- У тебя усталый вид, - сказал Хэммонд.
- Это потому, что я устал. У меня выдалась утомительная неделя.
- Я хочу сказать, что ты засыпаешь на ходу.
- Да не дергайся ты, - ответил я и посмотрел на часы. После нападения на меня минуло почти два часа. Этого времени хватило бы с избытком.
Может быть, что-то сорвалось?
В этот миг из-за угла вырулила полицейская машина. Сирена ревела, покрышки визжали, синий огонек мерцал. Сразу же за ней появилась карета "скорой помощи", а затем - ещё один автомобиль. Из него выскочили двое парней в костюмах - репортеры. Я сразу узнал их по взволнованным, предвкушающим физиономиям. Один из них держал в руках фотоаппарат.
- Никаких снимков, - предупредил я его.
Распахнулись дверцы "скорой", появились носилки с распростертым на них телом. Сначала я увидел одежду - брюки с разрезанными штанинами, вспоротые рукава. Казалось, тело побывало в каком-то чудовищном токарном станке. Потом холодный свет ламп у входа залил лицо, и я узнал Романа Джонса. Над его правым ухом виднелась глубокая вмятина, будто на прохудившемся футбольном мяче, темные губы отливали синевой.
Полицейские выключили маячок, мигание прекратилось. Хэммонд приступил к работе прямо на улице. Он действовал быстро и сноровисто: левой рукой взял Джонса за запястье, прильнул ухом к его груди, а правой рукой ощупал артерии на шее негра. Мгновение спустя он выпрямился и, ни слова не говоря, начал массаж грудной клетки; одну ладонь он прижал к груди Джонса плашмя, другую - только подушечкой. Движения его были резкими, мощными и ритмичными.
- Вызовите анестезиолога и стажера из хирургии. Привезите реанимационную каталку. Введите арамин, одну десятую процента. Кислородную маску. Положительное давление. Так, за работу.
Мы вкатили Джонса в одну из небольших палат интенсивной терапии. Хэммонд ни на миг не прерывал массаж сердца и ни разу не сбился с ритма. В палате нас уже ждал стажер хирургического отделения.
- Остановка сердца? - спросил он.
- Да, - ответил Хэммонд. - И дыхания. Пульса нет.
Хирург схватил бумажный пакет и достал пару резиновых перчаток, не дожидаясь, пока это сделает медсестра, и не сводя глаз с неподвижного тела Романа Джонса.
- Сейчас вскроем, - сказал он, сжимая и разжимая пальцы.
Хэммонд кивнул, продолжая массировать сердце, хотя и без особого успеха; губы и язык Романа делались все чернее, кожа на щеках и ушах тоже темнела и покрывалась пятнами.
Ассистент укрепил кислородную маску.
- Сколько, сэр? - спросила медсестра.
- Семь литров, - ответил хирург.
Ему подали скальпель. Одновременно медсестра убрала с груди Романа ошметки одежды. Никто не потрудился снять с него штаны и все остальное. Хирург шагнул вперед; лицо его сохраняло невозмутимое выражение, правая рука крепко сжимала скальпель, указательный палец плотно лежал на лезвии.
- Ладно, - молвил хирург и сделал ровный надрез поверх ребер на левой стороне груди. Разрез был глубокий и шел наискосок; из него текла кровь, но хирург не обратил на это ни малейшего внимания. Обнажив блестящие белесые ребра, он взрезал межреберную мышцу и пустил в ход расширитель. Послышался громкий хруст, затем - хлопок. Ребра лопнули, будто проволока. Мы увидели спавшиеся морщинистые легкие и увеличенное синеватое сердце. Оно не билось, но и не было неподвижным. Больше всего оно напоминало мешок, в котором копошатся черви.
Хирург начал прямой массаж. Плавно и мягко, согнув сначала мизинец, потом - безымянный, средний и указательный пальцы, он "выжал" сердце, освободив его от крови, затем принялся резко сжимать и разжимать кулак, покряхтывая в такт движениям.
Кто-то принес аппарат для измерения давления, и Хэммонд взялся за "грушу". Несколько секунд он молча следил за стрелкой и, наконец, сказал:
- Ничего.
- Фибрилляция есть, - ответил хирург, продолжая массаж сердца. Давайте подождем. Адреналина пока не надо.
Прошла минута. Еще одна. Кожа негра делалась все темнее.
- Слабеет. Пять кубиков адреналина, один к тысяче.
Медсестра приготовила шприц, и хирург ввел лекарство прямо в сердечную мышцу, после чего возобновил массаж.
Я наблюдал, как аппарат искусственного дыхания ритмично наполняет легкие воздухом. Но Роман явно умирал. Через несколько минут хирург сдался.
- Все, - сказал он, извлекая руки из грудной полости, снимая перчатки и бросая последний взгляд на Романа Джонса. Затем он осмотрел раны на груди и предплечьях покойного, вмятину на черепе, и добавил: - Вероятно, первичная остановка дыхания. Его сильно ударили по голове. - Хирург повернулся к Хэммонду. - Вы составите медицинское заключение?
- Да, конечно, - ответил Хэммонд.
В этот миг распахнулась дверь, и в палату вбежала медсестра.
- Доктор Хэммонд, вас зовет доктор Йоргенсен, - сообщила она. Привезли девушку в гемморагическом шоке.
* * *
Первым, кого я увидел в коридоре, был Питерсон в цивильном костюме. Он был растерян и раздражен, даже не сразу узнал меня. А узнав, дернул за рукав.
- Э... послушайте, Берри...
- Не сейчас, - ответил я, шагая следом за Хэммондом и медсестрой в другую палату. Там лежала навзничь бледная как смерть девушка с обмотанными бинтами запястьями. Она была в сознании, но едва соображала; голова её металась по подушке, из горла вырывались тихие стоны.
Над девушкой склонился ординатор Йоргенсен. Увидев Хэммонда, он сказал:
- Покушение на самоубийство, вскрыла вены. Кровотечение остановили, сейчас введем цельную кровь.
Он искал вену, чтобы подключить капельницу.
- Перекрестную пробу взяли, запросили кровь из банка. Понадобится не меньше двух единиц. Гематокритное число в порядке, но это ещё ничего не значит.
- Почему в бедро? - спросил Хэммонд, кивая на капельницу.
- Руки пришлось перевязать. С верхними конечностями шутки плохи.
Я подошел поближе и сразу узнал Анджелу Хардинг. И куда только подевалась её красота? Лицо сделалось мертвенно-бледным, вокруг губ выступили синюшные пятна.
- Что скажете? - спросил Хэммонд Йоргенсена.
- Вытащим, - ответил тот. - Если не случится ничего экстраординарного.
Хэммонд осмотрел перевязанные руки Анджелы.
- Повреждения здесь?
- Да, с обеих сторон. Мы уже наложили швы.