентов на рацпредложения по ускорению и обезболиванию процедуры казни. Человек сделал смерть предметом научного исследования, он любит свою работу и предан ей. И смотрит на разработанные им методики и усовершенствования почти как врач. Как на средство облегчения страданий, более быстрого перехода в лучший из миров.
- Ну, и что?
- Я хочу сказать, что вполне нормальные желания и устремления могут принимать любые формы, в том числе и незаконные. И каждый должен найти свой способ разрешения трудностей.
- А при чем тут Карен? - спросил я.
- А вот при чем. Вы когда-нибудь задумывались о том, почему она была так близка с матерью и так далека от отца? Почему после кончины матери избрала столь необычную линию поведения? Беспорядочная половая жизнь, дурман, самоуничижение. Даже дружба с любовницей отца.
Я откинулся в кресле. Фриц опять ударился в риторику.
- Девушка переживала потрясения определенного толка, определенным образом реагировала на них, то защищаясь, то, наоборот, нападая. Так она отзывалась на происходящее с её родителями, на те события, о которых знала. Иначе она не могла. В каком-то смысле слова Карен пыталась упорядочить свою жизнь.
- Тоже мне, порядок, - буркнул я.
- Да, верно, - согласился Фриц. - Мерзкий, грязный, извращенный, но порядок. Вероятно, она просто не могла создать какой-то другой.
- Хотелось бы мне поговорить с этой Сайн, - сказал я.
- Невозможно. Полгода назад она вернулась в Хельсинки. И Карен превратилась в неприкаянную душу. Ни друзей, ни поддержки. Во всяком случае, так ей представлялось.
- Ну, а Бабблз и Анджела Хардинг?
Фриц смерил меня долгим взглядом.
- Вы о чем это?
- Разве они не могли поддержать ее?
- Спасение утопающих - дело рук самих утопающих? - желчно проговорил Фриц.
6
Громила Томсон был знаменитым борцом пятидесятых годов и обладателем весьма примечательной плоской головы, похожей на лопату, которой он и припечатывал своих соперников к ковру, нередко ломая им ребра. Несколько лет это забавляло невзыскательную публику и приносило доход, которого хватило на приобретение бара. Теперь тут собирались молодые врачи, юристы, служащие. Заправлял заведением сам Томсон, причем весьма толково, с успехом доказывая, что мыслительная деятельность никак не зависит от формы черепной коробки. Разумеется, у него были свои заморочки (например, вы могли войти в бар, только тщательно вытерев башмаки о кусок борцовского ковра у двери. А на стенах висели бесчисленные фотопортреты хозяина), но в общем и целом заведение было очень даже ничего.
Когда я вошел, в зале сидел только один посетитель, крепкий щеголеватый негр. Устроившись в дальнем конце стойки, он разглядывал бокал мартини. Я сел и заказал порцию шотландского виски. Томсон самолично управлялся за стойкой, рукава его рубахи были закатаны, обнажая мощные волосатые ручищи.
- Вы знаете парня по имени Джордж Уилсон? - спросил я.
- Конечно, - с кривой усмешкой отозвался Томсон.
- Скажете мне, когда он придет?
Громила кивнул на негра.
- Он уже пришел.
Негр поднял голову и улыбнулся мне добродушной, немного растерянной улыбкой. Я подошел и пожал ему руку.
- Извините, - сказал я. - Джон Берри.
- Ничего страшного, - ответил негр. - я и сам не привык встречаться в барах.
Уилсону не было ещё и тридцати лет. Вдоль его шеи от правого уха тянулся светлый шрам, исчезавший под воротником сорочки. Глаза негра смотрели спокойно и безмятежно. Подтянув узел черно-белого галстука, он сказал:
- Пойдемте в отдельную кабинку?
- Пожалуй.
- Повтори, Громила, - бросил Уилсон через плечо. - Обоим.
Человек за стойкой подмигнул.
- Вы работаете у Брэдфорда? - спросил я.