ЩЕРБИНИН ДМИТРИЙ
ВЭЛРА
...Ему проклятье - время,
Весь холод долгих лет,
Веков печальных племя,
И радостный рассвет...
Тот июньский день выдался вовсе не жарким, хоть и прохладным его назвать тоже было нельзя. На небе провисла пелена облаков, но тоненькая, и свет солнце полним всю ее мягким, живым златом. И от пелены этой освещение хоть и было дневным; но, все же, цвета были приглушены, и границы между тенью и солнечным воздухом - несколько размыты. Был и ветерок, и нельзя его было назвать ни сильным, ни слабым, но он подходил неспешными волнами, тепло обнимал, отходил куда-то, и вновь обнимал...
Вдоль длинного-длинного полукилометрового здания, с белыми стенами медленно брел юноша с бледным лицом, длинными темно-каштановыми волосами, густыми черными бровями, под которыми сияли серебристые, а, временами, изумрудные глаза. Нос прямой, с широкими ноздрями. Сам же юноша был худ, а вся одежда его: и рубашка с длинными рукавами, и брюки, и ботинки - все было темного цвета.
Юноша брел медленно и взор его был устремлен к высоченным, многоэтажным доминам, настоящим небоскребам, которые темными, остроугольными горами высились над городским парком. Парк то начинался метрах в пятидесяти от стены длинного дома у которой юноша шел. Перед парком еще опускался обрыв, и на дне его шумела давимая машина дорога - через обрыв к парку перекидывался мост для пешеходов - обычно оживленный, но теперь ни одного человека на нем не было видно.
Вообще, прохожих было очень мало, да и те, кто проходили - все проскальзывали для Саши обесцвеченными, бескровными тенями. Да он и небоскребов, и парка не видел - все это - привычное - все это вовсе не занимало его. Душа его, сердце, все помыслы его - все устремлено было к девушке, которую он в скором времени должен был встретить. В девушку эту он был долгое время влюблен - влюблен безответно; влюблен страстно. Девушку звали Аней.
Вход в подъезд ее был, вообще-то с другой стороны дома, но так как вернуться она должна была только через час, то молодой человек, не в силах устоять на месте (также, как не в силах он был усидеть дома) - прохаживался вокруг этого полукилометрового здания.
Что он хотел? Хотел выдать все это за случайную встречу, пройтись с нею хоть немного, посмотреть на нее - он надеялся сказать ей что-нибудь милое, чтобы сделать ей приятно, и, самое главное, несмотря на всю ее холодность он надеялся, что она, все-таки, ответит на его чувство. Вновь и вновь вспоминал ее облик - несколько, правда, сокрытый дымкой, так как долгое время они уже не виднелись...
Он вынужден был остановиться, когда проходил возле очередного сквозного пролета - там стояли машины жильцов, а также, там было достаточно не густой и мягкой тени. И вот из этой то тени выступила некая фигура...
Так как юноша, хоть и невидяще, смотрел в сторону небоскребов - голова его был повернута чуть в сторону и в начале на фигуру он не обратил внимание. Точнее, ему даже захотелось повернуть к ней голову, посмотреть что-то необычное, сразу же почувствовал он в ней.
Однако, он, как человек невозмутимый; как человек все время сдерживающий свои, далеко не шуточные страсти - решил так: "Что обращать внимания на эти фигуры? Все они проходят, все то они растворяются без следа - вот повернусь я к ней, взгляну - увижу, а чрез несколько секунд забуду, да и не зачем запоминать, все равно - никогда больше не увидимся".
Фигура, однако, подошла близко и встала не то чтобы на его пути, но чуть в стороне - юноша, если бы шел прямо, должен был, по крайней мере, задеть ее плечом.
И тут почувствовал он приятный, да тут же некой вуалью из поцелуев легший на его сердце запах. Было там что-то, но совсем не много, от цветов, но больше просто веянье неких просторов - каких, юноша не знал, не мог и найти определение этому запаху - разве что запах земли, но какой-то нездешней, живой, сказочной земли.
И тут уж он должен был повернуть голову, посмотреть, да тут и остановиться.
Перед ним стояла высокая (одного с ним роста), черноволосая девушка-цыганка. Да волосы ее были черны, густы и шелковисты - так если бы на ночном небе потухли все звезды, но осталась сама эта бесконечная глубина. Кожа у нее была загорелая, и не то чтобы темная, но живого цвета - видно было, что почти все время проводит она на свежем воздухе.
Черные брови, а под ними то - очи темные. Очи широкие. Нельзя сказать, что они были огромные - нет - они очень гармонично вписывались в лик ее, однако, именно они, если отвернуться и вспомнить ее - занимали, вообще в ней, главенствующую часть. Взгляд растекался по их поверхности, как по тонкому, прозрачному стеклу, под которой - бездна темная (пока темная), но во тьме проступали некие образы, столь таинственно непостижимые, что холодная дрожь пробегала по телу. Очи были живые, они постоянно, как бы говорили и пели нечто, они приближались, они завораживали - взгляд подходил к тонким оболочкам скрывающим бездны и с трепетом заглядывал туда, пока еще не в силах разгадать, что же за волшебство кроется там.
Но, если все же оторваться от очей ее, то - вот правильной формы нос, вот губы - мягкие, и, глядя на них вспоминались облака - теплые, ласковые...
Вот и тело ее, облаченное в длинное, черное платье, с темным поясом; и там угадывалась фигура статная - тело ловкое, и юноша понял, что она и в беге обогнать бы его могла, и прыгнуть гораздо дальше - в общем, все бы она сделала гораздо более ловко, нежели он.
Это была цыганка. Молодая, лет восемнадцати... Юноше подумалось тогда, что, она самая красивая из всех цыганок когда либо живших на земле и должна была бы, по праву, быть их королевой. Также, он почувствовал, что стихия этой девушки ночь - как он мог это объяснить? - да просто видел - ночь с ее извечной, чарующей тайной была и в волосах ее, и, даже, в платье, и главное, конечно же - в очах - там была сама ночь - глубина неизмеримая, глубина бесконечная. Казалось, что он смотрел в озера за которыми открывалось бесконечно глубокое небо.
"Ну, что же я встал то?" - подумалось юноше. - "Что смотреть на нее? Не забывай. зачем тут ходишь... Да и что я ей могу сказать?"
Но тут раздался ее голос. Не громкий, но отнюдь и не тихий, голос ее зачаровывал - хотелось слушать ее - просто слушать, как прекрасную музыку. А что это были за слова! Казалось, каждое из этих, на самом то деле, тысячу раз до того слышанных слов - юноша слышит впервые. Он и не подозревал, что эти, обычно скороговоркой проговариваемые слова, могут нести в себе такую силу, могут звучать, как заклятье, как произведение искусства; что могут так плавно перетекать из одного в другое и, в тоже время, каждое звучать отчетливо, каждое нести образ, чувство.
- Давай познакомимся. - предложила юная цыганка. - Зови меня Вэлрой...
Юноша ничего не отвечал, так как ожидал, что она еще будет говорить, что голос ее будет литься и литься, что новые и новые музыкальные образы зазвучат в воздухе.
- Так вот тебе мое имя - Вэлра. Как же мне называть тебя?
- А меня. - смутился юноша - да смутился до такой степени, что на какое-то мгновенье позабыл свое имя. Потом вспомнил: "Саша" - однако, почему - "Саша", что это за обозначение Меня в сочетание четырех букв? Все же он назвался.
Юная цыганка кивнула, и вот они пошли рядом, продолжая обход полукилометрового дома.
Саша молчал, он ждал, когда заговорит цыганка, да он и не знал, что можно говорить столь необычайному, столь не похожему на всех, кого когда-либо он видел созданию. Какие же у нее могут быть интересы? Что может интересовать девушку с очами в которых сама бесконечность?
И он взглядом прильнул к ее очам - взглянул туда, понял, что, несмотря на кажущуюся глубину, видит лишь самую поверхность.
А Вэлра, все это время внимательно разглядывала его лицо, его глаза - и от взора этого веяло мягкой ночной прохладой, взгляд обволакивал, взгляд погружал в себя.
И она, увидевши его взор, улыбнулась - губы ее лишь немного дрогнули вверх, но вот в очах все пришло в движенье, все, с переливом, потянулось вверх.
И, вновь, по Сашиной спине пробежал холодок, только он представил, что будет - если ее охватит гнев, что если вся эта, бесконечная ночная глубина, в очах ее не легкой улыбкой слегка всколыхнется, но вспыхнет, вдруг, гневом...
Вэлра говорила:
- Я подошла к тебе, Саша, потому, что ты мне очень понравился. Знай, что истинную любовь можно почувствовать только с первого взгляда - мне сразу сердце обожгло, сразу почувствовал, что близкий человек - это и есть любовь. У вас так не принято: знакомятся постепенно, узнавая интересы, общаясь - и как бы влюбляются. Но это не любовь! Потому у вас многие несчастны, потому у многих это величайшее счастье заменено обманом, болью. Их восприятие затуманено, они живут рядом с иллюзией - не своей второй половинкой, но лишь образом созданным этим пресловутым общением, этим стремлением найти общие интересы, а за всем этим - просто боязнь остаться в одиночестве. А истинная любовь - та встреча лишь один раз бывает и свою вторую половинку в этом Мире, можно искать очень долго... - и тут бесконечность в ее глазах стала печальной, и Саша, поспешил отвернуться, так как почувствовал, что, если дольше будет глядеть туда, так, попросту, споткнется обо что-нибудь, упадет...
- Можно искать почти бесконечно долго, но истинная любовь бывает только одна, все остальное - обман. И вот я нашла тебя. Вот говорю тебе то, что никому, никогда не говорила, кроме родителей своих, а также братьев и сестер...
И следующие три слова она выдохнула единым дыханьем - это были не слова, но сами чувства, каждое из слов было погружено в светлые, теплые облака три слова - прозвучавших, как три песни, как три пламенных поэмы:
- Я люблю тебя.
"Любит... Любит... Она меня любит..." - шептал про себя Саша и все никак не мог понять, как это Она его любит.
Тут же, неприятное, грязное сомненье закралось к нему: "Мало ли что на уме у этих цыганок? Может, обворовать меня хочет? Может, одна из тех девиц, которые ищут себе друга, чтобы вытрясти из него деньгу?" - эта мысль тут, рядом с нею, показалось ему настолько грязной, что он Саша тут же передернулся от отвращения к самому себе - да как он только мог подумать такое!
Они, тем временем, прошли полукилометровую стену дома, завернули за угол и шли теперь со стороны подъездов, в тени.
Вэлра, высказавши свое признанье, шла теперь молча. Саша же и не знал, что сказать. Слишком все это было необычайно - да и что ей можно сказать в ответ? Что он ее любит?
Он не знал, не знал... Чувство к Ани например - это чувство, из-за своей неразделенности приносило боль, но он вновь и вновь вспоминал ее облик, вновь и вновь вздыхал, тоскуя. А здесь же не было ни тоски, ни какой-то тяги, просто, весь мир как-то неузнаваемо преобразился - что-то было сказочное, неземное, но Саша не мог сказать, что он ее тоже любит. Он спросил:
- И давно, Вэлра, ты меня заметила?
- Только сегодня. Не то, чтобы это было полной неожиданностью для меня я очень давно ждала этот день, я чувствовала, что встречу тебя, и я ждала. Когда ты появился, я сразу и подошла к тебе.
И она вновь взглянула на него своими темными безднами - взглянула в ожидании, будто знала уже, что он должен был ей ответить.
"Люблю ли я ночь? Люблю ли я непостижимое, в своей необъятности таинство? Люблю ли я это, так на сон похожее состояние?... Пожалуй что да... Но Аня ведь я ее Люблю; ведь - это ее я ждал, ведь ее так страстно люблю вот уже больше года! Как же так, могу я предать свою любовь так вот просто, услышав только признание цыганки, которой никогда раньше и не видел".