- Конечно. Только по какому обвинению?
Он пожал плечами.
- Да по любому. Хотя бы в соучастии.
- А я вчиню вам судебный иск. Вы и опомниться не успеете, как я стрясу с вас два миллиона долларов.
- За вызов на допрос?
- Совершенно верно. За то, что бросаете тень на доброе имя врача. Для людей моей профессии доброе имя жизненно важно, как вам известно. Даже малейшее подозрение может нанести значительный ущерб. И я без труда докажу в суде, что он нанесен.
- Арт Ли избрал другую линию поведения.
Я усмехнулся.
- Хотите побиться об заклад?
Я пошел к двери, и Питерсон бросил мне вслед:
- Сколько вы весите, доктор?
- Сто восемьдесят пять фунтов, - ответил я. - За восемь лет не прибавил ни грамма.
- За восемь лет?
- Да, - сказал я. - С тех пор, как служил в полиции.
Голову будто зажали в тиски. Боль билась, накатывала волнами, изнуряла. Бредя по коридору, я внезапно почувствовал острый приступ тошноты, зашел в туалет и расстался с только что проглоченными бутербродом и кофе. Я почувствовал слабость, тело покрылось холодным потом, но вскоре мне немного полегчало, и я отправился на поиски Хэммонда.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он.
- Ты начинаешь надоедать, - ответил я.
- Видок тот еще, - заметил Хэммонд. - Как бы тебя не вырвало.
- Не вырвет, - пообещал я, доставая из кармана шприц с кровью Джонса и кладя его на тумбочку. Потом я взял новый шприц и спросил: - Ты можешь достать мне мышь?
- Мышь?
- Да, мышь.
Хэммонд нахмурился.
- Вообще-то у Кохрана есть крысы. Возможно, лаборатория ещё открыта.
- Мне нужны мыши.
- Я попытаюсь, - сказал он.
Мы спустились в подвал, пролезая под трубами, преодолели лабиринт подземных переходов и в конце концов добрались до "зверинца". Как и в большинстве крупных базовых университетских больниц, в Мемориалке есть научно-исследовательское отделение, где ставятся опыты на самых разнообразных животных. Мы слышали тявканье собак, шелест птичьих крыльев. Наконец мы подошли к двери с табличкой: "Мелкие объекты", и Хэммонд толкнул створку.
Вдоль стен, от пола до потолка, стояли клетки с крысами и мышами. Воздух был напоен терпким амбре, которое ни с чем не спутаешь. Этот запашок до боли знаком любому молодому врачу. Впрочем, он хоть и мерзок, но весьма полезен в клинической практике: сразу можно распознать больного, страдающего печеночной недостаточностью. В палате, где дышит такой больной, воняет как в помещении, полном мышей. Этот весьма специфический запах даже получил латинское название fetor hepaticus.
Хэммонд выбрал мышку и, как водится, схватил её за хвост. Мышь задергалась, норовя вцепиться зубами в палец своего пленителя, но куда там. Хэммонд поместил зверька на стол и взял за загривок.
- Что теперь?
Я ввел мышке немного крови Романа Джонса, после чего Хэммонд бросил зверька в стеклянную банку. Мышь тотчас принялась носиться кругами, натыкаясь на стенки.
- Ну? - спросил Хэммонд.
- Ты не патологоанатом, - ответил я. - И поэтому едва ли когда-либо слыхал о "мышином тесте".
- Верно.
- Он очень старый. Прежде это был единственный способ определить наличие.
- Наличие чего?
- Морфия.
Спустя несколько минут бег мышки замедлился, мышцы напряглись, а хвостик задрался кверху.
- Результат положительный, - объявил я.
- На морфий?
- Да.
Сейчас, конечно, уже существуют гораздо более точные тесты, например, налорфиновый. Но для покойника сойдет и "мышиный".
- Он был наркоманом? - спросил Хэммонд.
- Вот именно.
- А девушка?
- Скоро узнаем.
Когда мы вернулись, Анджела уже пришла в сознание. Ей влили полтора литра крови. Девушка была очень утомлена и смотрела на нас с неимоверной тоской во взгляде. Впрочем, я устал не меньше. Я просто изнемогал, испытывал страшную слабость и очень хотел спать.
- Давление - сто на шестьдесят пять, - сообщила медсестра.
- Хорошо, - сказал я и, пересилив себя, похлопал Анджелу по руке.
- Как вы себя чувствуете, Анджела?